– Блаженство, – прошептала она, испытывая непередаваемое наслаждение. – Настоящее блаженство!
Вдруг ее глаза широко распахнулись, и Джоселин выпрямилась так резко, что вода и пена перелились через край ванны.
– Блаженство, – ошеломленно повторила она. – Ну, конечно! И почему я не подумала об этом раньше?!
Даже если бы ей пришлось обойти весь мир, Джоселин не нашла бы лучшей сообщницы, чем ее родная бабушка Блисс Уэйкфилд. Она выглядела как благородная герцогиня, но за царственным лицом и блестящими карими глазами скрывалась безрассудно смелая авантюристка и, бесспорно, самая искусная обманщица на свете.
В мгновение ока Джоселин выскочила из ванны, позабыв про пенящуюся воду. Торопливо обернув мокрое тело полотенцем, она ворвалась в спальню, оставляя позади себя мокрые следы. Там схватила телефонную трубку с ночного столика, сделанного из древесины вишневого дерева, и по памяти набрала номер бабушки.
После третьего гудка в трубке послышался скрипучий, с чистым английским произношением голос старого доверенного слуги ее бабушки:
– Редфорд Холл.
– Декстер, здравствуй. Это Джоселин. А бабушка дома? – В словах Джоселин слышалось явное нетерпение.
– А вы вполне уверены, что хотите поговорить с ней именно сейчас, моя дорогая? Видите ли, она немного раздражена, – сообщил после значительной паузы Декстер.
– Кому это ты там говоришь, Декстер? – услышала Джоселин повелительный голос Блисс Уэйкфилд. – Немедленно принеси мне трубку.
– Вы хотели сказать «с кем я говорю», мадам, – поправил ее Декстер.
– Дай мне трубку. И не смей меня исправлять.
– Вы оба раскудахтались хуже двух куриц, – невольно рассмеялась Джоселин.
– У нее сегодня и впрямь бойцовское настроение, – заявил Декстер, делая акцент на местоимении. – Она и с полковником Харткотом разругалась на мосту. Я…
– Кто это? – требовательно спросила бабушка Джоселин, практически вырвав трубку из его руки.
– Привет, Гаг, – отозвалась Джоселин. Так она называла бабушку, когда была ребенком, лихо сокращая сложные для нее слова. С тех пор это прозвище прочно закрепилось за Блисс Уэйкфилд. – Думаю, не стоит спрашивать тебя, как ты. Ссора на мосту, да?
– Джоселин! – Как только бабушка услышала внучку, ее голос сразу же потеплел, но через секунду в нем снова послышалось раздражение: – Этот дерзкий английский зануда работает у меня последний день.
– Гаг, ты потрясающая лгунья. – Джоселин ухмыльнулась на ничего не значащую угрозу.
– На этот раз я не лгу, – заявила бабушка.
– Декстер ведет себя как настоящий сфинкс с теми, кто живет вне семьи, ты же знаешь, – проворчала Джоселин.
В голосе бабушки послышались явно критические нотки:
– Ну, если он сфинкс, то самое время его мумифицировать. – На заднем плане гремел его низкий, изящный голос, но слов было не разобрать. – Не нужно мне подсказывать, Декстер. Мне хорошо известно, что она уезжала. – И Блисс Уэйкфилд снова обратилась к Джоселин: – Этот человек ведет себя так, как будто я уже старуха. Ну ладно, Джоселин, как прошла твоя поездка?
– Она была очень долгой и утомительной, но наконец-то я дома.
– У тебя бодрый голос. Учитывая то, как ты скакала по всей стране, я думала, ты вернешься еле живой.
– Горячая ванна помогает быстро прийти в себя. – Джоселин посмотрела на следы, оставленные ее мокрыми ступнями на турецком ковре, и сразу перешла к делу: – Я звоню, чтобы узнать, не сможешь ли ты приехать завтра ко мне на ланч?
– Завтра? Декстер, принеси мне мое расписание. – Послышалось недовольное бормотание. – Жаль, что ты не собака, Декстер. Моя жизнь была бы спокойнее, имей ты намордник. Я не говорила «посмотри» мое расписание на завтра. Ты ведь все равно не видишь без своих очков. Просто принеси мне книжку. Ему доставляет удовольствие меня раздражать. – Последняя фраза предназначалась Джоселин. – Ну, наконец-то. Итак, что у нас на завтра?.. А ты можешь выбрать другой день? Я собиралась позавтракать с Мод Фарнсворс в…
– А как насчет среды? – прервала бабушку Джоселин.
– Ну, нет уж. Давай лучше завтра. Эта дама ужасно скучная. А приглашение на ланч в Белый дом лучший повод, чтобы избежать встречи с ней.
– Ты уверена? – спросила Джоселин.
– Абсолютно! – с чувством воскликнула Блисс Уэйкфилд. – Не понимаю, и зачем я согласилась встретиться с ней в первый раз? Должно быть, страдала в тот момент от нехватки развлечений. А во сколько мне нужно быть у тебя?
– Завтра в десять утра у меня встреча в Госдепартаменте, на час, не больше. Хотя в некоторых случаях такие встречи затягиваются, так что давай договоримся на двенадцать тридцать.
– Договорились, я примчусь на всех парах! – Затем последовала короткая пауза. – Может быть, мне надеть накидку Соломен и ничего больше? Будет о чем посплетничать желтой прессе.
Блисс Уэйкфилд сказала это так серьезно, что на какое-то мгновение Джоселин потеряла дар речи. Но, осознав, что это очередная маленькая бабушкина шутка, хихикнула:
– Папу хватит удар!
– Бедному Декстеру уже плохо. Он побледнел. До завтра, дорогая! – весело закончила Блисс и повесила трубку.
Придерживая одной рукой полотенце, Джоселин положила трубку на рычаг и вернулась в ванную, погруженная в свои мысли. Пока что у нее не было никаких других дел, кроме как организовать ланч с бабушкой. Если бы она начала думать о разумности всего этого, то, возможно, изменила бы свое мнение.
Но проблема была в том, что она устала быть мудрой, осторожной, устала следить за каждым своим словом и жестом, совершать благопристойные поступки. И вот готова совершить что-то, явно противоположное этому.
Вполне возможно, что в ней больше черт ее бабушки, чем Джоселин сама это осознает.
На следующее утро, ровно в 6.30, на ее туалетном столике зазвонил телефон. Это была оператор Белого дома. Простонав, Джоселин повернулась, чтобы ответить на разбудивший ее звонок.
– Я встаю, – сонно пробормотала она.
– Вы хотите, чтобы вам перезвонили через десять минут? – поинтересовалась оператор.
На какое-то время эта мысль показалась ей заманчивой, но потом она сбросила с себя одеяло.
– В этом нет необходимости. Спасибо.
Джоселин положила трубку и нажала на кнопку вызова, которая подавала сигнал в кухню, оповещая дежурного лакея о том, что можно принести утренний кофе и сок.
Через полчаса Джоселин со второй чашкой кофе в руках, в тапочках и в шелковом халате, из-под которого виднелась пижама, постучала в дверь кабинета отца. Утро было единственным временем суток, которое отец и дочь проводили вместе, только если в это же время не намечалось визита какого-либо высокопоставленного лица. Это стало их семейной традицией.
Из глубины комнаты послышался сладкозвучный голос диктора Джеймса Орла Джонса, который объявлял: «В эфире Си-эн-эн».
– Входите, – раздался спокойный, но громкий голос ее отца.
Джоселин открыла дверь. В те дни, когда у супругов было принято спать порознь, этот кабинет был президентской спальней. И лишь во время правления прошлой администрации он стал исключительно рабочим кабинетом. Ковры, шторы, обивка здесь были ярко-красного цвета, что придавало комнате мужественный и президентский вид. Веселые языки пламени подпрыгивали и плясали в камине. На его мраморе, сбоку, была надпись:
«Эту комнату занимал Джон Фицджеральд Кеннеди на протяжении своего президентского правления – 2 года, 10 месяцев и 2 дня.
20 января 1961 г. – 22 ноября 1963».
Где-то еще в комнате находилась табличка, гласившая:
«В этой комнате спал Абрам Линкольн, будучи президентом Соединенных Штатов».
Каждый уголок Белого дома дышал историей. И от нее невозможно было укрыться. Всякий раз, как только Джоселин начинала чувствовать себя комфортно, привыкая к жизни в Белом доме, она вдруг поворачивала голову и натыкалась на что-то, что являлось частью истории и напоминало о том, что она здесь лишь временно.
– Доброе утро. – Ее отец сидел в мягком кресле перед телевизором, на кончике его носа были надеты очки для чтения. На полу возле кресла лежали утренние номера «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк тайме», указывая на то, что их он уже прочел. Три другие газеты лежали на кресле возле него.
– Доброе утро, папа. – Джоселин приблизилась к креслу и чмокнула его в чисто выбритую щеку. Этот ритуал она проделывала уже на протяжении очень долгого времени. – М-м-м, от тебя приятно пахнет. Сегодня жаркая встреча? – Она обняла его и устроилась во втором кресле, которое было точной копией того, в котором сидел отец.
– Только если встречу с мистером Косгровом и его помощником из Судебного департамента ты называешь жаркой. – И он развернул очередную газету.
Джоселин чуть поморщилась, выказав слабое сочувствие.
– Звучит так же весело, как и моя встреча в Департаменте. – Она глотнула кофе, сосредоточив взгляд на экране телевизора. – Что нового сегодня в мире?
– Новостей немного. В Судане предотвратили мятеж, как только первая гуманитарная помощь была доставлена в голодающий район. ОПЕК предлагает повысить цены на нефть – и именно зимой, когда повышенный спрос на горючее, – перечислил президент с явным неодобрением. – И первый зимний ураган движется к степным штатам, что может привести к уменьшению явки избирателей. – Он посмотрел на дочь. – Ты хорошо спала?
– Хорошо, только уснула с трудом. Наверно, была слишком усталой. – Так объяснила Джоселин, хотя правда заключалась в том, что она никак не могла перестать размышлять и строить в уме планы. – Но я чувствую себя отдохнувшей.
На самом деле Джоселин была очень взволнованна и полна энергии.
Стук в дверь известил их о том, что принесли завтрак. Обычно президент заказывал гренки с яйцами-пашот, бекон с очень хрустящей корочкой и булочку с отрубями. Джоселин никогда не могла съесть полный завтрак так рано, поэтому довольствовалась гренкой из пшеничного хлеба с тонким слоем медового масла.
Завтрак на подносе поставили возле кресла. Во время еды президент читал газету, держа ее одной рукой, а другой придерживая тарелку. Джоселин откусила маленький кусочек гренки и сделала вид, будто смотрит телевизор. Хотя на самом деле ее мысли были заняты обдумыванием всех тех вещей, которыми она предполагала заняться в свой «свободный день». Ее фантазии были прерваны тихим хихиканьем. Вздрогнув, почти с виноватым видом, Джоселин повернулась и увидела, что отец улыбается.
– А Такер в хорошей форме, – заметил он.
Такер. Сначала это имя ни о чем ей не сказало, но затем Джоселин вспомнила того высокого неуклюжего корреспондента, с которым вчера днем разговаривал ее отец.
– И что он пишет? – спросила она с притворным интересом.
– Начинает с того ажиотажа, который поднялся вокруг Пола Каннингема, соперника Роквелла из Алабамы на выборах, когда выяснилось, что его дедушка был ку-клукс-клановским колдуном. Вот цитирую: «Я не знаю, какое значение имеет то, что его дедушка занимал высокую должность в Клане. Но вся эта история действительно доказывает, что самый дешевый способ осознать, что твое фамильное древо оставило след в истории, – это выдвинуть свою кандидатуру на государственный пост».
– Это факт, – согласилась Джоселин, скорчив гримасу.
Кивнув, отец продолжил молча читать газету, пока не обратил внимания на следующую часть статьи:
– А дальше он пишет: «Теперь вы наверняка поняли, как важно в политической кампании оставаться здравомыслящим, спокойным и избираемым – вот почему многие кандидаты развивают двойственную политику».
– Ох, – она вздрогнула от этой юмористической колкости.
– Послушай его заключительный комментарий: «Люди жалуются на политические шутки, которые с недавнего времени известны в обществе, и заявляют, что они пагубно влияют на общественную мораль. И я осмелюсь допустить, что они правы. Поэтому, когда сегодня вы будете отдавать ваш голос, убедитесь, что вы не выбираете ни одну из этих шуток».
– К сожалению, пару из них я встречала, когда присутствовала недавно на одних предвыборных дебатах, – цинично заметила Джоселин.
– А кто не встречал? – Отец перевернул страницу и открыл другой раздел.
Она задумалась над словами, которые только что прочитал ее отец.
– Остроумие большинства политических обозревателей сводится к унижению. Но этот Такер лишь весело подшучивает. Он достигает цели, не опускаясь до грубости. Это большая редкость в наши дни.
– И, тем не менее, это так. – Президент взял тост и вилкой намазал на него яйцо-пашот.
– Что ты про него знаешь? – спросила Джоселин, проявив внезапный интерес к Такеру. – Я помню, ты говорил, что он из Канзаса? Но чем он занимался до того, как стал вести эту колонку?
– Я слышал, что сразу после колледжа он писал речи. Из чего понял, что шутить у него получалось гораздо лучше, чем объяснять политическую позицию, – ответил с улыбкой отец. – Предполагаю, до работы в конгрессе он был внештатным сотрудником и писал заметки для различных парламентских партий. – Он посмотрел на Джоселин поверх очков для чтения. При этом глаза его сверкнули. – Говорят, Такер дважды предлагал свою колонку «Вашингтон пост», но ему отказывали. Если учесть, какой популярностью она пользуется сейчас, они наверняка скрежещут зубами.
– Не сомневаюсь, – согласилась с ним Джоселин и откусила еще кусочек гренки.
– А почему ты спросила? Про Такера, я имею в виду.
– Да просто так. Простое любопытство. – Джоселин лениво пожала плечами. – Я подумала, что знаю в лицо практически каждого репортера в Вашингтоне. Но только что осознала, что никогда раньше не сталкивалась с Грэйди Такером.
– Это не удивительно. Такер редко появляется на политических мероприятиях, предпочитая наблюдать со стороны. Он не из тех, кто вмешивается.
– Да он и не похож на общительного человека, – прокомментировала Джоселин, вспомнив, как Такер робко наклонил голову, – напомнил мне застенчивого школьника.
– Может быть. – Отец перевернул страницу, газета зашуршала и хрустнула. – Но я не стал бы его недооценивать. У него зоркий глаз и острый ум.
– Понятно, однако не помню, чтобы я с ним сталкивалась. – Джоселин потянулась к подносу и налила себе кофе. – Какой прогноз погоды на сегодня?
– Тепло и солнечно, около семнадцати градусов. Типичное бабье лето. А что?
– Я пригласила сегодня бабулю на ланч. – Она поднесла чашку ко рту и слегка подула на горячий кофе. – Надеюсь, будет достаточно тепло, для того чтобы мы могли позавтракать на балконе. Может, это последняя возможность в этом году.
– Мама приедет сюда? – Уэйкфилд удивленно поморщился, затем над чем-то задумался. – Если у меня не получится ускользнуть, чтобы ее поприветствовать, то пусть она спустится ко мне перед уходом. Только попроси ее не отвечать на телефонные звонки.
Джоселин рассмеялась:
– Неужели до сих пор вспоминают, как она ответила на звонок из российского посольства?
В тот раз Блисс Уэйкфилд сообщила послу, что тот сможет поговорить с президентом только после того, как она сама с ним встретится. А до этого ему придется подождать.
– Итальянский такого ответа тоже не забыл. У прессы тогда был крайне удачный день, – сухо заметил отец. – Иногда меня забавляют вещи, которые выкидывает моя мама. Но ее все любят.
– В основном из-за того, что ее не волнует мнение других. Этому качеству все завидуют, – прокомментировала Джоселин, и в первую очередь это относилось к ней самой.
– Возможно, ты права. Возраст дает много преимуществ. И моя мама использует их все, – добавил президент.
ГЛАВА 3
Государственный визит вновь избранного британского премьер-министра с супругой, завершившийся две с половиной недели назад, оставил бесчисленное количество деталей для обсуждения. Ни одна мелочь не осталась без внимания, даже то, какой зубной пасте они отдают предпочтение. В итоге встреча Джоселин с чиновниками из Госдепартамента и службы протокола, которая должна была длиться не более часа, растянулась на целых два.
На часах была половина первого, когда Джоселин вернулась в Белый дом. Вереница туристов тянулась от Восточных ворот в ожидании осмотра комнат особняка, открытых для посетителей.
Заметив туристов, Джоселин обратилась к своему телохранителю Майку Бассету:
– Кажется, сегодня все решили воспользоваться такой хорошей погодой.
– Не вините их, – ответил он. – Сегодня действительно великолепный день.
«Это точно. Идеально подходит для завтрака на балконе», – подумала Джоселин. Подойдя к лифту, она обратилась к дежурному охраннику:
– Миссис Уэйкфилд уже приехала, Том?
Охранник немного поколебался, вытягивая шею так, будто ему вдруг стал тесен ворот:
– Почти.
Джоселин остановилась, почувствовав тревогу:
– Что ты имеешь в виду? Так она здесь или нет?
– Здесь, – ответил он, стараясь не смотреть ей в глаза, – но вместо того чтобы подняться, она… ну… присоединилась к группе четырехклассников, осматривающих комнаты.
– И почему я не удивлена? – вздохнула Джоселин, еле сдержав улыбку. – Пойду ее поищу.
Ее телохранитель тут же что-то тихо сказал в свой микрофон, а когда она сделала шаг в сторону экскурсионных залов, легонько удержал ее за локоть:
– Подождите, пока туда не подойдут Мевис и Френк.
Джоселин хотела напомнить ему, что это всего лишь группа школьников, которые вряд ли представляют для нее какую-либо угрозу, но это было неподходящее время для спора, если она намеревалась в ближайшем будущем от них ускользнуть. Еле сдерживая нетерпение, Джоселин подождала, пока не подошла остальная охрана.
Детский смех и величественный голос бабушки привели ее с охраной в Восточную комнату, расположенную на втором этаже особняка. Охрана, выставленная для того чтобы сдерживать потоки посетителей, проходящих через комнату, беспомощно наблюдала за тем, как Блисс Уэйкфилд потчевала школьников, сопровождавших их учителей и кучку других взрослых рассказами о проказах детей Теодора Рузвельта.
– Я не могу представить комнаты, которая подходила бы для катания на роликах лучше, чем эта! А вы как думаете? – Слушатели приветствовали ее вопрос дружным «нет». – Очень плохо, что ни один из вас не принес свои ролики. Мы могли бы их здесь опробовать. Кстати, я довольно хорошо катаюсь на роликах. Я вам еще не рассказывала об этом?
Это была бы самая нелепая картина, какую только можно себе представить – высокая элегантная женщина на роликовых коньках! «Если бы, конечно, ролики не были окрашены в бирюзовый цвет, под стать костюму бабушки», – пришла к выводу Джоселин.
– Когда построили Белый дом, – продолжала между тем свою лекцию Блисс, – эта комната еще много лет оставалась немеблированной. Абигель Адамс даже приказал слугам вешать здесь белье после стирки. Ведь тогда не было сушилок для одежды и электричества… – Тут она заметила в толпе внучку, окруженную с трех сторон агентами Секретной службы. – А вот и Джоселин! – объявила Блисс с сияющими глазами. – Я так рада, что ты смогла присоединиться к нам. Я как раз хотела рассказать детям о том, как эти хулиганы Рузвельта привели в дом пони и пытались поднять его на лифте. Вы ведь знаете мою внучку Джоселин?
Для агентов Секретной службы следующая сцена была подобна ночному кошмару: толпа детей в мгновение ока окружила Джоселин и атаковала ее вопросами. Со свойственным им тактом они пытались удерживать самых агрессивных и сохранять некое подобие порядка.
После того как Джоселин парировала несколько детских вопросов, какой-то пожилой мужчина низкого роста, в форме африканского десанта поднял вверх свою трость, привлекая ее внимание.
– Извините, мисс Уэйкфилд, – сказал он низким, хорошо поставленным басом. – Вы не могли бы ответить еще на один вопрос?
– Конечно, – вежливо улыбнулась Джоселин, собрав все свое терпение.
– Так как Рождество не за горами, мне было бы интересно узнать, в какой комнате Белого дома будет установлена главная рождественская елка? – Мужчина стоял позади группы туристов, пальто его было расстегнуто, в одной руке тросточка, в другой – шляпа. Но более всего внимание Джоселин привлекли его черные сияющие глаза и контраст между блестящей коричневой кожей и белой, как снег, бородой.
– Главная елка всегда устанавливается в Голубой комнате, – ответила она. – Хотя во всех остальных офисах тоже ставят елки. А елки, украшенные орнаментом на старинные рождественские темы, обычно выставляются в Восточной колоннаде.
– Вы уже выбрали тему этого года? – поинтересовался он.
– Мы определились с темой оформления еще несколько месяцев назад. – «После долгих споров и обсуждений», – хотела было добавить, но не добавила она.
– Могу я узнать, что это за тема? – В улыбке пожилого мужчины чувствовалось что-то напряженное детское. И вдруг его осенила догадка: – Или вы пока не хотите это афишировать?
– Я думаю, что рождественская тема не относится к высшей категории секретности, – улыбнулась на этот раз с естественной теплотой Джоселин. – В этом году мы выбрали тему «Рождение ребенка».
Мужчина улыбнулся еще шире:
– Интересный и очень достойный выбор.
Его откровенная радость заставила Джоселин кое-что объяснить:
– На эту идею нас вдохновил изящный макет восемнадцатого века, изображающий сцену рождения Христа, который выставляется здесь во время рождественских праздников с момента его появления в Белом доме в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году. В общей сложности, этот макет состоит из сорока семи деревянных и глиняных фигурок. Это будет главный сюжет наших декораций здесь, в Восточной комнате.
– А украшения для главной елки? – Повышение интонации его голоса делали эту фразу вопросом.
– Мы пригласили три разные организации для создания орнаментов в разных этнических стилях, которые изображали бы рождение Христа, – сообщила Джоселин. – Америка – это плывущий корабль, наполненный иммигрантами из разных стран. Именно это разнообразие и делает нас сильными. Мы хотим отметить и этот факт тоже.
– Решение, достойное похвалы. – Теплая улыбка пожилого мужчины выразила мудрость и одобрение.
Одна девочка с кудряшками яростно двинулась сквозь толпу, желая задать свой вопрос. Джоселин ее заметила и кивнула.
– Я только хотела спросить… – начала девочка, но запнулась от нахлынувшей на нее волны застенчивости, – из какого именно камина в Белом доме появляется Санта-Клаус?
Стоящий позади нее мальчик засмеялся и стукнул кулаком в ее спину.
– Ты что, все еще веришь в Санта-Клауса? – с издевкой произнес он.
Девочка густо покраснела и, повернувшись, выпалила:
– Я не верю, но моя младшая сестра верит, и поэтому Санта-Клаус приходит к нам каждый год!
– Я рада, что он все еще приходит к вам, – снова обратила внимание группы на себя Джоселин. – Разве мы все не любим, когда к нам приходит Санта-Клаус? – И все дружно с ней согласились. – А сюда, в Белый дом он придет через любую трубу, какая ему приглянется.
На этой веселой ноте Джоселин удалось закончить свое общение с туристами. Охрана незамедлительно провела Джоселин и ее бабушку к лифту.
– Ну, к чему все эти вопросы о Рождестве? – пробормотала раздраженно Джоселин, как только за ними закрылись двери лифта. – Ведь еще не было даже Дня благодарения!
– Но и не слишком рано, чтобы об этом подумать, – возразила Блисс под тихое жужжание поднимающегося лифта.
– К сожалению, я вынуждена говорить о Рождестве в течение нескольких месяцев. – Джоселин поймала на себе скептический взгляд бабушки. – В самом деле. Только сняли прошлогодние декорации, как сразу же начались прения насчет новых. Сначала необходимо выбрать тему. Затем решить, каким образом ее представить. После этого оговариваются различные заключительные детали. И если я не участвую в обсуждениях, то обдумываю дизайн открыток от Белого дома, или сочиняю для них поздравительный текст, или корректирую список лиц, которых необходимо поздравить. К тому времени, когда Рождество, наконец, наступит, я так устану, что оно уже не будет иметь для меня значения.
– И, тем не менее детям было интересно узнать, как вы украсите Белый дом к Рождеству, – проговорила в задумчивости Блисс. – Милые дети, не правда ли?
– Бабуля, за эти слова я готова тебя задушить, – заявила Джоселин, выходя из лифта на третьем этаже семейной части Белого дома.
– Наверно, я этого заслуживаю, – равнодушно согласилась та. – Но мы-то с тобой знаем, что для детей это был «их» день! Теперь они будут говорить об этой встрече всю свою жизнь!
– Ты старалась изо всех сил, создавая «их» день до моего появления.
– Я не удержалась. Эти дети выглядели такими несчастными, переходя из одной комнаты в другую. Тебе надо что-нибудь предпринять, чтобы оживить эти скучные экскурсии по Белому дому. Сейчас экскурсоводы уделяют слишком большое внимание меблировкам комнат. А антиквариат интересен совсем немногим. Это только торговцам или коллекционерам любопытно узнать, что кабинетный рояль марки «Стейнвей» в Восточной комнате был выполнен по проекту Гуглера, что его опоры позолочены и повторяют форму белоголового орлана эмблемы США и что он украшен позолоченным трафаретом, выполненным Беком. Эти экскурсоводы представляют Белый дом безжизненным и скучным музеем, тогда как на самом деле – это место, где люди смеялись, жили, любили и где происходили самые важные моменты в истории нашего государства!
Вы ознакомились с фрагментом книги.