ОСТРОВ под грифом 05
«Адам увлёкся новой в науке идеей, ему сейчас не до нас…» – объяснила мама их возвращение в родительский дом, что вызвало у стариков, запомнившуюся ей на всю жизнь перебранку…
– Знаем мы эту науку, жёнам изменять, – подбоченивается баба Катя, – по этой части у нас дед академик!
– Адам помогает Творцу делать новых людей, – с укоризной смотрит на неё дед.
– Изменяет Богу твой зять, как и ты, кобель, с царицкой покойной мне изменяешь!
– Не царицкой, а императрицей!
– Немкой! – жалит деда бабушка.
– С умом и душой просторов российских, – примирительно уточняет Мих Мих.
И сколько сцен таких было, считать – не пересчитать!
Но громы и молнии баба Катя метала только в доме. В школе преображалась, казалась весёлой, доброй. Вела уроки в начальных классах, и малышня, как цыплята к наседке, липли к ней. Но внучку почему-то в свой класс взять отказалась, и Ада пошла в первый «Б».
«На расстоянии легче любить» – попыталась объяснить ей бессердечное правило из жизни взрослых мама.
Видимо, поэтому именно как побег в мир иной, на расстояние, чтобы, наконец, и её полюбил дед как «царицку» свою, истолковала она смерть бабушки Кати «от остановки сердца»…
*Сердце брани не вынесло…
– Грешен, дочка, храплю во сне, – сбил её с мысли сосед, – но средство есть: дёрни меня за левый ус, я и замолчу.
– А дедушка говорит: тело храпом душу пугает, чтоб не улетела, пока человек спит, – машинально откликнулась Ада.
– Интересная теория, – взбодрился Игорь Михайлович.
– Слышали бы вы, какие рулады-серенады он выводит, а иногда такой рэп-храп учинит, дом ходуном ходит…
– Мне бы жена все усы оборвала.
– У дедушки жена давно умерла.
– Несчастный случай? болезнь? – ненавязчиво поинтересовался сосед.
«Ревность» – хотела озвучить диагноз Ада, но осеклась.
Вспомнила: сколько бы бабушка ни ругала деда, ни цеплялась к его неутолимой исторической страсти, он, милостиво даровав ей свободу выпустить пар, подкручивал усы и драматическим баритоном, нараспев, декламировал: За муки ревности тебя я полюбил, а ты меня за верность Катерине!
Бабушка для порядка ещё немного ворчала, но глазами милела.
И дед немедленно приступал к примирению её с царственной тёзкой.
– Вот что женщина может! – раскрывал он доставшуюся от Хоттабыча книгу, нежным взглядом окутывал свою половинку, и возвращался в чужое прошлое, будто в своё. – Только представь, Потёмкин уже хотел сдаться туркам, а она ему: на оставление Крыма согласиться не могу. Если сие гнездо оставить, тогда и Севастополь и все труды и заведения пропадут, и восстановятся набеги татарские на внутренние провинции, такие дела…
Бабушкиного терпения хватало ровно на минуту, потом она или снова заводилась, или молча шла на кухню творить борщ. Именно творить, потому что бабушкины борщи были настоящими произведениями искусства. Дедушка их тоже любил, возможно, даже не меньше, чем историю присоединения Крыма.
Но! Милые бранятся, только тешатся, – поговорка не о них.
Бабушкино сердце брани не вынесло.
Остановилось ночью, во сне.
Так же ночью перестало биться и мамино сердце…
От чего?
Из страха встретиться с папой?
Ада искоса бросила взгляд на соседа, отметила его отрешённый вид.
Наверно, разбирается со своими альтернативами, решила она.
И хорошо, затевать исповедальный разговор не было сил.
К тому же, показалось…
Она бережно потянула носом воздух…
Белая роза, персидская сирень и мускус с оттенком лайма…
Эту композицию мама сочинила после одной из поездок в Индию, куда время от времени её приглашала свекровь Агата Львовна, и она всегда возвращалась с чемоданом эфирных масел.
Голова закружилась.
Мама!
Агата не обманывала, ты, правда, жива?
Память пыхнула колечком дыма десятилетней давности…
*Индийские каникулы…
Первый и единственный раз мама взяла её с собой в Индию на встречу с известным гуру, который, в мамином пересказе, учил: тело – железо, душа – магнит. Железо от лицемерия покрывается ржавчиной, магнит легко может покинуть его.
Вместе с мамой они жили в маленьком домике на сваях с открытой верандой, откуда открывался вид на океан. Вокруг, окружённые невиданными ранее цветущими кустарниками и деревьями, на ветках которых сидели парами большие и разноцветные, будто из мультфильмов, попугаи, то тут, то там, обнаруживались такие же домики. У неё были каникулы, и она законным образом отдыхала, купалась, объедалась экзотическими фруктами. Но когда решила ближе познакомиться «с Индией», наткнулась на высокую стену с охранными башнями. Оливкового цвета солдат с ружьём что-то крикнул ей, она испугалась, помчалась к морю, вернее, океану. Он был безбрежен. Она всматривалась в его синеву, пока солнце не позолотило поверхность. Только далеко впереди темнела фиолетово-зелёная полоска. Она решила – это ступенька в небо, где нет заборов, солдат и ружей, и смело побежала по солнечному лучу, переступила порожек, на цыпочках пошла по небесному своду. Он оказался твёрдым. Она освоилась, и снова побежала, пока не поняла, что передвигается ногами кверху…
Голова закружилась. Она очутилась в мире танцующих радуг, и сама стала радугой, частью небывалой, безбрежной как океан радости. Покидать танцующий мир не хотелось, но небо упало, и она вместе с ним.
Вслух подумала: я умерла?
– Слава богу, очнулась! – поцеловала ей руку мама.
– Смерти нет! – покачала головой Агата. – Рекомендую запомнить: наша Земля – космический корабль, наша душа – космонавт, наше тело – скафандр, и никак не иначе!
– Прошу вас! – укорила свекровь мама.
– А Ола помнишь? – резко сменила тему бабушка.
– У которого выросли рожки? – окончательно почувствовала, что вернулась на землю она.
– Не случайно выросли. Под гипнозом он вспомнил, что уже воплощался на Земле, из генов собирал двуногих людей, иногда, правда, получались фавны, кентавры и иные химеры…
От такой информации у неё снова закружилась голова, и чтобы остановить хоровод слов, мыслей, событий, она, что есть силы, замкнула глаза.
– Тебе плохо? – спросила мама.
– Хорошо, – сонно ответила она.
– Обыкновенный солнечный удар, – положила прохладную ладонь на её лоб Агата Львовна. – Температуры нет, поспит, и всё пройдёт. А тебе, – шёпотом обратилась к маме, – предлагаю немедленно пройти сеанс ретро-гипноза.
Заснёшь тут после этого…
Вот бы узнать, кем мама была?
Вдруг, королевой?
Нет, для королевы она слишком…
Добрая?
Мягкая?
Книжная?
Не сумев подыскать веского доказательства, почему мама ни за что не смогла бы править страной (даже в их мини-семье главным был дед), Ада задумалась, чем в прошлой жизни хотелось бы заниматься ей?
Скорей всего, составлять из генов крылатых людей…
*Мир устроен неправильно…
Не хочется вспоминать, но в тот вечер крылья точно помогли бы ей спастись…
С закадычной подружкой Таней Танк, они беседовали о счастье.
Вернее, о том, что мир устроен неправильно.
Танин отец ушёл из семьи, когда она ещё не умела ходить.
Через год на поиски счастья отправилась мать.
Бабушка пошла в церковь, попросить Создателя помощи в воспитании внучки, как положено, исповедалась, причастилась и! от ужаса еле вынесла ноги: слишком натурально вообразила, что ест тело и пьёт кровь Иисуса. С тех пор замкнулась, наладила с Творцом связь без посредников, и с божьей помощью не хуже других одевала внучку, кормила, учила охранной, видимо, лично выстраданной молитве: не суй мой нос, боже, куды его не просют!
Не в Танк корм!
Таня призналась, что мечтает оставить с носом весь мир.
Ада стала думать, как направить Танину энергию в более безопасное русло.
И тут!.. в одном из маминых журналов ей на глаза попалась статья о бразильских индейцах племени пираха, считающих себя самыми счастливыми и правильными людьми на земле. С этим репортажем из джунглей она и направилась к подружке, обсудить, как правильно в неправильном мире жить?
Читали, удивлялись, смеялись, соглашались, не соглашались…
Например, хорошо или нет, когда весь счёт ограничен категориями: несколько и много? Может, и хорошо, никаких ЕГЭ по математике, но! нереально.
А проблема индейцев с пониманием цифры «один»?
Бились-бились миссионеры, чтобы привить варварам идею единого бога, лбы себе расшибли, а пирахи своё: бога много, он везде!
«Реликтовым людям религия не нужна» – ни с чем вернулись миссионеры домой!
И алфавит у них – мечта! Десять букв: три гласных, семь согласных.
Слов для общения мало, врать незачем.
Зато мелодий много: душа всегда поёт.
И любят всех, не сомневаясь, что взаимно…
Никого ни в чём не винят, к чужим правам относятся трепетно.
Не воруют, не убивают.
О будущем не заморачиваются.
Свято верят: каждое утро в них просыпается другой человек, а раз так, пусть он и ломает голову, как ему жить…
– Скарлетт из «Унесённых ветром» тоже без конца повторяла: подумаю об этом завтра! – неожиданно оживилась Таня. – И чего хотела, того и достигла…
– Наверно, в одном из прошлых воплощений она была пираха, – с театральным поклоном захлопнула журнал Ада.
– Чаю попьёшь, или домой пойдёшь, темно на дворе, – как всегда альтернативно поинтересовалась Танина бабушка.
– Пойду! – вдохновлённая доверием к миру, направилась она домой.
И вдруг из сумерек возникла фигура, облапила тесно, дыхнула пьяно: какая краля на закуску…
Она испугалась.
Первый раз в жизни испугалась человека.
Окаменела от страха.
Но тут на её глазах из воздуха выткался и, угрожающе рыкнув, вцепился зубами в плечо насильника огромный чёрный пёс.
И в тот же миг Мих Мих во весь голос крикнул: Адочка, дочка, домой!
– Чур, меня! – киселём осела «фигура».
Придя в себя, она хотела погладить заступницу, но собаки и след простыл.
Пулей помчалась домой и деду о том, что с ней произошло, выложила как на духу.
– Это ангел-хранитель уберёг тебя от беды, – заключил он. – Таки дела…
Маму о случившемся решили не извещать, она с минуты на минуту должна была вернуться из города, куда раз в месяц ездила на книжную базу за новинками.
Чтобы унять внутреннее негодование от посягательства на собственное право идти своей дорогой в любое время дня и ночи, Ада раз сто повторила запомнившуюся строчку из журнальной статьи: в геноме индейцев пираха, видимо, полностью отсутствует ген насилия.
«Интересно было бы поговорить об этом с отцом, если не завтра, то хотя бы когда-нибудь…» – подумала она, и в тот же вечер решила искать на планете мирных, добрых, счастливых людей, писать о них статьи и книги, снимать сюжеты и фильмы…
*Счастье в правде…
«Зоология» – фильм о людях несчастливых.
Куратор практики Салтыков пригласил их посмотреть кино о хвосте, который вырос у сотрудницы зоопарка, и о том, как на этот конфуз отреагировали люди и звери, конечно, неспроста: решил протестировать своих подопечных.
И!
За осилившими второй курс студентами не заржавело…
– Хвост просто так не вырастет.
– Фильм не о хвосте, о любви.
– О том, что никто никого не любит.
– Потому что любовь психогенная революция, которая пож-жирает своих детей, – плотоядно заключила Татьяна.
– Плагиат, но с изюминкой! – уклончиво отреагировал на её слова Салтыков.
– Человек может управлять генами и становиться лучше с помощью слов, – пришла на помощь подруге Ада и весомо добавила, – у меня папа генетик.
– Управлять генами? – зеленоглазо уставился на неё куратор. – Господа! Наука нашла ответ на вопрос: как наше слово отзовётся?
– А куда деть тысячи тонн словесной руды? – округлила глаза Таня Танк.
– Есть сила благодатная в созвучье слов живых! – Лермонтовым по Маяковскому ударила староста группы.
– Хотел бы в единое слово я слить мою грусть и печаль, и бросить то слово на ветер, чтоб ветер унёс его вдаль, – тихо, но с чувством процитировал давно забытого поэта, безответно влюблённый в неё очкарик.
– Для поэзии: факт ничто, эмоция всё – традиционная ориентация, – прервал лирические прения куратор, и после недолгой паузы забросил удочку, – в отличие…
– От журналистики ориентации нетрадиционной, – подхватила староста.
– Которая предпочитает факту… фейк, – уточнил безответно влюблённый.
– Ах, обмануть меня не трудно! – изобразила тягуче-медовый взор вернувшейся с пастбища коровы, согласной до капли отдать нагулянное непосильным трудом молоко, Таня Танк.
«Чересчур сексуально!» – во время одной из проб на освоение коровьего взгляда заметила ей изображающая экзаменатора Ада.
«В сексе не бывает чересчур!» – со знанием дела отрубила подруга, хотя, никакого особого знания у неё, конечно, не было, так, одни фантазии и предчувствия…
– Тема исчерпана. Ориентация дело личное. А вы, дочь повелителя генов, согласны, что литераторы, режиссёры и прочие фантазёры могут приделывать людям хвосты, рога и копыта, а мы, стражи слов, нет? – неожиданно, глаза в глаза, обратился к ней Салтыков.
– Согласна, – эхом повторила она, и уже от себя прибавила, – счастье в правде.
– Тогда, считаете ли вы правдой то, что современный укороченный язык типа хор, хайп, ок, ведёт к деградации ума?
– Индейцы племени пираха с помощью междометий общаются и, между прочим, обладают энциклопедическими знаниями о природе, – сражаясь за внимание куратора, с почти научным видом заявила Таня.
– Есть версия: аборигены ветвь одичавших атлантов, такая вот диалектика! – бросив в ответ ТТ замысловатую фразу, – так что с обрезанием языка? – вернулся к заданному «дочери повелителя генов» вопросу Салтыков.
А она?
Как всегда!
Всё ни как у людей: ни химии в крови, ни бабочек в животе.
Сплошная тяга к знаниям.
– Некоторые учёные считают: вначале было не Слово, а Звук! – выдала недавно прочитанный перл.
– Звуки всем управляют, даже гравитацией, – поддержала её Таня Танк. – Хочешь полетать? Пожалуйста! Сдвинуть горы? Не проблема!
– И вы знаете эти звуки? – заинтересовался куратор.
– Конечно! Только это секрет. Вам одному на ушко… и полетаем!
«Неужели правда: подруг нет, есть соперницы?» – мелькнула тревожная мысль.
«Просто Танька свои чары испытывает» – успокоила мысль-оптимистка.
Ада открыла глаза…
*Когда пирог будет испечён…
– Простите… всё думаю… очутись я на месте вашего деда… – будто подкараулив её пробуждение, шумно вздохнул сосед. – Жена говорит, у неё остановится сердце, если я разлюблю. Но если что-то случится с ней, представить не могу, что буду делать я…
– Реальность ежесекундно разветвляется на альтернативы, так что выбор у каждого есть, убеждал нас в любой ситуации быть оптимистами преподаватель по психологии, – успокоила его Ада. – Моему дедушке сон помог…
– Летаргический или вещий? – уточнил Игорь Михайлович.
– То ли сон, то ли явь, – доверительно сообщила она. – Вместо неба увидел тёмно-синюю скатерть, в центре – похожую на праздничный пирог луну, вокруг звёзды как на Пасху яйца крашеные. И вдруг, откуда ни возьмись, его любимая Екатерина Вторая. В мундире Преображенского полка. На голове треуголка с пером. В руке палаш. Говорит: придёт время, без войны Крым вернётся в Россию. Верою победим! И клинком по луне! Отрубила кусок, протягивает деду со словами: когда пирог будет испечён, у многих появится аппетит, а ты крымскую саблю найди и на свадьбу! Дед знал, что его предок с турками за Крым воевал, потом есаулом в Кубанском казачьем войске служил. И о сабле его слышал, которую после революции в земле схоронили. А где, со временем забыли. Старую хату снесли, новый дом построили. Не нашли. Но дедушка решил наказ императрицы исполнить. Весь огород ископал, ничего. Взялся у самого плетня под старой яблоней погреб копать. И нашёл! В бурку завёрнутую. Бурка истлела, а сабля с гравировкой «В бой как на свадьбу» сохранилась…
– В бой как на свадьбу. Крепко сказано! – подкрутил усы кверху «полковник».
– Саблю ту дед в школьный музей отнёс, сам в казачье войско вступил. А вскоре четырнадцатый год. И всё как во сне: и крымский пирог, и вражий аппетит. Дед с казаками в Керчь переправился. Ночь. Холод. Устали. Местный священник в храм их пригласил. Помолились, спать на полу легли, а его при реставрации тёплым сделали, отогрелись, отоспались, проснулись как женихи перед свадьбой…
– Мне вещие сны не приходилось видеть, – с сожалением заметил сосед, и вдруг резко поднял голову, потянул носом, – слышите, аромат, не то розы, не то сирени. Или, простите, это ваши духи?
– Не мои, – повлажнели её глаза.
– Жене бы в подарок…
Хотелось признаться: это запах мамы.
Но кто поверит?
Только Мих Мих.
Естественно, дед не рад был её решению провести каникулы «незнамо, где» и тому, что прах его дочери навсегда покидал родину.
Но вслух об этом не говорил.
Не до того, хотя все погребальные заботы на себя взяли его друзья, те, с кем Крым защищал, кому в бой, как на свадьбу, а на похороны… как в бой: если учесть, сколько чиновничьих редутов пришлось атаковать, дорожных кордонов преодолевать, сравнение в точку.
А сколько страхов по дороге в Москву нацепляла её душа!
То, казалось, на ухабе упадёт с табуреток мамин гроб в катафалке.
То при очередной проверке и скрежете гвоздей паника: вдруг под приподнятой крышкой… мама дематериализуется от правоохранительной бесцеремонности.
То в крематории тётка с головой крокодила, явная реинкарнация хищницы Амт, которая во времена Анубиса пожирала сердца умерших грешников, в их случае решила закусить сердцами родственников.
Потом траурный зал.
Она уткнулась в грудь деда, он гладил её по голове, приговаривая: не бойся, душа не тонет, не горит.
А когда за гробом захлопнулись ворота в огненный ад, кротко всхлипнул: встречай нашу дочь, Катерина. Прошептал: такие дела и затих.
К удивлению, дальше пошло всё как по маслу.
С оформлением визы и бумаг на вывоз праха проблем не возникло.
Будто чья-то невидимая рука устраняла преграды…
*Любовь со знаком минус…
– Вас папа будет встречать? – отвлёк её от воспоминаний «полковник».
– Бабушка, – с трудом вернулась в «здесь и сейчас» она.
И снова, хоть плачь!
Дождётся ли её отец? Вдруг, умрёт? И она с одних похорон на другие…
– А бабушку вашу как звать?
– Агата.
– Когда меня командировали в Афган, жена, она в кристаллах знает толк, дала мне камушек агата, – бережно покрутил левый, «женин» ус Игорь Михайлович, – велела днём его во рту держать от жажды, а ночью в стакан с водой класть, и пить ту воду от злых духов. Агат – не агат, а вернулся я домой живым и здоровым…
Он замолчал, видимо, вспоминая войну, для описания которой не нашёл ещё слов.
Аду тоже тянуло к молчанию.
Вернее, к молчаливому размышлению…
Если я напишу заметку о полковнике, которого в Афганистане спас камешек агата, ни одна серьёзная газета не напечатает её…
Не говоря уж, о полёте маминой души…
И вдруг молнией мысль: мама умерла так же, как бабушка! Во сне. Остановилось сердце.
Батарейка села.
Вспомнилось, она спросила: почему бабушка умерла?
– Батарейка села, – с таким отсутствующим видом ответила мама, что она решила во всём разобраться сама.
С детства приучилась.
Сначала недоумевала, почему её вопросы натыкались на отговорку: давай поищем ответ вместе. Думала даже: мама незнайка.
Интернета то ли не было, то ли его игнорировали, а книг от пола до потолка. И они с мамой усаживались рядом, открывали словари, энциклопедии. Читали, рассуждали. Потом и сама вошла во вкус. Особенно нравился ей словарь Брокгауза и Ефрона. Могла часами рассматривать его иллюстрации.
Но «батарея» у Брокгауза ассоциировалась только с артиллерийскими орудиями, к бабушке – никаким боком.
В БЭС кроме артиллерии, указали на ряд однородных предметов, и привели в пример батарею бутылок.
В БИЭС (иллюстрированном словаре), наконец-то! она нашла схему батарейки: анод, катод, плюс, минус. Из текста узнала, что гальванические элементы преобразуют химическую энергию в постоянный ток, и что они не перезаряжаются, а садятся.
У бабушки химия с дедушкой кончилась, и!..
Но!
У мамы тоже, как и у бабушки, во сне остановилось сердце.
Выходит, тоже кончилась химия?
А ведь мама что-то говорила.
Пыталась объяснить…
«Ну, давай!» – подстегнула свою память Ада.
Человек похож на сенсорную батарейку, с разными полюсами чувств. Добро… на полюсе холода… оборачивается злом. Любовь со знаком минус…
Ада наморщила лоб: ну же!
Извилины смущённо молчали.
Возможно, даже мама не знала, во что превращается любовь со знаком минус…
*В один колокол звон…
– Внучка приезжает? – привёл в движение морщины на лбу Адам Старший. – Почему мне не сказали?
– Ты не спрашивал, – тоном сердобольного психиатра напомнила Агата Львовна.
– Тогда… купи ей куклу, или что там…
– Какаю куклу? Ада второй курс университета закончила!
– И на кого она учится? – нарочито безразлично поинтересовался АС.
– На… журналиста! – выпалила Агата, на корню уничтожая его интерес к дочери Евы.
Её муж считал работников СМИ сутенёрами, получающими прибыль от продажи информации заказной, опиумной интерпретации.
– Похождения собственного генома – вот что скоро предпочтут читать люди! Ева, как никто другой, понимала это. Зачем она умерла?! – графиком сильнейшего возмущения вздыбились морщины на его лбу.
«Тебя забыла спросить!» – хотела ответить Агата Львовна, но промолчала, слепым, а по сути, воровским взглядом сканируя мужа.
– Ева была мне дочерью, духовной, кем станет Ада, сердцу не прикажешь… – будто детектору лжи признался он ей.
– Бог лишил тебя гена любви! – решительно развернулась Агата.
«Неправда!» – хотел крикнуть ей вслед АС, но ограничился тем, что позволил проекциям извилин мозга – морщинам, устроить на лице бескровную схватку эмоций…
Что такое – любовь?
Генетический сбой?
Божий благовест – в один колокол звон?
Или просто… звон?
Ему не хотелось верить, что Евы больше нет. Он так радовался её приезду. Теперь, когда все считают его сумасшедшим, не банально потенциальным пациентом психушки, а помешавшимся на генах гением, дозор за их встречами с невесткой был бы ослаблен, и они могли бы всласть говорить обо всём, что придёт в голову.
– Ты называешь моего сына Аллель, – с лёгкой ноткой ревности заметил однажды он. – Правда, считаешь, что вы один из двух?
– Да, он моя, а я его половинка, – без тени сомнения ответила Ева.
– Но ведь это тирания. Самая жестокая из всех тираний!
– Почему? – удивлённо спросила она.
– Потому что, – доверительно поделился опытом он, – половинка требует: люби меня как я тебя! Страдай, как страдаю я! Болей, как болею я! Бог дал нам свободу воли. Разве и мы не должны дать друг другу свободу чувств?
– Чувства бывают разными, – насторожилась Ева.
– Любовь, что за чувство, по-твоему?
– Демоническое стремление к полноте бытия! – без запинки отрапортовала она.
– Да ты знаток в любви, – умиляясь её желанию казаться взрослее и искушённее, воскликнул он.
– Это не я, это, кажется, Платон, – не признала за собой звание «знатока» Ева.
– Не верь теоретикам, – ревниво заметил он, хотя сам в её присутствии и даже при её отсутствии испытывал что-то очень похожее на «демоническое стремление» именно «к полноте бытия».
– А что для вас любовь? – в свою очередь спросила она.
– Аромат, составленный из разноцветья чувств, – не раздумывая, ответил он.
И оказался прав!
Шлейф её аромата бередил его чувства даже тогда, когда она покинула Остров, перебралась жить за тридевять земель.
Хорошо, пришла идея самому стать ближе к ней: для чего требовалось вывести гибрид из любимых ею белых роз и симпатичной ему персидской сирени.
Решил.
За дело!
Для морозоустойчивости использовал гены сёмги.
И!..
Получил фиолетовую красавицу розу… с запахом тухлой рыбы.
Оплеуху обонянию и надеждам – куст дурно пахнущей розы он велел уничтожить.