Лучинушка

Глава 1

Эта история началось с того, о чём неудобно не только писать, но и говорить вслух. Однако, как говорится, из песни слов не выкинешь. Примерно за пол часа до окончания дойки Стешу начали беспокоить приступы режущей боли в животе. Она допаивала последнего телёнка, когда терпеть стало невмоготу. Она наскоро переоделась и пулей выскочила из коровника наружу.

Объявлять всем, куда она так торопится, Стеша не стала. Она выросла при бабушке, воспитывавшей внучку так, как было принято во времена её молодости, когда считалось неудобным показывать коленки, замужним ходить простоволосыми и говорить с посторонними на интимные темы. И уж конечно, чтобы муж был первым и единственным мужчиной на всю жизнь.

Её родителей не стало, когда Стеше едва исполнилось пять лет. Они вместе переходили замерзшую реку, и оба разом ушли под лёд. Бабушка безумно любила свою кровиночку, но старалась особо её не баловать, с малого возраста приучала к послушанию, а по мере подрастания к домашним делам. Потому как знала, что век её недолог, а девочка должна быть готова в жизни ко всему. Взрослея, Стеша продолжала подчиняться установленным ею правилам – из школы сразу домой, всё остальное время рядом, на глазах. А если ходить к подружкам, то ненадолго и только к тем, которые живут неподалёку.

Подружки уже бегали на первые свидания, а они все вечера проводили вдвоём. Бабушка рассказывала удивительнейшие истории о прошлых временах. Стеша читали вслух старые романы, взятые в библиотеке, затем они обсуждали прочитанное. Бабушка хорошо знала историю России, а также весьма неплохо разговорный французский и немецкий языки, и Стешу учила им с малого возраста. На вопросы девочки, где она получила такое образование, всегда отвечала: – «добрые люди научили»…– и, каждый раз глядя на небольшую старинную иконку, висевшую в углу, осеняла себя троекратным крестом и добавляла, – «упокой господи их души».

Стеша пыталась допытаться, кто они, эти добрые люди, но бабуля в ответ сдвигала брови и скл адывала губы узелком, словно запирая рот на замок. Если же Стеша настаивала, отвечала:

– Время не пришло ещё, детонька, об этом говорить. Может быть, когда – нибудь потом…

Бабушка когда – то очень хорошо пела, но после того, как погибли сын с невесткой, перестала не только петь, но и разговаривала словно через силу. Только спустя долгое время, длинными зимними вечерами, похожими на сегодняшний, она тихонько, словно про себя, запевала «лучину». Стеша, тоже имевшая прекрасный голос, потихоньку ей подтягивала. Песня уводила в далёкое прошлое, скорее всего вымышленное или отложившееся в душе из прочитанных романов, но от этого не менее прекрасное. Стеша очень дорожила этими редкими минутами, оставшимися в её памяти на всю жизнь.

На улице пуржило так, что холодный коровник теперь казался уютным домом. Ветер играл дурной силой, со скрипом раскачивая жестяной фонарь над воротами, швырялся клубами снежной пыли и прижимал дверь уборной так, что Стеша едва в неё протиснулась. Когда вышла наружу, подруги уже скрылись в снежной круговерти. Их следы на глазах заметала позёмка. Стеша поспешила вслед за ними. Она бежала, подгоняемая ветром, согнувшись и кутаясь в шаль, и вспоминала приснившийся минувшей ночью сон.

Ей снилась бабушка. Сначала она сидела в горнице, в углу, где до сих пор висела принадлежавшая ей иконка, и смотрела на неё из – под тёмного, надвинутого на лоб платка. Взгляд её был печален, как у богородицы на иконе. Потом обе оказались в саду. Ветер трепал белоснежные простыни, развешанные на верёвке, протянутой между двумя яблонями. Между ними стояла бабушка и снова смотрела на Стешу, словно хотела ей что – то сказать, но не могла вспомнить что. Так часто бывало при её жизни, начнёт о чём – то говорить, а потом остановится на полуслове и позабудет, о чём шла речь.

Говорят, покойники снятся к плохой погоде. И правда, к ночи метель разбушевалась ещё пуще. Стеша бежала, вглядываясь под ноги, чтоб не сбиться с тропинки. Свет фонаря остался далеко позади. Поле накрыла тяжёлая, тревожная, белесая мгла. Слышалось только завывание ветра и едва доносившийся из деревни собачий лай. Она скорее почувствовала, чем увидела перед собой какой – то силуэт. Подняв глаза, остолбенела от ужаса. Перед нею сидел матёрый волк. Он присел на занесённой снегом тропе, по собачьи сместив туловище немного набок, словно поджидал её, зная, что она пойдёт этой дорогой одна.

Стеша замерла на месте, чувствуя, как немеют ноги и руки. Какой страшный конец ожидает её через несколько мгновений. В руках у неё нет даже палки. Бежать нет никакого смысла. Волк догонит её в три прыжка. Затем толчок в спину, перекушенная шея и… Какое – то время они смотрели друг другу в глаза. Сердце Стеши билось тяжело и гулко. Каждый удар отдавался в висках, словно метроном, отсчитывающий последние секунды её жизни. Говорят, в такие моменты вся жизнь пролетает перед глазами, как одно мгновение. Нет, она не помнила и не видела ничего, кроме ледяных волчьих глаз.

Волк продолжал сидеть в той же позе. Чего он ждёт, почему не прыгает? Со стороны оврага послышался вой. Волк поднял голову к небу и откликнулся. Два голоса переплелись в один тоскливый, жуткий, и такой долгий, что ему, казалось, не будет конца. Стеша поняла, что должна что – то делать, иначе её сердце разорвётся от страха. И она закричала, пытаясь заглушить этот бесконечный, рвущий сердце звук.

– Ну что? Что тебе от меня надо?

Волк замолчал. Затем встал и медленно пошел на неё. Стеша в ужасе попятилась. Её нога соскользнула с натоптанной дорожки в рыхлый снег, и она упала. Быстро перевернулась на живот, спрятала голову в шаль и поджала ноги под себя. Когда – то она слышала, что люди спасались от волков, притворяясь мёртвыми. Нет, на спасение она не надеялась. Это была чисто интуитивная попытка отдалить свой конец.

Стеша не помнила, сколько времени лежала, затаив дыхание и не шевелясь. Но ничего не происходило. Вместо этого она услышала возле своего уха рычание и лёгкий толчок в висок. Похоже, волк не поверил в скоропостижную смерть своей жертвы и решил её реанимировать. Стеша ещё сильнее сжалась в комок. Никакая сила не смогла бы заставить её подняться.

Волк лязгнул зубами, зарычал ещё злее, и несколько раз толкнул её носом в бок, словно хотел заставить подняться на ноги. Затем схватил зубами за шаль, и дёрнул. Судя по его поведению, есть её, по крайней мере сейчас, он не собирался. Стеша поняла, что, лёжа в снегу, замёрзнет раньше, чем её съедят. Нужно было двигаться.

Стеша осторожно отвернула краешек шали и посмотрела на волка. Он стоял рядом в выжидательной позе. Вдруг неподалёку снова послышался вой. Стеша опять уткнулась лицом в снег, сознавая, что теперь уж точно ей пришёл конец. Волк просто ожидал свою стаю. Наверное, он был не очень голоден, раз у него хватило выдержки дожидаться своих сородичей.

Заскрипел снег под лапами, и затеялась свара. Волк, стоявший рядом, злобно зарычал. Похоже, насчёт Стеши у него были свои планы. Она немного осмелела, приподняла голову и стала наблюдать за происходящим. Несколько волков в волнении перемещались с места на место, а тот, что находился рядом с нею, зорко следил за их манёврами. Он скалил огромные клыки и грозно рычал на каждого, кто пытался подступиться ближе, показывая, что делиться добычей он ни с кем не намерен. Но и они уходить тоже не собирались, а расселись в полукруг и стали наблюдать за его дальнейшими действиями.

Волк снова приблизился к Стеше и стал теребить её за шаль. Похоже, он приглашал её за собой. В данный момент ей нужно было выбирать из двух зол одно, или замёрзнуть или быть съеденной. Старый волк по непонятной причине решил стать её покровителем. А ей нужно было двигаться, чтобы не околеть от холода. Стеша решила ему подчиниться. Она медленно поднялась и встала возле него. Он обвёл взглядом стаю, словно стараясь внушить каждому – никто не смеет коснуться того, что принадлежит ему. Стеша сделала робкий шаг в сторону деревни, надеясь, что он пойдёт за нею. Волк тряхнул головой и повернул в другую сторону.

Стая тут же подступила ближе. Стеша поспешила за волком. Он ещё раз зарычал, словно накладывая вето на свою добычу, и пошел дальше. Ей не оставалось ничего, как следовать за своим неожиданным защитником. Убедившись в её покорности, волк пошел быстрее. Они шли бок о бок, время от времени оглядываясь на следующую по пятам стаю, и удалялись от деревни. Начался спуск в овраг. Внизу было затишнее, но сугробы намело по пояс, а местами и выше. Стеша то и дело спотыкалась и падала. Волк останавливался, проваливаясь по самое брюхо, и терпеливо ждал, когда она поднимется на ноги.

Опять раздался вой, теперь значительно ближе. Казалось, он был полон отчаянья и безнадежности. Волк, наверное, почувствовал тоже самое. Ответив, он побежал, то и дело оглядываясь на девушку. Стеша боялась отстать хотя бы на шаг, и ей пришлось бежать вслед за ним. Вскоре она окончательно выдохлась и остановилась. Было ясно, что от судьбы не уйдёшь. Кому суждено быть съеденным, в болоте не утонет. Волк вернулся, подошел ближе и зарычал, словно приказывал следовать за ним. Она осела на снег и закричала.

– Не могу, я больше не могу! У меня нет сил. Оставь меня, волк, слышишь, оставь… Ну зачем я тебе нужна? Куда ты меня тащишь, скажи мне?

Она уже не думала о том, что будет дальше. Хотелось одного, зарыться в сугроб, который теперь казался ей тёплым, и наконец – то обрести покой. Стеша уткнулась лицом в ладони и зарыдала в голос, причитая и подвывая, подобно раненой волчице.

Озадаченные звери стояли поотдаль и прислушивались к этим непонятным звукам. Стеша вдруг почувствовала на своём лице горячее дыхание и шершавый язык. Волк! Её волк облизывал ей лицо, и слегка поскуливал. Похоже, теперь он не требовал, а просил идти за ним. Стеша на долю секунды прижалась щекой к его лохматой голове. Чуток посидев, успокоилась и поднявшись на ноги, сказала:

– Ну что, волк, пойдём. Ты же привёл меня сюда не просто так…

Волк метнулся было вперёд. Но, вспомнив про идущую вслед за ними стаю, вернулся обратно и снова пошел в ногу с нею, как дрессированная овчарка, исполняющая команду «рядом». Метель прекратилась. Небо вызвездило и стало намного светлее. Они спустились на самое дно оврага, когда впереди раздался шорох. Под молодой ёлочкой лежала волчица. Волк бросился к ней и стал облизывать её шею. Потом повернулся к Стеше и посмотрел ей в глаза. Взгляд его зеленых глаз был тяжел и суров, но девушке показалось что между ними возникло взаимопонимание.

– Что, волк, это твоя подруга? – спросила Стеша. – Что с нею? Никак попала в капкан?

Она присела рядом с волчицей и стала её осматривать. На шее у неё была туго затянутая проволочная петля, привязанная к стволу. Похоже, волчица погналась за зайцем и попала в расставленные силки. Дышала она хрипло и прерывисто. Стеша нашарила в кармане гвоздь, служивший ей вместо ключа, вставила в петлю скрутки и стала вертеть. Пальцы мигом сковал мороз. Стеша отогревала их своим дыханием и продолжала крутить и расшатывать петлю до тех пор, пока она не отломилась. Удавка ослабла, и Стеша легко сняла её с волчьей шеи.

Волчица несколько секунд лежала неподвижно, приходя в себя. Волк стоял рядом, обнюхивал и подталкивал её носом, поглядывая на Стешу, словно хотел спросить, всё ли она сделала, что могла. Наконец волчица села и покрутила головой, не веря, что свободна. Потом, словно что – то вспомнив, вскочила на ноги и побежала. Волк припустил за нею.

– Эй, волки! – воскликнула Стеша, поспешая за позабывшей о ней парочкой, – А как же я? Вы хотите оставить меня на съедение стае? Мы так не договаривались…

Волк остановился и внимательно на неё посмотрел. Волчица побежала дальше, даже не оглянувшись. Стая остановилась на месте.

– Или теперь, когда я вам не нужна, меня можно и бросить, а ещё лучше, съесть? – ворчала Стеша, перебираясь через сугроб. – Нет, ребята, теперь я от вас не отстану, мне без вас нельзя. Уж больно у вас родня не надёжная. Как – нибудь потерпите меня до утра, а там как бог даст.

Волк неожиданно оскалился и зарычал.

– Вот тебе и раз, – растерялась Стеша, – только что, можно сказать, обнимались, а теперь дружба врозь? Волк, да ты, оказывается, хуже человека? Этого просто не может быть.

Волк отвернулся и неспешно потрусил вслед за волчицей. Теперь ему не было до неё никакого дела. А чего она от него ожидала? Что он, в благодарность, проводит её до дома? Сам не съел и другим не дал, и на том спасибо. Волк уходил, а Стеша брела за ним, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь. Стая отстала, растворилась в серой мгле. Может ушла искать новую добычу, может залегла где – то неподалёку, а она продолжала упорно преследовать волка.

След волчицы привёл их к поваленному толстому дереву. Под его вывернутым комлем, между растопыренными корнями скрывалось волчье логово. Волк остановился у темного провала и прислушался. Из ямы слышалась возня и довольное урчание.

– Волчата… – прошептала Стеша. – у тебя есть волчата. У тебя есть семья, ради которой ты нашёл меня, притащил в этот овраг, заставил помочь твоей волчице. А меня никто не ждёт и не ищет…

Волк запрыгнул на ствол дерева и завыл долго и жизнеутверждающе. Затем застыл, словно изваяние, успокоенный, и может быть, даже счастливый. Стеша присела на дерево рядом с ним, не зная, что делать дальше. Вскоре она почувствовала, что начинает остывать. Её стала бить мелкая дрожь. Ни сидеть, ни стоять на месте было невозможно. Идти некуда. Волки покидать своё логово пока не собирались. Бежать домой одной через овраг страшно, стая могла быть где – то рядом. Её начало клонить в сон.

– Извини, волк, – прошептала она, – я чуток прикорну тут, в уголке.

Она опустилась на землю, немного разгребла снег и вытянулась вдоль ствола, испытывая облегчение от того, что наконец – то смогла выпрямить спину и расслабиться.

*******

Зимой светает поздно. Деревенские, по привычке, ещё затемно уже на ногах. Пока солнце поднимется, у них уже и скотина накормлена, и печь натоплена, и обед приготовлен. Поэтому весть о том, что доярка Стеша Буренкова сгинула незнамо куда, облетела деревню Супруновку ещё до рассвета. Такого, чтобы кто – то из местных пропадал вот так, ни с того, ни с сего, в деревне не бывало. Ладно бы ещё мужик. С мужиками по пьяни случалось всякое, но чтоб женщина, да ещё такая тихоня, как Стеша…

Стеша рано осиротела. Растила её одна бабушка. Появилась она в деревне с сыном, которому в то время было лет семь. Прошел слух, будто она являлась внучкой каких – то декабристов. Правда это или нет, никто доподлинно не знал, хотя по тонкому складу её лица, рук и всей фигуры, а также по манере себя держать было понятно, что роду она не простого. О себе она толком ничего не рассказывала и чужими делами тоже не любопытствовала. Жила тихо, как все. Работы не боялась, растила сына, женила, помогала нянчить внучку, пока не грянула беда, и она не осталась одна с маленькой Стешей на руках. Девочка росла худенькой да бледненькой, но вытянулась высокая, стройная и светленькая, чисто берёзка. А голоском звонка, словно соловушка. В школьной самодеятельности выступала, так вся деревня собиралась её слушать. А когда пела «догорай, гори моя лучина, догорю с тобой и я», женщины не могли сдержать слёз.

Анна не чаяла дожить, пока она вырастет. Боялась ещё раз оставить девчонку сиротой. Когда Стеше исполнилось семнадцать, за ней стал ухаживать Митяй. Он как раз отслужил в армии, немного повидал белый свет и держался так, будто сам чёрт ему не брат. Тогда он ещё не потерял армейской выправки, привычки ежедневно бриться и вовремя стричься, звался непривычным для деревни именем Димка и был ничуть не похож на себя теперешнего – вечно обросшего, обрюзгшего и дышащего перегаром Митяя.

Доверчивая и неопытная Стеша безоглядно отдалась чувству первой любви. Бабка отнеслась к её ухажеру настороженно, однако препятствовать их роману не стала. Кто по молодости не куролесил… Время придёт, глядишь и поумнеет. К тому времени она уже была совсем плоха, и радовалась хотя бы тому, что, когда придёт её пора сложить руки, внучка будет не одна. У Митяя было ещё два брата, поэтому молодым пришлось жить у неё. Матвеевна приняла зятя в свой старый, осевший дом с открытой душой. Даже свадебку какую – никакую справила с помощью соседей. Только никчёмный оказался зятёк, лодырь и пустельга, да ещё и пьяница. Так с неспокойной душой вскорости и умерла.

– Я не знаю, почему она нас не дождалась. Вечером у них в окнах горел свет. Мы и подумали, что она прибежала домой вперёд нас. – всхлипывая, рассказывала Стешина подруга, маленькая пухлощёкая Надя Осипова. – Утром на работу идём, опять свет горит. Стали её кликать, тишина. Еле Митяя добудились. Он и сказал, что она, по всем приметам, дома не ночевала. Убью, говорит, сучку…

– Слышь, Митяй, по каким – таким приметам? – спросил участковый Яков Фомич.

– Так в избе холодно, значит печь со вчерашнего дня не топлена, – ответил Митяй.

– А на ферме заночевать она не могла? Может, ты погонял бабу, а она, разобидевшись, домой и не явилась?

– Да не, не было такого… – Митяй в задумчивости почесал лохматую голову, и, нахлобучив поглубже давно потерявшую форму шапку, повторил. – Я её давно уже не трогал.

– Знаю я твою подлую натуру. Как выпьешь, так герой хоть куда. А вот поработать тебя нет. Одна только Стешка и корячится.

– Так а куда идти – то? На ферму, навоз таскать?

– А хоть бы и навоз.

– Да нет уж, спасибо за такое предложение. Навоз я не таскал и таскать не буду. Я больше по строительству. Вот потеплеет, тогда и работа найдётся.

– Найдётся, да только толку от этой твоей работы никакого. Ты ж за одни только магарычи и работаешь.

– А что делать, когда у людей нету денег? Не буду же я у бабок последние копейки из рук вырывать… А насчёт того, когда она ушла – пришла, я не знаю. Я за нею не слежу.

– А когда тебе следить, ты сам от неё бегаешь. Всё боишься куда – то на стопку опоздать.

– Да ладно… – протянул Митяй, и, опять поправив шапку, поспешил перевести разговор на Стешу, – А чё за ней следить – то? Куда она денется?

– А вот вишь ты, делась. Может, ушла на ферму одна?

– Так ведь нет же нигде ни следочка, ни во дворе, ни за двором. – возразила Зина Евсеева, – Да и не ходим мы потемну по одиночке, боязно. Говорят, в овраге волки появились.

– Верно, – подтвердил местный охотник Кирюха, длинный и нескладный, словно верста коломенская, парень, живший через три дома от Буренковых, – сам – то я не видел, я больше на зайца хожу, а Ивантеевские мужики рассказывали, что им приходилось. Да и овцы у них стали пропадать.

– Ладно… – согласился Яков Фомич, – Савелий, сбегай – ка на всякий случай в контору, позвони на ферму. Ежели её там нет, пойдём искать. А то мало ли что, может человека уже и в живых нет.

При этих словах кто – то жалостливо вздохнул, кто – то всхлипнул. Кто – то начал вспоминать, какой Стеша была доброй, смирной и работящей, а этот «проклятый алкаш» сгубил всю её молодую жизнь.

Митяй протестующе передёрнул плечами. В то, что со Стешей могло случиться что – то страшное, он не верил. Да и что с ней может произойти? Она такая тихая, рассудительная. Всего боится, ни во что не встревает, как говорится, лишний раз не споткнётся и воды не замутит. Бабкино воспитание. Та тоже жила по принципу «не буди лихо, пока тихо», шептунья. И эта шептунья упёртая. Это она от вредности такая тонкая, звонкая да прозрачная. Из – за этой своей упёртости и получает. Меньше бы мужу перечила.

Как в тот раз, когда дитёнка скинула. Разве он этого хотел? Не хотел… А она давай воспитывать, примеры всякие про других приводить. А вот не надо. Другие они и есть другие. Им всё мало. И ей мало, иначе б не высчитывала, сколько надо на люльку, сколько на коляску, на памперсы и ещё черт знает на сколько всякой ерунды. Раньше ничего этого не было, и обходились, и все выросли, живые и здоровые.

А вот он не такой, он не жадный. Ему и так хорошо. И если выпьет чуток, так кому от этого плохо? Ей? А ты мне в душу не лезь, и всё будет хорошо. Нечего в неё лезть, душа она и есть душа. И нервы не железные. А она… Такая вся из себя правильная, прямо ангел небесный, а ты против неё словно последний дурак. И откуда только такие берутся? Вот и нарвалась на кулак. Зато после присмирела, стала как шёлковая. И молчаливая, бывало, за день слова не вытянешь. Кому чужому скажи, что раньше пела, словно соловушка, не поверит. Теперь не поёт. Иногда только затянет свою «лучинушку», опять же будто нарочно душу из тебя выматывает. А больше ничего.

– На ферме её нет. – крикнул Савелий ещё издалека.

– В общем так, Степаниду надо искать, – постановил Яков Фомич. – прямо сейчас и пойдём. Пока до фермы дойдём, как раз рассветёт. Кирюха, возьми – ка свою собачку. Хотя ночью такое мело, что следов не найти…

– А ничего, Яков Фомич, я всё равно возьму. Валет у меня пёс знатный, у него знаете какой нюх!

– Ну давай, бери. Мы пойдём потихоньку, а ты догоняй.

По деревне шли толпой. За околицей разошлись широким полукругом. Снег лежал почти в колено. Мороз наутро стал ещё крепчать. Парок, клубящийся изо ртов, тут же оседал на воротниках и платках пушистым инеем. По всему полю не было видно ни единого тёмного пятнышка, кроме стоявшей поотдаль фермы.

Там уже топилась в бытовке печь. Дым ровным столбом упирался прямо в небо.

Пока дошли до фермы, восток начал светлеть. Сторож Евсеич возился у ворот корпуса, расчищая снег широкозахватной фанерной лопатой и потягивая «приму». Когда подошли ближе, гулко откашлялся и спросил:

– Ну чего, не нашли?

– Не нашли. – ответил Фомич, – Куда она могла деваться?

– Да деваться – то вроде некуда. Заплутать не могла, весь бугор как на ладони почитай от оврага до самой деревни.

– Ну это в хорошую погоду как на ладони. А с вечера куролесило так, что за три шага ничего не видно. Могла и завернуть не туда, куда надо.

– Ну так она ж была не одна. Другие – то не потерялись?

– Выходит, одна. Никто не видел, когда она ушла и куда.

– Тогда дело плохо… – задумчиво сказал сторож.

– Почему плохо?

– Ночью тут неподалёку выли волки. И не раз.

По толпе волной пронёсся тяжелый вздох. Надя Осипова заголосила, как по покойнику. Кто – то сердито цыкнул, мол, нечего человека оплакивать раньше времени, авось обойдётся.

– Ну что, надо искать далее. – сказал Фомич. – Только вот куда идти?… Маловато нас, сюда бы в помощь роту солдатиков.

– Может, пройтись по оврагу? – предложила Надя.

– Тоже мне придумала, по оврагу. Там, если что, теперь и костей не сыщешь.

Надя пошлёпала варежками себя по губам и опять заплакала.

– Митяй, а ты чего молчишь? Чай, это твоя жена. Ты бы куда пошел её искать, в какую сторону?

– Я? – Митяй снял шапку и потёр темя. Голова сильно болела. Зря вчера они с Матюхой намешали чего не попадя. И пиво, и самогон, и «ландыш». Вот она теперь и не соображает.

– Ты – ты. Может есть мысли, куда б она могла податься?

– Да откуда ж я могу знать? У меня за пазухой нету этого, как его, Соломона.

– Мозгов у тебя нету…– сердито сказал Фомич, и, махнув рукой, предложил, – Ладно, давайте так. Ветер у нас дул откуда? От фермы, в сторону деревни. Пойти против ветра она не могла. Значит, хоть как, а всё равно должна была идти в сторону дома. Если б, не дай бог, волки, след какой – никакой всё равно бы остался. Значит, должна быть живая.

– А может следы занесло снегом…– вставил кто – то из толпы.

На него тут же зашикали

– А ты не каркай.

– Тьфу на тебя!

– А я что? Я просто так…

– Просто так за пятак…

Пока судили – рядили, солнце поднялось до половины, окрасив небо в кроваво – красный цвет. В морозном воздухе искрились мельчайшие снежные пылинки.

– Короче так, давайте сначала пройдём через поле, в сторону оврага. Вон до того ду…

Яков Фомич замер на полуслове с открытым ртом и поднятой рукой, указывающей на дуб. Все обернулись по направлению его взгляда и разом ахнули. От оврага шла женщина. Шла очень медленно, пошатываясь и спотыкаясь, волоча за собой шаль с таким трудом, будто весила она целую жизнь.

– Стеша… Это же Стеша, подруженька моя дорогая! – завизжала Надя, и бросилась к ней навстречу.

– Ах ты, мать твою… – рявкнул Митяй, швыряя шапку о снег, – Её тут вся деревня ищет, а она, сука…

– Ну ты, гнида!… – заскрежетал зубами Кирюха, хватая его за грудки.

Стеша нравилась ему ещё с ранней юности. Но худенький, нескладный паренёк не осмеливался признаться в своих чувствах, хотя, втайне ото всех, твёрдо решил жениться на ней сразу же, как только отслужит в армии. Однако случилось так, что Митяй опередил его, вернувшись со службы на полгода раньше. Кирилл знал о её неудавшемся браке, и продолжал жить надеждой, что рано или поздно они с Митяем расстанутся. И тогда уж он, не медля ни минуточки, придёт и расскажет ей о своей давней любви, и заживут они всем на зависть. И будет он её жалеть и беречь, потому что такая девушка, как Стеша, достойна самой лучшей судьбы. Зина Евсеева и соседка тётка Меланья тоже воспользовались случаем отомстить за Стешу, которую им не раз приходилось вызволять из его пьяных рук, и отвели душеньку, натолкав Митяя кулаками в спину. Подскочивший Валет закружил вокруг них, норовя цапнуть его за ногу.