Книга Проза в жизни - читать онлайн бесплатно, автор Олег Алексеевич Шабуня
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Проза в жизни
Проза в жизни
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Проза в жизни

Проза в жизни

«…Проза жизни… Прекрасней прозы

Я не читывал никогда!..»

Геннадий Григорьев

Автобиография она же предисловие

Родился в городе Туапсе в1966 году. Детство, отрочество и пр., прошли в городе Североморске. По окончании средней школы в 1983 году поступил на физико-математический факультет Карельского Государственного пединститута, откуда по прошествии полугода был отчислен. В 1984 году поступил в Мурманский филиал Ленинградского инженерно-строительного института на факультет «канализации и вентиляции», ну или чего-то там в этом роде. В этом же году был призван матросом на Северный флот. В 1992 году окончил факультет журналистики ВГУ.

В разное время работал почтальоном, электромехаником средств почтовой механизации, пулеметчиком, радиотелефонистом, сторожем, старшим инспектором по особым поручениям (за несомненные успехи на оном поприще, неоднократно поощрялся незначительными денежными премиями, двумя-тремя жуткого вида вазами, медалью «За отвагу» и радиоприемником «Альпинист»).

В настоящее время нахожусь на пенсии по выслуге лет. В свободное от праздности время безвозмездно чиню и устанавливаю сантехнику друзьям и знакомым или снимаю для различных телекомпаний документальные видеофильмы (преимущественно под водой).

Сказки народов Севера

Г. Х. Андерсену посвящается


Только собрались с Беком отобедать, тут же прибежал оперативный дежурный. Стал таращить глаза и часто дышать. А все потому, что начальник штаба не может выйти с нами на связь. Какой кошмар! Мы потому-то и заблокировали все каналы, чтобы ни одна сука не могла в обед до нас дозвониться. С досады шмякнув уже размоченной в чае галетой о коммутатор, Саня соединился с начштаба. Переговорив, он задумчиво посмотрел на жестянку с рыбными консервами, россыпь галет и две пол-литровые банки с чаем.

Бек сочувственно вздохнул и аккуратно отложил уже надкушенную галету.

– Вызывает?

– Ешь без меня.

Решив, что посокрушался вполне достаточно, Тоджедин снова взялся за галету.

– Почему не на камбузе? – начштаба Лазарев был свиреп, немногословен и лыс. Текстурой своей проплешины он более всего рифмовался с полированной столешницей непомерного начальственного стола.

– Спасибо, я сыт, товарищ капитан 2-го ранга.

– Та-а-ак. Понятно…

Саня понял, что переборщил.

– Я на коммутаторе, вахтенный…

– Я уже понял, что сегодня именно гвардии матрос Алексеев на вахте! Хрен куда дозвонишься! Ладно… Ты, говорят, что-то там пишешь…

– Никак нет, товарищ капитан 2-го ранга. Все врут.

– Ты, это, не придуривайся. Мне особист докладывал…

Кап-два поморщился, явно тяготясь разговором.

– Понимаешь, у меня сын маленький. Так вот… Он любит, чтобы ему перед сном сказки читали. Заехал в книжный, накупил разных там книжек, а ему не нравится… Плачет. Напиши какую-нибудь сказку… Мне бы недельку перетоптаться, а там жена от матери приедет… Ну, что, напишешь?

– Напишу.

– Сегодня суббота, в казарму можешь не ходить, я скажу дежурному. До понедельника кабинет в твоем распоряжении. Чай, сигареты, консервы в шкафу.

– Понял. В роту могу не ходить…

Крайний раз Саня ходил в роту месяца три назад. Забежал на минуту согреть ноги.

Все это время он ночевал в штабе, в этом самом кабинете, на этом самом столе, укрываясь шторой.

Когда Лазарев ушел, Саня обстоятельно выпотрошил все кабинетные «закрома».

Данные манипуляции производились с завидным постоянством, но на сей раз куда как обстоятельней и бесцеремонней. Через полчаса в высокий начальственный кабинет понабилось всякой штабной шушеры, начиная с еще «со вчера» обкуренного чертежника Алима и заканчивая золотушным мичманом из минно-торпедного отдела. Еще через полчаса они доели все консервы, «расстреляли» большую часть сигарет и допили принесенный с собой спирт и огуречный лосьон. С утра, когда вся шушера расползлась по штабу, а мичман ушел похмеляться в свою плавказарму, Саня засел за писанину.

«– Привал, отцы! – зычно рявкнул кривоногий, приземистый крепыш, облаченный в бесформенный балахон, заляпанный бурыми маскировочными разводьями. Чуть помедлив, добавил, блаженно ощеряясь:

– Никотину откушаем…

Народец (чуть менее приземистый и кривоногий), коим он заправлял, упрашивать себя не заставил и резво попадал у подножия огромного дуба. Плотный клуб едкого сигаретного дыма юркнул в густую крону. В листве кто-то навзрыд закашлял. Несколько автоматных очередей практически в унисон пропороли предрассветную тишину. Кашлять перестали. Через пару секунд что-то увесистое зашуршало в листве. Еще через пару секунд из кроны вывалился жирный взъерошенный кот и грузно бухнулся оземь. Стрельба возобновилась. Кот озабоченно озирался и потешно прядал ушами, когда трассирующие пули попадали ему в голову… Стрелять перестали. Котофей упруго зевнул, незлобиво, но грязно ругнулся, и полез на дерево, ствол которого опоясывала толстенная якорная цепь самоварного золота, делавшая его похожим на пожилого каторжанина. Достигнув цепи, кот принялся сновать по ней изящной кошачьей иноходью. Кривоногие человечки обескуражено пялились на свои зловещего вида «волыны». Не найдя какого-либо изъяна, вопрошающе воззрились на старшого, во лбу которого сияла Большая Кокарда. Увы, от старшого, оторопело взиравшего на происходящее, веяло безнадежностью. Неспешно расхаживающий по цепи котяра игриво поворотил неестественно большую голову и прицельно плюнул в Большую Кокарду. Глумление над святыней повергло всю военизированную компашку в состояние глубочайшего ступора. Первым (согласно боевому расписанию) очухался командир, и в направлении кота-иноходца заспешила саперная лопата. Разминувшись с котофеем, лопата на треть ушла в древесную плоть. Кот, потёршись загривком о черенок лопаты, на скверном английском озвучил несколько напутственных идиоматических выражений непечатного толка.

– Бегом! Марш! – Уже на краю поляны коммандос с Большой Кокардой притормозил и, развернувшись всем корпусом, припал на одно колено, чтобы воспользоваться услугами подствольного гранатомета. За мгновение до выстрела кот двумя лапами выдернул из дерева саперную лопатку и ловко парировал «подачу». Граната разорвалась в десятке метров от коленопреклоненного милитариста, слегка контузив, но, впрочем, не причинив тому существенного урона.

«В-о-о-здух!» – заходивший на боевой разворот летательный аппарат неприятно поражал целым рядом конструктивных особенностей, точнее нелепостей: стреловидность крыльев ежесекундно изменялась, а носовая часть фюзеляжа состояла из трех устрашающего вида элементов, увенчанных обтекаемыми змеиными головенками.

Входивший в состав группы оператор переносного зенитного ракетного комплекса выказал недюжинную сноровку и расторопность. Еще до выхода на линию атаки аппаратик был облучен лазерным дальномером, «сосчитан» и после того, как манкировал запросом «свой-чужой», навстречу ему ушла зенитная ракета. Просканировав «борт», ракетная головушка самонаведения из всего диапазона излучений (электромагнитного, акустического и прочего) обнаружила лишь инфракрасный. После чего резво юркнула туда, где, по ее электрическому разумению, располагалась дюза реактивного двигателя – под хвост рептилии. Горыныч рухнул где-то неподалеку. Воодушевленные лихой победой вояки поспешили к месту предполагаемого падения. Сбитый «аппарат» лежал ничком, трогательно сложив дурацкие перепончатые крылья. Кто-то из вояк на бегу лупанул ему в борт длинной очередью. Пули отрикошетили, собрались дружной стайкой и повтыкались в пенек, за которым укрылся лихой зенитчик. Замутненный термобарическим расстройством желудочно-кишечного тракта взор рептилии как-то вдруг прояснился. Причем, всех трех пар глаз одновременно. «Центровая» из головушек ушла вверх и, чуть покачиваясь на трехметровом стебле шеи, стала раздавать ценные целеуказания:

– Вправо дистанция – тридцать, влево – тридцать пять, поправкой на ветер можно пренебречь… Цель групповая, легкобронированная, условно съедобная… Работаем на прямую наводку.

Две другие головушки, вытянувшись в струну, недобро прищурились и в унисон доложились, что цели захвачены, кулинарные предпочтения определены, время термической обработки задано. Однако последовавший вслед за этим дуплет оказался значительно ниже расчетной огневой мощи Горыныча. Следствием попадания зенитной ракеты в «корму» дракона явилась своего рода «диарея», обусловившая то, что изрядная часть мощностей ушла «в дюзу». Тем не менее, оставшегося с лихвой хватило на полную эпиляцию волосяных покровов атакующих, равно как и на то, чтобы из полопавшихся авизентовых бронников, нафиг повысыпались все бронепластины.

Изрядно обезвоженные и отчасти деморализованные бойцы уже налегке ломанули сквозь прореженный залпом подлесок к оставленному у береговой кромки десантному «Зодиаку». До берега оставалось всего ничего, когда в полутора десятках метров от линии прибоя из-под воды показалась голова боевого пловца, за ним – второго, третьего … Глубина в том месте достигала порядка шести, шести с половиной метров (в момент высадки дно «били» установленным на «Зодиаке» гидролокатором на предмет обнаружения противодесантных мин). Оно, может бы, и ничего – ну подвсплыли «котики» на компенсаторах плавучести… Вот только их головы в диаметре раза, эдак, в три превосходили средние антропометрические размеры. Надежды на то, что оный подводный спецназ укомплектован исключительно гидроцефалами, были крайне невелики. Командир остановился напротив бредущей по пояс в воде колонны облаченных в нестерпимо бликующие на солнце брони исполинов. Из-под приставленной к заплеванной котом кокарде ладони тщетно попытался рассмотреть элементы их боевой экипировки и вооружения. «Зодиак» со снятой накануне из-за перегруза противопулевой защитой в качестве фортификационного укрытия явно не «катил». Бойцы взяли командира в тугое полукольцо, причем двое самых фактурных попытались прикрыть его своими тушками. Командир рывком протиснулся меж бойцов, оказавшись на метр впереди всей шеренги. Не спеша перестегнул полупустой магазин, облизал запекшиеся губы и хрипло скомандовал:

– К бою!..».

– Ну, что написал? – внезапно разбуженный Саня тупо соображал, где капитан 2-го ранга Лазарев пробабахал свой зеленый берет с заплеванной кокардой и почему на нем обычная «фура» с военно-морским «крабом».

– Гвардии матрос, повторяю вопрос… – кап-два поморщился, явно тяготясь невольной рифмой.

– Так точно, товарищ капитан 2-го ранга! Написал.

– Давай. Ну и свинюшник ты тут устроил! Богема хренова…

Лазарев печально осмотрел оскверненные интерьеры. Саня, в свою очередь, не без удовольствия зыркнул на усыпанную галетными крошками столешницу, заляпанный томатным соусом кремовый телефонный аппарат для связи со штабом флота и курган из окурков, под которым едва угадывалась пепельница из располовиненной гильзы от зенитного снаряда.

– Сейчас все уберу, това…

– Да ладно… Спасибо тебе!

Саня раскрошил две оставшиеся галеты и ссыпал крошево в консервную банку, чтобы собрать размазанный по боковым стенкам томатный соус. Отскочившая на лицевой панели коммутатора шторка противно задребезжала. Саня вздохнул, отставил в сторону жестянку и, не глядя, ткнул «соску» в гнездо, под которым кривоватыми буквами значилось: «Оперативный дежурный».

– «Пролив» на связи.

– Гвардии матрос Алексеев, срочно к начальнику штаба!

– А кто на коммутаторе?..

– Хрен с ним, с коммутатором! Пулей! Понял?

– Понял. Пулей. Только, согласно боевому расписанию, товарищ капитан-лейтенант…

Саня не оставлял призрачную надежду без суеты доесть консервы и во благости выкурить послеобеденную папиросу.

– Сейч-ч-ас мичмана пришшшлю!

В преддверии истерики оперативный дежурный начинал заикаться и пришепетывать. Саня выдернул «соску», задумчиво подержал на весу и медленно разжал пальцы, – штекер с шелестом втянулся в свою паскудную «норку».

– Товарищ капитан 2-го ранга, гвардии…

– Вольно.

Начштаба поморщился и чуть застенчиво потыкал пальцем в сияющую плешь.

– Ты чего, это … Сказку не закончил?

– Никак нет, товарищ капитан 2-го ранга! Закончил! Это так называемая открытая композиция. Читатель домысливает финал в полном соответствии со своими, морально-этическими, нравственными и тому подобными приоритетами…

– Ты мозги не е…и! Сын спрашивает, что дальше, а я глазами хлопаю.

– Дальше, говорите… Ну, например… Бравые импортные морпехи покрошили три десятка витязей прекрасных, в их жестяных кирасах, пулями с термоупроченными сердечниками… А дядьке Черномору, так и вообще, башку из подствольника напрочь отфигачили… Да и укатили в «Зодиаке» восвояси… На гидрографическое «корытце», которое болталось неподалеку в нейтральных водах…

– Не покатит… Плакать будет.

– Тогда другой вариант! Никто никого стрелять, тыкать пиками, рубить палашами не стал.

– Как так?

– Да вот так! Покурили, потрындели. Сменяли пару беретов на шлемаки, а жженый броник на мятую кирасу. Да и разбежались. «Зодиак» помогли до воды допереть, на глубину вытолкнуть. А еще лучше: у них движок подвесной «крякнул», – так дядька Черномор их до гидрографа вплавь дотолкал!

– Думаешь, так можно?

– Товарищ капитан 2-го ранга, вообще-то я думаю, что только так и можно! И нужно.

Но это уже другая сказка…

Остров

Посвящается Р. Крузо


Нас с Майклом «отгрузили» на «точку». Это крохотный островок на выходе из Кольского залива в Баренцево море. Пока корабельный Ка-27 вывешивался над местом нашего, так сказать, «десантирования», выбирая, где посуше (в итоге свалили, как два мешка с дерьмом, в самую зловонную лужу), осматриваем по-своему живописные ландшафты. Остров невелик: полтора-два километра в длину, один – в ширину, но загажен так, что даже Майкл (редкостный свинтус и неряха) несколько обескуражен. Северная оконечность сплошь завалена ржавыми бочками из-под горючки, как, впрочем, и все прочие оконечности. Относительно чисто в центре. Здесь находится поваленный на бок жилой модуль и непомерная куча унылых зеленых ящиков. Куча и есть тот самый объект, который нам следует бдительно стеречь. Кое-где по периметру валяются трухлявые столбы да ржавеют не размотанные бухты колючей проволоки.

Обустраиваем, так сказать, уют. Интерьеры таковы: умывальник и стол прикручены к стене, входная дверь – на потолке. Спим в двух встроенных в стену (в нашем случае – в пол) шкафах. Дверцы отломали до нас, нам оставалось набросать в них всякого тряпья – весьма уютно. Любопытно, почему модуль на боку? Вряд ли это сделал кто-то из наших предшественников, поскольку для этого потребуется не менее десяти человек, а в караул сюда заряжают не больше двух. Скорее всего, гребаные авиаторы: приперли, свалили на бок и улетели. Канальи…

Осматриваем достопримечательности. Нашли ножны от штык-ножа и половинку книжки (занимательная физика Перельмана).

Перед вылетом нам дали сухпай на неделю, через неделю обещали сменить. Неделя прошла. Осталась бутылка водки и полбанки тушенки. Съели тушенку, запили водкой.

У нас по автомату в боекомплекте. Итого 180 патронов. Когда прыгали из «вертушки», я зацепил автоматным «рогом» за порог. Магазины больше не пристегиваются. А у Майкла отломан предохранитель. В принципе, стрелять можно, но только очередями. Решили охотиться на бакланов. После того, как Майкл влупил очередью, нашли лапку, нижнюю часть клюва и пригоршню потрохов вперемежку с перьями. Поиздержались изрядно – треть рожка. Что мы жрать будем, не знаю…

Во время отлива насобирали мидий. Свалили их в котелок. На поверхность всплыло радужное пятно мазута. Я хотел его снять, но Майкл отсоветовал. И действительно, с мазутом закипает гораздо быстрее. Откушали с Майклом «устерсов». Поблевали, конечно, по разу. К вечеру пристрастились.

Майкл за каким-то хреном полез в стол (привинченный к стене) и нашел там полпачки «Беломора». Замечательно. Выкурили крайнюю «беломорину». Жрать хочется до тошноты. Пошел пособирать грибов. Хотя какие тут, на фиг, грибы, если земля на полметра пропитана соляркой.

Намедни мимо нас прочапал какой-то облезлый то ли буксир, то ли рейдовый водолазный бот. Орали до хрипоты. Но ни на палубе, ни в ходовой рубке не было ни

одной суки! Судоводители хреновы! Майкл хотел было стрельнуть, но я отговорил – патронов всего ничего осталось.

Почитай, неделю жрем одних «устерсов» и бакланьи ошметки!

По прошествии примерно полутора-двух месяцев Майкл разбудил меня среди белого дня и стал верещать, что мы-де придурки – до сих пор не полюбопытствовали, что в ящиках, которые мы как бы охраняем. Пока мы лопатами курочили два крайних ящика, наше воображение рисовало, надо полагать, синхронную картинку – перемазанные солидолом банки армейской тушенки. Хренушки. Гранатометы и «выстрелы» к ним. «В сердцах» зарядил один и засадил из него в груду какого-то хлама. Полегчало – вроде, как отобедал. Майкл тоже стрельнул. Два раза – он и жрет в два раза больше.Решили провести генеральную уборку- постреляли по бочкам. Вроде стало почище.

Майкл оказался страстным поклонником неспортивной рыбалки. С ночи, взяв «снасти» (гранатомет и несколько «выстрелов»), пошел порыбачить «на утренней зорьке». Хотя какой хрен «зорьке», когда сейчас полярный день… «Устерсов» брать не стал, дескать, на рыбалку морепродукты нельзя. Где-то я читал, что у северных рыб особым образом устроены пузыри плавучести – оглушенные они не всплывают, а Майкл уже полдня бабахает по периметру острова. Несколько раз приходил за «выстрелами». Сходил, сказал ему про пузыри. Обиделся. Выбросил в воду гранатомет и сказал, что с такой свиньей не то, что спать в соседнем шкафу, а даже испражняться под одной скалой не желает.

На следующий день я весьма деликатно попенял Майклу на то, что у него под носом чуть ли не промысловый сейнер валяется, а он выдрючивается. Подведя незадачливого рыбачка груде ящиков, ткнул рожей в маскировочную сетку. Полдня провозились с сеткой. Какой-то осёл не поленился растянуть ее поверх ящиков и вбить по периметру паскудные деревянные колышки. После чего поверх всего этого великолепия свалили точно такую же кучу ящиков.

Еще утром, когда мы (хотел написать с Майклом, но за каким … это писать, когда кроме Майкла и «устерсов», тут в радиусе 50 километров – ни одной живой души). Были ещё бакланы, но кончились. Так вот, еще утром, когда мы ходили искать место, где поставить сетку, видели в море какую-то бочку. Особого внимания не обратили, ну бочка и бочка, их тут хренова туча. Но сейчас, когда ее приливом подогнало, похоже на смытый за борт спасательный плот. До него метров 100. Сейчас краешек июля. Баренцево море. Температура воды градусов девять. Примерно через час начнется отлив. Майкл, шельма, плавает как кирпич. Сам видел – когда нас в первый раз загнали в бассейн. Думаю, следует пояснить на предмет бассейна, а то какой-нибудь 18-летний идиот подумает, что матросов срочной службы регулярно отряжают на теннисные корты или в Сандуновские бани. В инфраструктуру бригады, в которой мы обретались, среди прочего входило весьма громоздкое подсобное хозяйство. А посему многие из матросов, помимо основной (снайпер, сапер, боевой пловец), имели как минимум, ещё одну чуть менее романтическую специальность (свинарь, прачка, баталер). За пару месяцев до командировки на остров, мы опять-таки с Майклом в компании еще одного из наших сослуживцев, именовавшегося Беком, исполняли свой ратный долг на свинюшнике, сиречь на бригадной свиноферме. Запашок еще тот, хотя в казарменном кубрике не лучше, но в целом весьма и весьма недурно. Но однажды Майкл, злоупотребив нещадно разбавленным спиртом, забыл закрыть загон. Свиньи отчасти и разбежались. В принципе, ничего страшного в этом не было –и раньше бегали. Поскольку в тундре, кроме ягеля, грибов и ягод жрать особо нечего, они через недельку прибегали обратно. Очень даже головастые животины, мозгов побольше, чем у иного мичмана. Так вот, свиньи разбрелись, а назавтра была проверка. Поначалу нас хотели на губу, но там был «аншлаг». В финале в назидание нас сунули в отряд противодиверсионных сил и средств. Ну и вот, загнали нас в бассейн, на тренировку. Каждому дали по кирпичу, доверительно поведав, что это, как бы, магнитная мина которую следует установить в противоположном от нас конце бассейна. Дистанция 25 метров, пройти ее нужно всенепременно под водой в паре –один толкает другой дышит, потом наоборот. Это в робе, в сапогах и с силикатным кирпичом в придачу. Майкл с Беком хотели было соскочить, но я отговорил, – почитай, месяц не мылись, и раз есть такая возможность, надо хоть окунуться. Бек запричитал, что из водоемов, в которые он погружался, самым глубоким был арык за домом, где вода во время паводка была чуть выше голени. Ему посочувствовали и разрешили снять один сапог. В общем, когда этих двух красавцев пинками загнали в бассейн, был еще тот водноспортивный праздник!..

Сам плот на фиг не нужен, но, может, там сухпай какой есть. Майкл разжег костер и вымазал меня остатками маргарина. Не зря сплавал. Внутри насобирали полведра макарон и полную пригоршню окурков.

Приболел. Холод собачий. Когда начинается жар, кутаюсь в него, как в одеяло.

Майкл вторые сутки надувает плот. По идее, там должен быть баллон со сжатым воздухом, но Майкл его не нашел, поэтому надувает ртом. Плот ему крайне необходим, чтобы      поставить сетку. Пришёл под утро , приволок здоровенную пикшу. Славно!

Мы с собой приперли ранцевую радиостанцию. Она бьет километров на 6-8. Лучше бы полмешка картошки взяли. Тем не менее, сегодня отловили шепелявого синоптика, передавшего штормовое предупреждение. Стало быть, на рыбалку не идем. Сняли сетку, сдули плот и забросали все ящиками.

Ночью порывами ветра распахивало дверь, я несколько раз вставал ее закрывать (Майкл дрых, как хомяк – все пофиг), потом плюнул. Под утро дверь оторвалась и улетела.

Ориентировочно полдень. Штормит. Вылез наружу (люблю, знаете ли, ветреную погоду), в километре от нас увидел давешний буксир. Разбудил Майкла, он хоть и скверный свинарь, зато хороший радист. Ай да Майкл, ухитрился-таки выйти на связь с этой галошей. Минут десять они попеременно хамили друг другу. Довольно забавная штука – посылаешь собеседника куда подальше, переключаешься на прием и ждешь «алаверды». Никто не перебивает, у каждого свой черед. Нечто подобное было в традициях древнерусских кулачных боев. Бойцы не просто мутузили друг друга, а поочередно обменивались ударами.

У меня пропали очки. Дело в том, что уже год, ложась спать, я их не снимаю (на них либо сядут или наступят, либо отломают дужку, чтобы помешать чифирь). Проснулись, примерно, в обед, а спохватился я лишь ближе к вечеру. Дело в том, что давеча мы надрались так, что просто удивительно… А с «бодуна» какие там очки… Штаны или сапоги еще куда ни шло… А очки (-3,5)… Но обо всем (или почти обо всем) по порядку. Так вот…

Мужчины на буксире вчера каким-то образом не только подошли к нам, но и зачалились. Первое, что они спросили, будем ли мы пить? Майкл потупился и стал мямлить, что после всех причальных хлопот и треволнений он не сможет смотреть им в глаза, не выпив. Можно подумать, подойди они в полный штиль, он бы смог смотреть в чьи-то глаза, не выпив на халяву. У них оказалась 3-литровая банка спирта и треть 40-литрового бидона браги. Пожалуй, это единственное, что я запомнил наверняка. Все прочие подробности минувшего дня причудливо преломились сквозь призму этой самой банки. Ребят было пятеро. Ходили они в Гремиху испытывать какие-то навороченные электронные навигационные потроха. Потроха ставили финны. Зачем – непонятно. На их

лохань не электронную навигацию, а уключины впору ставить. Чухонцы выставили кока

со всем его скарбом и набили камбуз электроникой. После этого прискакал особист, все, что мог, опечатал и попросил ничего не трогать. Поскольку ребята были нормальные штатские люди – его послали. Особист пробовал возражать, но этим только усугубил. Побежал настучал по начальству. Прибывшее начальство критически осмотрело пластилиновые печати, вскользь упомянуло о 13-й зарплате и посоветовало особисту всерьез подумать о том, чтобы заварить переборку. Перед выходом финны еще раз приперлись на борт. Среди прочего, они были крайне удивленны численностью экипажа, который состоял из четырех моряков и инженера Володи. По их мнению, хватило бы и одного Володи. Уже в рейсе выяснилось, что они ошиблись. Володя тоже был на фиг не нужен. Навигационная система прекрасно обходилась без чьего-либо участия. Членам экипажа впору было посокрушаться о своей будущности, после того, как их всех спишут на берег. Однако экипаж был абсолютно невозмутим. Буксир был старенький, поэтому изрядно подтекал. Электрическая помпа не столько откачивала, сколько кипятила воду. Пользовались, по преимуществу, ручной. А для того, чтобы с ней управляться, требовалось никак не меньше четырех человек. Стоила навигация раз эдак в 1000 дороже самой посудины, а посему вряд ли ушлые начальнички из пароходства стали бы рисковать, сокращая численность экипажа.