Базовая машина

Эва подорвалась на ноги с перекошенным от страха лицом и закричала:

– Я так больше не могу! Не могу!

– Эва, успокойся. Принеси воду. Я займусь им, – сквозь зубы проговорил Терри, перекладывая мальчика так, чтобы он не захлебнулся. Проводив коротким взглядом быстро удаляющуюся в спальню Эву, Терри понес Юкки в его комнату. Там была специальным образом настроена вентиляция, а особого запаха воздух давил воспоминаниями о десятках приступов. Сейчас Терри снова сядет рядом и будет бессильно смотреть, как его сын мучается.

– Тс-с, Юкки, вот так… – проговорил Терри негромко, сел на кровать и устроил худенького мальчика у себя на коленях. – Всё будет хорошо.

Юкки, затихший было, снова зашёлся в громком булькающем кашле, и из перепачканного рта полилась чёрная пузырящаяся жижа, заливая подбородок ребёнка, оставляя тёмные пятна на бежевой форменной куртке пустынника. Терри лишь крепче прижал его к себе, осторожно поддерживая маленькую светловолосую головку, рассеянно бубня под нос: «Всё будет хорошо». Мальчик стонущее заныл, а затем заплакал, перемежая плач страшными сиплыми вздохами. Терри лишь вытирал лицо сына и тихонечко покачивал.

Каждый раз в этой комнате он по-новому кругу вспоминал данное восемь лет назад обещание. Во время одной из ссор с дочерью Иона сбежал. Эва выставила Терри следом, приказав «добить» его, ведь прямо перед побегом тот начал трястись и задыхаться, сердечный приступ отца Эва восприняла за слабость.

Иону он нашел по кашлю. Приор сидел за углом дома, ругался и дрожащими руками пытался выудить из блистера таблетки. Терри замер, не решаясь приблизится. Приор отправил в рот одну таблетку, прожевал её и снова закашлял.

– На что ты пялишься? – просипел он, закидывая в рот следующую. Терри понял, насколько идиотски он выглядит, ведь Приору прекрасно его видно – подглядывающего из-за угла. Терри метнулся за стену, сжал кулаки и замер. Он боготворил Иону, возносил на недосягаемую высоту, и панически его боялся, потому что он обладал властью, он был словом Города, он был Город.

Терри резко выдохнул и с огромным усилием сделал шаг, затем осторожно второй и так несколько раз, пока не оказался рядом с Приором. Он готов был в любой момент развернуться и «проваливать прочь», но Иона молча сносил эту неловкую и долгую попытку приближения. Произойди то же самое сейчас, Терри шел бы ещё медленнее, если бы вообще нашёл в себе силы подойти. Иона пыхтел и кашлял. Терри упорно отводил глаза в сторону, взглядом цепляясь за порванный приорский браслет и перстень, которые валялись в траве.

– Что она со мной делает? – зарычал Иона и вытянул вперед дрожащие ладони. Терри дернулся. – Меня так не трясло, когда я людей на рейдах убивал. Я чуть не списал её, знаешь? Я ещё тысячу раз пожалею об этом. Не списал тогда, не списал сейчас, не спишу и потом. Она повиснет на моей шее камнем и задушит.

Иона спазматически вдохнул и закрыл лицо руками. Терри было до оторопи неловко от этих откровений. Он томился в безвыходном положении слушателя информации, которую предпочитал бы не знать. Не слышать. И не видеть Приора в таком состоянии.

– Что я должен сделать, а? – спросил Иона, убрав руки от лица, на котором остались белые полосы от пальцев – так сильно он вдавливал их. Терри застыл, кажется, без возможности дышать. – Что я, по-твоему, должен сделать?

– Разрешить, – севшим голосом сказал Терри и тут же добавил: – Господин Приор, Высший.

– Ты знаешь, – сказал Иона после длинной паузы, – моя жена была из твоих… чистопородный пустынник. Вся из себя: высокая, тонкая, надменная и больная. Я ненавидел как она на меня смотрела. Теофлидора. Двадцать лет её имя не произносил. Она сошла с ума, пока носила Эву. Ей невыносимо было знать, что в её чреве вызревает ублюдок. Во время родов она умерла. Я остался с младенцем на руках. Я хотел сдать её в Питомник, девочка, что с неё толку? Но перед этим я решил посмотреть… И вот я подошел к ней, ума не прикладывая, где там моя кровь. Она орала, словно перед тем, как отойти к предкам хотела сделать меня глухим. Мне нужно было дать ей имя. Обременительная честь, и я не знал, что можно отказаться, это бы всё упростило. Я посмотрел на нее, такую сморщенную и синюшную, в каких-то белых засохших разводах, и понял, что назову её как то дерево, что растет в саду под куполом Башни – она показалась мне похожей на его оголенные корни. Я городил ошибку за ошибкой – я посмотрел, я назвал, а потом я дотронулся. Она сжала мой палец в маленькой ладошке и замолчала. Я не смог убить её сам и не могу позволить, чтобы это сделал Город. Понимаешь?

Терри толком не понял, зачем Иона рассказал это и что он хотел услышать в ответ, поэтому неуверенно начал:

– Господин Приор, но у Эвы же хорошее здоровье и её репродуктивная система…

– Я слышал, – перебил его Приор, – что среди пустынников родительский инстинкт редко встречается. Это правда?

– Да, господин Приор.

– Зачем ты ей потворствуешь? Тебе должно быть всё равно. Или ты та погрешность?

– Нет, у меня нет этого сбоя, – отрицательно замотал головой Терри. – Детей хочет Эва. В любом случае, наш ребенок будет воспитываться в Питомнике, как и все…

– Наивный юнец, – Иона засмеялся. – Она оставит ребенка при себе. Проблема не в том, что она не родит, Терри. Проблема в том, кого она родит. У неё третий сертификат здоровья, потому что её мамаша была больная на голову и это наследуется. Она родит ребенка, но он не пройдет сертификацию. И что потом?

– Господин Приор, вероятности низкие…

– Прекрати называть меня так. Здесь я не Приор, а подкаблучник. Я предпочитаю отделять эту сторону характера от работы.

– Извините, – сказал Терри, с трудом зажевав «господин Приор». – Эва… все эти вопросы изучала и настроена оптимистично.

– Ты не ответил на вопрос – зачем это тебе?

– Я люблю её, – ответил Терри и наконец смог поднять на Приора глаза. Иона смотрел на него с малообъяснимой тоской.

– Помыкать её желаниям не значит любить, Терри. Почему ты стоишь на своём, даже узнав, что ребенок будет расти при тебе?

– Не знаю. Но я знаю другое – в таком темпе ни вы, ни она долго не протянете. Разрешите попробовать, все анализы дают хорошую вероятность. Она очень хочет детей, она бредит мальчиком. Наследником для вас, чтобы это ни значило.

– Ты сможешь сделать правильный выбор, когда его придется делать?

– Какой выбор?

– Город не должен узнать, что моя дочь явила свету дефектного. Иначе её переведут на четвертый сертификат и стерилизуют. Она сойдет с ума, как её мать. Если ты берешь на себя ответственность, ты обещаешь мне, что не допустишь больного ребенка до сертификации – и она об этом не должна узнать. Я снова введу в рацион Эвы эти… добавки. И ты больше не будешь заикаться о детях.

– Так точно.

– И до сертификации я этих детей даже видеть не хочу.

– Так точно.

– Ты вообще видел младенцев?

– Да, одного Эва мне показывала в саду.

– А теперь представь, что это твой ребенок и ты сворачиваешь ему шею. И ещё раз ответь на мой вопрос.

– Так точно.

– Может дело и правда в этом инстинкте… Я не смогу. За меня это сделает кто-то другой.

Тогда Терри не понял, что Иона имел в виду под «выбором». Точнее умом он обработал гипотетическую ситуацию, о которой говорил ему Приор, и разрешил её в соответствие с идеологией: дефектные дети должны быть уничтожены. Логичный постулат, который вдалбливался всем с Питомника, рядом с тем, что твоя ценность напрямую зависит от пользы, которую ты можешь принести Городу. Пользу может принести только здоровый человек.

Страшно стало потом. Он нарушил обещание дважды. В первый раз, когда ему показали Иоланту, Терри осознал, что родительский инстинкт в нем всё же есть – это делало его напрочь дефектным. Он понял, о чем говорил Иона, когда рассказывал про имя Эвы. А второй раз он нарушил обещание, когда перепуганная Эва протягивала ему хрипящего и задыхающегося мальчика, настоящего, реального и вовсе не гипотетического. Его ребенка. И вмиг все идеологические установки летят во тьму, а в голове пульсирует одна мысль – помочь, спасти любой ценой.

Поначалу скрывать приступы Юкки было страшно, но за год они довели свои действия до автоматизма. Терри понимал, что это было легко – Приор не желал иметь никаких дел с детьми до сертификации. Приходя в куб, он запирался в своем блоке, нянчил Номи, но чаще его просто не бывало дома. Однажды утаив от него правду, скрываться после было легко.

Терри решил выяснить, что за болезнь у Юкки. Он просил Бальдра. Медик-гиммел не нашел никаких отклонений. Когда же случился приступ, он растерялся так же, как и Терри в первый раз. В его инструкциях не было заболевания с такими симптомами. Эва шипела – что медик-гиммел может знать о болезнях высших? Нужно достать медика-вадара! Через коллег Бальдра им удалось отыскать медика из Четвёртого приората – Сааведро. Он не сказал ничего нового – переждать спазмы, настроить вентиляцию, давать много пить. Он тоже не знал из-за чего происходят приступы и что за черная пена лезет из ребенка. Легко было сказать «переждите приступ», ведь с каждым разом это длилось всё дольше. Юкки задыхался, а они ничем не могли помочь.

Но Сааведро взял анализы, проявил дотошную заинтересованность. И, видимо забыв о сотню раз повторенной просьбе, записал эти исследования на Эву. Об этом сразу же узнал Иона, от статуса которого отщипнули непонятный медицинский ресурс. С огромным трудом, краснея и заикаясь, они на ходу что-то выдумали, в глаза врали Приору. Точка невозврата была пройдена. Одно дело скрывать что-то, совсем другое дезинформировать.

Теперь, по прошествии года с момента первого приступа, Терри понимал, что всё безнадёжно. Над ними грозно нависала сертификация – событие, обязательное для каждого гражданина Города. Его проводят, как только ребенку исполняется четыре года. Это прохождение тестов на физическую и интеллектуальную пригодность. Город определял на кого из детей стоит тратить ресурс в дальнейшем, а кого лучше умертвить, для блага остальных. Условно, перед обладателями первого сертификата были открыты все двери, те же, кому доставался четвёртый были обречены на крематорий.

Юкки был умным мальчиком, с тягой к изобретениям. Он быстро решал головоломки и составлял свои, хорошо считал в уме. Он постоянно что-то изобретал и ломал, но лишь для того, чтобы понять, как все устроено. Юкки был рожден в семье Приора и, ему хватило бы слабого третьего сертификата здоровья, чтобы продолжать жить. Но его забракуют при малейшем намёке на приступ. Это однозначно четвёртый, на интеллектуальные показатели и статус смотреть не станут. Сразу из тестовой комнаты мальчика повезут в крематорий. Дальше гарантирована проверка членов семьи. Тогда всплывёт третий сертификат Эвы, у неё в крови «наследуемые» дефекты. Ей, а не Лефтерису, владельцу «счастливого» первого, придется расплачиваться за дефектного ребёнка. Её саму загонят на стерилизацию. В один день она лишится ребенка, будущих детей и, вероятно, мужа. А может и разума. Иона предупреждал…

Чтобы всего этого избежать, Терри нужно всего-то не допустить Юкки до сертификации. Свернуть шею собственному сыну. Сможет ли Терри принять правильное решение? Только сейчас это решение, несмотря на все аргументы, казалось неправильным!

Терри вздрогнул. Юкки затих, а он так глубоко погрузился в свои мысли, что не заметил, как морниец подполз чуть ли не вплотную к его ногам. Своими жуткими глазами тварь прямо смотрела на Терри. Совершенно черный белок, ярко голубого цвета радужка, сейчас сжавшаяся до узкого обруча вокруг черного зрачка. Немигающий взгляд. Возникало единственное желание – затряхнуть его на месте. Но это был морниец Ионы.

– Я… помощь. Дай, – в голосе твари слышалось требование.

– Уйди или я сломаю тебе вторую руку. Если это не поможет – шею, – потребовалось бесконечное усилие, чтобы не заорать – Терри боялся напугать затихшего Юкки. Морниец, вопреки угрозам, подполз ближе, протягивая к Юкки ладонь. Руки у него были сплошные кости и сухожилия, обтянутые тонкой кожей, вытянутые, с длинными пальцами и отвратительными желтыми ногтями. И Терри четко видел закрытый перелом и неестественно торчащую под кожей предплечья кость.

– Дай, – поманил морниец к себе, снова завозившись в груде тряпья на полу, откопал непонятную полосатую пластинку и постучал по ней длинным ногтем мизинца. – Я помочь.

– Уйди, – повторил Терри. – Ему нельзя помочь!

Сказал и осёкся, осознавая, что… проговорился. Пустынник прижал сына к себе сильнее, отгородившись от морнийца. Безумно страшила мысль о том, чтобы дать этой твари хотя бы тень власти над Юкки, или над собой. Слишком сильны были заложенные с самого детства паттерны – морнийцы зло, их нужно убивать не раздумывая. Бессилие вкупе с раздражением давали острую смесь злобы. Об их способностях и возможностях ходили легенды, говорили, что они могли подавлять волю, контролировать тело, читать мысли, владели непостижимым оружием, способным уничтожать целые города в мгновение ока. И именно морнийцы были повинны в том, что стало с миром. Много что про них говорили, и не всему Терри верил, но эта тварь его пугала. Одни глаза чего стоили.

– Ша-а-а, туптамаш кромба тар! Ша-а-а! – прошелестел со странной горячностью и убеждённостью морниец, впрочем, тут же отдёрнул узловатую конечность.

Мальчик снова захныкал, выворачиваясь из рук отца, ему было тесно и душно – капли пота выступили на лбу, тёмные, грязно-серые. Как и слёзы. Юкки выгнулся и, толчками, вторя конвульсиям, у него изо рта снова потекла серо-бордовая жижа. Морниец поймал её в ладонь, размешивал когтем и пристально разглядывал. Терри била крупная дрожь, ему было физически противно наблюдать, как тварь копошится в рвоте Юкки.

От безысходности ныло нутро и внутренний голос требовал сделать хоть что-то. Например, убить морнийца. Ведь от него все беды. Терри оттолкнул тварь ногой, удерживая хрипящего Юкки. На мгновение глаза застлала горячая пелена и Терри ослеп. Всего лишь слезы. Юкки резко обмяк у него на руках. Терри зажмурился и прижал к себе маленькое тельце. Дышит. Приступ миновал. Его обдало жгучей радостью, следом за которой навалилась отупляющая слабость. Терри переложил мальчика в постель. Машинально поправляя сбитые тонкие волосы на лбу, он отметил на щеке сына проступившую маленькую царапину, на которой набухала капелька крови. Ранка от чего-то острого. Терри проверил всю выступающую фурнитуру на своей форме и так и не понял, как он мог поцарапать Юкки. Слишком сильно прижимал?

– Эва? – севшим голосом позвал он жену. Она слишком долго несла воду. Не услышала. Придется встать. Говорить громче он не может, да и нельзя – Юкки заснул. Он всегда после приступов спал. Терри какое-то время смотрел на безмятежное лицо мальчика, который ровно и глубоко дышал. Ему только хотелось поскорее стереть со светлой кожи разводы болезни.

Терри встал и натолкнулся на одичалый, почти лишённый разума, затравленный взгляд морнийца. По некрасивому шрамированному лицу то и дело пробегала болезненная судорога.

– Что с тобой? – неожиданно даже для себя спросил пустынник. Морниец, когда Терри приблизился, попытался вжаться глубже в угол, хотя, казалось бы, дальше просто некуда, и теперь старался укрыться в своём тряпье.

– Хозяину говорить слова… о… он, – неожиданно залепетал морниец, кивая на спящего мальчика. Кажется, его звали Даккой, это проблема. Он может сказать Приору. Иона не должен узнать! Терри ощутил удушающую панику.

– Не говорить слова о мальчел, – продолжил морниец.

– Не было ничего – грубо сказал Терри, отходя к двери. – Выметайся.

– Ядрума браха, яд гро́йя. Гройя убрать. Не надо гройя к браха. Яд гройя… – зашептал морниец, вытянув снова вперёд руку и указывая тощим длинным пальцем на мальчика. Терри проследил куда указывает морниец и холодно повторил:

– Выметайся!

Дакка ломанулся к двери, ведущей в коридор и быстро за ней скрылся. Терри вышел следом и осмотрелся в поисках жены. Эва сидела в кресле в обнимку с бутылкой воды. Женщина грызла ногти, уставившись в стену невидящим взглядом.

– Он уснул. Его надо умыть, а мне – сменить куртку… – мягко проговорил Терри, подходя к жене и поглаживая её по волосам. Но Эва вывернулась из-под руки, неожиданно напряжённым и злым взглядом смерив мужа.

– Мы должны рассказать отцу. Сейчас же. Сегодня, – заявила она, поднимаясь с кресла и с силой бросая бутылку на пол. Судя по дрожащей интонации, от этой перспективы она сама приходила в ужас. – Юкки умный мальчик, талантливый, хорошо говорит и считает. Он должен понравиться папе. Он прекратит возиться с Номи, забудет про свою подстилку, ведь тут такой хороший мальчик…

– Он задыхается, Эва, – Терри старался говорить спокойно. Он чувствовал себя опустошенным, на самой грани того, чтобы сорваться. Апатия легко превратится гнев. Они говорили об этом сотню раз. Приор не должен знать.

– Да, но что нам делать?! Ему скоро четыре! Его же забракуют! – вот уж чего Эва не любила – это понижать голос. Говорить на повышенных тонах было её своеобразным талантом. – А так отец его полюбит и что-нибудь сделает… Он любит меня, любит Номи, полюбит и Юкки. Я просто буду убирать за ним грязь, мыть его, на время приступов уносить подальше. Я умею делать вид, что все хорошо. Вот смотри!

Жена замерла и натянула на лицо безжизненную улыбку.

– Эва, – Терри взял её за плечи. – Мне нужно ещё немного времени. Я решу эту проблему. Ты не должна ничего говорить Ионе. Обещаешь мне?

На лице Эвы отразилась гамма эмоций, весьма далёкая от интереса или надежды – брезгливость, раздражение, злость. Но лишь на секунду, следом она снова остекленела и напустила на себя отталкивающую маску.

– Как ты решишь? – сказала она со снисходительной улыбкой. – Ведь ты уже четыре года не можешь получить повышение.

Она злится и бьет по самому больному. Сколько раз он наблюдал эти приемы на Ионе. Оказаться целью таких нападок неприятно, но апатия делает его невосприимчивым. Тем более она права. Терри четвертый год не может получить повышение. И в этот раз не получит. Но даже если получит, это ничего не изменит – до статуса стаби ещё два уровня должностей. Он решит по-другому. Пока не знает как, но обязательно решит. У него нет другого выхода.

– Пожалуйста, дай мне ещё время. Сертификация через месяц. Я успею.