Литературные страницы 6/2020. Группа ВКонтакте «Стихи. Проза. Интернациональный Союз писателей»

Раньше эта его особенность была объектом незлых шуток товарищей. Он и сам иногда подыгрывал друзьям, зная, что они в очередной раз будут смеяться.

Сейчас вся его фигура была отяжелевшей, и шел он как-то грустно, неуверенно. Колени также прогибались назад, но совсем невесело.

Леве стало его жалко и он отвернулся.

Друг так и не вернулся. Телефон его не отвечал. Лева думал о том, странности все же начинают проявляться иным манером, чем ранее. Появилась какая-то сверхобидчивость. А может, действительно, сам Лева уже не замечает, что будучи излишне прям, может ранить близких людей совершенно незаметным для себя самого образом. Но, ведь он же хотел, как лучше?

В конце своих душевных терзаний, Лева списал странное поведение друга на выпитое спиртное, набрал для порядка его телефон и пошел брать такси. На метро отчего то ехать не хотелось.

На взмах руки стали останавливаться несколько машин, останавливаясь одна за другой, в ожидании возможного шанса, на случай, если клиент не договорится с предыдущим водителем.

Не договорившись о цене с первым, подъехал следующий. Машина попалась новая немецкая, с официальными наклейками службы такси. Леве подумалось, что если Как ни странно, с ценой с легкостью согласился.

Словно читая его мысли, водитель спросил:

– А что, тот сколько запросил?

Лева ответил. Тот покачал головой. После недолгого молчания водитель продолжил:

– Меня удивляет наш народ. Вот, к примеру, зимой, еду. Вижу из магазина женщина в добротной шубе выходит. Начинаю притормаживать. Тут прямо передо мной «убитая пятерка».

– БМВ? – рассмеялся Лева.

– Если бы, – несколько мрачно продолжил таксист. – Так вот, машина вся грязная, дверь еле открывается, можно представить что там внутри, какой интерьер, да даже само это слово будет слишком красиво для этого. А та садится, едет. И едет ведь, за те же деньги, что и…

Водитель окинул рукой свой салон, обернулся на задние сиденья:

– Где ум? Так вот, пока наши люди будут готовы в шубах ездить в подобных условиях, то этим ребятам счету не будет.

Он поправился за рулем, что-то подтянул под собой, уселся удобнее и заворчал в сторону впереди стоящей машины:

– Ну, чего ты стоишь на светофоре этом. Все равно уже никого нет, ни полиции, ни пешеходов. Тоже вот, не понимаю, неужели по уму нельзя ездить?

Лева молчал, задумавшись. А, ведь, и правда. Ну ведь понятно, что сейчас никто уже не проверяет на дорогах в это время, все свободно, почему бы и не проехать? Хотя, он сам за рулем, на запрещающий свет не ездил и как-то в голову не приходило. А тут – не то эффективность, не то разумность. В то же время, что то смущало, будто таилось где-то рядом, но ухватить было невозможно, словно плавно перемещалось с места на место.

– Я из девяностых, слышал про такое?

Лева встрепенулся. Вспомнилось утро, проведенное как раз в мыслях об этих годах. Вот так вот, вечерний ответ. Лев немного оживился с надеждой получить в разговоре может быть то самое, чего ему не хватало. Что именно, он и сам не мог понять. То ли понимания, то ли поддержки, а может и самой разгадки. Ведь должно же быть объяснение его терзаниям. Не просто же так они родились.

– Да, разумеется. Было время, которое вмещало в себя все одновременно – и ужас, и надежду.

Лева замолчал. Водитель, видимо, ожидал, что он продолжит, а Леве, действительно хотелось сказать, только никак не соединялись воедино и невозможно было выразить в словах то, что копилось мыслями.

Он задумался. Это сейчас он анализирует то время, в которое не был активным участником социального процесса. Ведь на деле только одни чаяли надежды, другие были охвачены страхом. А третьих гнал страх отсутствия надежды и они то и были «героями» тех лет.

– Правда, при рекламируемой свободе открывшихся возможностях большинство, все таки, исчезло – не каждый мог найти свое при тех условиях. А свобода-это когда каждый, кто готов трудиться – может найти себе применение. Когда не по моим причинам это не получается, значит, что-то «в этом королевстве» – не так.

Лева решил несколько смягчить углы, раздвинуть рамки.

– Не без этого было, что уж, там. Но как оно произошло, так и осталось. Выбор делали не мы. Нам оставалось только исходить из действительности, -осторожно произнес водитель.

– Тоже сложно. Вроде как ради всеобщего блага затевалось все.

– Нам над этими вопросами думать много не приходилось. Мы занимались своим. Остальное нас мало касалось. Мне тоже пришлось отбывать срок. В девяностые у нас своя жизнь была.

Лева насторожился. Он поймал себя на мысли, что, сев в машину вот так, сразу не заметил по человеку, что он раньше был как-то связан с криминалом. Хотя, он бы и сейчас не сказал так, не раскрой дверь водитель в свое прошлое.

Но тот говорил как-то мягко, спокойно и уверенно. Как бы одаривая доверием и предлагая аванс доверия. Опасений будущее не внушало. Да и из его прошлого не исходило ничего настораживающего и ужасающего, что могло бы показаться после всех гулявших в народе легенд о той эпохе.

Может оттого, что человек раскаялся в своих ошибках, многое обдумал в поисках верного пути. Ведь понятно, что все это было далеко не правильно. Даже если прошлое и можно списать на эпоху: не один же он такой был.

– Наверное, все же, я совершенно не разбираюсь в людях. Не может же Человек встретить всех на своем пути, -успокаивал себя Лева.

Кажется, что знаешь все, можешь с любым разговаривать. А тут получается, что жизнь тебе раз, подкидывает трюк. Лови – умелец, знаток!

Так и получается, что общаешься с теми, кто более понятен для тебя. Как эти механизмы то работают?

– Да, я вот тоже сейчас думаю об этом. Хоть какой-то порядок был в отношениях, в общении между людьми. Условия, конечно, дикие, но, по крайней мере про уважение не забывали. А сейчас, хамят направо и налево. Как с ними разговаривать?

Водитель мягко кивал головой, словно одобряя направление Левиного разговора.

Лева, чувствуя негласную поддержку распалялся все больше. Но чем дальше он доходил в своих «накипевших» суждениях, тем сильнее начинал чувствовать, что внутри что-то пыталось его остановить. Но когда нам что-то мешает, то мы стараемся избавиться от этого. И не всегда в таких случаях разумность поведения одерживает победу. Наверное так человек устроен, что поддается тому, что легче. Сейчас Леве важно было выпустить разбушевавшихся джинов наружу. При этом человек не всегда понимает, что, выдавая пар эмоций на людях, он тем самым снимает тонкую вуаль, которая, тем не менее не такая уж прозрачная для посторонних. А без нее, он полностью оголяет себя, далеко не с лучшей стороны.

– Я не говорю, что так было правильно. Но и сейчас, что происходит? Получается, что люди не уважают ни других, ни себя при этом. Потому что наверняка привыкли к такому отношению.

Водитель молчал, лишь кивая. Только непонятно было, поддерживает он Леву в том, о чем он говорит или ему нравится то, куда он в своих мыслях идет.

Некоторое время ехали молча.

– А чем вообще занимаешься? – таксист как-то сразу перешел на ты.

Леве стало не совсем комфортно от такого резкого перехода к сокращению дистанции. Здесь уже чувствовалась претензия на область личного пространства, в которое он не всякого хотел пускать. Тем более, он не хотел рассказывать малознакомым людям о своей работе, которой был вполне себе доволен во всех отношениях.

Спрашивать о том, зачем ему это было не совсем удобно, это могло прозвучать грубовато. В то же время, вопрос сам по себе не был из ряда вон выходящим. Лева решил отбиться ответом о том, что учится в аспирантуре.

Водитель ничего на это не ответил. И они снова продолжали ехать молча.

Лева стал ощущать себя некомфортно, словно стал зависеть от своего проводника. Одним только переходом на ты, он лихо его перетянул на свою сторону интересов.

И ведь, в других ситуациях, он бы даже не нашел ничего общего для разговора с этим человеком. А сейчас он стал ощущать себя гостем в его доме. Хотя, по сути, я плачу- я еду, а ты -вези.

– Сейчас вот таксую. Но все равно думаю – надо что-то организовать. Вокруг смотришь на то как другие сколько имеют. И нам бы надо. На этом много не заработаешь, – он похлопал по «баранке». – Тем более, что «прижимать» начали.

– Это как?

– Вроде такси должно быть только от официальной компании. Самому запрещено заниматься незарегистрированной деятельностью.

– Это возможно каждого контролировать?

– А каждого не нужно. К примеру, «голосует» человек, ты его прихватываешь, пока едем, он разговаривает, все внимательно изучает. Видит, что везу неофициально, в конце поездки предъявляет удостоверение оперативного работника. И все. Другие уже опасаются на дорогах людей брать. Случаев уже достаточно.

Водитель умело завращал рулем, разворачиваясь на светофоре:

– Вы не против, если сейчас на заправку заедем? Уже почти прибыли.

– Да, хорошо. Торопиться мне уже некуда – вся ночь впереди.

Что-то Леву смущало во всем этом разговоре. Что именно, он понять не мог. Он уже пожалел, что слишком открылся совершенно незнакомому человеку. Потом внутри себя словно махнул рукой: Ладно, что нам с ним вместе дальше по жизни шагать? Довезет и ладно.

Вернулся таксист. Аккуратно сел в машину. Все его движения были словно плавными, размеренными, даже можно было бы сказать, красивыми. Он чем-то привлекал к себе.

– Поедем?

– Да, да, – спохватился Лева.

Выехав со станции, водитель продолжил:

– Так вот. Пока тему действует, ведь можно это использовать.

Леве не шло в голову о чем он говорит:

– Не совсем понимаю, – Лева, увидев свои дома замахал руками, – давайте во дворы не поедем, я здесь сойду после светофора.

– Да, да хорошо, – водитель припарковал машину напротив небольшого магазина возле дороги недалеко от автобусной остановки.

Лева полез в карман за деньгами. Водитель включил свет в салоне. Пока Лева суетился по карманам, он продолжил:

– Я бы сам занялся, но уже есть срок. А так, в принципе, ничего особенного, опасности, можно сказать нет.

Лева посмотрел на него.

– Также садишься в машину, едешь, потом представляешься представителем «органов». Там же в машине договариваешься с водителем. Берешь с него, якобы за то, чтобы закрыть глаза, уходишь.

А так, вряд ли тут есть какая то опасность.

Лева начал представлять себе весь процесс и механизм

– Да, даже, если и сядешь, то ничего страшного. Поддержим. Да, и в тюрьме, что плохо, что ли? Сидишь, ничего не делаешь.

Лева подставил и это. С другой стороны, посмотреть сейчас на жизнь вокруг: ну чем люди занимаются. Никто не верит в то, что он делает. Ходят, получают зарплату. Хотят больше, затем еще больше. Затем – не понимают, для чего больше? Вроде те потребности, которые зудели в прошлом полностью удовлетворены. Но чувства благодарности нет. Возникают новые. Но они, словно не свои-уже не сверкают, не искрят как прежние когда-то. Тупик. Начинают понимать, что на большее и работать больше надо. А к этому не все готовы. Приходят к тому, что, в целом, и так неплохо. И движутся в общем потоке по инерции. И лишний раз то и готовы ничего не делать – да не получается. Если человеку не особенно что и нужно, то жить и ничего не делать – как некий альтернативный вариант без усилий, которые для большинства не имеют никакого смысла.

Зачем дергаться из стороны в сторону. Успокоиться. Ну да, в тюрьме, пусть и не такие шикарные условия, но терпимые. К тому же человек к условиям быстро привыкает. Лева вспомнил учебу в военном университете. К отсутствию благ они привыкли очень быстро. И как оказалось, что без них не особенно то и тяжело. Да и не особенно они как-то и необходимы были. При постоянной занятости времени это и не замечалось. Не то же ли самое в тюрьме?

Лева задумался. А, действительно. Он так вошел в образ, что

– Ну как, что скажешь? Попробуем?

Тут до Левы дошло, что пока он проигрывал сценарий в своей голове как некую возможность, она уже прониклась в него своей сущностью. И на вопрос водителя, он уже незаметным для себя образом был почти согласен. За руки его никто не тянул, водитель максимально доступно и открыто все изложил. У Левы сложились доводы, которые не противоречили предложению, и он уже был готов открыть рот, чтобы дать ответ более, нежели нейтрального характера.

Но, вдруг…

– Что происходит? Где я? – очнулся в себе Лева.

У меня отличная работа, диссертация, перспективы. И тут, надо же, заговориться так, что на полном серьезе думать о каких-то опасных розыгрышах несчастных нелегалов. Что чревато реальным сроком. Профессионал, гипнотизер какой- то! Да как ты смеешь, мне такое предлагать?! Ты кто такой, вообще?

Лева в своем внутреннем негодовании не мог остановиться: И чего я сразу не вышел из машины? Десять минут уже стоим. Вот, они, знакомьтесь, девяностые – воочию! Таких порядков хотелось?

Лева хотел выдать ему в лицо, что отец у него следователь, что сам он погоны носил. И тут, ему предлагают заняться неизвестно чем? Вот так, за полчаса знакомства. Да как он вообще смеет? Он кто такой? Чтобы вот так разом человеку пытаться жизнь ломать?

Лева вдруг вспомнил, что в детстве, у них в доме жила семья. Со стороны обычная. Мать – воспитатель в детском саду. Отец – водитель. Дети – спортсмены, в футбол играли.

Отец вечерами приезжал после работы и мы все с радостью кидались мыть его машину.

Но как-то уж часто менялись рабочие машины. Димка – младший сын, говорил, что он на другую работу перешел. Мы этому не придавали никакого значения. Тогда еще не понимали, что значит работа. Потом, бывало, вообще никаких машин не было. А отец все время проводил перед домом – они жили на первом этаже. Приходили к нему разные друзья. О чем-то сидели плотным кругом, разговаривали.

Уже позже мы узнали, что отец был вор. И как рассказывали у него были свои маленькие исполнители – дети совсем, которые в квартиры забирались. Глубоко мы тоже в то время об этом задуматься не могли. Но как-то странно было. Дядя Саша был очень приветливый и ласковый – сложно было в это поверить.

А потом его убили. Убили не в нашем городе, а в приморском, когда он был у родителей своих. Как оказалось разобрались с ним свои же товарищи. Никто не знал почему, но были разговоры, что не поделили, мол, чего-то.

Вот так вот, наверное, он и вербовал малолетних детей. Может уже перешедших запретную черту, а может еще и нет. Только, вот казаться стало Леве, что новичков с подобными подходами там было достаточно. Да, и проще с ними.

Вон ведь, как он – первый раз, может и ничего не будет. А если что, так поддержим, там, за проволокой. Да, и в целом, то, не так много шансов и вообще попасться. Ребенка то, ведь, легче провести между лабиринтами сомнений. Чего говорить, тут сам он, Лева, до каких мыслей дошел незаметно для себя. Обладают каким то секретом внушения они.

Нет, конечно, это все не имеет отношения к нему самому. Но каков! И ведь Лева стал тонуть в его сознании! Он даже перестал замечать грани между фантазией образного мышления и действительностью, которая вполне могла стать суровой. Его голос уже сам размышлял и, будто-бы подталкивал к действию: Мол, да, почему нет? Все правильно получается. Да, и тюрьма, тоже нестрашно. Ничего же не делать. Чем не жизнь? По сути живут же там люди. Какая разница где мучиться?

Вроде внутри себя абстрактно-логически строишь предположения, и… Сам не заметил, как практически полностью проникся его сознанием. Уже внутри Левы что-то говорило не отвлеченно, а именно обращаемо к нему самому, к собственной личности. Он незаметно примерил образ, а водила то его и дальше ведет в нем. И уже и отвязаться сложно, что это не имеет к тебе никакого отношения.

Какой кошмар! Леву словно обожгло изнутри. Так! Стоп! Комок негодования подступил к горлу. Он как-то боком посмотрел на водителя – тот продолжал свою песню. Хотелось вцепиться в этого слизня, схватить за шею и трясти его! Снизу, со стороны живота стало подступать ощущение какого то мороза, который начинал распространяться по телу, словно перед каким-то важным поступком. Что-то подобное Лева ощущал, когда первый раз с парашютом стоял перед открытой дверью самолета и не представлял, что может его туда добровольно вытолкнуть. Но знал, что этот шаг нужно будет сделать. И по мере того, как сокращалось время к этому шагу этот холодок снизу живота поднимался все выше, доходил до лица, и в самый момент надо было прыгать в бездну н вдруг резко раздавался жаром; по лицу, внутри головы, в груди и шел обратно вниз, откуда пришел. Ноги в одно и то же время словно на секунду подкашивались, но тут же становились легкими и неощутимыми. И этот шаг становился незаметным для сознания. Лева его делал. И все. Дальше уже неважно.

Теперь он не знал, что надо будет делать. Он переставал контролировать свое сознание и не знал, что дальше. Но что-то изнутри толкало его к некоему действию.

Тут, со стороны водителя подошла какая-то женщина средних лет. Он открыл окно, та наклонила голову, мягко улыбаясь, произнесла:

– Как, по времени?

Тот что-то произнес, быстро и резко, но разобрать слов было невозможно. Лева понял, что он ей ответил на «их» наречии.

Она отпрянула, только невнятно, несколько виновато издала гортанный звук и исчезла. Лева посмотрел на тротуар-нигде ее не было. Чудеса: появилась ниоткуда и растворилась в никуда.

– И как они «своих» то быстро узнают! Ничего себе! Я бы даже и не подумал, что у нас на остановке, возле Дома, «притонные элементы» наличестсвуют, – Лева не переставал удивляться.

Он чувствовал, что надо побыстрее убираться. Но водитель продолжал свою речь, мягко играя тонами.

Что самое странное, Лева даже не мог его остановить. Но и слушать дальше сил уже не было. И чем дальше, тем сложнее было выбрать момент, чтобы остановить его хоть каким-то словом.

Он начинал терять самоидентификацию: Лева ему не перечил, а водитель в своих бесстыдных предложениях заходил все дальше и дальше, словно проходя ступень за ступенью по превращению Левы в того кого он хотел. А иначе как? Леве никак не могло прийти в голову, что он мог вызвать впечатление человека, который способен на такие поступки. Тем более он никогда не думал о том, что провести часть жизни в тюрьме – это своего рода норма в жизни человека.

Или водитель вообще ни о чем не думал? А просто ненастойчиво предлагал. И если вначале это было не оформленные адресно к кому либо описания возможных вариантов извлечения выгоды. То сейчас таксист уже давил на личность.

А может таксисту было все равно какой перед ним человек, может он просто увидел мягкотелость и податливость человека и решил-а вдруг, мало ли?

Леву стало тошнить. Водитель стал абсолютно неприятным, словно превратился в некую говорящую чадящую субстанцию – подступила тошнота.

Он вспомнил, что нужно заплатить за поездку – быстро отсчитал купюры, протянул:

– Мне уже пора.

Это прозвучало даже несколько виновато, чуть ли не просит уйти. Лева открыл дверь, стал одной ногой на землю. Водитель продолжал речь, но он старался не понимать его.

– Да, да мне пора, поздно уже.

– Хорошо.

Водитель смотрел с досадой, а то и проглядывающей, вырывающейся, но прикрываемой злостью.

Лева пошел по направлению к дому, по пути пытаясь посмотреть куда могла уйти эта женщина. Никого не было.

Он увидел жизнь в других красках, точнее, в тонах. Как в народной игре- наступает ночь, и… Кто только не появляется. Игра игрой, а тут, вот тебе, без юмора.

Широка действительность. Вроде шагаешь по жизни, по сторонам глядишь-интересно все, тянет то туда, то сюда. И, вроде как ты в той или иной мере все себе наглядно представляешь-мир то, оказывается не такой безграничный!

Однако, всегда есть место сюрпризу и для познания и для сознания. Да еще какому!

Есть границы, все же? Или, все таки, есть границы возможностей? Возможно ли, в таком случае, проникнуть во все темные уголки человеческой общности?

Здесь самое время подумать и о светлом. Почему не хочется узнавать больше про эту сторону? Такое ощущение, что за всю историю человечества – это самая неизученная область человеческого бытия. По крайней мере, так широко о ней не говорят: все больше о пороках, преступлениях, новых вызовах человечеству. Как будто человечество-это отдельная личность. Да за этим понятием теряется абсолютным образом сам человек. Человек-со своими личными представлениями, заботами, прихотями, да да, слабостями. Накрыли всех общим одеялом. Все-шаг в сторону и ты уже вне его. Не по человечески.