Кукиш в упаковке, или Как отдохнуть на халяву…

– Угощайтесь, – я пододвинула поближе к гостям вазочку с конфетами и шоколадным печеньем.

– Спасибо, но Дюсечка этого не ест, – сказала Неля и достала из сумочки заморское лакомство – две хрустящие палочки печенья, облитые, как уверяет нас реклама, толстым-толстым слоем шоколада. – Да, и еще: чай Дюсечка пьет только английский с бергамотом.

Глядя на недовольно перекошенное лицо маленького капризы, я поняла, что в число почитателей «Липтона» Дюсик не входит, мой чай пришелся ему не по вкусу.

Дюсечка ныл не прекращая. То ему было жарко – и заботливая мама хваталась его раздевать, то он вдруг замерзал – и его тут же надо было одеть. При этом он не забывал запихивать в рот конфеты, чавкать и хвататься за все руками, которые были так же обильно измазаны толстым-толстым слоем шоколада, как и его любимое печенье. В счастливые моменты пережевывания конфет, когда Дюсик вынужден был делать паузы, так как жевать и ныть одновременно было затруднительно, Неля пыталась мне рассказать о нашей будущей поездке.

Насытившись, Дюсечка требовательно прогундел:

– Кто из вас будет со мной играть?

Мама, мило улыбаясь своему сыну, попросила:

– Дай нам с тетей поговорить хоть минуточку, – но отпрыск ее не слышал.

– Подожди, – сказала я. – Его надо просто чем-нибудь занять, и тогда мы поговорим спокойно.

Зайдя в комнату, я достала из шкафа большую коробку с игрушками сына. Андрюше десять лет. Несмотря на то, что он уже хорошо владел компьютером и предпочитал игры виртуальные, время от времени он играл с солдатиками и очень любил конструктор «Лего». Чего только не было в его коробке, но Дюсечка не обращал своего драгоценного внимания ни на меня, ни на коробку. Он продолжал ныть, требуя внимания только к себе.

– Иди посмотри, что есть у Андрюши, выбери и поиграй игрушками, – еще раз предложила я.

– А кто такой Андрюша? – спросил недовольно Дюсик.

– Это сынок тети Влады, – ласково гладя Дюсика по голове, проговорила Неля.

– А он мне кто? – не унимался Дюсик. – Брат или дружок? – продолжал он, не обращая внимания на коробку с игрушками.

В эту минуту раздался звонок, и в квартиру с веселым смехом влетел Андрюша с соседским мальчиком Игорем.

– Привет всем! У нас гости? – спросил он, глядя, как Дюсик от смущения карабкается и прячется у Нели на руках.

– Мам, можно я Игорю новую игру на компьютер поставлю и покажу, как надо пройти пятый уровень?

– Можно, – разрешила я, – только прошу взять с собой Диму. Может, и ему эта игра понравится?

Ребята ушли в детскую комнату, а мы вернулись на кухню и продолжили разговор.

– Я прямо не знаю, что это сегодня с Дюсечкой, ну нет настроения прямо с утра. Вообще-то он такая умница у меня и развитый не по годам, от него все воспитатели садика в восторге, – сказала Неля.

Выпив еще по чашке чая и поговорив минут десять, мы прошли в комнату и застали там следующую картину: Дюсик с улыбкой неандертальца, ловкостью шимпанзе и упорством носорога с остервенением прыгал на нашей двуспальной кровати и выколачивал из пружинных матрасов пыль. Одновременно в двух руках он держал по игрушечной пластмассовой машинке и при каждом новом взлете над кроватью бил их друг о друга, с наслаждением вопя: «Авария! Берегись! Авария!»

Мой сын с другом стояли тут же и беспомощно разводили руками.

– Мам, мы его хотели остановить, но он кусается. И ругается матом, – добавил, покраснев, Андрей. – Забери его от нас, а то я ничего не успею показать Игорю.

– Дюся, как некрасиво! – попыталась приструнить свое чадо Неля. – Если не слезешь немедленно, я тут же уйду, ты меня знаешь, – строго проговорила она, но при этом не сдвинулась даже на сантиметр.

Отпрыск и не думал реагировать на слова матери. Видимо, такие пустые угрозы были не впервой. Надо думать, он знал, что заботливая и обожающая его чрезмерно мамаша никуда не денется. Он продолжал взлетать под потолок, одновременно вопя, как раненый бегемот, добивая пластмассовые игрушки. Все прикроватное пространство было усеяно острыми осколками разбитых игрушек. Неля, пунцовая от бессилия и неловкости, продолжала угрожать Дюсику своим уходом. Но ей не стоило сотрясать воздух пустыми угрозами. Дюсик на них чихал с высоты нашего потолка, а потолок, скажу я вам, у нас трехметровый. И тут уже лопнуло мое терпение.

– Достаточно! – строго сказала я. – Ты сломаешь нам кровать, сейчас же прекрати!

И то ли от усталости, то ли от того, что машины были окончательно доломаны, Дюсик остановился. Неуклюже слез с кровати и, как ни в чем не бывало, повернувшись к пунцовой, похожей на свеклу Неле, слащаво-приторным голоском произнес:

– Мамочка, какая же ты у меня красавица, просто прелесть! Молодая и тоненькая, как девочка, – при этом юный льстец выпячивал и надувал губки, заламывал ручки и закатывал глазки.

К мамочке тут же вернулся здоровый цвет лица, и она, с восторгом глядя попеременно то на меня, то на Дюсика, произнесла:

– Видишь, какой он у меня ласковый, интеллигентный и необыкновенно честный мальчик.

«Да, – пронеслось в моей голове, – честный, особенно по части слов “молодая” и “стройная”». Но мамочке до боли хотелось в это верить, а хитрый сынуля знал, на какие струнки надавить.

– Ты тоже красавица, и волосики и глазки у тебя просто прелесть, – уже повернувшись ко мне, пропел маленький льстец, при этом он продолжал выпячивать губки, заламывать ручки и закатывать глазки. Мне стало не по себе: мальчик шести лет поет такие дифирамбы! Ни дать ни взять будущий Казанова. Неля же не скрывала своего обожания и с гордостью взирала с высоты своего роста на сотворенное ею чудо. А чудо, поковырявшись в носу, басом произнесло:

– Я хочу писать.

– Сейчас, сейчас, мое солнышко, потерпи, – заторопилась Неля, извлекая из дамской сумочки яркую пластиковую бутылочку.

– Дюсик не любит унитазы, – тут же пояснила она, – у него есть любимая бутылочка. Да, мой хороший? Идем, – сказала она, и парочка удалилась в туалет.

«Да, прелестно, – подумала я, – писаем в любимую бутылочку, а какаем в именную коробочку?» И еще как-то сами собой пришли на ум слова мудреца о том, что родительская любовь слепа.

Проводив своих новых знакомых, я принялась наводить порядок в комнате. Под ногами хрустели осколки пластмассы, смятые журналы и куча оберток от конфет. В комнату заглянул сын.

– Ну и знакомые у тебя, мам, – хмыкнул он, – а этот Дюсик просто герой фильма «Вождь краснокожих».

– Он еще маленький, – как-то не очень-то уверенно ответила я, – ему только шесть лет.

– Маленький, – пробурчал Андрюшка, – а ругается, как большой. Мам, – жалобно сказал сын, – не приглашай его больше, а то он все мои игрушки разломает.

– Ладно, – пообещала я, – неси мусорный пакет, будем наводить порядок.

Подготовка к отпуску шла полным ходом, а еще были хлопоты по дому, и поэтому с Нелей и Дюсиком мы увиделись только накануне отъезда. Она забежала ко мне и с порога спросила:

– Сколько у тебя будет сумок с собой в дорогу?

Я ответила, что вещей возьму немного – один чемодан на колесиках, так как не хочу носиться с торбами по поездам и самолетам.

– Хорошо, – облегченно вздохнула Неля, – а то у нас вещей – десять рук не хватит.

– Как же ты собираешься с ребенком на руках и столько вещей брать? – спросила я.

– Ничего, не впервой, да и ты, думаю, поможешь, – она весело подмигнула.

– Ты принеси несколько вещей мне, я попробую их положить к себе в чемодан, у меня там есть немного места, – предложила я. – Может, на одну поклажу у вас будет меньше.

Неля с энтузиазмом приняла мое предложение и спустя два часа вошла в прихожую с двумя неподъемными сумками. Я тут же пожалела о своем предложении, но отступать было поздно.

– Вот, это вещи Дюсика для пляжа. Он весь год мечтал искупаться в море. Я очень спешу, мне еще сегодня стрижку надо успеть сделать, – сказала она и умчалась, не закрыв дверь.

Я стояла с сумками в руках и на все лады склоняла свою инициативу. Как всем известно, эта самая инициатива наказуема. Но делать было нечего, и я понуро побрела к своему уже собранному чемодану. Раскрыв его и залюбовавшись так ладно упакованными веща ми, я перевела взгляд на пляжно-морские вещи Дюсика, которые мне предстояло допаковать в свой чемодан. «Нельзя лишать ребенка мечты», – подумала я и с новыми силами, вытряхнув содержимое чемодана, принялась упаковывать его заново. Когда вещи Дюсика были упакованы, я поняла, что моим вещам уготовано остаться дома в шкафу. Свободного места в чемодане почти не осталось. Куча аккуратных пакетов, где были сложены мои вещи, возвышалась на диване рядом.

«Что делать? Кто виноват?» – крутилось в голове. Хотя, если быть честной до конца, кто виноват, я знала, а вот что делать – нет. И от этого мне было еще хуже. Вытряхнув вещи из пакетов на диван, я стала откладывать те, без которых в конце концов можно и обойтись: второй летний сарафан отлетел в сторону, запасную пару обуви туда же. «И зачем мне два выходных наряда?» – решила я. Отобрав еще пару-тройку вещей и оставив только необходимое, я принялась за самую трудную часть моего дела. Мне предстояло втиснуть свой минимум между «пляжно-морской мечтой» Дюсика.

После часового пыхтения около чемодана мои вещи были разложены. А точнее, все, кроме левой туфли. Правая туфля удобно лежала в чемодане, втиснутая между ластами Дюсика и остальными деталями его «мечты». Но как я ни пыталась просунуть, примостить, ввинтить левую туфлю в чемодан, у меня ничего не получалось. Представив себя одиноко бредущей в одной туфле по вечерней набережной, мне захотелось заплакать, и я решила попытаться еще раз.

В этот момент позвонили в дверь. Я пошла открывать.

– Привет, пропащая душа, – весело сказала Лелька. Но, увидев меня, с тревогой спросила: – Подруга, ты здорова?

– Как никогда, – простонала я, вспоминая чемодан. – А что, я так плохо выгляжу?

– Ты на себя со стороны посмотри! – предложила Леля и подтолкнула меня к зеркалу.

– Ну и что тебе не нравится? – я всматривалась в свое отражение. – Просто я собиралась и немного устала.

– Это ясно, а вот почему ты так угрожающе держишь туфлю?

– Моль пытаюсь прибить, – съязвила я.

– Шпилькой? – уточнила Леля. – Ты лучше га зету возьми, вероятность попадания больше.

– Хорошо, что ты пришла, а то у меня уже нет сил с этими сборами, может, ты поможешь мне уложить это? – попросила я, протягивая ей одинокую туфлю.

Мы подошли к доверху набитому чемодану, и все повторилось сначала. Леля старалась изо всех сил. Прищурив левый глаз, правым она оценивала пространство, куда ей предстояло поместить мою туфлю. Пыхтя от натуги, она по той же схеме пыталась просунуть, втиснуть, утоптать левую туфлю в уже и без того переполненный чемодан, но и у нее ничего не получалось.

– Может, что-нибудь вытащить? – спросила Леля.

– Нет, – сказала я. – Все, что можно, я уже вытащила.

– Ну, не переживай, завернешь и положишь в сумочку с документами, – еще не отдышавшись, предложила она.

– Черт с ней! Придет с работы Сева, он же мужчина и что-нибудь придумает, – решила я и повела Лельку на кухню пить чай.

Придя с работы, Сева по уже отработанной нами схеме тоже пытался изо всех сил упаковать мою левую туфлю в чемодан. Но, увы, и его попытки ни к чему не привели. Моя левая туфля одиноко лежала на диване и ждала приговора.

– Что ты мучаешься? – спросил муж. – Вытащи вторую и оставь туфли дома.

– Нет уж, у меня с собой только пляжные шлепки, это единственная пара нормальной обуви.

– Ну, тогда послушай свою подругу и положи ее в сумочку с документами.

– Других вариантов нет? – спросила я.

Муж и Лелька пожали плечами, и мне стало понятно – других вариантов не будет.

Последний день перед отъездом прошел в суматохе. С утра непрерывно звонил телефон, и меня приглашали на встречи, конференции и собрания различных организаций. Я вежливо благодарила и сообщала, что уезжаю в отпуск. Мне еще нужно было зайти в школу к сыну, не забыть оплатить телефон, купить продуктов и приготовить что-нибудь вкусненькое своей семье, дабы немного скрасить наше расставание.

Днем позвонила Неля, и мы договорились встретиться завтра на перроне у нашего вагона.

В ночь перед отъездом мне приснился жуткий сон: в лучах заходящего солнца я шла по набережной хромающей походкой, в одной правой туфле, замотанная в ту самую рыболовную сеть с люрексом, а на моей голове красовалась эксклюзивная шляпа в жутких зеленых розочках. Навстречу мне радостно прыгал Дюсик с цветной бутылочкой в руках и, размахивая ею, истошно вопил: «Авария! Берегись! Авария!» А завершала этот кошмар Неля, неловко бегущая в ластах и размахивающая розовым шелковым зонтиком от солнца. Она что-то угрожающе кричала вслед убегающему Дюсику.

Я проснулась в холодном поту. За окном было еще темно. Часы показывали полшестого. «Все равно больше не засну», – подумала я и, тихо встав с кровати, пошла на кухню.

Мой поезд отправлялся в два часа дня, и поэтому прощание с семьей происходило утром. Я расцеловалась с сыном и мужем и выслушала последние пожелания и напутствия в дорогу. Мы расстались, и только я подумала: «Теперь приму душ перед дорогой, попрощаюсь с Лелькой по телефону, и можно ехать на вокзал», раздался звонок в дверь. На пороге стояла Лелька и сияла, как начищенный самовар.

– Сюрприз! Меня попросили поменяться сменами, так что сегодня я свободна, как кубинский народ! – театрально раскинув руки, произнесла она.

– Заходи уж, коль пришла, свободный представитель кубинского народа, – беззлобно проворчала я, проводя подругу на кухню. – Свари, пожалуйста, кофе и возьми бутерброды в холодильнике, а я в душ, потом перекусим.

Минут через десять, сидя на кухне, мы пили ароматный кофе, и я рассказывала Лельке о своем ночном кошмаре. Допив кофе и потянувшись от удовольствия, Леля со знанием дела произнесла:

– Это, подруга, тебе привет из Кащенко. Я где-то читала, что если видишь во сне дурацкую шляпу на своей голове, то надо проверить психику.

– Кто бы говорил! – воскликнула я. – А если твоя лучшая подруга наяву, а не во сне эту самую дурацкую шляпу напяливает тебе на голову и при этом уверяет всех вокруг, что ты прекрасна, как жар-птица, что нужно проверять? Мозги или зрение? – уточнила я, и мы, не сговариваясь, рассмеялись.

– Тут, я думаю, нужно полное обследование, – сквозь смех сказала Леля. – Хотя я так и не пойму, чем тебе не угодила эта шляпка? – хитро спросила она.

Я застонала:

– Это не шляпка, Леля, это – диагноз! – Говоря это, я случайно заметила на полу небрежно брошенную Лелину сумку, из которой торчал до боли знакомый фрагмент этого самого диагноза. Меня охватило нехорошее предчувствие и, указав на сумку, я возопила: – Это что?

Отпираться было бесполезно. Леля была загнана в угол. Она вся съежилась под моим недобрым взглядом и тихо, с извинением в голосе произнесла:

– Знаешь, а я надеялась, что ты передумаешь!

Лицо ее выглядело несчастным, и мне стало стыдно, ведь она так старалась! Я встала, обняла Лельку и, посмотрев ей в глаза, сказала:

– Забудь ты про эту шляпу! Как здорово, что у меня есть такая подруга, как ты! Спасибо тебе за все!

За разговорами мы не заметили, как быстро пролетело время. Пора было ехать. Вызвав такси, мы прибыли на вокзал за час до отправления. Побродив там немного, вышли на перрон. Поезд был уже подан, и проводники, стоя у вагонов, ждали первых пассажиров. Подойдя к нашему вагону и посмотрев по сторонам, Леля спросила:

– Ну что, твоих компаньонов не видно?

– Да что-то не видно. Ну, время еще есть, подъедут.

– Давай занесем чемодан в купе, а потом вернемся на перрон, – предложила подруга.

Мы подошли к проводнице и хором поздоровались. Я, как положено, протянула ей паспорт и билет. Не поднимая головы и не переставая раскачиваться с пятки на носок, проводница хорошо поставленным командирским голосом произнесла:

– Ваш билет.

– Так вот же, – сказала я, протягивая руку ближе к ней. Проводница взяла мой паспорт и стала внимательно его изучать, то отводя, то приближая его к своему лицу.

Мы с подругой вопросительно переглянулись. «Может, плохо видит?» – подумала я, и тут хозяйка вагона подняла на меня свой взгляд, пытаясь, наверное, сравнить фотографию с оригиналом. Я с удивлением увидела на ее лице единственный здоровый левый глаз, которым она, как рентген, просвечивала меня насквозь. Правый же глаз все время нервно метался, пытаясь увидеть ее левое ухо. Проводница явно страдала косоглазием. Сверив зачем-то последнюю страницу моего паспорта с данными билета, она громко сказала: «Проходите» и назвала номер моего места.

За спиной у меня стояла Лелька и давилась от смеха. Подняв тяжеленный чемодан, мы протащили его в свое купе и разместили под нижней полкой.

– Знаешь, подруга, а ты везучая, – продолжала смеяться Лелька, – у тебя косая всего лишь проводница. Если бы ехала я, у меня точно был бы косой машинист! Ты, главное, не заказывай ей кипяток, – не унималась Леля, – и, возможно, тогда доедете без потерь.

Из моей небольшой дамской сумочки выглядывал пакет с непоместившейся туфлей, и острый каблучок неприятно давил мне в бок. Билеты и паспорт были у меня в кармане, поэтому сумочку я тоже оставила в купе. Мы вышли из вагона, пропуская входящих пассажиров. Наша проводница, не прекращая раскачиваться как метроном, бдительно вглядывалась одним глазом в паспорт очередного пассажира: она то подносила его близко к лицу, то удаляла на значительное расстояние. Около нее уже собралась толпа недовольных пассажиров, желающих побыстрее пройти в вагон на свои места.

– Не надо меня подгонять, я проверяю документы, – важно сказала проводница, читая очередной паспорт вверх ногами. Глядя на эту комичную ситуацию, я подумала, что в наш вагон можно пройти и по ветеринарному свидетельству собаки.

В этот момент из соседнего вагона выпрыгнула другая проводница и, подойдя, протянула нашей очки.

– Вот возьми, Тамарочка, – звонким голосом сказала она. – Саша прикрутил дужку, как смог, а приедешь – отдашь в ремонт или новые купишь.

– Спасибо, Людочка, – сказала наша Тамарочка и водрузила на нос огромные очки с толстыми линзами.

– Да, – серьезно произнесла Леля, взглянув на преображенное в очках лицо нашей проводницы, – как ни старайся, а такую красоту ничем не испортишь.

Я взглянула на часы. До отправления поезда оставалось десять минут, а моих компаньонов не видно.

– Это, случайно, не твои идут? – кивнула головой Лелька в сторону входа на перрон.

Я повернула голову и увидела следующее: по перрону, держа под мышкой огромного надувного крокодила оранжевого цвета, весело прыгал Дюсик, за ним бежала Неля, таща две огромные сумки, и что-то кричала ему вслед. Завершал этот караван небольшой мужчина, нагруженный пакетами и пакетиками, как навьюченный мул. Подбежав к нам, они остановились, и Неля лихорадочно стала искать в сумочке документы и билеты.

– Привет! – сказала я, обращаясь к ним. – Познакомьтесь, это моя подруга Леля.

Неля повернулась к подруге и едва кивнула головой.

– Жора, – тихо представился мужчина.

Неля скривила рот в недовольной гримасе и что-то пробурчала себе под нос, она явно была не в духе.

Леля протянула руку Дюсику и спросила:

– А тебя как зовут, малыш?

Дюсик нахмурил лоб:

– Дима, – гордо сообщил Дюсик, выставляя вперед крокодила, – а это мой брат.

– А меня тетя Оля, – весело сказала моя подруга.

– А ты мне кто? Сестра?

Леля не успела ничего ответить.

Схватив Дюсика за шиворот, Неля притянула его к себе.

– Иди, нервотреп, сюда, – с раздражением произнесла она, – и не задавай идиотских вопросов. Ты меня сегодня достал, мы из-за тебя чуть не опоздали на поезд.

Я, честно говоря, обалдела от увиденного. От сюсюканья с сыном не осталось и следа. Очевидно, ему сегодня пришлось сильно постараться, чтобы так достать мамочку. Дюсик сделал зверскую гримасу и стал ее пугать надувным крокодилом. Чтобы привлечь ее внимание, он рычал и лаял, блеял и хрюкал, тыча надувной игрушкой в мамино ухо.

– А ты заноси вещи, – грозно взглянув на Жору, сказала Неля, – тебе что, особая команда нужна?

Неля подтолкнула Жору к ступенькам вагона. Бедный Жора, навьюченный котомками, без помощи рук пытался вскарабкаться по высоким вагонным ступенькам, как альпинист на вершину Эвереста, но эта вершина под названием вагон № 6 ему не хотела покоряться! Из глаз Нели летели искры, а из уст обидные слова в адрес Жоры. Мужчина изо всех сих пытался преодолеть препятствие, но не мог подняться выше первой ступеньки – тяжелая ноша тянула его вниз. Мы с Лелькой кинулись ему помогать.

Тем временем Дюсик, не прекращая стращать Нелю надувным монстром, пытался попасть ей в лицо, при этом требуя от матери поцеловать крокодила в нарисованный оскал. Отбиваясь одной рукой от Дюсика и крокодила, другой рукой Неля пыталась что-то объяснить косой проводнице. Не найдя взаимопонимания ни с одной, ни с другой стороны, она, наливаясь пунцовой краской, схватила сына с крокодилом и понесла к вагону. На вытянутых руках она попыталась запихнуть его на верхнюю ступеньку. Но Дюсик, развернув крокодила поперек, как шлагбаум, перекрыл возможность попадания в вагон. Попытки отнять игрушку и пропихнуть сына в вагон не увенчались успехом. Милый малыш, воя, как пожарная сирена, намертво вцепился в крокодила. Братья-клоны не хотели расставаться ни на секунду!

– Семейство Звездуновых, – невесело пошутила моя подруга и, пожав мне театрально руку, с сожалением в голосе добавила: – Крепись, подруга, чует мое сердце, отдохнешь ты в этой компании по полной программе.

Обалдевшая от увиденного, косая проводница беспомощно открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег. Тем временем, отнеся все же вещи в купе, с другой стороны подоспел Жорик. Теперь родители вдвоем вступили в отчаянную схватку с Дюсиком и крокодилом. Жора ловко развернул надувного монстра, и Неля, наконец, запихнула сына в вагон. Выйдя из состояния транса, проводница гаркнула: «Сейчас тронемся!», а я подумала: «Лично я уже тронулась». Жора спустился на перрон, я, поцеловав Лельку, быстро поднялась в вагон.

Поезд плавно набирал скорость. Я прошла в свое купе. Раздраженная Неля, ноющий Дюсик и безмолвный крокодил сидели на нижней полке. «Наконец-то, посадочная суета закончилась, и теперь можно спокойно отдохнуть», – наивно подумала я. Проводница собрала билеты, и мы стали потихоньку устраиваться. Переодев Дюсика и закинув крокодила на верхнюю полку, Неля достала цветную бутылочку, давая мне понять, что Дюсе надо делать пи-пи. Выйдя из купе и прикрыв за собой дверь, я пошла за постельным бельем к проводнику.

Наша проводница Тамара стояла в тамбуре и оживленно что-то говорила представительному мужчине в форме и фуражке. Наверное, это был начальник состава. Они что-то бурно обсуждали, жестикулируя, и попеременно показывали на дверь. Я решила подождать рядом, а не возвращаться в купе. Окончив разговор, Тамара выдала мне постель и показала, где взять одеяло. Собрав все это в охапку, я подошла к своему купе и, открыв дверь, увидела следующее. Дюсик с крокодилом под мышкой сидел на верхней полке и, держась за красное распухшее ухо, тихо поскуливал. Неля, ползая под столом, что-то тщетно искала, одновременно обзывая Дюсика «гадским нервотрепом». Все купе было перевернуто с ног на голову.

– Что случилось? – с испугом спросила я.

Вылезшая из-под стола злая и растрепанная Неля, кивнув на Дюсика, сказала:

– Не, ну ты подумай, отошла на минуту в туалет, а он взял без разрешения твои туфли и одну умудрился куда-то засунуть. Все купе перевернула, не могу найти, – Неля стояла с одной моей туфлей в руке и угрожающе ею размахивала перед носом Дюсика. – Признавайся, партизан хренов, куда вторую туфлю засунул?

Ничего не понимающий Дюсик огрызнулся и, обозвав Нелю «заразой» и отвернувшись к окну, ушел в глухую «несознанку».

– Я тебе дам сейчас «заразу», – не унималась Неля, – и второе ухо щас засияет, как семафор, – грозила она.

– Не надо, – быстро сообразив, в чем дело, я кинулась спасать невинно пострадавшего Дюсика. – Туфля в пакете была одна.

Неля обалдело уставилась на меня.

– Ты что, возишь одну туфлю? – тихо, со страхом в голосе спросила она.

– Да, вожу.

– А зачем? – пыталась уточнить Неля.

– Она дорога мне как память, – сострила я, решив разрядить накалившуюся до предела обстановку в купе.

– Дорога как что? – переспросила Неля уже более спокойным тоном.

Я молчала. Начиная понимать, что я пошутила, она добавила:

– Ну, ты просто ку-ку, – и, повертев пальцем у виска, тихо села на полку.

Чувствуя себя ужасно виноватой, я стояла и нежно гладила по голове ни в чем не повинного мальчика, рассказывая историю с упаковкой той самой многострадальной туфли в мой чемодан. Затем мы извинились перед Дюсиком, спустили его с верхней полки и, потихоньку успокоившись, сели ужинать. Приближался вечер.