Атопический дерматит у взрослых: особенности психодиагностики и психоаналитической терапии

Психосоматический аспект в психоанализе

Взгляды на связь души и тела в историческом аспекте отличались разнообразием, определенной динамикой, то есть эвристически плодотворны для определения методологических основ психосоматики (Любан-Плоцца и др., 2000). В донаучный период развития человечества преобладало мифологическое мышление, по законам которого действует бессознательное, понимание его является ключевым в преодолении или определении причин возникновения психосоматических расстройств. Мифологическое мышление отличается единством эмоционально-волевого и образного компонентов, единством реального и воображаемого (Фрейд, 1991).

Первые философские системы берут за первооснову мира тот или иной вид материи, из которой, по их мнению, состоят и душа, и тело. Вершиной античного материализма считается атомистический материализм, родоначальником которого был Демокрит. Он понимал душу как причину движения тела. Душа признавалась материальной и состояла из мельчайших подвижных атомов, рассеянных по всему организму. Демокрит говорил, что душа – это атомы огня по своей форме и активности. Душа понималась как продукт распределения атомов в теле (Шмигель, 2012). Психосоматические идеи воплотились в учении об аффекте у стоиков, которые продолжали идеи Демокрита. Стоики сочетали стремление и чувства в понятии аффекта и различали три стадии нарастания аффективного состояния как фактора возникновения соматических проблем. Так, на первой стадии под влиянием внешних воздействий наступают физиологические изменения в организме. Невольно приходит мысль о том, что произошло и как следует реагировать. Затем должен вмешаться разум (Александер, 2015).

У пифагорейцев в трактовке особенностей души в отличие от тела постепенно нарастают идеалистические тенденции. У Сократа впервые определяется душа как нечто отличное от тела. Носсрат Пезешкиан использовал в качестве эпиграфа к своей работе по психосоматике высказывание, которое связывают с именем Сократа: «Если кто-то ищет здоровья, спроси его сначала, готов ли он в дальнейшем расстаться со всеми причинами своей болезни – только тогда ты сможешь ему помочь» (Пезешкиан, 2017). Наивысшего развития идеализм в эпоху античности достиг у ученика Сократа – Платона. По мнению последнего, душа является посредником между мирами идей и чувств. Вершиной античной психологии является учение Аристотеля (ученика Платона). По мнению Аристотеля, душа является сутью тела, причиной и целью всех его действий. «Душа не может существовать без тела и не является телом. Если бы глаз был живым существом, его душой было бы зрение. Душа неотделима от органической жизни, но не материального мира в целом», – так характеризовал связь души и тела Аристотель (Шмигель, 2012). Он описывал чувства удовольствия и неудовольствия как показатели процветания или задержки в душевных и телесных функциях. Составной частью учения Аристотеля об аффектах было понятие о катарсисе (очищении), благодаря которому человек может избежать риска психосоматических расстройств.

Мыслители XVIII века искали пути понимания связей между психическими и нервными процессами в пределах отдельного организма. Утвердился психофизиологический параллелизм в его двух вариантах – материалистическом (Дэвид Гартли) и идеалистическом (Христиан Вольф). Против отождествления психики и сознания выступил Лейбниц, одним из важных нововведений которого является понятие о бессознательном. Он различал перцепцию и апперцепцию (осознание). Лейбниц доказывал: то, что существует в сознании, обусловлено не физиологическими, а бессознательными психологическими актами. Густав Теодор Фехнер определил психофизику (XIX век) как научное исследование связи между психическими и физическими процессами и сформулировал закон связи между мозгом и телом. В результате исследований Роберта Адэра, проведенных в 1970-е годы, когда возникла психонейроиммунология, западная медицина начала признавать, что разум и тело связаны между собой химическими веществами и клеточными рецепторами (Адер, 2006). К этим наблюдениям постоянно добавляются новые результаты, демонстрирующие то, что до сих пор являлось догмой аллопатической медицины: причину болезней следует искать исключительно в физической материи, на них можно влиять только материальными средствами. Энергия, разум и эмоции не учитывались в генезе или в течении болезни, а тем более в процессе исцеления и возвращения здоровья. Эмоции часто не фигурировали в психосоматических моделях, поскольку эти модели относились исключительно к психическим влияниям и особенностям личности без учета эмоций. Однако с учетом бурного развития исследований в области физиологии, чувственного восприятия, психиатрии и психоанализа в конце XIX – начале XX вв. эмоции стали занимать центральное место в этих моделях либо как часть психики, либо как способность, связывающая тело и психику. Множество исследований и доказательств того, что разум и тело образуют неделимое единство, уступили растущему интересу врачей к новым знаниям, расширив тем самым их видение и ресурсы, которые они используют в так называемой медицине разума – интегративной медицине (Бройтигам, 1999).

В 1946 году экспертный комитет Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) обозначил два разных значения термина «психосоматический». Первый подразумевает «холистический подход в медицине, переход от узкого взгляда на пораженные органы и системы к исследованию пациента в его социально-психологическом окружении», – утверждает английский психоаналитик Фрэнсис Энтони Уитлок (Whitlock, 1976). Такое значение должен был утвердить гуманистический, целостный подход к диагностике и лечению физических заболеваний. В то же время термин, применяемый в таком широком смысле, потерял свое специфическое значение. Второе, более узкое использование термина ограничивается теми заболеваниями, в которых психологические факторы предположительно играют особенную роль. Уитлок отметил парадокс, заключенный в столь разном применении термина: когда его используют для описания только определенных заболеваний, не учитывается целостный медицинский подход. Этот парадокс на сегодняшний день пока остается неразрешенным.

Понятие «психосоматический» сейчас общепринято, хотя все еще не до конца раскрыто. Можно согласиться с определением Уит-лок: психосоматическими называются состояния, «при которых эмоциональные факторы играют значимую роль в их генезе, рецидивах или потенции» (Whitlock, 1976, p. 18). Конечно, это не исключает вероятности сосуществования многих других факторов (генетических, физических, окружающей среды и пр.), влияющих на развитие определенных заболеваний. Однако выделение психосоматики в качестве отдельной области знаний остается открытым для обсуждения. Учитывая, что этот предмет исследования является междисциплинарным и разные дисциплины пытаются изучать одни и те же вопросы со своих позиций, границы и область применения психоаналитической точки зрения на него определить очень трудно. Это подтверждает Грэм Тэйлор: «На наше понимание психосоматики напрямую повлияло множество течений как внутри, так и вне психоанализа» (Тaylor, 1987, p. 40).

Для описания психосоматических феноменов используется соответствующая терминология, придающая определенный угол зрения на эти состояния. Видна ли разница между понятиями «сома» и «тело»? Когда говорят о психической репрезентации тела, а когда обращаются к самому телу? Обосновано ли такое различие? Учитывая, что эта область знаний включает в себя изучение тела и его деятельности в связи с психикой, нужно ли причислять к ней новые открытия и исследования в нейропсихоанализе? Как подчеркивает психоаналитик Маршал Эдельсон в своем исследовании нейро-психоанализа, все вопросы по психосоматике можно рассматривать как часть более широкой дискуссии, в которую входит полемика древней метафизики по проблеме «душа – тело», о монистическом и дуалистическом способах изучения индивидуума (Edelson, 1986).

Джеймс С. Гротштейн выдвинул предположение: в то время как психика – тело считаются одним неделимым целым, психика и тело «представляются подходящими и для картезианской уловки разъединения, так что ради их различения можно представлять либо одно, либо другое» (Grotstein, 1997, p. 205). Андре Грин считает, что монистический подход не обязательно подразумевает гомогенное единство и что соматическая и психическая организация различаются структурно. Представляется важным отличать понятие «сома» от понятия «тело». А. Грин считает, что «тело» связано с либидинальным телом (эротическим, агрессивным, нарциссическим), а «сома» относится к биологической организации (Green, 1998).

«Соматический» язык больше подходил бы для письменных трудов в медицине, биологии или статистике. Эта точка зрения отличается от той, которой придерживался французский психоаналитик Пьер Марти (Marty, 1968). Он придавал большое значение изменениям, произошедшим в отношении к понятию «сома», тогда как в других подходах в аналитическом дискурсе выделяют роль понятия «тело». Одни направления психоанализа описывают, как пациент приносит свою «сому», и ставят цель помочь пациенту обрести либидинальное тело – так, чтобы физический симптом мог получить смысл. Это описывает Михель Файн в работе, посвященной психосоматике (Fain, 1967). Представители других направлений психоанализа считают само собой разумеющимся, что болезнь уже вписана в либи-динальное тело и что она была и всегда будет бессознательной репрезентацией. Андре Грин утверждает: «В анализе мы всегда имеем дело с „телом“ пациента, а не с его „сомой“» (Green, 1998). Существуют некие основания для путаницы, поскольку разные аналитики могут иметь в виду разное, используя одно и то же понятие «тело».

На различия между теориями по этому предмету влияет ряд дополнительных факторов. Так, в основе разных теоретических подходов к психосоматике лежат различающиеся теории о развитии ребенка и о том, что считают «источником» психической жизни (или даже о развитии ребенка «до» возникновения психической жизни) (Мюррей, 2016). Теории о психике – соме или о соме – психике тесно связаны с теориями о раннем развитии. Другой остающийся спорным в разных теоретических подходах вопрос – связан ли приписываемый определенному физическому симптому или заболеванию смысл в том виде, в каком он проявляется в анализе, с его вероятной «каузальностью» или же этот смысл был сконструирован на знаниях, полученных из личного опыта. Так, например, Парижская школа психосоматической медицины придает особенное значение недостатку психического смысла при психосоматических заболеваниях. Эта проблема лежит в основе разных теоретических подходов, подкрепляющих аналитическую практику. Вопрос связан с представлением личностью процессов линейных или последовательных – причинных или скорее предполагаемых с «согласованностью и комплимен-тарностью между соматическими и психическими процессами», – отмечал в своей работе «Актуальные неврозы и психосоматическая медицина» Питер Хартоколлис (Hartocollis, 2003).

Различия в концептуализации роли инстинктов и влечений, репрезентаций и фантазий с телом/сомой и с органическими заболеваниями отражены в формулируемых в настоящее время вопросах психологии личности. То же самое касается и развития способности к символизации. В этой связи одним из основополагающих вопросов о психосоматических заболеваниях является следующий: имеют ли они символическое значение? Этот вопрос рассмотрел Ричард М. Готтлиб в работе «Психосоматическая медицина: расходящееся наследие Фрейда и Жане» (Gottlieb, 2003).

Традиционно в психоанализе проводилась дифференциация между психосоматикой, ипохондрией и истерией, на что указывал Зигмунд Фрейд (Фрейд, 2013). Эта дифференциация основывалась на следующих представлениях. В психосоматическом явлении можно найти действительное физическое поражение и/или физические реакции. При ипохондрии тело не поражено, хотя пациент верит в обратное. Тогда как при истерии возможно настоящее нарушение телесного функционирования, но нет органического поражения, которым можно объяснить или доказать это нарушение. Если конверсионную истерию рассматривали как поражающую, в основном произвольную иннервацию, связанную с поперечнополосатой мускулатурой, то симптомы, которые возникают в вегетативных органах (контролируемых автономной нервной системой), гораздо сложнее связать с мыслительными процессами. Разница между истерией и ипохондрией не просто основывалась на том, как поражено тело, – она содержала в себе еще и психопатологические и метапсихологи-ческие различия. Истерическую конверсию Зигмунд Фрейд и Йозеф Брейер определяли как «трансформацию психического возбуждения в хронические соматические симптомы» (Breuer, Freud, 1895), и она была тесно связана с механизмами вытеснения, сгущения и смещения. Ипохондрию Фрейд описывал как результат влияния нарциссического либидо на тело (Фрейд, 1924). Фрейд и его современники, такие как Жан Мартен Шарко, согласились, что истерия произошла среди женщин, выдвинув гипотезу о том, что истерия является продуктом эмоционального расстройства, беспокойства или некоторой другой психологической причины (Бехтерев, 1925). Они утверждали, что экстремальный психологический стресс проявляется в организме как болезнь, и Генри Модсли резюмировал эту точку зрения следующим образом: «Фрейд сказал, что выявление первичной психологической травмы излечит болезнь. Эта теория стала основой его психоаналитической практики» (Maudsley, 1871). Во второй половине ХІХ века врачи фактически считали истерию самой распространенной из функциональных нервных расстройств среди женщин. Один викторианский врач изложил возможные симптомы истерии на 75 страницах и назвал этот список неполным. В 1980 году истерия была официально переименована в «конверсионное расстройство» в связи с гипотезой о том, что пациенты преобразуют свои подсознательные тревоги в физические симптомы. Конверсионная реакция – это физическое симптоматическое выражение эмоционального конфликта, которое не вербализуется адекватно, обычно из-за чувства разочарования, вины или стыда. Этот конфликт затем символически выражается через тело без сознательной воли человека. Сами физические симптомы изменяются в зависимости от предрасположенности человека к заболеванию (Балабанова, 2006). Именно глубинная психологическая динамика определяет это расстройство, и оно обычно классифицируется под рубриками психологии или психиатрии, но это также явно психосоматическая реакция. Главной особенностью является потребность во внимании и привязанности, которая не была удовлетворена по обычным каналам и стремится к признанию через физически выраженное общение. Поскольку внутренняя стабильность отсутствует, физические симптомы могут быть изменчивыми или чередоваться между эмоциональным и физическим выражением. Конверсионные расстройства относятся к более широкому определению заболеваний, известных как «соматоформ-ные расстройства», которые включают в себя ипохондрию. Американская психиатрическая ассоциация определяет конверсионное расстройство как симптомы, которые нельзя полностью объяснить общим состоянием здоровья (среди прочих критериев) (Bucci, 2000).

В настоящее время ряд авторов все еще придерживаются концепции различий между психосоматическим заболеванием, истерией и ипохондрией, хотя иногда их различать не так легко, и многие аналитики подвергают сомнению обоснованность существования какой-либо существенной разницы между ними. Так, например, Джойс Макдугалл придерживается мнения, что такая дифференциация слишком упрощает очень сложный предмет, отмечая при этом наличие континуума в промежутке между истерией и психосоматическими феноменами (McDougall, 1980). Она предлагает теорию более общей психосоматической конверсии, согласно которой каждый симптом имеет смысл, для истерической конверсии существует отдельное место в спектре общей психосоматической конверсии. Герберт Розенфельд описал похожий механизм, лежащий в основе ипохондрических и психосоматических состояний (Rosenfeld, 1963). Можно утверждать, что различение этих трех патологических сущностей не столь очевидно, все они частично пересекаются. Нередко обнаруживается сочетание всех трех патологий.

С целью более детального обоснования значимости психоанализа в рамках психосоматической медицины необходимым является выявление взаимосвязи психиатрических и психосоматических заболеваний. Так, современная клиническая психиатрия придерживается мультидисциплинарного подхода в терапии психиатрических заболеваний. Методы данного направления, по утверждению Ян Бастиаанс, фактически не отличаются от тех, которые используются в психосоматической медицине (Бастиаанс, 2001). Существует только одно отличие, которое относится к сфере последнего направления, поскольку многие психосоматические пациенты главным образом обращаются к узким врачам-специалистам. Так, например, по поводу язвы желудка и двенадцатиперстной кишки пациента в первую очередь обследуют терапевты и гастроэнтерологи. Данного пациента, дополняет Бастиаанс, не будут исследовать в психотерапевтическом институте или в психиатрической клинике. И только если при подобного рода патологиях были выявлены психогенные факторы, тогда пациенты направляются на консультацию к психиатру или аналитику. В связи с этим важным аспектом оказания помощи этой категории пациентов является нахождение общего направления в обосновании болезни как конфликта, как психического события, как симптома неадекватного решения проблемы или как проявления напряжения, существующего в окружении пациента (Бастиаанс, 2001).