Foxtrot втроем не танцуют. Приключения русских артистов в Англии

Рассветная мгла крепко держала горожан в чреве домов, превращавшихся с наступлением зимнего сезона в «берлоги», из которых под напором пронизывающего ледяного ветра, дующего со стороны Ирландского моря, да, пожалуй, и всей Атлантики, становилось проблематично выкарабкиваться. Не только себя любимого, но и обязательного члена почти любой английский семьи – четвероногого пса совершенно не хотелось выставлять за дверь. Англичане питают к собакам удивительно нежные чувства, так что шок русских туристов от надписи на витринах магазинов «Вход с собаками приветствуется» довольно быстро проходит – таких магазинов много, и часть выручки от продажи товаров направляется в приюты и лечебницы для животных.

Но вот зима позади, льдины бесследно растаяли, прибрежные холмы покрылись вначале легкой зеленью, словно бронзовые монетки – патиной, а вскоре и россыпью мелких цветочков, похожих на крошечные сиреневые хризантемы. Над Блэкпулом развернулась во всю свою опьяняющую мощь вдохновляющая пора весны и расцвета жизни.

Время белых ночей!

Силуэт деревянного пирса, отделяющий зеленую твердь от сизой хляби небесной, постепенно окрашивается под натиском рассветного солнца в привычные глазу тона и оттенки. Низенький заборчик, отделяющий владения Ирландского моря от владений Блэкпульской мэрии, внезапно оказывается ажурно-кружевным, сквозь чугунные завитушки проглядывают морские волны. Силуэты птиц, неподвижно заполнивших жердочки заборчика, словно ноты – пятиструнную линейку партитуры, под лучами солнца превращаются в белоснежных чаек, которые тут же оживают и с истошными криками срываются всей стаей куда-то высь. Мгла отступает под натиском нового дня, в глубине Туманного Альбиона возникают угловатые контуры городских крыш. И светофоры из загадочных трехглазых чудищ, скрытых в тумане, превращаются в заурядные железные столбы перекрестков.

С каждой минутой все отчетливее проступал эпатажный шедевр местной архитектуры – Блэкпульская башня, сводная сестра Эйфелевой. Светлые пятнышки, блуждающие в морской дали, настойчиво превращались в огни лайнера. Море торопливо, как артистка в гримерной, меняющая сценические платья, сбрасывало с себя унылый серый цвет плаща-дождевика и романтично облачалось в нежно-голубые оттенки шелкового платья. Бортовые огни далекого лайнера внезапно гаснут. Но проходит всего несколько минут, и мираж оживает, и отчетливо проявляются резкие контуры носа и кормы.

Впрочем, солнце так и не смогло одержать полную победу над тучами, плавающими на горизонте, словно гигантские, чуть измятые гигантской десертной ложкой шары черничного мороженого. Зашуршал по листьям и забарабанил по асфальту мелкий занудливый дождь, его капли придали автодороге яркость туши для каллиграфии. Водители автомобилей включили дворники, водяная взвесь оседала на лицах прохожих, затрудняла дыхание. Стрелки часов на трамвайной остановке, с типичным в Британии римским циферблатом приблизились к восьми, и теперь уже не редкие прохожие, а целые толпы заспешили по тротуарам, расцвечивая грустные улицы десятками пестрых, веселеньких зонтиков. Там, где тротуар отделялся от проезжей части низеньким и тонким кирпичным бордюром, текли грязные потоки дождевой влаги, смывающей на своем пути всю пыль города. Дождик пригнул к земле саблевидные листья ирисов, украсил апельсиновые балетные пачки маргариток хрустальными кабошонами. На высоких стеблях садовых канн вздрагивали перепуганными бабочками под ударами дождевых капель желтые и красные цветы.

По легким крышам-зонтикам летних кафе грохотали сыплющейся из охотничьего ящика дробью дождевые капли. Под белыми пластмассовыми столиками и такими же белыми стульями с дырчатыми, ажурными спинками растекались неровные лужи.

И вдруг дождь хлынул как из ведра. Прохожие, которых уже не могли уберечь от гнева небес зонтики, кинулись под крыши домов спасать свою стремительно промокающую одежду в кафе, за витринами магазинов, заблестевшие, словно зеркала. Дождь обрушил потоки небесной влаги на брусчатку городской площади. Крыши над уличными сувенирными лотками превратились в этнические барабаны, угрожающе громыхавшие под ударами невидимых палочек фантастического музыканта.

Чтобы добраться до Winter Garden («Зимнего сада»), где, собственно, и проходил крупнейший в мире фестиваль танца, и не вымокнуть до нитки, следовало взять такси. Передвигаться пешком под холодным «тропическим ливнем» даже на незначительные расстояния означало погубить обувь.

Корреспондент иллюстрированного журнала «Паркет» Полина Бересклет и фотограф Владимир Малинин набрали мобильный номер городского такси. Приехал большой черный «жук» с круглыми фарами цвета топленого молока, с блестящим от дождя капотом – хоть брейся, глядя в него, ежели кто-нибудь подержит над тобой зонтик. В английском «жуке» усматривалось сходство с советской «Победой», что наводило на глубокие раздумья о плагиате и авторском праве.

– Куда вас отвезти? – галантно спросил аккуратно подстриженный водитель в белой рубашке и черном галстуке.

– На фестиваль танца!

Невозмутимое лицо англичанина изобразило недоумение, его лоб сморщился как печеное яблоко, демонстрируя напряженную работу ума. Наконец шофер «жука», так и не вспомнивший, что такое фестиваль танца, попросил назвать точный адрес. Он не смог сообразить, куда же ехать.

Адреса Winter Garden ни Поля, ни Вовка не знали. Они были обескуражены недалекостью водителя, ничего не слышавшего о легендарном турнире, ежегодно проходившем в его родном городе почти столетие.

– Я знаю, где сейчас проходит фестиваль распродажи, – стыдливо признался англичанин. – Возле северного пирса. Вечером там будет карнавал, «Остров сокровищ». Гости придут нарядные: кто-то нарядится пиратом, кто-то – капитаном бригантины-парусника, и будут прекрасные леди. А главное – большие скидки на все товары…

Вовка рассмеялся, «нарядность» пиратов, изображавшихся одноногими, изборожденными шрамами, заросшими щетиной и с меховушками в подмышках, да в полосатой майке, ему была непонятна. Может быть, это современная английская пикантность? Впрочем, фестиваль танца проходил в том же самом районе, что и «Остров торговых сокровищ», а если точнее, то в двух сотнях метров от Блэкпульской башни – плагиата с Эйфелевой. Вовка сообщил об этом шоферу, и тот, вначале обидевшись на «плагиат», все же, твердо решив не терять клиента и гонорар, сменил хмурый взгляд на дежурную улыбку. Башня в городе была одна, и она оказалась прекрасным ориентиром, или, в английском сленге, «лэнд-марк». Уже садясь в машину, Полина уточнила, что нужна не сама башня, а старинное здание поблизости, почти не видное из-за строительных лесов, – именно там и проходит фестиваль танца.

– Winter Garden? Реали? – спросил шофер, что означало: зимний сад, правда?!

Winter Garden тонул в строительных лесах, словно еж в иглах. Шел капитальный ремонт, и таксисту не пришло в голову, что внутри может проходить какое-то крупное международное мероприятие. Он лишь покачал головой да удивленно цокнул языком, мол, окей, едем в заколоченный со всех сторон длинными досками и зачехленный в строительную сетку «Зимний сад».

Машина сорвалась с места, и Полина сразу же ощутила прелесть левостороннего движения страны Туманного Альбиона: при встречном движении других участников водитель более защищен от лобового столкновения, нежели чем при типичном для многих стран мира, да и для России, правостороннем движения. Впрочем, об этом ли думать чопорным англичанам?

«Жук» выкарабкался на набережную, из-под колес выкатывали глыбообразные волны, которые могли бы, вероятно, впечатлить и Айвазовского. По тротуару бежали целые реки, уносящие в чрево городской канализации белоснежные лепестки садовых ромашек, сиреневые и розовые граммофончики петуний и даже изломанные стихией ивовые ветви. По обе стороны от «жука» сквозь плотную стену ливня пробирались другие автомобилисты, производя своими колесами почти океанические цунами. Сквозь стекла салона, покрывшиеся капельками дождевой влаги, мелькали то красные, то зеленые пятнышки – огни светофоров. Вдали, в глубине морского побережья проглядывали серые контуры холмов, напоминающие влажные японские пейзажи, выполненные тушью в технике суми-э.

– Так этот ваш фестиваль проходит в Winter Garden? – полюбопытствовал водитель. – И как долго он продлится?

Полина и Владимир усмехнулись на оборот «этот ваш фестиваль танца», заметив, что в «Зимнем саду» проходит истинно английский чемпионат по спортивному танцу, изюминка культурной жизни Великобритании. Престиж соревнований нарабатывался десятилетиями, и потому сегодня одних лишь номинаций наберется с целую дюжину. «Зимний сад» готов принять всех желающих, а для этого потребуется не менее двух недель.

– Вон оно как! – понимающе кивнул таксист. – Будем надеяться, что за эти две недели «Зимний сад» не рухнет… Но крыша-то такой ливень, небось, не выдерживает. Лужи-то небось внутри огромные, как озера. Недаром же столь серьезный ремонт в нем развернули. Кстати, сколько стоит участие?

– Пятьдесят фунтов.

– Ого! За эти деньги можно проехать пол-Англии. Бензина, купленного на 50 фунтов, хватит до Лондона. Впрочем… но до Манчестера и до Ливерпуля однозначно хватит. И что же, много желающих?

– Полно. Сотни, если не тысячи пар! Со всего мира. Это же самый престижный турнир.

– Оранжевые люди! – понимающе улыбнулся шофер. – Я каждый год вижу этих забавных крейзи, похожих на папуасов. Размалеваны, как «Фанни Герлз», наши-то трансвеститы. Но «Фанни Герлз» зарабатывают на своих танцах, а ваши – тратят, и поэтому ваши танцоры – крейзи.

Метафора «оранжевые люди» ошарашила Полину и Владимира. Видимо, именно так он воспринимает крем-автозагар, применяемый для латиноамериканской программы? Но откуда у шофера уверенность в протекающей крыше «Зимнего сада»? Почему таксист ничего не знает о самых престижных соревнованиях в мире, проходящих в его родной британской тьмутаракани на Ирландском побережье, где нет ни аэропорта, ни прямого железнодорожного сообщения с Лондоном?!

– Да, орандж пипл! – подтвердил шофер. – Оф кос! Сетанли! Люди-апельсинки! Каждой весной на побережье слетаются странные «оранжевые люди». Вначале лебеди прилетают, а потом эти… крейзи!

Полина ощутила обиду за танцоров. Латинистам гораздо больше подошла бы метафора «люди-шоколадки». Темный «африканский» или «бразильский» загар, достигнутый при помощи кварцевых ламп солярия или же специального крема, является таким же обязательным элементом имиджа артистов в латиноамериканской программе, как и усыпанный стразами и блестками костюм, в лучах софитов превращающийся в живой драгоценный камень.

Латиноамериканская программа считается относительно молодой для Блэкпульского паркета, ее история начинается в 60-е годы XX века, когда в советской России развернулась оттепель, а в Британии решили слегка отступить от танцевальных канонов первой трети столетия. Бразильская пышнобедрая самба, романтичная кубинская румба и американский джайв ворвались в чопорное английское общество подобно ракете, покоряющей космические дали.

Аристократы и снобы, привыкшие к длинным платьям, поклонники вальса и фокстрота были сражены шоком. Все давно привыкли, что слово «балрум» (ballroom), то есть «бальный танец», означает именно европейскую программу. Знали и то, что программа эти создана хореографами и балетмейстерами именно Великобритании. Теперь же выяснилось, что смысл привычного понятия разрушен, что оно куда-то сдвинулось, течет и дрейфует вместе с парадоксальными переменами в консервативной жизни старушки Англии.

Поди разберись.

Англия, создавшая танцевальный канон в европейской программе и обучившую всю планету танцевать фокстрот, аж до середины XX века и слышать не хотела о том, что бразильская самба и кубинская румба – разновидности бального танца. Как же этих размалеванных кривляющихся обезьянок, обвешанных самоцветными связками бус, словно манекены в витрине, со сверкающими браслетами на руках, размером с корону королевы Виктории каждый, вообще пускать в зал для интеллигентных леди и джентльменов? Стыд и позор!

Впрочем, довольно быстро выяснилось, что именно латина – эротичная, энергичная, жизнеутверждающая, с воодушевляющим музыкальным ритмом – собирает максимум зрителей и намного популярнее классики, куда входят европейские вальсы, фокстроты и танго.

Билеты на латину расходились молниеносно: несмотря на высокую цену, первые места в зрительном зале выкупали едва ли не за год, и кто? Чиновники Блэкпульской мэрии, представители крупного бизнеса, телеведущие, артисты кино и театра – одним словом, социальная элита. Пришлось пустить «людей-апельсинок» под крышу королевской резиденции в Блэкпуле, на самый престижный танцевальный паркет мира.

И сегодня именно латинисты обеспечивают финансовый успех Блэкпульского фестиваля, и сам этот факт в век рыночной экономики не учитывать невозможно. Традиция традицией, но раз есть спрос, то зачем отменять предложение?

История Блэкпульского фестиваля весьма любопытна. В 20-е годы XX столетия англичане затеяли на побережье Ирландского моря танцевальный праздник наступившей весны, вот только не на типично фольклорный, а на классический манер. Все-таки на дворе был XX век и массовое сознание отнюдь не языческое. В противовес народной ирландской джиге и подобным ей танцам на западном побережье Англии, в провинции Ланкашир, решили провести «бал аристократов». Для аристократической публики подобрали шикарное здание, лучше не придумаешь – императорский зал в здании королевской резиденции. Сюда не раз заходили царственные особы. Сегодня этот шикарный особняк известен как Winter Garden – «Зимний сад» благодаря своей длинной и просторной оранжерее, украшенной гигантскими пальмами.

За почти столетнюю историю Блэкпульского фестиваля многое изменилось, и эти престижные соревнования по спортивному танцу, выросшие из «праздника весны на побережье», конечно, следовало бы именовать чемпионатом, а не фестивалем. Но… консерватизм старой доброй Англии сказал свое весомое слово и в этом. Если вы побеседуете с судейской бригадой Блэкпула, которую на 99 % составляют чистокровные британцы, то услышите, что, оказывается, бальный танец – это отнюдь не спорт, а искусство. Исполнители танцев – артисты, а не спортсмены. Сколь бы ни были сложны по акробатике фигуры и танцевальные связки, но театральные подмостки и балетная сцена все равно танцорам будут ближе, чем лед фигуристов или ковер гимнасток. И так считают лишь в Англии. Поэтому во всем мире проводятся чемпионаты бального танца, а здесь – фестиваль.

Консерватизм мышления англичан проявляет себя и в других деталях. В программе Блэкпула отсутствует «король вальсов» – венский вальс. Даже многие спортсмены не знают, в чем тут дело. Кое-кто предполагает, что в Англии не любят Штрауса, хотя не может объяснить почему. Вот ненависть французов к фамилии Веллингтон и требование правительства Франции убрать в Лондоне станцию метро под названием «Ватерлоо» – совсем другое дело. А Штраус-то кому помешал?!

От других можно услышать, что, мол, для спортивных соревнований венский вальс слишком прост – всего две обязательные фигуры, вращение вправо да вращение влево, британцы подобное и за танец-то не считают. На фоне быстрого и медленного фокстротов – «чисто английских танцев», в которых количество фигур исчисляется десятками, если не сотнями, простенький, хотя и невероятно стремительный венский вальс ни на что не похож… И снова промашка.

Игнорируют венский вальс британцы в силу своего консерватизма. Исключительно традиций ради.

Когда в XX веке была сформирована международная организация, принимавшая решения по стандартизации правил соревнований в спортивном танце, Блэкпульский фестиваль уже существовал, со всеми своими уже установленными правилами. Оргкомитет Блэкпула, заявившего о проведении фестиваля в формате чемпионата в 1929 году, по каким-то соображениям проигнорировал венский вальс и не включил его в конкурсную программу. Может быть, банально поспешили и… забыли.

Так или иначе, но подлинную причину этого унесли с собой те, кого уже нет на планете, и потому корни этой истории остаются загадкой. Известно лишь, что Блэкпульский фестиваль зарождался именно как явление искусства, а не спорта. Вероятно, поэтому в него и были включены четыре европейских салонных танца – медленный вальс, медленный фокстрот (слоуфокс), быстрый фокстрот (квикстеп) и европейское танго. «Конькобежный», если его оценивать с точки зрения скорости, «танец-волчок», «танец-юла» – венский вальс оказался за бортом. Теперь же, когда по всему миру конкурсная программа включает в себя не четыре, а пять европейских танцев (программа стандарта), Великобритания делает вид, что не замечает этого. У Англии свои законы, и престиж Блэкпула дает основание жить своей собственной, независимой ни от кого жизнью. Не нравится – не приезжайте! Не Блэкпул для мира, а мир для Блэкпула.

Из путевого дневника журналистки Полины Бересклет

Главный танцевальный фестиваль мира не случайно возник на Ирландском побережье. Если говорить о таком понятии, как культура, то Британия прочно удерживает в этом плане лидерство. По части литературы, театра, моды, балета Великобритания старается задавать тон всей Европе. Это, правда, не всегда у нее получается, и главным оппонентом выступает, как нетрудно догадаться, Франция. Противостояние двух культурных столиц мира, Лондона и Парижа, слишком очевидно, иногда доходит до курьеза. И тогда культура превращается на какое-то время в свой антипод, в яркое эпатажное шоу. Таким эпатажем является театр трансвеститов Funny Girls («Фанни Герлз», что можно перевести как «Забавные девчонки» или «веселые девочки») в Блэкпуле. В труппе работают исключительно мальчики, исполняя и мужские, и женские роли. Этот кордебалет забавен тем, что театр трансвеститов – самое высокое здание в Блэкпуле. Среди горожан бытует курьезная быль о том, что однажды, когда в Блэкпуле появились высокие дома, здания торговых и промышленно-развлекательных центров, мэрия города приняла парадоксальное решение – об их сносе. Мол, большинство развлекательных центров оказались слишком высокими небоскребами и нарушали «исторический облик города». После их сноса промышленными взрывами совершенно неожиданно самым высоким знанием оказался… театр трансвеститов «Фанни Герлз». Но мысль мэра Блэкпула, конечно же, была направлена не на рекламу кабаре, а на противодействие «культуры потребительства», ведь после того, как высокие торговые «небоскребы» Блэкпула приказали долго жить, тут же открылись взору и старинные музеи, и здание городской библиотеки из темно-рыжего камня с готическими башенками на фронтоне, и невысокие костелы церквей со стеклянной разноцветной мозаикой узких и высоких окон также заблистали во всей своей старинной роскоши. А что уж говорить о легендарной башне – теперь ее первенству высоты никто не угрожал. В погоне за утраченным временем городские власти решили даже восстановить старую трамвайную линию. С этой целью они перегородили полгорода, чтобы откопать старые рельсы, когда-то закрытые тротуаром и новыми автотрассами. Теперь по Блэкпулу не пройдешь не проедешь, ощущение такое, что вся рабочая сила городских служб благоустройства брошена на археологические раскопки.

Мэр Блэкпула очень серьезно настроен в отношении восстановления «исторических улиц» и думает разрушить современные автомагистрали, чтобы, заменив безнадежно проржавленные, погребенные под слоями асфальта железные рельсы на новое металлическое полотно, вернуть улицам «исторический вид». Такое возможно лишь, видимо, в старой доброй Англии. В стране, где боятся лишиться даже такого символа старины, как телефонные будки (хотя этими телефонами в век мобильной сотовой связи уже никто не пользуется), городские службы о телефонных будках тщательно заботятся, их вовремя покрывают свежими слоями красной краски, счищают с них ржавчинку, убирают соринки. А для того, чтобы эти будки хоть как-то оправдали свое существование, в них устанавливают аппараты, рассчитанные на беспроводной интернет Wi-Fi. В век тотального увлечения «вайфаем» подобное решение хоть как-то оправдывает существование красных металлических сооружений с решетчатой дверью и королевской короной над входом.

Парадоксальное сочетание современности и старины находит отражение в культе викторианских времен. Трудно сказать, как современные феминистки отнесутся к заявлению королевы Виктории, но даже в век бизнес-леди дневник королевы Виктории необычайно популярен. «Я зависела во всем от своего мужа Альберта, – писала королева Виктория. – Он руководил всеми моими поступками, всеми моими мыслями».

Экзальтированная любовь Виктории к своему супругу и сегодня впечатляет и приводит в благоговейный восторг и почитание многих юных девушек. Виктория на сорок лет пережила Альберта, своего мужа и своего же кузена, который ушел из жизни в возрасте Ги де Мопассана и Николая Гоголя – всего-то в 43 года. Она умела подчинить свое поведение его интересам, так что ее сильный и волевой характер стал очевиден лишь в дни ее собственного правления.

Как и принц Альберт, королева Виктория происходила из немецкого аристократического рода. И как другие «немецкие» монахи, Виктория сделала все для того, чтобы Британия была превращена в мировую державу номер один, что, впрочем, периодически приводило к конфликтам с Пруссией. Правление Виктории, длящееся с 1837 по 1901 год, нередко называют «Золотой эпохой». Символизируя любовь, которую не способна разрушить даже смерть, прах Виктории и Альберта покоится в одной могиле.

Воистину по-императорски Виктория увековечила и память своего мужа Альберта, основав первый и, как впоследствии оказалось, самый большой в мире музей прикладного искусства. В этом музее удалось собрать самые удивительные этнические и культурные экспонаты со всего мира: национальные костюмы и украшения, конская сбруя, посуда и даже мебель. Удивительно, учитывая снобистский дух большинства англичан, что королева Виктория отдала распоряжение собирать эти экспонаты не по принципу «аристократической крови», а по совершенно другому – уникальности для этноса, для местной национальной культуры. Именно поэтому в коллекции есть и крестьянские платья простолюдинов, и бархатные камзолы аристократов. Собирая все эти экспонаты, принадлежащие разным эпохам, Виктория смогла собрать пеструю, если не сказать – сумбурную, коллекцию, которая тем не менее крайне любопытна и познавательна.

Вообще, англичане – консервативный народ. Их собственные традиции, их личная и семейная жизнь значат для них многое. Большинство из них вовсе не рвутся переселиться в Лондон как единственно карьерно перспективное место в стране, а предпочитают приехать туда на какое-то время, после чего вернуться в свой фамильный дом, будь он в глуши шотландских болот или же на просторном и светлом побережье Ирландского моря, и из этих мест в столицу их уже никаким пряником не заманишь. Мышление и ценности британцев противоположны установкам решительных и циничных американских яппи. Английские джентльмены с презрением относятся к тем, кто в современном мире рвется из грязи в князи, будь то Соединенные Штаты или стремительно меняющаяся на современном мировом капиталистическом рынке Россия. Быстрый финансовый взлет невозможен без подлостей, нарушения закона, лжи и предательства, убеждены они, и с подозрением относятся к тем, кто «вчера был никем», а сегодня стал олигархом. Даже такие крупные нефтяные олигархи из России, как Борис Березовский и Роман Абрамович, никогда не могли себя чувствовать в Британии своими парнями, несмотря на владение футбольными клубами и недвижимостью. Одно дело банковский счет и совсем другое – положение в обществе, уважение и доверие со стороны определенной социальной страты. Русским олигархам никакого «уважения» со стороны британских лордов и не светит. Ну разве что только внимание со стороны спецслужб и налоговых органов к этим вечно чужим русским на берегах Туманного Альбиона будет обеспечено… Джентльменом нельзя стать, нацепив на себя фрак, купив в собственность старинный замок. Джентльменом можно лишь родиться, если твоими предками являются не менее трех поколений английских джентльменов. Социальный статус, создаваемый из поколения в поколение, фамильное гнездо и родовая память для британца – ключевые ценности.

Фавориты из России

Карельские – Рита и Руслан, представлявшие Россию в европейской программе, обещали быть одной из самых интригующих пар на соревнованиях. А все начиналось много лет назад…

– Надо выглядеть стильно и дорого! Надо! – морщась, словно от проглоченного лимона, пояснил Руслан, глядя на свою жену. – Даже если у тебя последние деньги, ты без штанов ходишь и питаешься растворимым супчиком из концентратов, все равно, понимаешь, приходится играть по корпоративным правилам! Клиент должен быть уверен в стабильности и престиже фирмы. Респектабельность – наш бог.

Маргариту царапнуло слово «респектабельность». Но куда же деваться? Работа, которую предложили после окончания вуза, приносила Руслану копейки. И он неожиданно для себя самого решил пойти туда, где можно было найти «Клондайк». Таким «русским Клондайком» в лихие 90-е годы, когда в стране все рушилось и люди не успевали опомниться от очередного дефолта и смены кабинетов министров в правительстве Бориса Ельцина¸ оказался страховой бизнес. Люди, как утопающие, хватались за соломинку.