Гарнизон

© Юрий Михайлович Хамкин, 2020

ISBN 978-5-4498-5001-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Повесть советского офицера, русского журналиста Юрия Хамкина об извечной борьбе правды и лжи, добра и зла, о сложных армейских взаимоотношениях. Впервые была опубликована в самарском издательстве АП «Полиграфист» в 1992 году и носила название «Один день лейтенанта Карташова».

Хамкин Юрий Михайлович родился в 1951 году, в посёлке Усть-Нера Оймяконского района Якутской области. В 1974 году окончил Бакинское высшее общевойсковое командное училище. Служил в спецназе ГРУ (командир РГСН). В 1983 году с должности «командир роты», в звании «капитан», уволен в отставку по состоянию здоровья. С 1984 года – журналист. В 1989 году заочно окончил Казанский государственный университет по специальности «Журналистика». Автор нескольких рассказов («Пока человек ведёт борьбу», «Перекладина», «Сам против себя» и др.), опубликованных в ряде центральных журналов.

В 90-х годах был одним из самых ярких оппозиционных журналистов Самары.

Как доброволец воевал в сербской пехоте в 1992—93, 95 годах, капитан армий Республики Сербской и Сербской Краины. Автор книги «Поезжай и умри за Сербию! (Заметки добровольца)».

Член общественной организации «Российские учёные социалистической ориентации» (РУСО).

ГАРНИЗОН

Сыну Сергею посвящаю

/Любые совпадения названий, дат, фамилий – случайность, к действительности отношения не имеющая./

«Слушай же! Я скоро приду и принесу с собой награду! Я воздам каждому по поступкам.»

(Иисус. «Откровение Апостола Иоанна», гл. 22, стих 12.)

По части корреспондента водили. Этому опасному посещению предшествовала непростая цепь событий.

…Еще с середины вчерашнего дня командир полка Черных имел сведения от «своих людей» в штабе дивизии, что «ориентировочно завтра с утра полк намерен посетить комдив. Черных подал сигнал „Свистать всех наверх!“ (Сбор!»). Когда офицеры собрались, поставил задачу «немедленно навести капитальный внутренний порядок», «лучшие силы бросить на уборку территории и буквально вылизать», «общежитием я сам займусь», «с утра организовать занятия строго по расписанию, присутствуют все 100 процентов личного состава. Никого никуда! к занятиям иметь добротные конспекты, журналы заполнить строго по программе. Проконтролируйте, товарищ подполковник!» (к начальнику штаба).

Полк встал на уши. «Наведение порядка»» сопровождалось взвинчиванием нервов, нагнетанием нечеловеческого напряжения, вспышками мелкой паники и истерики. В расположение метущих, моющих и драящих подразделений непрерывно вторгались «контролирующие» офицеры штаба: заместители, начальники служб, просто клерки в погонах и комсомолец полка. Вся эта публика, преданно выслушав очередные ЦУ командира, бегом бросалась к назначенным «на контроль» подразделениям. Сильно притормозив у входа, чинно вступали в казармы. И начиналось: «Где командир роты? Ну-ка идите сюда, товарищ старший лейтенант! А это почему до сих пор…? А когда думаете делать? А кто это будет устранять? Командир полка? А вы деньги получать?…". Доведя командиров подразделений до белого каления, обложив матом солдат, вороны слетались в штаб и взахлеб докладывали: «Медюшко мышей не ловит…", Капустин потерял контроль…", «Иванов самоустранился…", «Дудкин перепоручил…", «У Сидорова конь не валялся…» На лицах докладывающих искреннее переживание за дело, гневное возмущение нерадивыми командирами, поставившими полк на грань катастрофы. Охрипший Черных тихо сатанел…

Кое-где «контроль» встречал отпор. Начальник физпоготовки Скоков у входа в роту был перехвачен её командиром Кардановым:

– А ты меня на арапа не бери, – сходу заорал тот, грудью наступая на штабную крысу.

– Да я не беру, не беру, – попятился Скоков, но тут же пришёл в себя:

– Как разговариваете! Да я вас сейчас по стойке смирно поставлю!

– А на ар-рапа не бер-ри!

– А вот поставлю!

– А не бер-ри!!!

Но в целом действовало правило: «Пришёл проверять ефрейтор – доложи!»

«Порядок», однако, был наведен. Последний офицер ушёл домой в два ночи, последний солдат лёг спать в четыре.

А подъём в 6! Лейтенант Карташов вскочил с койки в общежитии на 15 минут раньше. Первый рабочий день блестящего перспективного офицера Владимира Михайловича Карташова! А что вы хотите? Элегантность, эрудиция, энергия!

Лейтенант наскоро умылся, накинул китель, портупею, горделиво повёл плечами перед зеркалом, подмигнул лику, надел фуражку и, сделав правую руку саблей, рубанул себя ладонью в середину лба: головной убор должен сидеть точно посередине!

Командир роты капитан Иванов поручил ему «поприсутствовать» на подъёме, «проконтролировать» физзарядку и строевой тренаж. Поприсутствуем! Проконтролируем! Об ожидаемом визите комдива Иванов не обмолвился ни словом. Лейтенант, однако, понимал сложность обстановки и гордился тем, что «в этот ответственный момент» именно ему, лишь вчера прибывшему в подразделение, доверили «обеспечить порядок».

…Вчера капитан Иванов подробно проинструктировал новичка. Инструктаж носил необычный характер (лейтенант хоть без году неделя лейтенант, но инструктажей успел наслушаться). Иванов не стал объяснять, что надо хорошо служить, не намекал на продвижение, на академию.

– Я предостерегаю вас, товарищ лейтенант, от глупейшего заблуждения, свойственного вашему возрасту и званию. Зарубите себе на носу: никакого «братства офицеров» в Советской Армии не существует. Здесь девиз американских фермеров: «Бог за всех нас, и всякий за себя!» Впрочем, сейчас вы это не поймёте. Я сказал для того, чтобы в недалёком будущем вам не столь больно было освобождаться от иллюзий. Второе, – ходивший взад-вперед Иванов остановился, тяжело посмотрел на лейтенанта, – самое страшное для офицера моей роты – рукоприкладство. Упаси вас Бог хоть пальцем тронуть солдата: вы пропали, лейтенант! Могу простить всё, даже плевок себе в лицо. Это – нет.

– Так ведь если «Подъём!», а он лежит… – пробормотал Карташов.

– Бывает, – вздохнул капитан, – правда, у нас давно не было, но не в этом суть. Суть ещё в одной иллюзии. Несмотря на кажущуюся мощь, советский офицер – один из самых бесправных членов общества: он превращён в забитого, затурканного исполнителя чужой воли. Давить нас, грешных, можно как угодно: можно спекулировать на очередном звании, продвижении по службе, можно по партийной линии, можно материально, а можно и морально, например, постоянно напоминая про оклад и пенсию в 45 лет, как это делает замполит. Диапазон спекуляций практически неисчерпаем. Уж не упоминаю о «необходимости повышать боевую готовность», «укреплять воинскую дисциплину»… Но реальной власти у командиров подразделений нет. Как вы можете наказать разгильдяя? Как гласит устав: 4 наряда вне очереди, я – пять и трое суток гауптвахты. Только нет у нас даже этого. Бойцы через день ходят в наряды, а кто свободен, пашет не разгибая спины, в других местах. Гауптвахта? Да это для них отдых! Кроме того, туда и не посадишь: замполит требует выписки из протокола комсомольского собрания, из дисциплинарной практики… эти палки в колёса необходимы ему для «приличной» отчётности. Понять его можно: у меня, положим, за полгода три человека на гауптвахте побывало, в соседней роте ни одного. Я плохой, Герасимов хороший: он работает с личным составом, я – нет. Офицеры стараются не наказывать бойцов, чтобы иметь «хорошую» дисциплинарную практику. А компенсируют это кулаком. Но есть другой способ добиться абсолютного повиновения: завоевать авторитет. Чем с этого момента вы и займётесь, товарищ лейтенант. Для начала вам необходимо усвоить базовую истину: авторитет вы завоюете тогда и только тогда, когда люди поймут: всё, что вы делаете, удачно-неудачно, вы делаете для них и ради них.

– А вот… взыскания – не вся дисциплинарная практика. Есть же и поощрения…

– Молодец, – улыбнулся Иванов, – я сразу понял, что ты толковый. Только поощрения для солдата уже давно пустой звук, кроме отпуска. Увольнения негласно запрещены, чтоб ЧП не случилось. И всё остальное в этом роде. Впрочем, другое дело, если любимый командир похвалит. Тут они расцветут, как майские розы…

Спеша в подразделение, Карташов вспомнил инструктаж и солидно решил: «Главное – спокойно!» Генерал, понятно, на подъём не явится. На зарядку – тоже. Но – как предупредил капитан – " раз начали нагнетать обстановку, то будут жать до упора». С утра шавки начнут шастать по казармам.

Однако, «нервы» не понадобились. По команде рота встала, как один, откинув одеяла на спинки кроватей, быстро построилась, вышла на зарядку. При этом сержанты подавали все положенные команды; Карташову даже рта не удалось раскрыть. «Ничего себе сержанты! Вчера кто-то говорил, что в Советской Армии нет сержантов: офицер – он же сержант, он же ефрейтор.»

Лейтенант вылетел вслед за ротой. Рота во главе со старшиной понеслась на спортгородок. Лейтенант – следом. Рота начала наматывать круги по беговой дорожке. Лейтенант наматывать круги не стал. Подошёл к перекладине, неторопливо снял фуражку, кителёк, галстук: решил лично размяться. Сделал несколько экстравагантных пируэтов, ослепительное солнце, каскадёрский соскок. Хотя рота и бежала себе, вроде забыв про лейтенанта, но великолепный трюк был замечен, раздались приветственные крики. Лейтенант небрежно помахал рукой. В строю засмеялись. Устанавливались первые контакты.

Вороны слетелись минут через 10. Тогда же подбежали другие подразделения. И тут лейтенант заметил, во главе почти всех были не сержанты и старшины, а офицеры. Около каждого подразделения болталось минимум двое «проверяющих»: из штаба части, из штаба батальона, но к роте Иванова никто не подходил. Короче, всё «вэри вэлл». Тренаж тоже прошёл нормально. Но случился инцидент. Организовав занятия во взводах, лейтенант вплотную занялся своим. Тема – строевые приемы с оружием. Лейтенант с упоением тренировал взвод.

И не заметил, откуда возник этот маленький худощавый офицер – зам командира полка по строевой подготовке подполковник Датий. Он стоял, шальными весёлыми глазами наблюдая за Карташовым. Бойцы зашикали, указывая на опасность. Карташов встрепенулся, но:

– Браво командуете, лейтенант. Приятно слушать. Ну а сами-то вы владеете приёмами? К оружию!

Карташов чётко выполнил приём. Он не испугался. Сейчас призёр окружных соревнований курсант… то есть лейтенант Карташов покажет этому подполковнику, что значит владеть оружием!

Датий подавал команду за командой. Карташов выполнял. Это было красиво! Он и сам знал, да и восхищённые лица бойцов говорили о том же. Выполнен последний приём. Датий оставался задумчив и неподвижен.

– «Два», товарищ лейтенант!

Карташову показалось, что лица солдат вытягиваются и уходят в небо, а плац пошёл буграми.

– Дайте автомат!

«Сейчас получишь!». Карташов перехватил оружие за цевье и резким толчком швырнул в лицо подполковнику. Но Датий как-то особо, изящно-небрежно выставил ладонь, и автомат прилип к ней. Снисходительно:

– Командуйте, лейтенант!

То, что затем последовало, лейтенант запомнил, как блестящий каскад безукоризненно выполненных приёмов.

– Запомните, лейтенант, – сказал Датий, возвращая оружие, – в этой дивизии (небрежный жест) по строевой у всех «два». У меня – «три».

И ушёл.

– Понравились вы ему, товарищ лейтенант, – просветили бойцы, – раз сам взялся показывать. Теперь ваш лучший друг будет.

На разводе «головка полка» – командир части майор Черных, замполит подполковник Килимнюк, начальник штаба подполковник Орлов – держалась сплочённо и озабоченно.

Вызвав офицеров к трибуне, Черных рычал:

– Все сто процентов личного состава на занятия. Упаси Бог увижу болтающихся! Занятия организовать как положено, использовать наглядные пособия! (Презрительно:) Пыль не забудьте стереть. (Вопрошающий взгляд в сторону начальника штаба):

– Возможно, поднимет по тревоге?

– Исключено.

– ?

– Прецедента не было. Хотя… из самодурства, разве что.

– И всё же, – Черных потыкал офицерам указательным пальцем, – ещё раз уточните боевой расчёт, дежурных по ротам – в ружкомнаты, пусть там… пыль стирают. (Вопрошающий взгляд в сторону начальника штаба):

– Возможно, проведёт строевой смотр?

– Предусмотрено: личному составу выданы новые х/б, дано время на подгонку и глажку.

– Офицеры?

– Дал команду быть готовыми. Разрешите проверить?

Проверка внешнего вида сопровождалась требованиями типа: «Предъявите две иголки с белой и черной ниткой, товарищ капитан!»

– А у меня вместо чёрной – зелёная.

– Можно – зелёную…

Или: «Предъявите носовой платок, товарищ майор!… А почему в клеточку? Положено – белый…»; «Предъявите расчёску в чехле!»…

Но основной удар пришёлся по причёскам офицеров. Удар был подготовлен теоретически:

– Товарищи офицеры, – хитро прищурился Орлов, – какую причёску – согласно уставу – обязан носить солдат, а какую – офицер?

Вылезать никому не хотелось.

– А-а! – Орлов просиял, – такие тонкости надо знать, товарищи. (Благоговейно:) А ТАМ написано: солдат носит короткую аккуратную причёску, офицер – аккуратную, – закончил Орлов со счастливым видом человека, поделившегося самым сокровенным. Далее, сняв головной убор, он на собственной голове продемонстрировал «аккуратную причёску» и приступил к проверке. То и дело в воздух ввинчивались вскрики: «Вы почему не подстрижены, товарищ лейтенант?! А потому что вам на всё плевать! Товарищ капитан! Вы в состоянии привести в порядок этого распоясавшегося лейтенанта?!» Ответ неизменно был положителен. На правом фланге 2-го батальона стоял русоголовый гвардейского роста офицер – старший лейтенант Сторожук.

– А вы почему не подстрижены… – завёл шарманку Орлов.

– Зато я побрит! – отчеканил бравый Сторожук и в доказательство провёл ладонью по щеке.

Орлов похлопал глазами и обратился к комбату: «Вы в состоянии его привести…» «Так точно!» Орлов в сердцах плюнул и ушёл в другой батальон. Проверку скомкали и закончили.

Но вздыхать с облегчением было рано. На случай строевого смотра Черных решил потренировать офицеров «выходу из строя». Пробормотав «время ещё есть», он приказал офицерам встать в общий строй. Забрался на трибуну и, едва не проглотив микрофон, воззвал:

– К торжественному маршу!

Офицеры рубанули строевым в голову колонн.

– Горох! – с ужасом воскликнул Черных – Отставить! Обращаю особое внимание на дисциплину строя!

Сев на своего конька – дисциплину строя – Черных потребовал Устав. Комсомолец части слетал за Уставом.

– Зачитываю! – проникающе возвысил голос Черных, – «Командир обязан поддерживать дисциплину строя и следить за точным выполнением подразделениями команд и сигналов и за выполнением военнослужащими своих обязанностей в строю.» Именно это положение мы не выполняем, именно это!

Были зачитаны ещё несколько «положений», которые «у нас почему-то никто и не думает выполнять».

Опять приступили к тренировке по команде «К торжественному маршу!» Раз на пятый стало получаться слаженно, но тут в строю был обнаружен лейтенант, который не поднимал ногу.

– Вы почему не поднимаете ногу?! – загремел вошедший в раж Черных.

Офицеры завертели головами. Черных перегнулся через трибуну:

– Вы, вы, товарищ лейтенант! Прекратите вертеться! Я вам говорю! – усиленный микрофоном голос, как колокол:

– Товарищ майор! Вы в состоянии заставить этого лейтенанта поднимать ногу?!

Майор козырнул. Колокольчиками засмеялись мальчишки, как галки, усеявшие забор.

Раз двадцать офицеры выходили «к торжественному маршу», раз десять часть поорала «здра… жла… тов… генерал!»

(«Отвечать как генералу!»), раз пять прошла торжественным маршем, три – с песнями.

***

От КПП до крыльца штаба легла красная ковровая дорожка. По ней сгорбившись, заложив руки за спину, тигриным шагом взад-вперёд расхаживал Черных. Время от времени он поднимал голову и бросал грозный испепеляющий взгляд окрест. Пустынно дышал асфальтом выметенный плац, изумрудно тосковала под солнцем причёсанная граблями трава, покинутыми невестами стояли свежепобеленные деревья. Народ, по указанию начштаба, попрятался, «дабы своим гнусным видом не позорить фрунт», как в своё время говаривал царь Пётр. Часть подразделений выведена за территорию «на тактические занятия», остальные, обложившись наглядными пособиями и учебниками, выставив наблюдателей, засели в классах, ленкомнатах. Тишина.

Черных напряжён и собран. Он на должности недавно, комдива у себя встречает первый раз. Надо, чтобы комдив запомнил и его часть, и его, Черныха. Упаси Бог испортить первое впечатление, изменить его будет трудно. Невозмож-но!

Из-за угла вывернулся бывший командир 6-й роты капитан Красиков, под хмельком. Завтра с повышением убывает в другую часть. Красиков пил третий день и не знал о грозных событиях в полку. Капитан огляделся в поисках «живой души» и увидел командира полка. Рубанул строевым. Подошёл, взял под козырёк:

– Товарищ майор! Разрешите обратиться! Вы не видели Дудкина и Карданова?

Черных диковато взглянул на офицера:

– Кой чёрт Дудкин и Карданов?!

– Ик. Разрешите идти?!

– К… матери!!!

Гуманоид исчез.

У ворот возникла суета, через мгновение они распахнулись, и чёрная генеральская «волга», без задержки миновав КПП, остановилась. Черных кинулся открыть дверцу. Не успел. Дверца распахнулась и перед Черныхом возник плюгавый капитан в фуражке блином. Что там гуманоиды! Черных потерял дар речи.

– Капитан Изюмов, – представился капитан, – корреспондент окружной газеты «За Родину!».

Ченых сглотнул и, глупо улыбаясь, сообщил:

– А мы генерала ждали…

– Мы вместе ехали, но по дороге перехватили. Генерал вернулся.

– А…а почему?

– Не знаю точно, какое-то ЧП в соседнем полку.

ЧП у соседей! Черныху сразу стало легче: гром ударил в другую сторону и, если ЧП стоящее, пожар там будет гореть еще долго. И, как говорится, «гори, гори ясно, чтобы не погасло»! На этом фоне нужно срочно отличиться… – Так! Ну что ж, товарищ капитан, очень рады, добро пожаловать! Сейчас я познакомлю вас с замполитом полка. Он ответит на любые вопросы, покажет всё, что пожелаете.

Сдав корреспондента замполиту, Черных распорядился построить полк на повторный развод («Только время зря потеряли!»). Подразделения были распределены на хозработы, в автопарк, на стрельбище, на свинарник, в позиционный район… Часть подразделений убыла на гражданские предприятия зарабатывать стройматериалы. Незадействованным офицерам было предложено «работать по личному плану», что означало «с глаз долой». Жизнь полка возвращалась в наезженную колею. Черных уже раскрыл рот, чтобы скомандовать: «Развести подразделения к местам работ!», но тут высунулся майор Меркулов:

– Разрешите, товарищ майор! А полевое занятие с комбатами и замами будет, как положено?

Баран! Сто лет служит, а службу не понял. Какое, к чёрту, занятие. Ну придут комбаты к штабу, постоят… дежурный выйдет, скажет: «Занятие переносится, работайте по своему плану.» Всё тихо, мирно. А теперь – что? Ему, командиру полка, признавать перед строем, что отменяет самим же назначенное занятие?

– Не понял. Что вы имеете ввиду?

– Ну, я к тому, что вроде, мол, и офицеров не остается… – промямлил Меркулов.

– Прекратите, товарищ майор! Я удивляюсь: всем нужны аудитории, широкие массы… Каждый лезет в полководцы. Не – ет, товарищ майор. Даже если в полку останется один единственный человек, я буду его учить. Мы совсем забываем про боеготовность…

От таких речей у замполита глаза на лоб полезли и он сказал:

– Внимание замполитам батальонов, рот! Ровно в 13—00 все сто процентов в методический кабинет. Никаких «уважительных причин» не признаю! Может кто-то тоже решил, что лекции не будет? ***

Килимнюк занялся корреспондентом. А что прикажете делать? Этот проходимец Чкрных столкнул их лицом к лицу: «Вот наш замполит, всё знает, всё покажет…» Что показывать, когда сам тут же разогнал часть. По совести, так надо бы сунуть парторга, но его что-то не видно. Чем вообще занимается этот бездельник в свободное от пережёвывания пищи время? Будем переизбирать. А кого ставить? За всех приходится работать.

Килимнюк попытался сориентироваться, что уместнее показать газетчику. Ясно, это должно быть нечто нейтральное. Возможно, и хорошего негусто, но и плохого абсолютно не должно быть. «Например, медпункт. Чистота, забота о людях, эскулапы всегда на месте. И ещё, надо все же срочно организовать показное занятие. Поприсутствует, поговорит с бойцами, покормить и пусть уматывает. День будний, подвигов нет.» Наметив программу, Килимнюк облегчённо вздохнул, но опять озаботился: как сейчас занятие организуешь? С кем? Кто? Где? Какие-то занятия сейчас могут идти лишь в роте Иванова. Килимнюк поморщился: туда не хотелось. Этот наглый капитан в последнее время стал вообще неуправляем. Вчера Килимнюк в почти дружеском разговоре случайно сказал ему «ты». Наглец с оскорблённым видом заявил; «Тыкать» своей жене будете, товарищ майор.» Вот с какими людьми приходится иметь дело.

Килимнюк сильно поморщился и двинул газетчика к Иванову. Ввел в казарму. Дневальный отреагировал сразу и грамотно: – Смир-рно! Дежурный на выход!

– Занятия идут? – спросил Килимнюк.

– Так точно! В ленкомнате. Лейтенант Карташов проводит.

Подбежал дежурный по роте, доложил, представился.

– Где командир роты?

– Пошёл домой переодеться в поле на тактические занятия.

Корреспондент задал дневальному несколько трафаретных вопросов о службе («А как тебя, братец, кормят?"…). Солдат ответил («Правильно ответил», – мысленно одобрил Килимнюк), корреспондент черкнул в блокноте. Килимнюк повёл газетчика в ленкомнату, по пути обращая внимание на «твёрдый внутренний порядок» в помещении; гость согласно кивал, ему нравилось. В ленкомнате лейтенант Карташов поднял людей, представился, назвал тему занятий. Шли занятия по уставам. Корреспондент ходом занятий интересоваться не стал, спросил:

– А, извините, какое здесь подразделение? Это ваш взвод, да, товарищ лейтенант?

Карташов пояснил, что это «остатки личного состава роты, не задействованные на хозработах».

– Значит, тут представители всех взводов, – обрадовался корреспондент.

– Так точно!

И тут корреспондент невольно загнал Килимнюка в ловушку:

– Скажите, это хорошее подразделение?

Хвалить Иванова Килимнюк не собирался.

– Отличные солдаты! – вывернулся замполит. – Всё могут. Реально. В нашей части ни боевая, ни политическая подготовка никогда не хромали. Всё строго по плану.

Испытывая внезапное воодушевление, Килимнюк, бросив взгляд в окно, воскликнул:

– Кирпич!

– Ну…

– Вы понимаете – кирпич!

– Ну-ну…

– Берут рукой кирпич – р-ряз! И на две половинки!

– Что?!

– Кирпич!

(Бойцы во главе с лейтенантом разинули рты.)

– А… как, все? – моргал корреспондент.

– Ну, не все, конечно, – спохватился Килимнюк, – но есть, есть у нас такие.

– А… например, какие-то наставления, что-ли, есть? Можно ведь и руку… того, – гость вдруг тоже глянул в окно. – Ни-ни! Всё строго согласно инструкциям, наставлениям и технике безопасности. Реально. Бойцы сжимали губы, их глаза искрились. Газетчик начал задавать свои шаблонные вопросы про службу – дом -семью. Ответы звучали весело и звонко. Расстались, довольные друг другом.

Едва гости за порог, казарму сотряс громовой хохот: смеялись, хлопая друг друга, бойцы, смеялся, уткнувшись в стол, лейтенант, хохотал дежурный и, ничего не понимая, трелью заливался у тумбочки дневальный. Таким и застал родное подразделение капитан Иванов, заскочивший за полевой сумкой:

– В чём дело?

Карташов, прыская, доложил о посещении роты прессой. По ходу изложения лицо капитана каменело, в глазах плеснулась ненависть. Стало не до смеха. Иванов процедил сквозь зубы:

– Послал бы ты их… подальше. Ладно, продолжайте занятия.

Тем временем поход корреспондента по части продолжался. Проходили мимо поваленного дерева, печально взиравшего на белый свет огромным желтым глазом распила. Его пышная крона с увядающими листьями привлекла внимание гостя и он укоризненно заметил:

– Кругом голая степь, а вы такое дерево спилили. – Да кто его спилил! Боже упаси! – в момент отреагировал Килимнюк, – Само упало. От молнии. Молния кэ-эк шарахнет Какое ж тут дерево устоит! Планируем восстановить. Реально. Корреспондент удивлённо покосился на сопровождающего, но промолчал.

Был введён в медпункт. Здесь чисто, уютно. Замполит объяснил гостю, что забота о здоровье личного состава – приоритетная среди множества командирских забот: «Медики думают, что они властители над нашими бренными телами. Э, нет! Кому уставом предписано следить за гигиеной личного состава, закаливать его? Нам, командирам. Да мы просто не допускаем, чтобы солдат заболел! Вы посмотрите, как мало болеют, – подсовывал Килимнюк газетчику незаполненную книгу учёта больных.