Мы склонны предполагать, что в массовом сознании произошла реанимация архетипических ценностей укрепления державы, антизападничества, русского мира. Настроения общества в целом стали более радикальны, чем официальная политика власти. Огромную роль в победе В. Путина сыграла тяжелая внешнеполитическая обстановка, угроза войны, на фоне которой внутренние трудности отошли на второй план. В результате за кандидата от власти проголосовало не только «ядро» его сторонников, но и периферия, которая, несмотря на неудовлетворенность многими действиями властей, не увидела реальной альтернативы. Отметим, что общество четко отделяет В. Путина от других ветвей и этажей власти, высказывая по отношению к ним постоянное высокое раздражение и недовольство.
Данные опроса ИС РАН уже после выборов 2018 г. показали, что уровень доверия президенту (69 % при 17 % не доверяющих) полностью вернулся к ситуации до начала избирательной кампании; эффект от мобилизации быстро сошел на нет.[92] По данным ВЦИОМ, за месяц после выборов рейтинг доверия В. Путину упал на 7 %, до уровня 48 %.[93] Иными словами, мобилизация оказалась успешной, но краткосрочной.
2.6. Структура «мобилизационного консерватизма» и актуальные идеологические расколы
§ 1. Основные расколы
Общеизвестно, что консерватизм современных россиян в значительной степени носит показной, декларативный характер и слабо подтверждается их образом жизни, поведенческими установками, готовностью к мобилизации и другими важными ценностно-мотивационными атрибутами. На практике мы наблюдаем весьма атомизированное посттрадиционное общество, чьи члены сами, на индивидуальной основе строят свои жизненные стратегии, где господствуют ценности массового потребления, основательно разрушены семейные традиции, катастрофически низок уровень общественной солидарности и самоорганизации. Это тот случай, когда автостереотип, представление общества о самом себе резко противоречит реальному состоянию общественной морали и правосознания, фиксируемым объективными инструментами (прежде всего статистикой, но отчасти и опросами тоже).
Сфера политического выбора, формирования государственно-политических аспектов массового сознания, в России находится преимущественно в области идеального, декларативного, и потому воспроизводит больше архетипические пласты сознания масс, чем интересы «реальной политики». На уровне «парадных» ценностей общественная консолидация, сплочение, безусловно, происходит. По данным ВЦИОМ, в 2014–2016 гг. доля россиян, считающих себя патриотами, выросла с 55 %–60 % до 70 %.[94] По данным «Левада-Центра»,[95] за то же время с 55 %–58 % до 67 % увеличилась доля тех, кто гордится символами России – ее флагом, гимном и т. д. Все это внешние рамки «посткрымского консенсуса», его отправная точка. Поводов для критики власти было сколько угодно, поэтому в марте 2018 г., месяце выборов, мы были свидетелями множества протестных акций. Но даже протестуя, ты должен оставаться патриотом, гордиться своей державой и ее символами. В противном случае тебя ждет место в электоральном «гетто», пример тому – плачевные результаты таких кандидатов, как К. Собчак и Г. Явлинский.
Динамика идеологического противостояния в такой ситуации определяется тремя расколами. Первый – между (1) консервативным большинством и (2) либеральным меньшинством. При всей малочисленности последнего различия этих двух «голов» российского орла столь велики, что им пока не о чем договариваться, как это и показали президентские выборы. Мы наблюдали противостояние всех кандидатов, включая оппозиционных, двум – К. Собчак и Г. Явлинскому.
Второй раскол – внутри собственно «консервативного большинства»: между теми, кто (1) в рамках посткрымской мобилизации отдает приоритет идеям державной мощи, и теми, для кого (2) важнее идеи социальной справедливости. Эти две группы, в отличие от первого раскола, не антагонистичны, они во многом пересекаются; вспомним первые митинги сторонников В. Путина в 2012 г., где мирно соседствовали правые националисты в лице А. Проханова и А. Дугина с левыми националистами в лице М. Шевченко и С. Шаргунова. Первые пока полностью поддерживают власть и составляют ее ядро, вторые сильно ее критикуют, но не переходят посткрымских идейных рубежей.
Третий по значимости раскол делит либеральный фланг на (1) правых либералов, относительно равнодушных идеям политической демократии и прав человека, но ратующих за свободу рынка и либеральную экономику, и (2) левых либералов и социал-демократов с приоритетами в виде прав человека, демократии, европейских ценностей. Первые достаточно лояльны В. Путину, вторые, напротив, его жестко критикуют.
«Консервативное большинство», на которое опирается власть, само неоднородно: политически активная и идеологизированная его часть составляет в нем своего рода «меньшинство в большинстве», тогда как «большинство в большинстве» – это конформисты, готовые пока следовать в фарватере, проложенном властями. Повышенная экзальтация, связанная с присоединением Крыма и идеями «русского мира», постепенно спадает, но мнение людей об этих событиях отнюдь не меняется. Схожая картина наблюдается и в стане либералов. Но даже учитывая всю внутреннюю неоднородность «консерваторов» и «либералов», следует помнить, что повестка дня формируется не конформистским центром, а радикальными флангами – убежденными консерваторами, национал-патриотами и либералами.
§ 2. Недовольство властью: кто против?
В канун выборов недовольство властью сконцентрировалось в достаточно узкой группе «русских западников», сторонников европейского выбора. Ее ядро – те, кто готов поддержать на выборах лозунги европейского выбора, – составляет не более 7 %,[96] а периферия, частично разделяющая европейские ценности, – еще 15–20 %. Уровень недовольства властью условно соответствует доле убежденных «антипутинцев», а их при опросе обнаружилось около 8 %. Но 78 % голосов, набранных В. Путиным на выборах в марте 2018 г., по крайней мере наполовину выглядят своего рода авансом. «Ядро» поддержки президента составляет 45 % – те, кто поддерживают его, «потому что он уже многое сделал для страны и сделает еще многое», еще 48 % готовы были поддержать президента, потому что не видели альтернативной кандидатуры.
59 % опрошенных приоритетом для В. Путина на четвертом сроке видят преобразования внутри страны, и только 35 % – внешнюю политику. Как отмечает Л. Гудков, «…отношение к Путину двойственное: да, как говорят наши респонденты, он восстановил авторитет России как великой державы, он – решительный и опытный политик, у него нет, как мы видели, реальных конкурентов. Но, с другой стороны, вне сферы внешней политики его достижения не столь уж велики или их просто нет. Он не добился успеха в экономике, доходы людей падают; проблема коррупции – одна из самых острых; мира, справедливости и стабильности, безопасности нет ни на Северном Кавказе, ни внутри страны».[97]
Как следует из таблицы 6, власть в лице В. Путина практически полностью удовлетворяет запрос «державников» разного толка, сторонников укрепления могущества государства. Низкой остается доля «антипутинцев» среди сторонников свободной рыночной экономики, в том числе и с участием сильного государства; эти группы составляли «костяк» путинского консенсуса эпохи «нулевых». Наибольший уровень «антипутинцев» (по 15 %) зафиксирован в группах, тяготеющих к европейским социал-демократическим ценностям – социальной справедливости, самоуправлению, сближению с Европой и развитию политической демократии (заметим, что с похожей программой в марте 2018 г. выступал Г. Явлинский, но набрал не 15 %, а в десять раз меньше).
Таблица 6. Поддерживаемые лозунги (цели развития общества)
(до двух ответов, в % от всех опрошенных)
Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. Подробное описание исследования см. на стр. 113.
Значительно снизилось на «крымской волне» недовольство властями со стороны русских националистов (почти вдвое), хотя и остается относительно высоким. Очевидно, что больше половины националистов, еще накануне «крымской эпопеи» резко критиковавших российские власти, примкнули к мобилизованному властями большинству. Программу такого рода изложил Ю. Селиванов: «Учитывая этот украинский урок, самой России жизненно важно использовать время, оставшееся до практически неизбежного пика конфронтации с Западом, для максимально полной подготовки страны к этому столкновению в экономической, социальной, идеологической и военной сферах. И если потребуется – вплоть до переустройства всей жизни общества на военно-мобилизационных основах. При этом должна произойти своего рода психологическая перезагрузка российского общества. Народ должен сполна ощутить безусловную заботу о нем, высшую справедливость действий государственной власти, отсутствие сильных внутренних раздражителей (типа пятой колонны и вызывающе наглых „сливок общества“), а также прекращение нынешнего тотального засилья разлагающей, прозападной пропаганды в стране. Разгульная жизнь нынешней „элиты“ с ее фантастическими зарплатами, золотыми парашютами, километровыми яхтами, „царскими“ охотами и т. п. должна быть в корне пресечена. […] Восстановление трудовой морали, господства принципа „кто не работает, тот не ест“, жесткое преследование тунеядства, пресечение избыточной спекуляции как источника нетрудовых доходов, отбивающего желание заниматься производством, должны быть положены в основу воспитательной политики».[98]
§ 3. Большинство и меньшинство
Итак, мы имеем «большинство», включающее как убежденных консерваторов-державников, так и конформистскую часть общества, примерно в пропорции 30:70.[99] Это консервативное большинство сегодня поддерживает действующую власть в целом при наличии многих частных претензий, можно утверждать, что оно вместе со «своими» СМИ, в том числе основными телеканалами, обладает чертами «протопартии». Эта протопартия рыхлая, и при усилении внутриполитической/экономической турбулентности может начать быстро распадаться. Активно заявляющая о себе радикальная группировка политических и общественных деятелей (Н. Поклонская, В. Милонов, В. Чаплин, Д. Смирнов и др.) выступает значительно радикальнее консервативного центра, и власти все чаще приходится дистанцироваться от них. Налицо расслоение консервативного большинства на небольшую радикальную фракцию и более нейтральный, но массовидный «консервативный центр».
«Меньшинство» можно охарактеризовать как «либеральную интеллигенцию»/ «креативный класс». Численность этой группы составляет, по самой максимальной оценке, не более 15 %–17 %,[100] она на протяжении десятилетий не может сформировать собственного представительства в партийном спектре, рассыпаясь на маргинальные группы. Однако ее вес в общественно-политической жизни страны остается значительным благодаря высокому уровню образования (см. табл. 7), использованию информационных технологий и наличию «идейно близких» СМИ (например, газет «Ведомости» и «Новая газета», радиостанции «Эхо Москвы» и др.). Среди либерального меньшинства намного меньше пенсионеров и намного больше студентов, интеллигенции вообще. Как показано в таблице 7, среди последовательных либералов 50 % имеют высшее или неполное высшее образование, тогда как в аналогичной группе консерваторов их 28 %.
Таблица 7. Соотношение уровня образования и политических предпочтений респондентов
(в % от всех опрошенных)
Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. (группировка на основе расчетного показателя). Подробное описание исследования см. на стр. 113.
«Раскол? – спрашивает в связи с этим руководитель Центра комплексных социальных исследований Института социологи РАН Владимир Петухов. – Ни в коем случае. Налицо согласие переходного типа. Все понимают, что коней на переправе не меняют. Это промежуточная ценностная среда. В не до конца устоявшемся обществе „плавает“ и система ценностей, тяготеющая к традиционности, но готовая меняться».[101]
Радикалы, выступающие за полную смену режима в стране, и здесь составляют меньшинство, но их голос слышен громче, так как власть, опершись на консервативные круги общества, сама способствовала тому, что так называемые системные либералы, составлявшие ее опору в «нулевые», оказались невостребованными. Силы «либералов» и «патриотов» явно неравны, причем это неравенство не только в политической, но и в моральной плоскости. Как пишет Сергей Черняховский, «…за именем „патриотизм“ – поддержка общества. За именем „либерализм“ – общественное презрение. И поддержка определенных элитных групп, видящих свое будущее и будущее своих детей в обретении гарантированного положения в чужой государственной системе. Им нужен коллаборационизм, и его поддерживают извне. Но под именем „либерализма“ он, похоже, существовать уже не может, ему нужно новое уважаемое и почитаемое – каким когда-то было и имя демократа, и имя либерала. Отсюда – выгоднее всего тоже стать патриотом. Но другим, „истинным“. И это относительно легко: просто нужно благо коллаборациониста назвать благом для родины».[102]
Однако у современного патриотизма есть и свои опасные стороны, на которые обращает внимание А. Ципко: «Меня пугает не только актуализация проблемы ядерной войны и гибели человеческой цивилизации, но и тот факт, что значительная часть населения современной России довольно спокойно реагирует на разговоры о неизбежной гибели человечества. Такого равнодушия к проблеме смерти человечества не было у русских людей в советское время. Это говорит о том, что сложившаяся за четыре года привычка к жизни в осажденной крепости подрывает и без того слабый у нас инстинкт самосохранения».[103] Действительно, России 2014–2018 гг. весьма свойственно настроение экзальтации, контрастирующее со спокойной эпохой «нулевых», когда россияне наслаждались первым опытом приобщения к «потребительскому раю» и обустройства частной жизни.
Исследование ВЦИОМ в марте 2018 г. зафиксировало примерно 6 %–7 % последовательных либералов (всего либералов, включая непоследовательных и колеблющихся, 20 %–22 %) и 54 % последовательных консерваторов (всего консерваторов – 78 %–79 %) (см. табл. 8). Между либеральным меньшинством и либеральной оппозицией существует определенная корреляционная зависимость, но это не тождественные понятия. Среди либералов уровень оппозиционных, протестных настроений намного выше, чем среди «конформистского болота» и консерваторов, но основная часть либерально ориентированных россиян сохраняет лояльное отношение к российской власти.
Левые идеи – самоуправление и солидарность – имеют хорошую поддержку среди либеральной части общества, а вот националистическая идея «схвачена» консерваторами. Представляется, что такое разделение одновременно открывает путь для развития относительно широкого социал-демократического движения и сдерживает развитие националистических сил (см. табл. 9).
Таблица 8. Группировка по шкале «консерватизм – либерализм»
Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. (группировка на основе расчетного показателя; сделана по расчетной переменной, включающей в себя ответы на пять вопросов). Подробное описание исследования см. на стр. 113.
Таблица 9. Целевые установки респондентов с различными политическими предпочтениями (в % от всех опрошенных)
Источник: ВЦИОМ, март 2018 г. (группировка на основе расчетного показателя). Подробное описание исследования см. на стр. 113.
Иных субъектов общественно-политической жизни сегодня не просматривается, кроме специфических групп, сформировавшихся вокруг конкретных интересов. Таким образом, современное российское общество и расколото, и монолитно одновременно. Можно подумать, что в последнее время расколы углубляются, однако результаты опросов дают противоречивую картину.
Российская молодежь ориентирована на поддержку перемен, ее отношение к В. Путину более сдержанное, чем у старших поколений: 35 % молодежи входит в «ядро» электората В. Путина (при 42 % по всем опрошенным).[104] Не выделяются в качестве самостоятельных групп ни рабочие, ни инженеры, ни предприниматели – внутри этих групп проходят точно такие же ценностные расколы, как и во всем обществе. Массовые слои интеллигенции (врачи, учителя, библиотекари) мало чем отличаются от иных массовых слоев общества, лишь немногочисленная группа статусной интеллигенции консолидирована вокруг либеральных ценностей.
По результатам, полученным санкт-петербургскими математиками, чуть менее однозначно выглядит электоральный ландшафт пользователей сети «ВКонтакте», но надо делать поправку на то, с каким качеством выборки пользователи социальной сети «ВКонтакте» репрезентируют офлайновое население: «…Нами была построена математическая модель политических взглядов пользователей социальной сети ВКонтакте. Программа анализирует страницу пользователя, изучает его интересы и увлечения. В итоге ему присваивается индекс между 0 и 1. Значение индекса ближе к 0 показывает приверженность к консервативным взглядам, ближе 1 – к либеральным. […] Для этого мы рассчитали наш индекс для пользователей ВКонтакте из этих городов в соответствии с демографическим профилем населения. […] Видим, что на текущий исторический момент „основной кандидат“ выиграл бы честные выборы в Москве, даже, если бы на них были представлены реальные кандидаты от оппозиции. В выборе между „свобода-перемены-прогресс“ и „традиции-стабильность-порядок“ выигрывают „скрепы“. […] Наконец, проверим еще одно бытующее мнение, будто в небольших городах власть имеет больше поддержки, а оппозиция меньше. Мы посчитали навскидку разные города с разной численностью населения в нескольких регионах. В целом в небольших городах поддержка власти больше. Но корреляция скорее не с численностью населения, а с депрессивностью региона/населенного пункта (больше депрессивности – больше поддержка). Относительно благополучная Шуя со своим вузом, производством мануфактуры и известным в области водочным заводом занимает последнее место по лояльности из рассчитанных городов, несмотря на малую численность населения. Ничего сверхреволюционного мы в своих результатах не получили…».[105]
Перейдем к набору содержательных ответов, характеризующих систему ценностей «большинства» и «меньшинства» (см. табл. 10).
Таблица 10. С каким из нижеприведенных в каждой паре суждений, касающихся различных сторон жизни общества и Вашей собственной жизни, Вы в большей степени согласны?
(один ответ в каждой паре суждений,% от всех опрошенных)
Источник: опрос ВЦИОМ, март 2018 г. Подробное описание исследования см. на стр. 113.
В мае 2018 г. 49 % россиян считали, что Россия уже является, а 39,5 % – что в ближайшие годы станет одной из великих держав.[106] Именно ориентация на Россию как державу стала важной компонентой социокультурного кода, выработанного обществом в ходе становления и развития нации. Это традиционное представление о роли российского государства в последнее время все сильнее оспаривается «новорусскими» группами, особенно – молодыми русскими националистами, сторонниками создания национального русского государства европейского типа. Достаточно стабильна (при общем направлении к снижению в период 1998–2014 гг.) установка на то, что Россия должна жить по тем же правилам, что и современные западные страны (с 29 % до 26 %). Сегодня с этим соглашаются 31 % молодых россиян и всего 18 % опрошенных старше 60 лет.[107]
Осознанность консерватизма «большинства» россиян, как видно из таблицы 11, не следует переоценивать как минимум с 2001 г. Это не означает, что в стране нет левых, русских националистов, либералов – они есть и выявляются через ответы на содержательные вопросы, а вот определять себя посредством соответствующих политических «ярлыков» готовы немногие. Об этом ярче всего говорит то, что более 70 % опрошенных во все годы измерений не могли или не хотели определять себя в идейно-политических терминах. Относительное большинство (39 %–43 %) вовсе отказывалось видеть себя сторонниками каких бы то ни было идейно-политических течений, 14 %–17 % выступали за «сочетание различных идей»; 20 % уходили от ответа.[108] Подобная неготовность общества к доктринальной самоидентификации, его видимое равнодушие к идейно-политическому дискурсу резко контрастируют с ожесточенностью полемики «политических профессионалов» в публичном пространстве. Тональность этой полемики задают радикалы, сами по себе имеющие малочисленную поддержку, а конформистской части общества эта полемика скорее навязывается извне. Именно поэтому наблюдаемый общественный раскол представляется во многом искусственным, внешним и некритическим.
Таблица 11. Динамика идейно-политических предпочтений россиян (в % от опрошенных)
Источник: Мониторинг ИС РАН и ВЦИОМ, март 2018 г. Подробное описание исследований см. на стр. 112 и 113.
Возвращаясь к гипотезе о глубоком противоречии между пластами архетипического и бытового массового сознания, рассмотрим соотношение между консервативными «парадными» ценностями, идущими от архетипического социокультурного кода, и теми коррективами, которые внесла в них эпоха доминирования частной жизни и личных интересов. Несмотря на «консервативный поворот», 44 % россиян не готовы жертвовать личным благополучием даже ради важных общезначимых целей, а 56 % полагают, что личные интересы – главное для человека. Распределение результатов исследования 2014 г. ИС РАН в разрезе возрастных групп показывает, что ценность частной жизни и личных интересов в большей степени (на 8 %–10 %)[109] характерна для молодой части опрошенных россиян. Как утверждает Л. Гудков, «…ни о либеральных, ни о консервативных ценностях в России не приходится говорить всерьез. Есть настроения и реакция на действия власти. В нашей стране, в отличие от других стран, общество как тип социальной организации чрезвычайно слабо… Общество не идеологизировано. Именно поэтому я не стал бы говорить ни о консервативных настроениях, ни о либеральных. Они характерны для маргинальных групп, небольших по численности».[110]
Ту же точку зрения излагает В. Петухов: «Деление общества на консервативное большинство, причем обязательно инертное и лояльное, и меньшинство активное, либеральное, оппозиционное… – выдумка. Эмпирически это никак не подтверждается хотя бы на том основании, что либеральный сегмент (если мы даже его признаем таковым) и консервативный – оба они меньшинства, причем меньшинства не очень значительные. А большинство – это огромная, неструктурированная масса населения, около 60 %, которая вообще не имеет никаких идеологических, политических предпочтений. Если уж ее характеризовать, то это скорее консьюмеристское большинство, ориентированное на потребительские жизненные стратегии, которых по большому счету вообще не интересует что-либо, выходящее за рамки их интересов и интересов их ближнего круга».[111]
В чем причина слабости идеологических расколов в современном российском обществе? Л. Гудков утверждает, что это не более чем пережиток советского периода: «В более серьезном и долговременном плане мы имеем дело с незавершенным процессом краха советской системы и неспособностью переработать и преодолеть советское тоталитарное прошлое».[112] Напротив, отмечают И. Задорин и Д. Коноваленко, «…сегодняшнее российское общество продолжает по инерции сохранять ряд привычек прошлых лет, и этой инерционностью общественного сознания можно объяснить некоторые особенности восприятия россиянами внешнего мира и внешней политики. Сегодня, как и 10–15 лет назад, россияне сохраняют и повышенный интерес к важнейшим событиям зарубежной жизни, и сравнительно высокий уровень информированности о них… Как правило, респонденту оказывается гораздо проще высказаться по поводу очередной зарубежной поездки президента РФ, нежели оценить, например, целесообразность введения нового Трудового Кодекса (хотя последний в гораздо большей степени затрагивает интересы респондента).[113]
Несерьезно, по нашему мнению, ссылаться на одно лишь советское прошлое, так как подобные настроения формировались на протяжении всей русской истории, а так называемое «оборонное сознание» – продукт не 70-летнего советского периода, а нескольких столетий Московского царства и империи Романовых. Нынешняя же волна консерватизма, охватившая Россию после 2012 г., имеет маятниковую природу и является отложенной реакцией на неудачи либеральных реформ 1990-х гг. и усиление конфликта с Западом. Россияне все чаще и с большей ностальгией вспоминают поздние советские времена с их стабильностью, предсказуемостью и социальными гарантиями. Одновременно в стране растет новое поколение, имеющее иные ценности и привычки, сформировавшееся в условиях информационных возможностей социальных сетей, свободных перемещений по миру. Оно не особенно желает жертвовать чем-либо существенным во имя ценностей консерватизма и русской исторической идентичности.