Книга Церковь. Вознесение - читать онлайн бесплатно, автор Константин Томилов. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Церковь. Вознесение
Церковь. Вознесение
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Церковь. Вознесение


Личное дело. Часть 5, пункт 2.

Часто…, очень часто мне рассказывали о подобным же образом "сбывшихся" мечтах. И со мной это происходило довольно таки частенько. Да почти всегда. И чем более были завышены ожидания, чем более взлелеянной была мечта, тем более горьким было разочарование. Самое же лучшее, самое дорогое всегда приходит нежданно, негаданно. Тогда когда готов спокойно принять то, что к тебе придёт. Не равнодушно!!! Нет!!! Именно с Покоем! С миром внутри себя. Осознавая всем своим внутренним миром, что всё, абсолютно всё приходящее и происходящее с тобой от Бога, по Воле Его. Что ничего: плохого или хорошего; "неожиданного" или долгожданного; ненужного или крайне необходимого; радостного или болезненного; и самое!, самое главное!, ничего случайного!, с тобой не произойдет, никогда!, ни при каких обстоятельствах произойти не может. Внешне можешь вести себя как угодно. Прокатывает любой выпендрёж и паясничество, можешь "Ваньку валять" и бузить, но с самим собой ты должен!, обязан!, быть честен. Так как возникшее в сердце, из-за завышенных ожиданий, разочарование – сразу же запускает "вирус", "программу" разрушительных событий. Господи!!! Господи!!! Как же долго я до этого шёл! Как долго не мог сообразить – как всё устроено! Как же долго воспитанный в горделивом безверии не понимал, что душа каждого человека, АБСОЛЮТНО каждого!, знает Христа! Сколько же у Тебя Любви и Терпения ко мне дебилу…, снова и снова не понимающему урок…, снова и снова подходящему к самому краю Бездны.


Личное дело. Часть 6


 "Если кто из вас думает, что он благочестив, и не обуздывает своего языка, но обольщает своё сердце, у того пустое благочестие".

(Соборное послание апостола Иакова; гл. 1; ст. 26)

9 мая. Год 2018. Город-курорт.

С замиранием сердца я "разворачивал" подаренный мне Отцом Небесным праздничный день. Погода чудесная, просто чудесная, по другому и не скажешь, невозможно. Ночью и рано утром немного смочило дождиком. Потом распогодилось и лёгкий ветерок. Во влажном тёплом воздухе все запахи: и моря, и свежей листвы, и цветущих деревьев и цветов, и влажной чистой земли…, даже не знаю… Да! БЛАГОУХАНИЕ!, вот!, благоухание. Птички ажно задыхаются прославляя Творца. Море чистейшее, лазурно-бирюзовое переливается солнечными "зайчиками". Я в раю. Однозначно. В земном, но раю. Окончательно разомлевший после "обмена подарками" с Сергеем, быстрым лёгким шагом, как на крыльях, успеть "забежать" в собор до начала парада на городской площади.

–Доброе утро, – две старушки, "божьи одуванчики", миссионерки какой-то секты, – с праздником! Можно задать вам вопрос?

Ну, надо ж!, какой хитрый ход!, вопрос то уже задан!, "наживочка на крючке", оп!, перед ртом болтается!

Заглотнул:

–Ну-ну, давайте, задавайте…

–Как вы думаете, если все люди станут добрее, жизнь на земле изменится?

–Само собой, конечно! – возмущённо пожал так плечами.

–А как вы думаете: кто или что мешает этому? – бабуля сделала "подсечку".

–Сами люди себе и мешают, – потянулся я за натягиваемой  "рыболовной леской", ещё не сознавая чего они там внутри меня подцепили. Бабулечки, широко улыбаясь, согласно одобрительно закивали:

–Как хорошо! Как здорово, что вы это понимаете! Редко кто…

Я весь похолодел от ужаса. Из зловонно смердящей внутри меня "голгофской ямы", уже выползли и радостным шипением расправили свои капюшоны две африканские кобры: самодовольство и самолюбование. В голове потемнело от привнесённого смрада. «Мама! Мамочка! Царица Небесная!» – рванул в отчаянии ворот рубахи:

–Я так-то православный.

Щёлк, щёлк "выстрелили" заклёпки на рубашке. Хрясь, хрясь Спаситель мечом огненным снёс головы обеим Гадинам, жирные туловища извиваясь заскользили обратно, туда откуда вылезли, вслед за укатившимися омерзительными, источающими яд головами. Старушки шарахнулись от меня, порывом тёплого ветерка, рождённого от взмаха меча огненного, с "божьих одуванчиков" сдуло "нимбы белоснежные", улыбочки завяли. Испуганно залопотали:

–Ну это конечно хорошо…, но…, если только ходить в церковь, этого мало…, надо знать…

–А почему вы решили, что я не знаю? – спросил широко улыбаясь, – поговорим об этом?

–Нет, нет! Мы видим, видим! С праздником, всего хорошего…

–Ну как хотите, – застегнул ворот, – с праздником, всего хорошего.

Иду к собору: и хоть плачь, хоть смейся. И от хохота над собой дурачком всего разбирает, и от стыда жарким пламенем горю до слёз. Дядя Костя, дядя Костя! Когда уже сам за собой следить научишься?! Сколько уже можно, чуть что, за спину Спасителя убегать и там прятаться?! По ходу так всю жизнь и будет…


Личное дело. Часть 7


– За нами следят уже два месяца. И завтра на конспиративной квартире нас ждёт засада. Придется отстреливаться. Мы рады в этой тревожной обстановке встретить именно вас.

– Да уж!

<…>

– Они надеются нас взять живьём, дети! Они не знают, что теперь нас трое. Я дам вам парабеллум. Мы будем отходить в горы. Сможете нас прикрыть?

– Не смогу…

– Почему?

– Видите ли, я совершенно не знаком с военным делом, но посильную финансовую помощь я оказать могу.

– Вы верный друг отечества!

– Я думаю, что двести рублей…

– Пятьсот рублей могут спасти гиганта мысли.

– Скажите, а двести рублей не могут спасти гиганта мысли?

– Я полагаю, что торг здесь неуместен!

(12 Стульев, Ильф и Петров) – зачем это?! Неужели кто-то может не узнать?!

Личное дело. Часть 7. Пункт 1.

Май, год 2018. Город-курорт.

Много лет я снова и снова анализировал этот день, снова и снова мне не давало покоя непонимание того, что произошло тогда. И даже сегодня по прошествии тридцати пяти лет он остается для меня самым страшным днём всей моей жизни. Написал и задумался, а честен ли сейчас перед Господом и самим собой?… Да! Хотя понимаю всем своим разумом, что много, много всего разного происходило, и до и после этого случая, потом в моей жизни. И если оценивать и сравнивать с произошедшим в этот день, намного, намного более страшного, ужасного и болезненного чем тогда. Ну, вот хотя бы "рандеву", в Преисподнюю, когда я с температурой сорок один по Цельсию, в "гордом одиночестве", в жаркий летний воскресный день, после змеиного укуса в руку, зависая над Пеклом на паутинке, истошно визжал перепуганным месячным щенком:

«Я больше не буду себя плохо вести, правда, правда, Господи!!!»

А из-за "горизонта" вот-вот башка проявится Врага Человеческого многорогая, многоглазая и всё остальное пасть многозубая, чёрным ядом сопливящаяся… И много чего более постыдного. И много чего более глупого. И если смотреть "реально", тогда ничего особенного и не произошло. Да фигня! Но тогда почему никому и никогда, даже своей маме, я не рассказывал об этом?… И ни от какого другого воспоминания не содрогается так моё сердце?… Нет, конечно, сразу после события, скулил, ныл и жаловался всем и каждому. А после рассказывал об этом как о "прикольном" приключении. Но! Никому и никогда не рассказывал главного события этого дня, того за что мне стыдно до сих пор.


Личное дело. Часть 7, пункт 2.

"Вороне где-то бог послал кусочек сыру;

На ЕЛЬ!!!, Ворона взгромоздясь,

Позавтракать было совсем уж собралась,

Да призадумалась, а сыр во рту держала."

(Крылов. "Ворона и Лисица")

Лето. Год 1983. Владивосток.

–Только что приехал? – спросил меня незнакомый парень. Добравшись на трамвае до главного корпуса политехнического института, я опять же стоял и пыхтел папиросиной. На голодный желудок. Было как-то тяжко. Липкая ночная прохлада превращалась в понемногу теплеющий банно-прачечный комплекс, как будто в огромной выстывшей за ночь душевой полилась горячая вода, добавляя тёплой удушливой сырости.

–Да вот, только что с поезда, – приветливо откликнулся я, напрочь забывший наказы своей мамки не курить и не разговаривать с незнакомыми, впустую имеется ввиду, впустую, не трепаться языком. Выбросил окурок и харкнул в тумбу мусорки. Внимательно разглядывающий меня незнакомец, посмотрев на мой портфель-чемодан, ухмыльнувшись:

–Поступать? А на какой факультет?

Мне стало почему-то стыдно и за отцовский "саквояж", который с такой любовью мне собирала в дорогу матушка, и за свою деревенскую одежду. Возникшее было во мне сильнейшее желание не разговаривать с ним, отмолчаться пожав плечами, или что-то недовольно буркнуть, было тут же подавлено хихикающим "разумным" доводом, а чего ещё вдруг?, делать то всё равно нечего, институт закрыт, рано ещё.

–На кораблестроительный, – как-то с гордецой проговорилось, – а ты?

–Ух ты! – восхитился парень, – здорово…, а я чё, я так, на геологический. Подошел и встал рядом со мной, опираясь поясницей на перила мостка-перехода от тротуара к находящимся на втором этаже здания дверям, над которыми висела стационарная, выцветающая уже вывеска "Приёмная комиссия".

«Чего-то как-то взрословат он для абитуриента», – подумалось мне.

–Ты смотрю сразу после школы и в институт. Молодец. А я вот в армии отслужил и поработал. И вот только что надумал.

Протянул руку и назвался, странно не могу вспомнить его имя, хоть и встречались потом ещё один раз, и полдня вместе провели, смутно так через силу всплывает то ли Вова, то ли Веня. Я тоже протянул в ответ руку, познакомились.

«И чего это я так неприязнено к нему сначала», подумалось мне, при воспоминании о появлявшихся иногда у нас в деревне  "представителях" геологоразведки. Приезжавшие в магазин за продуктами, основным из которых была "водяра", постоянно полупьяные, воспалённо-болезненные и зачуханные от царившей в их бродячих лагерях антисанитарии, дурно пахнущие, они, почему-то, вызывали во мне жалость, хоть и перемешанную с отвращением. Стоявший рядом со мной парень совсем не был похож на них. Прилично, модно одетый, как я узнал позднее, на нём были: "Кимры", джинсы "Ливайс" и рижская тенниска.

–А чего на геологический? – сочувственно спросил его, и охота же человеку всю жизнь свою по глухоманям таскаться, убивая здоровье напрочь.

–Ну интересно это мне, полезные ископаемые искать, нефть там, уголь.

–Хм… – презрительно так я, припомнив увиденных в нашем деревенском магазине, "забурившихся" туда покупателей, от которых метра на три несло мокрой старой полудохлой псиной.

–Ну, ещё и золото, алмазы, тоже геологи находят, – уныло продолжил будущий "золотоискатель", – ну у тебя, то, наверное, поинтереснее будет.

Как-то вдруг воодушевившийся, я начал его уговаривать поступать на кораблестроительный факультет. Парень слушал меня внимательно, почти не мигая пристально-хитрыми глазами, кончиком указательного пальца правой руки поглаживая жидкие черные усики и отрицательно покачивая головой на все мои доводы о том, что как это здорово строить корабли.

–А ты здесь уже давно? А, понял. На подготовительный ходил. Тогда, наверное, знаешь. Не "трясут" ли старшекурсники в общагах деньги с нас, с приезжих? – высказал то, что сильно тревожило меня с самого начало моего "путешествия". Напуганный рассказами "опытных", неудачно пытавшихся поступить в различные вузы односельчан, угнетённый родительскими переживаниями за меня, ведь, случись что и во всём этом городе мне никто не поможет. Нет здесь никого из наших, ни родни, ни знакомых. И воспоминание о том, каким перепуганным из этих краёв вернулся отец, когда у него на железнодорожном вокзале ночью украли все деньги. И как противились родители моему желанию ехать поступать именно сюда, отговаривали как могли. И как целый долгий вечер наставляли как себя надо вести, каким надо быть осторожным. И самое главное не трепаться языком, молчать побольше. Ничего ведь не забыл ещё, всего то, три дня прошло, а уже всё наперекор, всё по-своему начал делать.

–Нет, никогда об этом не слышал, вроде нет такого, – удивленно пожал плечами собеседник, – а что за проблема, денег что ли много с собой?

Мне чего-то совсем поплохело:

–Неее, не в этом дело. Просто не хотелось бы кого-то покалечить, если будут приставать. Мало ли, не смогу себя проконтролировать.

Парень оживился:

–В смысле?!

Под восхищенным взглядом будущего "золотоискателя", я "навалил" такую! кучу… Чёрный пояс типа у меня по каратэ, семерых одним ударом, в деревне все хулиганы трепетали предо мной и за три улицы обходили.

Щёлкнул проворачиваясь ключ в замке, сторож, изнутри слегка толкнув, приоткрыл скрипнувшую входную дверь, наступило рабочее время.


Личное дело. Часть 7. Пункт 3.

§ 1.

Получив в приёмной комиссии бумажку на заселение в общагу, пройдя по длинному коридору, немного поплутав, нашёл стенд с информацией для абитуриентов. На кораблестроительный факультет на семьдесят пять мест было подано шестьдесят четыре заявления. По ходу я по любому поступаю. Посмотрел и записал, когда и где консультация перед первым вступительным экзаменом.

–О, привет! – опять этот "золотоискатель". Поговорили. Объяснил мне, как добраться до моего нового места жительства. Подробно рассказал, где найти его общагу:

–Заходи обязательно! Пообщаемся!

Вот вообще никакого желания с тобой общаться после того вранья, которое из меня понавыпирало. Даже поступать сюда и здесь учиться, почему-то расхотелось. Поднялся на фуникулере наверх. Ух, ты! Здорово! Здорово, здорово… Набегаешься ещё потом, пешком вверх-вниз по бесконечным лестницам, три копейки экономя…

Молодая, чернявая, обиженная жизнью комендантша выдала постельное бельё и ключ от комнаты. Кое-как застелив, не раздеваясь, упал и провалился в сон.

Разбудил настойчивый стук в дверь. Два парня весёлые, тоже абитуриенты, из Уссурийска, поступать один на ФРЭП, другой на ЭТФ. Познакомились, как-то сразу сдружились (потом во время учебы общались хорошо при редких встречах), сходил с ними за едой. Вернулись в комнату, перекусили и разговорились вовсю. Точнее больше они, я после наваленной утром "кучи дерьма", старался держать язык за зубами. Понемногу приходил в себя, начинала привлекать перспектива дальнейшей жизни и учёбы здесь, в этом городе. В дверь постучали.

–Открыто, – весело так один из моих новых знакомых. Заглянувший в дверь парень, не заходя в комнату:

–Абитура?

–Ну, да!, не видно что ли?

–Ага…, – дверь закрыл и ушёл. Мы переглянулись, потом один из уссурийцев, выбравшись из гамаком провалившейся под ним кровати, подошёл к двери и закрыл её. Минут через пять в дверь опять постучали. Закрывавший дверь парень, что-то ворча, досадуя на прерывающих его увлекательный рассказ, пошёл открывать. Щёлкнул замок. Дверь с треском распахнулась от удара ногой. Опешивший, едва успевший отскочить уссуриец, от удара кулаком по голове, падая, протопал через всю комнату. Возглавлявший  "кодлу" Гибазов, "паханом" прошествовал в центр помещения. "Шестёрки" под его чутким руководством, выяснив кто мы, откуда и куда, принялись вышибать с нас "бабки".

Гибазов увидев на мне, надетый чисто для "понта", православный крестик, весь ощетинившись подошёл, наклонился и осторожно, как будто он горячий, взяв крестик двумя пальцами, зарычал:

–А это чего ты?! Баптист?! Верующий что ли, сука?! Баптист?!!! Отвечай, сука!!! Убью!!!

С чёрно-смуглой усатой, щетинистоволосой рожи на меня выпялились совершенно белесо-ледяные зенки с иголочно-мизерными зрачками. Весь обмирая от никогда ранее не испытанного, не виданного мной ужаса, в отчаянии рванул с шеи крест и отбросил его в сторону:

–Нет!, не баптист!, не верующий!, так просто надел!

Харя Гибазова вся разомлелась в довольной ухмылке:

–И чего ж ты бросаешься им, сука! – врезал мне кулаком в лицо.


§ 2.

Приехавший в сопровождении оперотряда ДНД наряд милиции, главных мерзавцев не поймал, скрутили и увезли "шестёрок". Кем-то предупреждённые "авторитеты", спрятались как крысята, оперативники так и не смогли их обнаружить. "Шестёрок" напугав, довольно быстро отпустили. Пришли извиняться. Помямлили чего-то – они нам, а мы им. Ушли. Парни из Уссурийска засобирались на электричку. Расхотелось им общежитейской "веселухи". А мне куда?! После пережитого остаться  на ночь одному?!, здесь?! Может в ту общагу к "золотоискателю"?! Он говорил, что там тихо – спокойно. А как?! Что скажу?! Суперпуперкаратисту по башке надавали?! Достал записку с адресами двух армейских приятелей моего брата. Поеду к кому-нибудь из них. Может, одну ночь переночую, а завтра заберу документы, на поезд и домой. Вышел вместе со своим "чемоданом" на улицу. Солнце ещё не село, но было как-то сумрачно, как при частичном затмении. Мужик, у которого спросил, как доехать по какому-нибудь из адресов, выслушав и посочувствовав моему нытью, настоятельно посоветовал ехать не к тому, "закадычному" дружку моего брата, а по другому адресу:

–Туда очень далеко, до ночи не успеешь добраться.

Открывшая мне дверь тётенька, выслушав мою жалобную речь, посмотрела поверх очков на своего сына, тот согласно-подтверждающе покивал головой и хмыкнул.

–Ну и проходи тогда, располагайся. А завтра решим, поедешь домой или у нас пока поживёшь, пока экзамены.

Подождав когда разуюсь и взяв меня за локоть повела в комнату. Весь обмякнув, я почуял себя дома, "у мамки под юбкой".


Личное дело. Часть 7. Пункт 4.

–О! Привет! Привет! – вызванный дежурным студентом "золотоискатель", здороваясь, радостно тряс мою руку. Пригласил в себе в гости. А что пропустят разве? Ща всё решим. Вахтерша завопила:

–Да что ты всё водишь и водишь кого-то!!!

Общительный видимо, "буровик" этот, постоянно к нему друзья-приятели. Сунул бабке смятую бумажку, та недовольно поджав губы, утихла. А ты зачем ей деньги? И сколько?

–Да ладно! Неважно. Лишь бы заткнулась.

Зашли в комнату. Как-то мрачно, никого из соседей по комнате. Да и не похоже, чтобы здесь ещё кто-то жил. И ощущение, что сам "геолог" тут давно обосновался, довольно давно. Запах какой-то неприятно – тошнотный.

–Курят прямо здесь соседи мои, вот и запах. Кстати тоже если хочешь, угощайся. "Мальборо". Курил такие?

Нет, спасибо. "Беломором" подымлю потом, на улице, нехорошо в комнате.

–Выпьешь? Винцо сухое "Рислинг", пробовал когда-нибудь? Может кофе? Растворимый, импортный, не то что наш…

Неа, ничего не хочу. Пошли лучше прогуляемся. "Золотоискатель" как-то скис:

–Ну ладно, пошли.

Пошли, прошлись до набережной. Разговор как-то не клеится.

–Расскажи ещё про каратэ?

Не хочу, чего там рассказывать, каратэ и каратэ. Попрощались.

–Ну давай… Пока.

–Пока-пока.

Больше никогда и не встречались.


Личное дело. Часть 7. Пункт 5.

§ 1.

Май. Год 2006. Самара-городок.

–Ну и я значит прямо в рот ему и кончил, – похахатывая рассказывал бригадир нашей стройшабашки, временного трудового коллектива, собравшегося и ударно заканчивавшего отделку торговой секции в ТЦ.

–А потом, он мне и говорит, – прихлебнув чай, обвёл взглядом похихикивающих слушателей, – посиди мол здесь в автобусе, подожди меня. А сам пошел в поле. Чего-то там в бабами поговорить. Ну, а мне так противно стало. Да ещё и вспомнил, слышал где-то, что они после этого возбуждаются, могут "задом к себе повернуть", а я ещё малолетка был, не посопротивляешься против мужика здорового. В-общем из автобуса…, до шоссе, а там на попутку и в город.

Хлюпнув опять чаем продолжил:

–Мне потом говорили,  хорошо, что бабы у меня были до этого, а то б если сразу, то могло б понравиться и был бы сейчас "дырявый"!

Все сочувствующе заржали вместе с ним.


§ 2.

Слушая тогда разухабистый рассказ, я сидел немного в стороне от всех, было неприятно, как-то гадко слушать проговариваемые мерзости. Только сильная усталость удерживала от того, чтобы встать и пойти работать. А то, что тогда летом 1983 года, я чудом избежал "близкого" знакомства с гомосеком, что моё необузданное враньё и открытое нападение бесов увели меня от этого, и что за непонятный страх от пережитого в тот день преследовал меня все эти годы, осознал только вот-вот, только в Великий Пост 2018 года. И то, что вследствие того, что испугавшись, чересчур перетрухав от открытого нападения нечистой силы, отрекшийся Христа, сам себя "отключил" от Премудрости. Поглупел тогда, очень сильно поглупел! Только вот сейчас, после покаяния, те изначальные умственные способности понемногу возвращаются ко мне. Чудны дела твои, Господи!


Личное дело. Часть 8


Твоя роль в театре абсурда.

(Фантазёрство ясен пень!)

"Это откудова к нам такого красивого дяденьку замело? Иль чё забыл, сказать пришел?"

Личное дело. Часть 8. Пункт 1.

"Che è destinato a te, non prenderà nessuno." (итальянская пословица)

Декабрь. Год 2017. Областной город в центральной России.

Ну и в самом деле как тебя сюда занесло? Вроде б жизнь свою вообще не так представлял, планы совсем другие были, а пошло всё как-то наперекосяк да кувырком. И вот ты здесь, в глуши провинциальной. Как ещё говорят: «Богом забытой». Вот бред! Как может быть что-то Богом забыто?! Ну да ладно. На табуретке поёрзал, задницу поудобнее устраивая, сосредоточился внимая, сейчас петь начнет. А хорошо здесь за кулисами! Устроился тут тихонечко в темноте. Один. Ты никому не нужен, ну и тебе соответственно. Трезвый сегодня, вот совсем ни капли, как стеклышко. А раньше всегда с собой парочку "фунфыриков". Надо же как… Первый раз когда её услышал, что то так красиво звучало, ажно как магнитом тебя сюда. Поддатый хорошо так был, да ладно уж, чего там, если "по чесноку", "в хлам" был, "еле тёпленький". Припёрся тогда на звуки голоса её ангельского, выпятил на неё "шары залитые". Красавица! И поет так чудесно! А фигура какая! Взглядом мужицким, опытным ощупал её всю, раздел и мысли сразу:

«Эх-ха, я тебе б, счас устроил бы "концерт по заявкам", совместно карусель и американские горки, ты б у меня заголосила».

А потом чего-то так стыдно вдруг стало, что сразу поскорее в свою каморку, пока администраторша "не спалила". Итак уже на волоске висишь, вот-вот нагонят тебя пинками под зад. И куда тогда? К бомжам?, подыхать у помойки вместе с ними? И так-то не больно от них отличаешься. Жильё – каморка подвальная, вход со двора, работа – дворник по территории к театру прилегающей. Нет никто и звать никак, никто в упор не видит, пока не "споткнутся" об тебя, и, или обматерят, или испугаются, это уж по внутреннему состоянию. Только разнорабочий, старик хромоногий, да завхоз ненамного его помоложе с тобой разговаривают, по-людски так, без осуждения и презрения, по простому, как с нормальным. И в душу самое главное не лезут "сочувственно", понимают, что нахер тебе это не нужно. И подкармливали тебя на первых порах, и одёжку старенькую…, дай им Бог здоровья. Хоть и "бухнуть" тебя ни разу не поддержали:

«Будешь, Иваныч?"

Негромко рассмеявшись и по плечу похлопав:

«Неее, дядь Кость, отпили уже своё, да и тебе больше достанется опять же…"

И ты им без обиды:

«И то верно, ну будь здоров…" И никаких тебе нравоучений иезуитски-лицемерных. И не стыдно сейчас перед ними, а если б согласились и "тяпнули" хоть разок, было бы стыдно. И отраву эту проклятую почему-то расхотелось, фунфырик закрутил и в карман. Дальше подметать потихоньку. Оба на! Директор театра из-за угла, неспешно-сосредоточенно вышагивает. Вот и приложился б, и "спалился"…

«Доброе утро, Иван Израилич!»

Кивнул тебе в ответ:

«Доброе…» И внимательно так на тебя… Внутренне весь подтянулся, не-не, не должно быть видно только слегка "поправился".

Ага, вот и она на сцене, публика захлопала негромко, приветствует. Ты, смотри-ка! Сзади охранники тормознулись у самого выхода за кулисы, с мини-чемоданчиком, двое. И она вышагивает вся такая, от волнения как хрустальная, на голове диадема из камней натуральных, настоял таки "спонсор" театра, местный "аль-капоне", понты колотит… Ох, Машенька, как же ты хороша! И умненькая, и добрая, (давно уж за тобой втихаря "подсматриваю"), и талант, и красота. Ну, кто может с тобой сравниться?! Только Сама Царица Небесная Дева Пречистая, всё остальное женское население этой планетки "нервно курит в сторонке". Навязал тебе "котяра" этот жирный, всё ж таки, "головную боль", добился замены бижутерии на ювелирное изделие. Через сучку администраторшу надавил, чтобы сама как бы пожелала, побаивается девочка эту ведьму хитрую, многим та напакостила за годы работы. Даже сам директор никак не приструнит эту дрянь, родня у неё в обладминистрации. Вот и опутывает сетью паучьей бандюга этот, через ведьму театральную, звёздочку, только-только разгорающуюся. Слюна, уже как у дикого кабана, до самого пола. Юного, свеженького ему пердуну жирному надо, "мыши белые" косяком сами в пасть лезущие, приелись, голубку трепетную подавай. Да ещё и выпендривается, давно б уже мог "снасильничать", принудить к близости, сломать её, некому за неё заступиться, нет родни "вес имеющей", а нет!, поиграться ещё хочет!, хочет чтоб она типа чувства возникшие к нему поизображала. Но она держится, хоть и сердечко трепещет птичкой в силки попавшей, нет уклоняется холодно в сторону: