Институт готовил к печати как отдельные произведения, так и тематические сборники. В их числе подготовленная И. П. Товстухой книга «В. И. Ленин. Об улучшении госаппарата и о борьбе с бюрократизмом и волокитой. Письма и заметки. 1917–1922 гг.». Об актуальности этой темы говорит тот факт, что книга в течение двух лет издавалась трижды.
В 1924–1925 годах сложились и другие формы научно-публикаторской и исследовательской работы. В. Алексеев и А. Швер подготовили книгу «Семья Ульяновых в Симбирске». В 1926 году вышел в свет первый том «Ленинианы» под редакцией И. Владиславлева. В ней давался обзор литературы на русском языке, изданной в 1924 году. Институт подготовил первый мемуарный сборник о Ленине с воспоминаниями Н. Крупской, Ф. Самойлова, М. Цхакая, Ф. Голощекина, К. Ворошилова, Е. Ярославского, Г. Сафарова, М. Лациса, А. Шотмана, О. Пятницкого, Я. Рудзутака, Л. Фотиевой, М. Гляссер и др. Затем вышли еще два выпуска воспоминаний. С 1927 года стали регулярно выходить «Записки Института Ленина» – научно-теоретический журнал, нацеленный на изучение возникновения и развития ленинизма.
Собранные документы Ленина и материалы о нем позволяли перейти к написанию биографии Владимира Ильича. Жизнеописание вождя революции вызывалось как научными, так и пропагандистскими задачами. Партия указывала: жизнь и деятельность вождя революции должны служить образцом для воспитания масс, прежде всего юношества. Законы пропагандистского жанра требовали, чтобы герой повествования соответствовал идеальному образу большевика «без страха и упрека» и был примером преданности делу коммунизма. Вместе с тем биографию Ленина требовалось теснейшим образом вписать в историю большевистской партии. Эта задача оказалась для Института довольно сложной. В 1931 году удалось выпустить в свет лишь брошюру В. Г. Сорина «В. И. Ленин. Краткая биография», которую рецензент охарактеризовал следующим образом: «Будучи написана живо и просто, она безусловно удовлетворит потребность самого широкого круга читателей знать жизнь величайшего вождя мирового пролетариата»189. Никаких замечаний к автору не высказывалось.
В связи с политическим возвышением Сталина, идейным разгромом оппозиционных групп Институт приступил к изучению его биографии как ближайшего ленинского соратника. В 1927 году вышла брошюра И. П. Товстухи с кратким изложением основных этапов жизни Сталина. Партийная печать не откликнулась на это издание, и оно, возможно, осталось бы незамеченным. Но на брошюру обратил свое внимание В. А. Тер-Ваганян, и у него возникли нарекания в адрес автора. Свой отзыв под названием «Лесть и история» он послал в редакцию журнала «Под знаменем марксизма», но редакция отказалась его печатать. Тогда автор опубликовал в коммерческом издательстве брошюру, в которой, помимо критической рецензии на биографию Сталина, был помещен отзыв на изданную биографию А. И. Рыкова. Тер-Ваганян считал, что Товстуха явно льстил Сталину, приписывая ему заслуги, которых он не имел. Этим же пороком страдала и биография Рыкова190. Сталин ознакомился с брошюрой Тер-Ваганяна, о чем свидетельствует его пометка на экземпляре, хранящемся в Государственной публичной исторической библиотеке. Таким образом, начавшийся процесс формирования культа Сталина как верного ленинца и продолжателя его великого дела встречал определенное сопротивление среди некоторых большевистских историков. Но эти единичные факты, конечно, не могли повлиять на набирающую силу пропагандистскую кампанию по созданию большевистских идолов.
Завершение в основном работы по изданию Сочинений Ленина позволило Институту переключить часть своих научных сил на непосредственно исследовательскую работу. Основная цель реорганизации деятельности Института определялась партийной директивой: осуществить переход научно-исследовательской и издательской работы в направлении активной защиты идей ортодоксального ленинизма от всякого рода извращений и искажений. В этой установке речь шла о сохранении чистоты ленинского учения, о пресечении возможных попыток его пересмотра и реформистского толкования сторонниками оппозиции в рядах ВКП(б) и фракционерами в зарубежных компартиях. Несмотря на то, что к концу 20-х годов реальные, мнимые и потенциальные оппозиционеры были исключены из рядов большевистской партии, лозунг борьбы за чистоту марксизма-ленинизма не был снят. Напротив, призыв к усилению бдительности звучал все громче.
Институт переориентировал научные силы на работу по трем приоритетным направлениям: изучение проблем ленинизма, истории ВКП(б) и истории Коминтерна. Ввиду нехватки историков, специализировавшихся в этих областях общественной науки, при Институте Ленина была образована научно-исследовательская группа. В ее обязанность входило коллективное обсуждение актуальных проблем, возникающих в процессе исследовательской работы различных кабинетов Института. К участию в ней привлекались, помимо своих сотрудников, партийные работники, ветераны революционного движения, видные ученые других институтов. В составе группы работало 36 человек191.
Без создания широкой источниковой базы по истории партии начать серьезную исследовательскую деятельность было невозможно. Поэтому Институт принял меры для введения в научный оборот новых документов. В 1929 году были выпущены «Протоколы Центрального комитета РСДРП. Август 1917 – февраль 1918 г.» под общей редакцией М. А. Савельева. В 1930 году было завершено переиздание 1–51 номеров «Искры», выходивших, когда этот социал-демократический орган был под идейным контролем Ленина (декабрь 1900 – ноябрь 1903 г.). Тогда же были перепечатаны номера 1–227 центрального органа большевиков – газеты «Правда» за 1917 год. Институт планировал начиная с 1929 года издать протоколы II–XIII съездов партии и некоторых партконференций, но план не был реализован.
Расширению источниковой базы служил основной печатный орган Института журнал «Пролетарская революция», который помещал на своих страницах проблемные статьи, новые документы, методологические разработки, отчеты о работе кабинетов. В 1930 году вышел в свет юбилейный, 100-й номер журнала.
Институт выдвинул продуктивное предложение издавать специальный орган «Архив ВКП(б)», который должен был служить расширению источникой базы историко-партийной науки, так как журнал «Пролетарская революция» не публиковал документы, за исключением статей, писем, заметок классиков марксизма. Своим решением от 11 апреля 1930 года Оргбюро ЦК партии поддержало эту инициативу и утвердило состав редакционной коллегии. Ответственным редактором был утвержден С. С. Кржижановский192. В период подготовки первого выпуска в журнале «Пролетарская революция» появилось письмо Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма», круто изменившее положение в историко-партийной науке. Оргбюро ЦК отменило ранее принятое решение об «Архиве ВКП(б)»193.
Комментируя этот шаг Оргбюро, член редколлегии Г. А. Тихомирнов указывал: «Мне кажется, что ЦК не был достаточно в курсе всей сложности вопроса, связанного с публикацией документов»194. Истинные же причины отмены принятого решения крылись не в сложности публикации документов, а в том, что документальные свидетельства могли разрушить создаваемые ЦК ВКП(б) мифы об истории большевизма.
Между тем общее состояние научной разработки истории ВКП(б) было неудовлетворительным. Дело ограничивалось изданием ряда кратких курсов и учебных пособий для комвузов и партийно-комсомольского актива. Среди первых авторов книг и учебных пособий по этой теме были Н. Н. Батурин, Н. Н. Попов, Г. Е. Зиновьев, В. И. Невский. По отдельным периодам и проблемам истории партии были выпущены работы П. Керженцева «Страницы истории ВКП(б)», В. Адоратского «Большевизм в годы реакции», Е. Ярославского «Большевики в 1917 г.», В. Сорина «Учение Ленина о партии» и ряд других.
Вклад Института Ленина в разработку научной истории партии был минимальным. Дирекция ставила перед коллективом задачу заняться, прежде всего, изучением истории революций в России. Анализируя состояние исследований этой проблемы, она отмечала: «Несмотря на свое всемирно-историческое значение, и несмотря на то, что революция поставила у власти нашу партию, до сего времени революция 1917 года нашла весьма незначительное освещение в научно-исторической литературе. Целый ряд проблем, встающих в связи с Февральской и Октябрьской революциями, проблем, имеющих громадное значение для международной пролетарской революции и для понимания характера и закономерностей самой Октябрьской революции, даже не начаты разработкой»195.
Нереальным оказалось намерение Института в течение трех лет, к 15-й годовщине Октябрьской революции, выпустить многотомный труд, освещающий период истории партии до Октябрьской революции включительно. Была попытка издать сборник документов, посвященный Гражданской войне. Он был подготовлен к печати Огородниковым и Мартыновым. Рецензент Ф. Анулов негативно оценил эту работу, так как, по его мнению, в ней приуменьшена роль Ленина и непомерно преувеличена роль Троцкого в руководстве вооруженной борьбой советской власти против контрреволюции. Главное, однако, не в этом. Рецензента беспокоил вопрос, где составители выявили такие материалы. Он предложил запретить Огородникову и Мартынову доступ к документам, а соответствующим органам провести обыск на дому, так как оба были «представителями реакционной военной школы»196. Этот пример показывает, что в научной работе Института Ленина сужались возможности объективного рассмотрения событий прошлых лет. А это неизбежно должно было привести к фальсификации истории.
К концу 20-х годов на первый план в сфере историко-партийной науки выдвинулся вопрос о методологии исследования. В течение прошедшего десятилетия стихийно возник ряд дискуссий по актуальным вопросам историко-партийной науки. Это был период, когда авторы печатных трудов, участники конференций и семинаров могли свободно высказывать и отстаивать свои суждения. Однако в связи с внутрипартийной борьбой научные дискуссии все больше превращались в политические баталии. Сфера свободомыслия сужалась. «Ортодоксальные» историки, то есть историки, поддерживающие сталинскую генеральную линию партии, обвиняли своих оппонентов в ревизии марксизма и ленинского идейного наследия. Не согласным с линией Сталина приклеивали политические ярлыки. Руководство Института Ленина в это переломное время стойко встало на стражу сталинского курса, оценивая выступления некоторых специалистов как попытки фальсифицировать историю ВКП(б), навязать партии антиленинские установки и подменить ленинизм троцкизмом. В основу методологии были положены сталинские работы: предисловие к сборнику «На подступах к Октябрю», «Основные вопросы ленинизма» и «Об оппозиции». В отчете Института Ленина XVI съезду партии отмечалось: «Ряд установок, данных т. Сталиным в борьбе за линию партии, проливает новый свет на важнейшие проблемы прошлого партии, дает исходные пункты для работы исследовательской мысли в этой области»197. Институт Ленина с сожалением признавал, что эти установки недостаточно использованы для изучения ряда важных вопросов истории партии. В дальнейшем предполагалось разрабатывать в первую очередь те проблемы, по которым требовалось разоблачение позиций лидеров оппозиционных групп.
Если историко-партийная тема в какой-то степени была предметом изучения, то история Коммунистического Интернационала представляла собой непаханое научное поле. Кабинет по истории Коминтерна был образован лишь в начале 1930 года, после получения исторической части архива Исполкома Коминтерна (ИККИ). Его работа велась в непосредственном контакте с Исполкомом Коминтерна с привлечением работников аппарата ИККИ. Заведовать кабинетом истории Коминтерна был приглашен один из руководящих деятелей компартии Венгрии Бела Кун.
Научно-популяризаторская работа включала в себя редакционно-издательскую деятельность по выпуску отдельных произведений Ленина для массового читателя, подготовку и издание популярных брошюр по вопросам ленинизма и истории партии. Институт также должен был рецензировать издания, предназначенные для сети политпросвещения, т. е. «организовать наблюдение за деятельностью издательств в области популяризации ленинизма, истории партии и Коминтерна»198. Таким образом, он брал на себя цензорские обязанности контроля над научным качеством и идейным содержанием всей литературы, выходившей в стране по вопросам ленинизма и истории партии и международного коммунистического движения.
Музей ЛенинаОдна из важнейших функций Института Ленина состояла в ознакомлении широких масс трудящихся с жизнью и деятельностью создателя большевистской партии и руководителя Советского государства Владимира Ильича Ленина. Эта задачу призван был выполнять Музей Ленина. Он был открыт для посещения 21 января 1925 года. Материалы, экспонируемые в музее, представляли собой фотографии Владимира Ильича, картины, скульптуры, плакаты, фотокопии рукописей, сочинения, художественные произведения о Ленине, предметы личного обихода, подарки от рабочих организаций, материалы, связанные с похоронами Ленина.
Имевший при своем основании около 300 экспонатов, к концу 1925 года музей превысил это число более чем в три раза. Экспозиция состояла из четырех частей, разделенных по хронологии: первая часть – материалы за 1870–1900 годы, вторая – за 1917-й, третья – за 1918–1923 годы. Четвертый раздел – траурный, иллюстрирующий отношение рабочих и крестьян к кончине Ленина.
В предметном ряду экспозиции были золотая гимназическая медаль Володи Ульянова, партийный билет Ленина, браунинг, из которого Каплан стреляла в Ленина, простреленное пальто Владимира Ильича. Были воссозданы обстановка комнаты в ссылке в Шушенском, предметы быта, которыми пользовался Ленин в шалаше на станции Разлив, его рабочий кабинет в Кремле. В одном из залов музея находился граммофон с пластинками речей Ленина.
В траурно-мемориальном отделе помещались венки, возложенные на гроб Ленина, маски с лица и рук, фотографии и картины, изображающие похороны Ленина и траурные собрания и манифестации в различных городах страны.
В декабре 1926 года, когда Институт Ленина переехал в новое здание на Советской площади, музей получил освободившее помещение по адресу Большая Дмитровка, 24. Здесь была развернута новая экспозиция в восьми комнатах. 22 января 1927 года музей был вновь открыт. Его посещаемость росла из года в год. С 1 октября 1928 по 1 октября 1929 года было проведено 2517 экскурсий. Общее число посетителей составляло 5127 человек в месяц199. В основном это были рабочие, служащие, учащиеся и дети.
В 1930 году дирекция Института выступила с инициативой реконструкции музея. Смысл этой идеи состоял в том, чтобы организовывать систематические кампании, связанные с историей партии и Коминтерна, широко используя с этой целью радио, кино и художественные средства, проводить доклады на заводах и фабриках. Недостаток экспозиции музея с точки зрения руководства Института заключался в том, что она была посвящена целиком Ленину. Новые задачи требовали, чтобы деятельность Ленина была отражена в органической связи с историей партии. Поэтому возникла дилемма: реорганизовать ленинский музей в музей истории партии или передать его в ведение существующего Музея революции. За этой коллизией стояла отнюдь не методологическая, а политическая проблема. В Музее Ленина нельзя было показать участие Сталина в подготовке и проведении Октябрьской революции, строительстве Советского государства. В это время уже был сформирован культ личности Сталина, и руководство Института хотело занять ведущее место в пропагандистской кампании по возвеличиванию его заслуг.
***Таким образом, к началу 30-х годов Институт Ленина, по оценке его руководства, в основном выполнил задачу собирания, издания и распространения ленинского идейного наследия, что отнюдь не означало прекращения этой работы. Первоочередной задачей оставалось завершение второго и третьего изданий Сочинений Ленина и подготовка фундаментальных исследований по вопросам ленинизма и истории партии. Для этого сложились реальные источниковые и кадровые возможности.
Научная жизнь Института все теснее сплеталась с текущими внутрипартийными проблемами. Ее определяли идейное единомыслие коллектива сотрудников, их включение в непримиримую борьбу против «мелкобуржуазных шатаний» и уклонов в рядах ВКП(б) и против тех историков, писателей, публицистов, которые допускали примиренчество в отношении отклонений от генеральной линии партии. Свертывание свободы научного поиска, отказ от организации дискуссий неизбежно вели к созданию шаблонных теоретических схем в трактовке прошлого.
Глава II
Институт Маркса-Энгельса-Ленина в условиях укрепления сталинского единовластия (1931–1941)
Монополизация исследований проблем марксизма-ленинизма и истории ВКП(б)
3 ноября 1931 года Президиум ЦИК Союза СССР принял постановление «Об объединении Института Карла Маркса и Фридриха Энгельса при Центральном Исполнительном комитете Союза ССР с Институтом Ленина при ЦК ВКП(б)». В нем указывалась цель слияния: для объединения работы по изданию сочинений Маркса, Энгельса и Ленина и для разработки вопросов марксизма-ленинизма и истории их развития. Новое учреждение называлось Институт Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б)200. Таким образом, централизация научно-исследовательской деятельности по проблемам марксизма-ленинизма и истории партии была завершена созданием единого научного центра, работающего непосредственно под руководством ЦК ВКП(б).
Формально речь шла об объединении научной и материальной базы, а также кадрового состава двух учреждений. Но в действительности причина объединения не организационная, а политическая. По существу произошло не слияние двух высших научно-исследовательских центров по вопросам марксоведения и лениноведения, а ликвидация ИМЭ. Прежний институт, которым руководил Рязанов, не мог больше существовать, поскольку, с точки зрения партийных верхов, он был антипартийным центром, под крышей которого сформировалась контрреволюционная группа. Бывший директор ИМЭ обвинялся в том, что он рассматривал ленинизм в отрыве от марксизма, а в практической работе недостаточно связывал теорию Маркса с текущими задачами строительства социализма. Это считалось грубейшей политической ошибкой. Институт Маркса и Энгельса был поглощен Институтом Ленина, получившим статус партийного учреждения, что усиливало контроль со стороны ЦК ВКП(б) и по замыслу являлось гарантией от повторения политических инцидентов. В ИМЭЛ объединения кадров не произошло, так как уникальные специалисты-марксоведы были разогнаны. Преемственность научной работы прервана, опыт и традиции Института, руководимого Рязановым, признаны непригодными.
В 1929 году Институт Ленина заимствовал у ИМЭ кабинетную систему организации научно-исследовательской деятельности. Руководство исходило из того, что «кабинет есть целесообразная и оправдывающая себя форма организации работы» и должен стать «плацдармом, где и другие отделы и их научные сотрудники могли бы с успехом выполнять определенные задания»201. Но после ликвидации ИМЭ В. В. Адоратский пересмотрел принцип структурного деления. Взамен кабинетов были образованы сектора и секции.
Структура Института Маркса-Энгельса-Ленина была подчинена расширенным задачам и выглядела следующим образом: 1. Сектор научной биографии и издания трудов Маркса и Энгельса; 2. Сектор научной биографии Ленина и издания его работ; 3. Сектор марксизма-ленинизма; 4. Сектор истории Коминтерна; 5. Сектор истории ВКП(б); 6. Сектор партийного строительства; 7. Сектор юношеского движения; 8. Сектор научной популяризации; 9. Архив; 10. Библиотека; 11. Музей Маркса-Энгельса-Ленина; 12. Редакционно-издательская часть; 13. Ученый секретариат; 14. Управление делами.
Все научные сектора состояли из секций, образованных по тематическому, хронологическому и иным принципам. ИМЭЛ осуществлял контроль над деятельностью институтов истории партии на местах. Историко-партийный Институт красной профессуры и Общество старых большевиков работали под эгидой ИМЭЛ. Институту Маркса-Энгельса-Ленина поручалось осуществлять наблюдение за идеологической стороной деятельности Музея революции при ЦИК СССР202.
Руководство ИМЭЛ состояло всего их двух лиц – В. В. Адоратского и И. П. Товстухи. Их просьбы пополнить дирекцию долго не рассматривались Центральным комитетом партии. По-видимому, не могли найти подходящие кандидатуры. В течение длительного времени ряд основных подразделений оставался без заведующих. В итоге объединенный институт попал в крайне тяжелое положение. Образовался невосполнимый кадровый дефицит при том, что объем заданий значительно увеличился. Заполнение штатов шло с большим трудом. К началу 1934 года организационное положение Института несколько улучшилось. «После объединения двух институтов, – говорится в отчете ИМЭЛ XVII партийному съезду, – новое руководство развернуло работу по ликвидации остатков рязановщины в области работы над литературным наследством Маркса и Энгельса, расчистило аппарат Института от рязановских, рубинских и т. п. элементов. Под руководством ЦК партии были сформированы новые партийные кадры Института и организована работа по изданию Сочинений Маркса и Энгельса на новых началах»203.
Данные о привлечении новых кадров явно преувеличены. Нехватка специалистов стала хронической болезнью Института. Адоратский неустанно теребил ЦК просьбами решить вопрос о заполнении штатов. Что касается «ликвидации остатков рязановщины», то Адоратский и Товстуха поработали действительно неплохо, но у ЦК партии была своя оценка. Оба руководителя ИМЭЛа присутствовали на партийном съезде, но не получили слова для выступления. В РГАСПИ в фонде И. П. Товстухи сохранился текст подготовленной им речи на XVII съезде ВКП(б). Документ начинается утверждением, что товарищ Сталин является лучшим ленинцем, лучшим теоретиком марксизма-ленинизма, а заканчивается здравицей вождю мирового пролетариата товарищу Сталину. Но Товстуха был абсолютно прав, когда хотел в своей речи отметить, «что при всем огромном объеме работы товарища Сталина, он всегда проявлял величайший интерес и величайшее внимание делу публикации литературного наследства Маркса-Энгельса-Ленина»204. Отныне Институт не мог ничего предпринять без разрешения Сталина, будь то публикация документов, приобретение рукописей и книг, проведение внутренних мероприятий. Товстуха в особую заслугу Центральному комитету ставит разгром рязановщины. Якобы ЦК обеспечил тем самым овладение революционным наследием Маркса и Энгельса, ранее скрытым от общественности.
Итак, спустя два с половиной года новое руководство ИМЭЛ все еще опиралось на «политический капитал», приобретенный за счет расправы с кадрами ИМЭ. На протяжении нескольких последующих лет Адоратский и Товстуха спекулятивно использовали ярлык «рязановщины», в одних случаях – чтобы напомнить о своих заслугах, в других – для оправдания неудач.
Адоратский причислил своего предшественника к фальсификаторам марксизма, который отличается от Каутского лишь тем, что применял «более тонкие приемы». В работе, посвященной вопросу популяризации изданий произведений Маркса и Энгельса, он писал, что Рязанов, будучи директором ИМЭ, не вел борьбу против социал-демократов. В своих предисловиях к Сочинениям Маркса, писал далее Адоратский, он культивировал академизм, «отвлеченную беспартийную ученость, которая в нашей революционной обстановке не могла не привести к прямой измене делу пролетариата»205.
Конечно, отношение Адоратского к бывшему Институту Маркса и Энгельса определялось не личной антипатией к Рязанову. Оно диктовалось политической обстановкой в стране, находившейся в стадии «великого перелома». Разгром сталинским руководством оппозиционных групп в партии, устранение потенциальных соперников в высших органах власти сопровождалось нагнетанием атмосферы троцкистской опасности, усилением политического и психологического давления на общественное сознание. В этой обстановке при мощном воздействии средств массовой информации формировался культ личности Сталина как верного ученика Ленина, мудрого вождя советского народа и трудящихся всего мира. Сталин взял под личный контроль важнейшие сферы государственной, общественной и культурной жизни. Особый интерес он проявлял к тому, что делалось в области общественных наук и, в частности, в Институте Маркса-Энгельса-Ленина. Провозглашенный выдающимся теоретиком марксизма-ленинизма, «мудрый учитель» считал своим долгом поучать ученых-обществоведов. Его слово приобретало силу закона, его критика звучала как приговор.
В 1931 году в шестом номере журнала «Пролетарская революция» было опубликовано письмо И. В. Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма». Поводом для письма послужила статья А. Слуцкого «Большевики о германской социал-демократии в период ее предвоенного кризиса», напечатанная в этом журнале в 1930 году. Сталин решительно осудил действия редакции, поместившей работу Слуцкого на страницах органа Института Маркса-Энгельса-Ленина. Он назвал автора статьи клеветником и фальсификатором. Возмущение Сталина вызвал тезис Слуцкого о том, что Ленин недооценивал опасность центризма в германской социал-демократии в предвоенные годы. Прибегая к приемам схоластики, Сталин сделал следующее заключение: «Выходит, таким образом, что Ленин в период перед войной не был еще настоящим большевиком, что лишь в период империалистической войны, или даже в исходе этой войны, Ленин стал настоящим большевиком»206. Конечно, не Слуцкий был мишенью Сталина, хотя он и назвал его учеником Троцкого. Удар наносился по троцкизму и тому направлению историко-партийной науки, которое еще не присоединилось к восхвалению нового большевистского лидера, сокрушившего троцкизм и прочие антипартийные фракции и блоки.