Сорок один мертвый
Посвящается Насте Булавиной. Ты смогла уйти молодой и красивой. Покойся с миром.
Предисловие
Идея этого сборника появилась у меня при прочтении дневника Джека Керуака. Он загорелся идеей за восемь недель написать шестьдесят одностраничных рассказов, с отдельной историей, сюжетом, началом и концом. Чем у него закончилось я уже не помню, вроде ничем. Но, мне эта идея безумно понравилась, я рассматривал ее как упражнение для головы и моего письма. Приближался Новый год, поэтому я решил написать шестьдесят одностраничных рассказов за три недели и сделал это. Каждый день я писал по три рассказа и остался весьма доволен результатом. Я не воспринимал всерьез этот сборник и задвинул его на пять лет в ящик. Не так давно я перечитывал его и решил его опубликовать. Для этого я отредактировал и дописал рассказы, поэтому некоторые заметно увеличились, выкинул те, которые показались мне совсем неподходящими и, в итоге, от шестидесяти трех остался сорок один. Сорок один рассказ о Смерти, который я вам и презентую.
Первый мертвый
Ты успеваешь, нет?
Смотри, как воздух вкручивается в меня и я выскакиваю из мусорного контейнера, ослепленный вспышками и умопомрачительным миром, что врывается в мою вековую тьму, взрыхляя мозги плугом красок и закрученных линий, линий домов и деревьев, прямые углы комнаты и ослепительное шестигранное солнце, так раздражительно сияющее мне в лицо, что я выплевываю всю мерзость, что копилась во мне тысячи лет и кричу, первый раз в жизни кричу, отдаваясь компульсии без остатка.
Ноги тащат по земле, после сотни лет в огне ожидания света и новой жизни, все настраивается вокруг, как конструктор, поднимаясь и разрастаясь во все стороны канатными дорогами, раскидываясь над лесами моего севера и утоптанными потаенными тропами, извивающимися в горах моих горизонтов, проросших в землю за зелеными холмами, покрытыми абрикосовыми деревьями моей малой родины, беспечные дни и спокойные ночи под материнским голубиным крылом, в нежности и покое, во вселенской ласке и поцелуях, что успокаивают лучше любой песни, и мир снаружи разворачивается такой огромной пëстрой скатертью, бесконечно стелясь до самого горизонта, что кажется его невозможно познать за все жизни бессмертной души человека.
Калейдоскоп летит дальше и я все дальше от мусорной корзины отречения, из которой я выпал лучезарный и полный боли сладострастия к новому миру, на слабых маленьких ножках, теперь окрепших, и вот уже я опираюсь на них сам (-Смотри мама!), укрепляя себя на земле, которая уже не кажется такой большой с этими горизонтами, до которых я могу достать, если захочу, и со всеми удовольствиями мира, которые я получу, если захочу и когда захочу, ввинчиваясь в пляску мира вокруг меня, куда я тянусь и хватаю все, что мне попадает под руку, стягивая к себе и закручивая мир вокруг меня.
Мир совсем не большой, его можно обогнуть в один взмах ресниц лошади и чих колибри, нависшей над лилией. Не большой и не такой нужный, как казалось раньше, влекомому жаждой мне, пытающемуся получить все здесь и сейчас, живя радостным будущим, которое теперь внезапно так очевидно и ясно видно, мусорным контейнером стоит у меня на пути, который не отодвинуть и не обогнуть, никак не избежав его чрева, из которого я вышел, что тоже лишь природная закономерность, так что ж теперь страдать или клясть судьбу за такой короткий промежуток, выделенный мне, ногиуже подгибаются, плечи опускаются, только улыбка довольства и полноты становится шире, вещи видятся предельно ясно и четко, чем когда бы то ни было, хотя глаза уже не видят и вот я снова заползаю в мусорный контейнер, облепленный рекламными объявлениями, полный чеками из фастфуда заправочной станции, талонами на скидку, с пустой упаковкой от чипсов и пятнами от колы на моëмсвитере, заползаю на новые тысячи лет в огне ожидания. Время двигаться дальше!
Ты успеваешь, нет?
Второй мертвый
Мужчина в куртке из рыжей кожи стоит в отделении банка и курит сигарету, бросая взгляды на посетителей. Сигаретный дым поднимается к прищуренному глазу и растекается под потолком, задумчивый взгляд бродит по толпе людей неодобрительно зыркающих на него. Он стряхивает пепел на пол и сует сигарету обратно в рот.
Из дальнего угла отделения к нему уже спешат двое, сотрудник банка, с заплывшим красным глазом, в который несколько минут назад он получил от курящего мужчины, и охранник, нервно сжимающий кулаки. Они спешат и постоянно поглядывают наверх. Однако не успевают они пройти и пяти метров, как срабатывает пожарная сигнализация и струи вода обрушиваются с потолка на посетителей. Сотрудник и охранник вскрикивают и бросаются обратно по коридору. Мужчина застегивает куртку и выходит на улицу. А снаружи такой прекрасный субботний день, птицы поют на деревьях, что раскинули свои ветви над проспектом, в мирном полудне солнечного дня.
– Ну и скука. – Протянул мужчина и почесал голову. Из-под волос на секунду показалась пара черных рогов.
Мужчина щелчком бросил сигарету на тротуар и искры отскочили от плитки. Одна из них под взглядом рогатого поднялась в воздух и прыгнула на подол тонкого платья проходившей мимо девушки. Маленькая вспышка и вот уже подол заполыхал прямо на девушке. Та закричала и принялась лупить руками по платью, пытаясь сбить пламя. Рядом закричали и ей на помощь подскочил парень, хлопая по подолу ладонями, но чаще не там где горело, а в области бедер и ягодиц. Девушка верещала и одновременно сбивала огонь и отбивала руки парня. Кто-то выплеснул на нее бутылку газировки и черно-коричневое пятно расползлось по платью девушки, словно покрытое ржавчиной на прогоревших местах. Девушка причитала и кричала на парня. Мужчина улыбнулся и неспешно пошел по улице. Повсюду стояли ярмарочные лотки и продавались блины, печенья, ватрушки и прочие вкусности. Город отмечал большой праздник.
– Почем баранка с маком? – Нагнулся рогатый к неказистому мальчонке за прилавком.
– По сто! – Улыбнулся тот штакетником зубов.
– Давай одну. – Протянул мужчина купюру и сунул баранку в карман куртки. Подмигнул пацану и зашагал прочь.
– Что такое? – Мальчонка смотрел на купюру, превратившуюся в лист лопуха в его руке. Мужчина в куртке уже растворился в толпе.
Он шел осматривая людей и присел к безродной псине, жалобливо выпрашивающей подачку на холодной мостовой.
– Какой уродец. – Ласково потрепал его по голове рогатый и у псины глаза залились белой пленкой, а изо рта повалила пена. Пес подскочил и, залившись бешенным лаем, бросился в гущу людей, где тут же тяпнул за ногу старушку с пирожками. Визг и сутолока наполнили все вокруг.
Рогатый улыбнулся, достал баранку из кармана и неспешно съел, гуляя и устраивая пакости всем вокруг. Баранка была вкусной и мужчина довольно рыгнул, сам удивившись себе. А потом рыгнул снова и схватился за живот. В желудке будто стала раскручиваться змея из расплавленного олова, выжигая все его внутренности. Боль была невыносимая. Рогатый катался по земле, обхватив живот руками, и не прекращал исторгать из себя фонтаны желчи.
– Мужчине плохо! Вызовите скорую! – Кричали вокруг него люди. Но помочь уже было нечем. Рогатый изрыгнул из себя кровавую кашу из внутренностей и безжизненно замер на мостовой.
Недалеко оттуда, мальчик, что продавал баранки, улыбнулся, аккуратно заправляя выбившееся из-под рубашки белоснежное крыло.
– Почём баранки?
– По сто! – Лучезарная улыбка осветила очередного покупателя.
Третий мертвый
Новый год наступал и банкетный зал, крупнейшей в городе филармонии, гудел, как улей, хор голосов, взрывы смеха и звенящие песни хмельных гостей. И конечно танцы! Танцы! Танцы! Пары кружились в центре зала, под огромной люстрой из богемского стекла, переливающегося синеватыми искрами в ярких цветах маскарада. Сотня человек во фраках и вечерних платьях веселилась и готовилась вступить в, как каждый надеялся, новый год счастья и успеха. Они уже оставили в мыслях год прошлый, с его невзгодами и неприятностями, весело отплясывая вокруг ели, возвышавшейся в центре зала огромной стрелкой часов, указывающей в снежное небо, как свеча. Повсюду летало конфетти, ленты и серпантин, выстрелы хлопушек гремели тут и там. И не было человека без маски в этой веселой кутерьме. Кроме одного. Одинокая фигура сидела в самом углу, под лестницей, откинувшись на стуле и покручивая в руках нетронутый бокал с шампанским. Его видели прогуливавшимся по залу и болтающим то с одним, то с другим, видели как он обсуждал внешнюю политику с послом Конго, как кружился в вальсе с женой Тихоморова, известного столичного ресторатора, как боролся на руках, и победил, с Кононовым, художником и эссеистом, как покачал в руках малютку семейства Брандт, английских парфюмеров. Но никто не знал кем был этот достопочтенный гражданин. На все вопросы, почему он без маски на маскараде, он улыбался своей тонкой обаятельной улыбкой молодого аристократа и тихо отвечал, покачивая головой:
– О, я в маске, старина, поверьте мне. – И более ничего не отвечал на расспросы.
Стрелки приближались к двенадцати и молодой человек уединился за столиком под лестницей, в самом неприметном месте зала, покручивая в руках бокал и тихо улыбаясь каким-то своим мыслям, наблюдая за публикой. И чем ближе минутная стрелка подходила к двенадцати, тем шире он улыбался.
– Какой ангел. – Шептались дамы украдкой от своих мужей.
Перед самой полуночью юноша без маски вдруг оказался перед елкой и высоко поднял бокал.
– Господа, прошу внимания! – Сказал он тихо, но каждый гость в зале услышал его так явно, точно тот сказал емуэто прямо в ухо.
Молчание повисло над залом, гости, одурманенные хмелем и весельем, улыбчиво смотрели на юношу.
– Дамы и господа! Мы на пороге нового века, не побоюсь этого слова – новой эры! Для всех вас это будет поистине новое время. – Он обвел взглядом присутствующих и каждый мог поклясться, что он посмотрел ему в глаза. – Здесь сегодня собран цвет нашего общества, врачи и актеры, меценаты и литераторы, артисты и художники. Но как бы ярок не был ваш цвет, бахрома ваших лепестков чёрная.
Вдруг по залу словно пронесся сквозняк.
– Закройте дверь! – Крикнул кто-то.
– Я не буду утомлять вас речами. – Юноша посмотрел на часы. В зале вновь крикнули чтоб закрыли дверь. – Все мы смертны, господа. И никакими вашими заслугами перед людьми вы не сможете выкупить это у жнеца.
Люди, поеживаясь от сквозняка, озадаченно смотрели друг на друга и никто не понимал, что несёт этот юноша. Душа требовала праздника, который с минуты на минуту должен был разгореться яркими красками обнуленных часов.
– Да закройте уже дверь, черт вас раздери! – Крикнул начавший терять терпение Станиславов, главный дирижер симфонического оркестра.
Юноша указал бокалом на часы.
– Господа! Уж полночь близка! Возьмёмся же за руки в последнем хороводе! Ни один не должен быть потерян!
Люди вытянули руки и встали кругом вокруг ели. И невесть откуда взявшиеся детишки, в костюмах скелетов, запестрели под рукой каждого человека, увлекая в танец, вприпрыжку, вприскок, увлекая вперед, заливаясь лучистым звонким смехом!
– Господа! С новым годом! – Поднял бокал юноша, когда бой часов разнесся над залом. Но никто не смог поднять руки в ответном жесте. Круговерть и феерия цветов, смех и крики радости заполнили весь зал, ускоряясь и переходя в галоп. Сбиваясь с ног, люди отплясывали и бежали по кругу, в ужасе вытаращив глаза, и задыхаясь, и только чертята, с раздвоенными копытцами и рожками,только минуту назад бывшие детьми, все смеялись и тянули людей во все ускоряющуюся пляску. Часы отбивали удар за ударом, перекрывая крики ужаса и муки, пока не отбили последний удар и все стихло, в печальной пустоте зала, с одной лишь одинокой ёлкой, триумфально устремленной в снежное небо.
– С новым годом! – В открывшиеся двери вбежал сильно запоздавший гость, директор Театра на трёх камнях, сжимая в руках открытую бутылку шампанского. Да так и замер на входе, озадаченно озирая пустой зал филармонии. На секунду ему показалось, краешком глаза он заметил, что будто бы маленький ребенок в маске чертёнка мелькнул возле подарков у ёлки. Но когда он оглянулся, там было так же пустынно, как и во всей филармонии.
Четвертый мертвый
Маленького Сашу разбудили голоса на кухне. Мама что-то жарко говорила подруге.
– И ты представь, корова вместе с теленком сдохла, в один день.
– Ох, беда какая! – Причитала подруга.
– А у Ленки все куры подохли, напасть какая-то. И у Севрены куры, и у Прокловой, у Свирюхиных,у Кровняков, у Алексея Михайловича лошадь сдохла, у Лопатина свиньи. Я тебе говорю, по всему селу так, страшно жить, каждое утро в страхе просыпаюсь, что у нас что-то случилось. И главное никто не знает что оно такое.
Саша вылез их постели и протер заспанные глаза. Тайком, чтобы мама не заметила, он оделся и вышел из дома, вскочил на велосипед и помчался к мосту, где в это время должны были играть дети. Дорога спускалась вниз и еще издали он рассмотрел несколько велосипедов, сваленных вместе. Подъехав к мосту, он на ходу спрыгнул со своего, тот врезался в кучу других и звякнув замер среди них. Саша со всех ног бросился под мост, по утоптанной тропинке, среди высоких лопухов. А там уже вовсю шел морской бой. Мальчишки делились на две команды по обе стороны реки и кидали камни к берегу так, чтобы брызги от них окатывали противника на другой стороне. Камни брались из самой реки, во время тридцатисекундного перемирия в начале игры, после этого их приходилось доставать из воды, рискуя, что возле тебя приземлится здоровенный валун и окатит тебя холодной водой с ног до головы.
– Саня за нас! – Закричали в одной команде при виде спешащего Саши. Тот подскочил к куче камней, спрятанных за колонной моста, схватил один побольше и быстро швырнул камень к другому берегу. Он поднял много брызг, но никого не зацепил, а Саша уже бежал за колонну, прячась от летящего в воду возле него камня. Крики и всплески продолжались до самого обеда и кончились когда гул копыт, стучащих сверху по асфальту, наполнил прохладное пространство под мостом. Стадо коров возвращалось с утреннего выпаса и мальчикам нужно было провожать его, чтобы отогнать свою корову домой. Довольные и промокшие до ниточки они поднимались из-под моста. Все почти ушли, когда один из мальчиков закричал, показывая на воду.
– Смотрите, рыба дохлая!
И в самом деле, откуда-то выше по течению плыла огромная вереница мертвой рыбы, в основном щук и вьюнов. Все плыли кверху животами, бесчисленное множество.
– Ничего себе! – Протянул кто-то из ребят.
Саша увидел среди мертвых рыб странного разноцветного вьюнка, размером с ладошку. Он был невероятно красивым и переливался всеми цветами радуги. Это было красиво и вместе с тем почему-то Саше стало не по себе. Вьюнок подплыл прямо к нему и руки сами потянулись к рыбке, как будто живя своей жизнью. Саша присел на колени у воды, прямо в жидкую грязь и потянулся руками к рыбке. Все в мире прекратило свое существование и не было больше ничего, кроме этой рыбки для Саши, он будто слышал зов, призывающий его поймать еë. А она подплыла прямо к нему, словно сама этого хотела. Радуга плясала на ее боках и Саша как в трансе тянулся к ней, и в нем боролись между собой восторг и ужас. Он не мог понять откуда у него эти чувства и не мог остановиться. Его руки почти коснулись воды и ему вдруг захотелось заорать от ужаса, жуткого страха, поднявшегося из самых кишок, ужасного черного кошмара, удушающего и застилающего глаза тьмой. Его разум заполонили картинки с истекающими кровью коровами и свиньями, раздираемыми на куски здоровенной булькающей и сочащейся желтой янтарной слизью с кривых зубов, насаженных в тупоносой акульей голове, только без глаз, с одним только раскрывающимся как у питона ртом, таким большим, что Саша мог бы влезть туда целиком.ОН СЛЫШАЛКАК ТЫСЯЧИ ЖИВОТНЫХ КРИЧАТ В АГОНИИ!
И вдруг мощная струя холодной воды окатила его с ног до головы. Большой камень приземлился в реку прямо возле Саши, обдав того фонтаном брызг.
– В десяточку! – Закричал один из ребят, что кинул камень, пока Саша зазевался. И зашелся смехом. – Как я его пацаны!
Саша отряхнул голову и посмотрел в реку, рыбки не было. Чувство ужаса пропало без следа, Саша уже не мог сказать, было ли оно на самом деле или он его придумал.
Когда он ехал домой, то непонятное чувство радости распирало его изнутри. Он катился позади стада и всё вокруг было таким ярким и красочным, как никогда в жизни. Рощи и луга дышали сочной зеленью, птицы наполняли воздух пением, всё было потрясающе!
Когда он открыл ворота, чтобы корова зашла во двор, из кухни выбежала мама в слезах и кинулась обнимать сына.
– Родной мой, хороший. – Она покрывала поцелуями его лицо, капая на него слезами. Потом прижала к себе крепко-крепко. – Работала в саду, и тут сердце как обручом сдавило – с Сашкой что-то случилось! Я в дом, а тебя нет! Паразит!
Мама сдавила его в объятиях и беззвучно всхлипывала. Саша зарылся к ней в грудь и расплакался непонятными слезами облегчения.
Долгие недели он просыпался среди ночи на грани крика, рвущегося из его рта. Но сон, так напугавший его, таял как утренний туман и он не мог его вспомнить. Потом пришла осень со школой и тупоносая акулья голова с раззявленной пастью совсем прекратила будить его по ночам.
Пятый мертвый
Снег кружил в свете фонаря и опускался на карниз джазового бара. Внутри пела худощавая женщина, голосом, который никак нельзя было представить в таком хрупком теле. Труба и тромбон тихо играли, она покачивалась в такт музыке и прикрывала глаза. Людей в баре было мало и атмосфера была расслабленная. Голос певицы растекался в сигаретном дыме, обволакивая посетителей грустным облаком. Все в ней сочилось тоской, то как она пела, как прикасалась к микрофону и прикрывала глаза, грустные морщины в уголках глаз и губ. Грусть-грусть-грусть, только грусть была в ней. Простецкое бордовое платье обтягивало ее тощую фигуру. Когда кончилась песня, она поклонилась и под аплодисменты сошла к бару, где ей налили бокал и подожгли сигарету. Она пригубила вина и глубоко затянулась, держа сигарету в длинных тонких пальцах.
– Вы красиво поете.
Она обернулась. Рядом с ней сидел молодой юноша, лет двадцати.
– Спасибо, милый. Тебе понравилось?
– Очень. Можно вас угостить?
Певица засмеялась и потрясла рукой с бокалом.
– Здесь вся выпивка для меня бесплатна.
– О, и правда. – Покраснел юноша.
Женщина улыбнулась.
– Но можешь все равно угостить. – Струйка дыма затуманивала ее усталые глаза. – Старую кошку спирт не убьет.
– Вы вовсе не старая! – Выкрикнул юноша.
– Ты даже не представляешь, насколько я стара. Нет никого старее меня, к сожалению. – Певица горько улыбнулась и выпила.
– Что вы такое говорите?! – Юноша набрался мужества и выпалил. – Вы прекрасны!
– Спасибо, ты очень мил. – Певица погладила юношу по щеке. – Но я на самом деле стара как мир.
Не успел юноша открыть и рта, чтобы возразить, как рядом с певицей на стул рухнул какой-то тип и схватил ее за руку.
– Станцуем? Давай станцуем. – Лыбился он ей прямо в лицо. – Ну че ты?
– Отпустите мою руку. – Спокойно сказала певица.
– А что будет, если не отпущу? А? – Он хотел еще что-то сказать, но подскочивший бармен выдернул его из-за стойки и поволок к выходу.
Она размяла руку и допила вино.
– Одни уроды повсюду. – Сказал юноша провожая взглядом бармена.
– Ну хоть что-то интересное случилось в этой серой тоске. – Она вздохнула и затушила сигарету. – Пора мне.
– Тогда я вас провожу!
– Какой бойкий. Ну хорошо. Пока! – Помахала она рукой музыкантам.
Они шли молча по заснеженной улице. Он попробовал обнять ее за талию, но она убрала его руку и взяла его под локоток. Метель заметала улицы и в снегу оставались глубокие одинокие следы. У ее подъезда он попробовал поцеловать ее, но она отстранилась и только улыбнулась.
– Рано тебе еще до моего поцелуя. – Сказала она и провела рукой по его щеке. – Доброй ночи.
Он стоял и смотрел, как она уходит в дом, а потом разглядывал окна, стараясь угадать, где она живет. Он блуждал взглядом по дому и в одном из них вроде шевельнулась занавеска и вдруг мелькнуло что-то белое, как кость или череп, он не успел разобрать.
Юноша глуповато улыбаясь пошел дальше по улице, кутаясь в куртку, с глазами блестящими как первый снег.
А в это время в баре, потерянном в переулках, забулдыга, схвативший певицу за руку, вдруг вскочил и уставился на свою кисть.
– Холодно! – Он тряс рукой, растирал ее и кричал все громче. – Холодно!
На глазах всех очевидцев руку стала чернеть и обугливаться, как полено брошенное в огонь.
– Как холодно! – Прокричал мужчина и схватился за сердце. Его лицо исказила гримаса невыносимой муки и из уголков глаз выступили капельки крови. Колени подогнулись и безжизненное тело рухнуло на пол бара. Обугленная кисть подрагивала в луже разлитого бренди.
Ветер на улице завывал все сильнее, кружа снег в холодном танце.
Шестой мертвый
Поезд метро ехал, со свистящим воем, в тоннеле, рассекая подземелье под городом. Глаза слипались и не было никаких сил бороться со сном. Я закрыл книгу и откинулся на сиденье, закрыл глаза и сразу уснул, под баюканье ветра. Вдруг меня что-то разбудило и я открыл глаза. Голос диктора объявил станцию Кантемировскую, и я откинулся назад, можно было ещё поспать. И тут же открыл глаза снова. «Мне это показалось?» Люди вокруг исчезли, а вокруг меня сидели какие-то монстры, одни с щупальцами, другие с клыками, истекающие слизью и выкатывающие свои мёртвые глаза, крутя ими в орбитах. Я оцепенел и не мог даже пискнуть, пожираемый ужасом, что словно темная туча накрыла меня.Меня трясло как при лихорадке. Краем глаза я увидел, что на моем рукаве лежит что-то, напоминающее огромную личинку майского жука. Не в силах бороться с искушением и содрогаясь в ужасе, я скосил глаза и увидел сбоку от себя нечто с освежеванной собачьей мордой и красными глазами навыкате. Из его пасти свисал иссиня черный язык, которым он время от времени облизывал кровоточащее лицо, управляясь им точно хамелеон. Я не мог больше смотреть на эту мерзость и отвел глаза. Мне хотелось закричать от ужаса. Но я не мог даже вдохнуть.
Мимо по проходу проволоклось что-то жуткое. С жидким телом как услизня, оно шло и оставляло за собой жирный белесый след, воняющий как тухлое мясо. Рядом сидели скелеты и вампиры, медведи-оборотни, громадные, еле влезающие под свод вагона. Напротив меня сидело нечто напоминающее огромного кальмара, с фиолетовыми раздутыми щупальцами, обвивающими голову. Выпученные глаза над коротким желтым клювом посмотрели на меня и перевели взгляд. Но внезапно вернулись и расширились, как будто в мирное виденье этого чудовища попалось что-то невероятно ужасное. Он расширил глаза ещё сильнее, то ли в испуге, то ли в возбуждении и издал клокочущий птичий крик, беспорядочно вздрагивая головным отростком и выпучивая глаза всё сильнее. Сидящие вокруг него чудовища посмотрели на него и увидев меня стали кричать, булькать, гаркать и издавать ужасающие звуки своими ртами и дырами в головах. Ужасный гомон заполнил вагон и моя голова грозилась разлететься напополам.
Я увидел какое-то движение сбоку и в ужасе закрыл глаза. Что-то двигалось ко мне по проходу, вокруг вдруг стало тихо и только громоздкие шлепающие шаги всё приближались. Они дошли до меня и затихли. Что-то наклонилось ко мне и я почувствовал горячее влажное зловонное дыхание обволакивающее мое лицо, и слёзы ужаса выступили у меня на глазах, я сжал зубы изо всех сил, дрожа как осенний лист. Дыхание убралось с моего лица и всё затихло. Тишина продолжалась долгое время и ничего не происходило. Я открыл глаза.
Передо мною стояло огромная тварь с бородавчатой головой, состоящей из множества отростков, зеленого цвета, с которого свисала тина и водоросли. Один огромный серый глаз смотрел на меня и тут зеленая пасть разверзлась и тварь проорала мне прямо в лицо тухлым запахом рыбы:
– Ты не должен здесь быть!
Это прорвало мой ступор и я закричал в ужасе, куда вложился весь мой страх, и мир померк.
Когда я открыл глаза солнце снова светило на мой город, грея его в своих лучах. Я сидел на скамейке, а в песочнице игрались дети. Мальчик строил из песка что-то похожее на дом, потом вдруг по песочнице поползла трещина и из неё стали вырываться языки пламени и лезть ужасные монстры, хватать людей и утаскивать их под землю.
Я закричал и проснулся. Люди в метро ошарашено смотрели на меня. Люди! Повсюду были обычные человеческие лица. Сон, это был сон! Сердце, пытавшееся вырваться из груди,медленно успокаивалось. Что-то коснулось моей руки, я посмотрел вниз и увидел на рукаве белесый след, будто от огромной склизкой личинки.