Литературные страницы 16/2020. Группа ИСП ВКонтакте. 16—31 августа

Сон

Ольга Шевчук

Присаживайтесь

Наталия Варская

Мой сосед Генка Тихонов по прозвищу Тишина всегда поражал меня своим особым языком, впору переводчика зови. То часы мои оказались из золотых рыжими, то вчерашняя наша встреча была не последней, а крайней.

Зайдёт, бывало, Тишина ко мне, я говорю:

– Садись вон на тот стул.

А Тишина меня поправляет:

– Не садись, а присаживайся!

Хотя по-русски смысл слова «присаживайся» имеет смысл: «Особо не располагайся. На краешек садись.»

Как-то спросил я Тишину:

– А кличка Тишина у тебя из-за фамилии? Ты сам и не тихий совсем, задиристый, как петух.

Тишина возмутился:

– Петухов при мне вообще не упоминай! Западло это! А клички – у собак, у меня псевдоним.

– Подумаешь, писатель какой! Псевдоним у него!

Оказалось, что Тишина в следственном изоляторе «Матросская Тишина» два раза «гостил», там его «псевдонимом» и наградили.

А как начнёт рассказывать случаи из жизни про «щекотливых пассажиров», про «шмелей», про «мойки» – я вообще ничего не понимал, лез в Гугл и узнавал, что мойка – это лезвие, шмель – кошелёк, щекотливый – чувствительный человек, к которому в карман залезть нелегко.

Но рассказы эти были просто байками, так как Тишина был не карманником, а хулиганом. Рассказов же этих он набрался от соседей по нарам.

Скоро за драку Тишина снова «загремел на нары», то есть сел в тюрьму.

А я думал: ну почему мы, люди, не имеющие отношения к преступной романтике, которую и романтикой не считаем, должны избегать названия птицы «петух», присаживаться, а не садится и чувствовать себя глупо, называя последние события крайними? Да и голубой – это название цвета и не более того. Зачем нам этот чуждый сленг, эта глупость, эта дикость?

А потому я продолжал предлагать гостям садиться, задир называть петухами и не смеялся над песней «Катится, катится голубой вагон». Благо, в моём окружении людей, подобных Тишине больше не было.

Ольга Дорофеева

Запасной аэродром

Проводы лета

Екатерина Черняева

Кто такая Бузова?

Наталия Варская

Настя и Лида ехали в маршрутке и болтали о том-о сём.

– А я узнала из верных источников, что Оля и Рома тайно встречаются, – сказала Настя.

– Да ты что?! – удивилась Лида.

И тут к их беседе неожиданно подключились незнакомые пассажиры

– Вот она, молодежь! Тьфу! – сказала дама, лет пятидесяти.

– Деградируют, – поддакнул гражданин в шляпе.

– Куда мир катится! – запричитала женщина бальзаковского возраста.

Настя и Лида замолчали, они не могли понять, какое дело всем этим людям до Оли Крайновой и Ромки Репина.

Бабулька с клетчатой сумкой заворчала:

– Не о Бузовой думать надо, с кем она время проводит, а об уроках! Делать нечего – эту гадость Дом-2 смотреть!

– Вот именно! Это же кошмар! Как такое можно смотреть! – заголосили все пассажиры маршрутки.

Девочки вышли на остановке, так ничего и не поняв: кто такая Бузова, что за Дом-2 и почему пассажиры так раскипятились?

День шахтёра

Татьяна Смышляева

Мой край родной

Татьяна Смышляева

После дождя

Татьяна Смышляева.

Overprotected

Николь Аракелян

Luna

Николь Аракелян (На песню Alessandro Safina – Luna)

Я – не я

Наталия Варская

Я гораздо интереснее, чем все обо мне думают. Мало того, я – вообще не я. То есть Я, которого знают мои знакомые, это выдуманный, искусственный персонаж. Мне приходится притворяться дурачком, простачком, карьеристом, сочувствующим, общительным, замкнутым. Когда-как, в зависимости для чего и смотря где. Иду в гости к знакомой семейной паре. Покупаю цветы Оксане, коньяк на стол, шоколадку их дочке. Думаете Я бы всё это купил? Да никогда! Я бы купил водки и в гости бы не пошёл. Зачем пошёл? Не знаю! Так же, как не знаю, зачем недавно познакомился с девушкой. Подошёл и спросил, как ещё в юности шутил:

– Вы не скажете, где можно купить турецкую саблю?

Она на полном серьёзе ответила:

– В интернете можно посмотреть, а я не знаю.

Я сказал:

– Тогда пойдёмте поищем вместе.

И вот теперь аккуратно, как по расписанию встречаюсь с этой Лерой. Она уверена, что дело идёт к свадьбе, что я умею брать на себя ответственность и всё такое. Но со МНОЙ она не знакома. Перед ней типовой гражданин. Неужели ей с таким интересно?! Хотя похоже, что это то, что ей нужно.

Когда я оказываюсь один, мне кажется, что щёлкает какой-то выключатель и я напоминаю себе марионетку, которую кукловод кладёт на ночь в сундук.

Как-то я загрустил не на шутку. На такую не на шутку, что аж Лера заметила. Обычно она ничего не замечает, но тут встрепенулась. Как за такого унылого замуж выходить? Нет, выйти-то можно, а вот свадьбу играть никак нельзя: на свадьбе веселиться полагается. И отправила она меня к психологу. Стал я к психологу регулярно ходить, изменений никаких не чувствую, но делаю вид, что мне всё веселее и веселее. Психолог меня хвалит и работой своей доволен. А я каким был, таким и остался. Кстати, мне кажется, будто я мысли умею читать. Вот сейчас войду в квартиру, Лера встречать выбежит (она ко мне перебралась) и скажет:

– Ну, что психолог говорит?

Я отвечу:

– Говорит, что улучшения налицо.

Лера чмокнет меня в щёку и обрадуется:

– Я в тебе не сомневалась!

Вхожу. Лера выбегает встречать:

– Ну, что психолог говорит?

А я вдруг отвечаю:

– Ничего этот твой психолог не понимает!

Лера радостно чмокает меня в щёку и восклицает:

– Я в тебе не сомневалась!

Думаете я удивлён? Когда Я говорю как Я, меня вообще никто не слышит.

Лера зовёт меня ужинать и что-то щебечет про свадебное платье и завтрашний день. Ах да, забыл, завтра же наша свадьба! Говорю:

– А я жениться передумал.

Лера отвечает:

– Я так счастлива!

И вот мы в ЗАГСе.

– Согласны ли вы, Валерия, стать женой Александра?

– Да, согласна!

– Согласны ли вы, Александр, взять в жёны Валерию?

– Нет, не согласен!

– Объявляю вас мужем и женой!

А женился то не Я. Одно жаль – видимо, никто так и не узнает об этом.

Осень на порог придёт отчаянно…

Татьяна Гассан-Филиппович

Сентябри – такая штука странная.

Оседаешь с пылью на диван.

Кормишься чужими инстаграмами.

Смотришь на кресты оконных рам…

(Полина Орынянская)

Тайна творчества. Тавтограмма

Татьяна Гассан-Филиппович

Гуси-лебеди

Любовь Чиктаева

Жила у нас на селе одна гражданка постбальзаковского возраста – большая любительница чужие грешки шерстить. И правду-матушку на свет Божий вытаскивать. Самое забавное было в том, что правда у неё была своя, особенная, тщательно пропущенная через призму всех известных сортов дешёвой водки и разнообразной продукции колхозного самогоноварения.

Марфутка – так звали эту бабу, происходила родом из семейства крепких, неискоренимых алкоголиков, которые пили, пьют и будут пить при любом политическом режиме и в любую погоду. Буквально. Ни жара, ни холод, ни сухой закон отца Марфутки не брали – помер он от почтенной старости, седой и прокуренный табачком-самосадом. Марфутка же, не пропуская ни одного повода выпить – будь то выходной, праздник из списка оных в интернете, или просто «на хороший денёк» – славилась крепким здоровьем, назойливостью и редким умением писать жалобы, письма и иски в самые различные инстанции, от местного райповского магазинчика до приёмной президента большой нашей России-матушки. Причем содержание варьировалось от сетований на не сложившуюся личную жизнь – нет, господа, достойного мужика – до откровенного мелкого (и крупного) стукачества на неправильное, по её мнению, поведение соседей и жителей села (и района) вообще. Марфуткин почерк знали везде и всюду, безответственные лица её письмена сразу предавали огню, ответственные же, срипя зубами, строчили отписки. Особенно доставалось товарищу участковому, который в силу положения и повышенной самосознательности никак не хотел проявить себя безответственным человеком, и, с периодичностью два раза в неделю, разбирался в выявленной Марфуткой вселенской несправедливости.

Через два дома от Марфуткиного жили дед Семён с супругой, Ксенией Прокофьевной, заядлой домохозяйкой, из тех, кто кашу из топора сварит в самом прямом смысле. И постучался как-то к деду Семёну и Ксении Прокофьевне участковый.

Поздоровался вежливо и изложил суть дела: «Поступило на Вас, Семён Иванович, заявление в районную прокуратуру, согласно которому Вы – губитель прекрасного и государственный преступник. Третьего дня, Вы, Семён Иванович, тащили за шею домой лебедя, птицу неприкосновенную, в Красную Книгу зенесённую. В убитом состоянии.»

Ксения Прокофьевна сперва подозрительно на мужа глянула – «Мол, грешок браконьерства я лично тебе прощу, но почему без моего ведома?«Дед Семён сразу не понял конкретику претензии, высказанной должностным лицом с самым суровым и официальным видом – естественно, убитый лебедь это не пьяная ругань, и не украденные с забора банки. Это серьёзный проступок, такое совершить может разве что совсем уж злой, негожий человек – а потом захрюкал стариковским смехом: «Вася, да не было такого! Гуся моего жигулём председательским придавило, от я его до хаты и волок! Сдохнет, думаю, зараза – а так супу похлебаем!»

Участковый облегчённо вздохнул – он тоже не верил особо в дедову бессердечность – и как-то воровито, смущённо, засунул в папку ксерокопию бумажки, исписанной косым корявым почерком: «Н-да, это ж надо! Вы уж извините, отпишусь по факту!»

Ксения Прокофьевна высказала вслух длинное, богатое древними оборотами предложение, содержащее помимо основной сути слова «Марфутка» и «Гринпис». Участковому был предложен суп из гуся, с перчиком и морковной зажаркой, а за Марфуткой почти год держалось прозвище «Гринпис», пока не произошла история с рыбалкой и свиным корытом. Но об этом в другой раз.

Не в бровь, а в глаз

Любовь Чиктаева

Вред от чтения

Наталия Варская

Литературу Сёма открыл для себя только к тридцати шести годам, да и то не сам открыл, а с подачи и по настоянию своей девушки Аллы. Не желала Алла с неначитанным мужчиной встречаться. Сначала она читала Сёме вслух, привозила аудио книги, но всё-таки настояла на самостоятельном чтении. Девушка снабжала Сёму книгами и требовала отчётов по прочитанному.

И Сёма втянулся. Только никакой радости и положительных эмоций не было, скорее наоборот.

Дело в том, что Сёме казалось, будто авторы над ним издеваются, подглядели его слабые стороны и болезненные точки и ну давай на них давить и жать. Понятно, что Чехов, Зощенко, Достоевский и прочие жили давно, но почему-то писали они именно про Сёму, про его невежество, про его комплексы, страхи и слабости. Книги Сёму раздражали и приводили в состояние уныния.

Вот жил-не тужил, не читал, фильмы смотрел только фэнтези, а тут на тебе!

Тогда Сёма заподозрил, что Алла специально над ним глумится, и произведения подыскивает именно те, которые его, Сёму, заденут.

Поговорил он с девушкой, а она в смех:

– У тебя ненормальная подозрительность. Я свои любимые книги приношу, чтобы темы для разговоров были общие.

– Темы о том, какой я жалкий и ничтожный?

– Да где ты в книгах такое находишь?!

– Да хотя бы вот у Чехова твоего все рассказы про меня. И не смешно совсем, а зло даже. Издевается он над такими, как я.

– А ты не будь таким! Меняйся!

Легко сказать! Да проще прекратить читать и с Аллой встречаться, хотя и красивая девка.

Так Сёма и сделал: с Аллой расстался, чтение прекратил и зажил по прежнему. Правда нет-нет, да вспоминались Чеховские слова о пустой жизни, слышались насмешки Зощенко, мерещились подробные описания душевной маеты Достоевского.

Но время шло, впечатления постепенно стирались, хорошо помогало пиво. А вскоре появилась у Сёмы новая подруга, которая книжки только в школе читала, да и то ничего не помнила. Сыграли они свадьбу и зажили без лишних, омрачаюших сознание размышлений.

Чувствительная

Юлия Кабиокова

Лёха…

Татьяна Гассан-Филиппович

Сейчас Лёха ходит тяжело, с палочкой, так как года три назад перенёс инсульт и немудрено. Жизнь сломалась окончательно – старший сын умер от передозировки наркотиков, младшего убили прямо во дворе дома. Нашему «герою» уже немало лет, за шестьдесят, но его по прежнему все называют Лёхой, так как большего не заслужил. Высокого роста, руки и ноги длинные и ими он в прежние времена размахивал так, что все разбегались в разные стороны. Это сейчас Лёха остепенился и гуляет с маленькой собачкой, гладит и улыбается. А раньше напивался и дрался, где только мог и с кем… Во дворе его обходили стороной, не хотели связываться, а он всё равно приставал и затевал ссору, переходящую в потасовку. Дети его росли и видели своего папашу «во всей красе». Старший больше взял от матери, поэтому был спокойным и от позора прятался за углом дома, а младший помогал отцу бить жертву, да ещё приговаривал:

– Это тебе за отца! Выбегала жена Лёхи, разнимала дерущихся, давала подзатыльник сыночку, рыжему и толстому Генриху, а потом криками загоняла их домой. Так и жили…

Годы шли, Лёха постепенно терял сноровку, но подрастали сыновья. Старший стал наркоманом, не от хорошей жизни, наверное. Женился тоже на наркоманке. Частенько их видели во дворе дома в невменяемом состоянии, даже вызывали «скорую», когда те просто «загибались» на лавочке. Младший «сколотил» компанию таких же «отпетых» драчунов и пугал детей и девушек в округе. Его поставили на учёт в Детской комнате милиции, но ему всё было «по барабану». Стал подворовывать, а летом срывал золотые цепочки с шей женщин и девчонок. Отсидел в колонии для несовершеннолетних, но, как говорится, «горбатого могила исправит».

Как известно, каждому мальчику нужен мужчина, который помог бы ему «загрузить программу жизни» – показал бы, что значит быть мужчиной. Это самая большая привилегия, данная отцу, и самый большой подарок, который отец может сделать своему сыну. Между отцом и сыном есть особая связь, и для мальчика большая радость, когда отец одобряет его поступки. Научиться жизни на примере отца – вот самая лучшая защита для мальчика в самых суровых жизненных испытаниях, включая физическое насилие и всякого рода неудачи. В данной семье всё перевернулось с ног на голову и примером стало отвратительное поведение папаши, поэтому ждать чего-то хорошего не приходилось. Мать играла роль домработницы, не принимая должного участия в воспитании детей – кормила их, стирала, следила за чистотой в квартире, но при этом ругалась с отцом семейства да раздавала подзатыльники сыновьям, матеря их, на чём свет стоит. Вот и получилось, что получилось. Генриха убили недалеко от дома. Нашли его холодное тело утром и похоронили как-то быстро. И никто не мог ничего хорошего сказать напоследок. Был и не стало. Старший брат скончался чуть позже как-то тихо. Был и не стало. А отец всё живёт, как говорится «коптит небо». Жена моет окна, ходит в магазин и такое складывается впечатление, что ей так спокойно живётся теперь…