Целых пять часов понадобилось Кирсти, чтобы понять, что она скорее всего зря тратит время и деньги. Голова у нее болела так, будто стена равнодушия и недоверия, о которую она безуспешно билась, была самой настоящей стеной. Сердце разрывалось от беспрерывных огорчений и разочарований – повсюду она встречала пустившую глубокие корни апатию. Прежде она думала, что это страх заставляет людей молчать, и, возможно, какое-то время так все и было, но слишком многие из повстречавшихся ей людей просто-напросто не желали вникать в проблему. Или заставляли себя не вникать – потому что у них хватало забот и без этого.
Человек дает мальчишкам шанс выбиться в люди – а его еще и бранят! Да что ж это такое!
У меня своих одиннадцать, мал мала меньше, где уж мне о чужих беспокоиться!
Давно пора очистить улицы от малолетнего ворья! Эти беспризорники – настоящая чума!
Высказывания такого рода огнем горели в ее мозгу. Высказывания невежественных и бессердечных. Или молчание тех, кто боялся сэра Родерика, что еще хуже. Можно понять бессердечие мужчин и с трудом найти ему оправдание, но как понять матерей семейств? Как бы ни были эти женщины ожесточены и измучены тяжелой жизнью, но за собственных детей должны же они были испытывать страх! Неужели все они настолько слепы, что полагают, будто только нежеланные дети подвергаются опасности?
Пробираясь задами к дому Пейтона, она попыталась подбодрить себя мыслью о том, что поговорить ей удалось не со всеми горожанами, остались еще сотни других. Может, найдется среди них кто-то, кто рискнет нарушить молчание, поймет, что подобное зло можно победить, лишь признав его существование и дав ему отпор. Да, задача это нелегкая.
Крошка Элис даже рот открыла от изумления, увидев Кирсти на пороге кухни. Кирсти мысленно чертыхнулась. Пробраться обратно в дом оказалось труднее, чем тайком выбраться из него. Впрочем, Крошка Элис, как обычно, была поглощена заботами о детях, и Кирсти, прикрыв за собой дверь, спокойно улыбнулась добродушной шотландке. Возможно, ей представился случай завербовать себе союзника среди домочадцев Пейтона.
– Чем же это миледи занималась? – спросила Крошка Элис подозрительно.
– Пыталась найти в этом жалком городишке хоть кого-то, кто рискнул бы поднять голос против моего мужа, – ответила Кирсти.
– И что, обязательно было для этого одеваться мальчиком?
– Люди гораздо свободнее будут говорить с мальчиком, чем со знатной леди. Кроме того, как леди я больше не существую, потому что утонула. Верно?
Крошка Элис присела за стол, подперла круглый подбородок ладонью и хмуро посмотрела на Кирсти:
– Это опасно.
– О да. Но жить с сэром Родериком тоже было опасно. Не может быть, чтобы ни одна душа в этом проклятом городе ничего не знала! Чтобы негодяй год за годом крал детей и никто ничего не замечал.
– Не хотят говорить, да?
– Не хотят. – Кирсти вздохнула и опустилась на одну из лавок, стоявших по обеим сторонам длинного стола. – А я-то, дура, думала, что все у меня получится. Но почти на каждом углу встречала равнодушие и недоверие. Да, Родерик знает, что делает! Ему-то известно, что люди либо не поверят, либо останутся равнодушными, когда дело коснется самых бедных, а то и вовсе брошенных детей. Я просто не могла в это поверить.
– Да, это правда, пусть и горькая, но так оно и есть. Каждый заботится лишь о собственной безопасности и безопасности своей семьи. Так что совсем вам ни к чему снова выходить в город. – В последних словах Крошки Элис прозвучали едва заметные вопросительные интонации.
– Это очень большой город, Крошка Элис. И где-то там, на его улицах, должна найтись хотя бы одна храбрая душа. Кроме того, то, что сэр Пейтон сейчас нашептывает богатым и могущественным, я стану говорить бедным и беспомощным. Да, может, они и не станут помогать мне или обличать сэра Родерика открыто, но уверена, что к моим словам они все-таки прислушаются. Мои предостережения западут хоть в какие-то сердца, останутся хоть в чьей-то памяти. Рассказанные шепотом истории об ужасных злодеяниях распространятся по городу с такой же быстротой, как и при королевском дворе.
– О да. Слухи расходятся очень быстро.
– Думаю, скоро Родерик уже не сможет взять в городе любого приглянувшегося ему ребенка. Пусть даже многие не поверят слухам, но всякий раз, когда Родерик вздумает взять себе нового ребенка, слухи заставят родителей призадуматься – отдавать или не отдавать свое чадо. Если же сэр Пейтон покончит с Родериком раньше, чем моя деятельность принесет ощутимые плоды, мои усилия все равно не пропадут даром. Некоторых детей удастся спасти.
Крошка Элис кивнула:
– Что ж, может, и так. Стараешься ты, конечно, не зря, но милорд тебя не похвалит.
– Это уж точно. Не похвалит.
Кирсти медленно обернулась и увидела Пейтона. Он был как обычно неотразим. Он просто не мог быть другим, даже когда сердился. Он стоял в дверях, скрестив руки на широкой груди и расставив длинные, стройные ноги. Его красивое лицо дышало гневом.
– Все ли хорошо прошло при дворе? – спросила она любезно.
Пейтон лишь покачал головой. Она совершила опрометчивый поступок, нарушив его приказ, а держится как ни в чем не бывало. И как здорово у нее это получается. Он подошел к ней, схватил за руку и рывком поднял со скамейки.
– Нам предстоит небольшой разговор, – сказал он и вышел из кухни, волоча ее за собой.
Кирсти бросило в жар от его прикосновения, приятное тепло разлилось по телу, хотя она знала, что ничего хорошего ей Пейтон не скажет. Но это почему-то не волновало девушку. Она думала лишь о том, как приятно касаться его руки.
– Ты куда ее тащишь?!
Кирсти нехотя оторвала взгляд от широкой спины Пейтона и посмотрела на Каллума, принявшего воинственную позу. Пейтон остановился.
– Он собирается читать мне нотацию, – объяснила Кирсти.
– Ты, видимо, здорово его разозлила, – сказал Каллум, поумерив свой пыл, как только понял, что с Кирсти все в порядке.
– Думаешь, я собираюсь ее поколотить, да? – спросил Пейтон.
– Разозлившись, мужчины так обычно и поступают, – ответил Каллум.
– Не все.
На лице мальчика отразилось недоверие.
– Пойду-ка я, пожалуй, с вами.
– Очень мило с твоей стороны, Каллум, что ты заботишься обо мне, но я бы не хотела, чтобы меня ругали прилюдно, – сказала Кирсти и, понизив голос, добавила: – Он не станет меня бить.
– Ты уверена?
– Уверена.
После минутного колебания Каллум отошел в сторону. Пейтон отвесил мальчику поклон и поволок Кирсти дальше, в комнатушку, где он обычно проверял счета. Пока продолжался разговор с Каллумом, гнев Пейтона поутих. Он заметил, что девушка нисколько не боится, и усадил Кирсти в большое, украшенное резьбой кресло.
Гнев Пейтона, вспыхнувший, когда он узнал, что Кирсти натворила, был продиктован страхом за нее. На каждом шагу ее подстерегали опасности, и, случись с ней беда, он не смог бы прийти ей на помощь. От этих мыслей его бросило в дрожь. Но, слава Богу, с девушкой ничего не случилось.
Он наполнил два кубка вином, исподтишка разглядывая девушку. Костюм ее следовало признать удачным – он бы сам принял ее за мальчика, если бы не знал, что это она. Несмотря на маленький рост, у нее были на удивление длинные ноги, и мужское трико в обтяжку выгодно подчеркивало их стройность. Пейтон испытал что-то вроде ревности, подумав, что ее видели многие в этом костюме, пусть даже не зная, что перед ними женщина. Прежде его нисколько не волновало, кто, не считая его самого, мог увидеть прелести дамы, за которой ухаживал или с которой состоял в связи. Видимо, он и в самом деле влюблен в Кирсти.
– Может, все-таки объяснишь, что за игры ты затеяла, пока я отсутствовал? – спросил он, расположившись в кресле напротив.
– Значит, ты подслушал не весь разговор? – ответила она вопросом на вопрос.
Он должен понять, что для нее чрезвычайно важно участие в общем деле наравне с ним, чтобы муж ее предстал наконец перед судом. Это ведь и ее война. От того, будет ли побежден сэр Родерик, зависит ее жизнь.
– Неужели ты не понимаешь, как опасно одной бродить по улицам?
– Родерик считает, что я мертва, к тому же ни за что не узнает меня в этом костюме.
– Может, и не узнает. Но это не единственная опасность, которая подстерегает тебя на улице, глупая девчонка!
– Это я глупая девчонка? – Она с трудом подавила желание запустить в него кубком и отпила изрядный глоток вина.
– Хорошенький юнец, разгуливая по улицам, подвергается не меньшей опасности, чем хорошенькая девушка. Поскольку ты была одета прилично, если не сказать хорошо, на тебя мог напасть вор, надеясь отнять что-нибудь ценное. Где ты взяла эту одежду?
– В одном из сундуков наверху. Я сначала решила переодеться бедным мальчиком, но нигде не нашла старой рваной одежды.
– Бедным мальчиком? Которых имеет обыкновение похищать сэр Родерик?
Ей не пришло в голову, что повстречаться с сэром Родериком переодетой юнцом для нее так же опасно, как в собственном платье. Как досадно, что именно Пейтон обнаружил этот изъян в ее плане!
– По-моему, я выгляжу слишком взрослой, чтобы заинтересовать его.
Пейтон чертыхнулся, встал с кресла и принялся расхаживать по комнате. Теперь, когда он маячил перед глазами, невозможно было не смотреть на него. И девушка невольно залюбовалась. Короткий камзол подчеркивал достоинства его фигуры. Кирсти была не в силах отвести от него глаз. От его мускулистого тела веяло недюжинной силой. Девушка как раз смотрела на его бедра, когда он неожиданно к ней повернулся.
– Ты меня не слушаешь? – спросил он сердито, но в голосе его слышались веселые нотки.
– Да нет же, слушаю, – соврала она. Он недоверчиво фыркнул в ответ. – Но я должна что-то делать. Не могу же я сидеть сложа руки, в надежде что ты и Йен Сильный решите все за меня. К тому же вам двоим не справиться.
Он опустился на корточки перед ней, так что лицо его оказалось на уровне ее лица, и посмотрел ей в глаза.
– Но именно твоей смерти жаждет Родерик.
– Я знаю. И потому предельно осторожна! Я знаю наперечет всех его слуг и помощников. Именно их следует избегать.
– Если бы ты не выходила из дома, тебе вообще никого не надо было бы избегать, – резко сказал он и подошел к камину.
Кирсти поставила свой кубок, поднялась с кресла и остановилась рядом с ним.
– Я умею соблюдать осторожность. Знаю, где искать свидетелей и союзников. Знаю имена, которые стоит походя упомянуть и какие истории следует рассказывать, чтобы возбудить подозрение в этих недотепах.
– Что у тебя не слишком-то хорошо получается, не так ли?
– Не так хорошо, как хотелось бы. Но ведь и у тебя при дворе не все получилось?
– Не все. – Он снял с нее шляпу и едва сдержал улыбку, когда волосы, которые она собрала в пучок и заколола шпилькой, стали рассыпаться. – Как бы то ни было, слухи распространяются, пусть медленно, но верно. При дворе сейчас слишком обеспокоены другими делами, чтобы проявить интерес к мужчине с порочными наклонностями. Среди членов Совета регентов идет борьба за влияние на нашего юного короля. Бойды стремительно набирают силу. Поговаривают, будто лорд Бойд и его брат, сэр Александр, намерены усилить свое влияние на молодого Джеймса.
Кирсти вздохнула и покачала головой:
– Итак, единственный мальчик, чья судьба волнует двор, это наш молодой король.
* * *:– Кроме того, двор сильно беспокоит, не попытается ли Англия воспользоваться в своих целях этим периодом склок и борьбы за власть.
– Думаешь, может начаться война?
– Надеюсь, что до этого не дойдет, но вообще-то, когда верховная власть в стране оказывается поставленной на кон, дело часто кончается войной. – Пейтон не удержался и полностью распустил полуразвалившийся пучок ее волос. Они шелковым потоком упали на плечи, и он стал расправлять спутавшиеся пряди. – Но нам предстоит свое сражение, так что нечего беспокоиться о том, что кто-то желает обманом отнять власть у короля, который слишком молод для того, чтобы крепко держать бразды правления.
– Что ты делаешь? – спросила она, отлично понимая, что следовало бы отстраниться от его рук, однако чувствовать его пальцы в своих волосах было настолько приятно, что она не в силах была остановить его.
– Привожу в порядок твою прическу. Больше ты не будешь бродить по городу в одиночку.
– Вот как? По-моему, я просила тебя стать моим защитником и союзником, но не отцом.
– Моя первейшая обязанность как защитника и союзника – обеспечивать твою безопасность. – Он сжал ее хрупкие плечи. – Повторяю: очень опасно бродить по улицам одной.
– Тогда я возьму кого-нибудь с собой.
– Черт возьми! Однажды тебя уже пытались убить, ты чудом уцелела. А теперь сама идешь навстречу своей гибели!
– Сэр Родерик полагает, что я мертва, ему и в голову не придет разыскивать меня. И его людям, разумеется, тоже. Я должна что-то делать. Не могу я отправиться с тобой ко двору и помогать тебе там. Не могу обратиться к немногим своим знакомым, поскольку они считают меня умершей. Слишком долго я боролась за этих детей, чтобы сейчас отступить. Это и прежде было опасно, разве не так? Ведь этот мерзавец, мой муж, пытался меня убить. И где гарантия, что он не найдет меня и не попытается убить снова? Ты делаешь все возможное, чтобы не похищали детей из знатных семей, но тем чаще сэр Родерик станет красть детей у бедняков, тех, что без присмотра бегают по улицам. И моя цель – не допустить этого.
Пейтон понимал, что Кирсти не может сидеть сложа руки, и не стал возражать. Если распространять слухи в городе и находить союзников и свидетелей, это пойдет на пользу общему делу. Йен Сильный пытался делать что-то в этом направлении, но скорее был способен внушить горожанам страх, чем доверие. Здравый смысл подсказывал Пейтону, что план Кирсти надо принять. Но слишком велик был риск. И будь на то его воля, он запер бы Кирсти, расставив вокруг часовых, и не выпускал до тех пор, пока сэр Родерик жив. Но, зная, что это невозможно, он старался придумать какое-нибудь решение.
– Я могу брать с собой Каллума, – заявила Кирсти, изо всех сил стараясь не показать, как ей приятно, что он поглаживает ее плечи и руки.
– И Родерик, и его люди сразу узнают мальчика. – Когда она говорила, он не в силах был отвести взгляд от ее полных губ, сгорая от желания почувствовать их вкус на своих губах.
– Да никогда в жизни – дай мне только нарядить его как следует. Для двух юнцов путешествие по городу будет куда безопаснее, чем для одного, а то, что я отлично умею прятаться и прошмыгнуть незамеченной, тебе известно. Каллум умеет это не хуже меня. И клянусь, если замечу что-то подозрительное, немедленно вернусь и больше не выйду из дома, пока Родерик не умрет.
Кирсти не смогла совладать с собой, и дрожь восторга сотрясла всю ее, когда он нежным движением обхватил ее лицо своими изящными ладонями. Золотые искорки в его зеленых глазах засверкали, заблестели, завораживая ее. Вообще-то она была недовольна, что ее влечет к этому мужчине. Ей вовсе не хотелось пополнить собой длинный список его поклонниц.
– Ты хотела сказать, при первых же признаках опасности? – переспросил он, удивляясь, что поддался на ее уговоры.
– Именно так. – Его пальцы нежно ласкали ее лицо, и ее бросило в жар.
– И ты никогда не будешь выходить одна.
– Никогда. – Голос ее дрогнул, потому что в этот момент он коснулся губами ее лба.
– И никогда не выйдешь ночью. – Он поцеловал сначала один глаз, потом другой.
– Ни за что.
Кирсти слышала свой голос, но не отдавала себе отчета в том, что говорит. Он покрывал ее лицо легкими поцелуями, и после каждого поцелуя разговоры интересовали ее все меньше и меньше.
Пейтон прижал губы к ее губам, и Кирсти обвила руками его шею. Едва он коснулся языком ее сомкнутых губ, как она с готовностью приоткрыла их. Родерик целовал ее несколько раз в их первую брачную ночь, и, когда он засунул язык ей в рот, она почувствовала себя так, будто ей вставили кляп. С Пейтоном все было по-другому, от каждого движения его языка ее бросало в жар, и она все сильнее ощущала желание. Ей хотелось чего-то большего, она не смогла бы объяснить, чего именно.
Неожиданно Кирсти высвободилась из его объятий и, пристально глядя на него, попыталась выровнять дыхание, заметив при этом, что Пейтон дышит так же часто и тяжело.
– Такое больше не должно повториться, – сказала она как-то неуверенно.
– Но ты хочешь меня. – Он протянул к ней руки.
Кирсти попятилась к двери.
– Мало ли чего я хочу.
– Но я могу тебе это дать.
Куда подевалось его красноречие опытного соблазнителя? Он растерял все слова, которые обычно говорят в таких случаях. Страсть затуманила мозг.
– Нет. Я не стану одной из многих твоих любовниц, – заявила она, схватившись за щеколду. – К тому же я хочу сохранить девственность. И если не удастся осуществить наш план, я по крайней мере смогу хлопотать об аннулировании моего брака с Родериком.
И она убежала, прежде чем он нашелся, что возразить. Вряд ли она действительно верила, что аннулирование ее брака возможно. Родерик желал ее смерти и уже пытался убить ее. Кирсти достаточно знает, думал Пейтон, ее заявление – просто попытка заставить его оставить ее в покое.
Он налил себе вина и залпом осушил кубок. Это не остудило жар, бурливший в его крови. Еще ни одну женщину он не желал так, как Кирсти. Он старался быть истинным джентльменом и не предпринимать попыток ее соблазнить. Но этот обжигающий поцелуй положил конец всем его иллюзиям. Не зря он прослыл покорителем женских сердец. И он не отступит, не сдастся, пустит в ход все свое умение и опыт. И не успокоится, пока Кирсти не окажется в его постели.
Глава 5
– Он просто хочет залезть к тебе под юбку.
Кирсти чуть не упала – хорошо, успела опереться о неровную каменную кладку здания, возле которого они стояли. В изумлении она уставилась на хмурого Каллума. Мальчик был переодет, и большая шапка, скрывавшая его яркие волосы, затеняла зеленые глаза. Кирсти призадумалась. Как давно Каллуму запала в голову эта мысль? Уже восьмой день они выходят вдвоем в город и каждый вечер сообщают добытые сведения Пейтону и Йену. Но только сегодня мальчик сказал, что Пейтон пытается ее соблазнить.
А между тем Пейтон соблазнял ее весьма старательно, подумала она, заставляя себя успокоиться. Постоянно дотрагивался до нее, ненавязчиво, но с чувственным видом. Старался сорвать поцелуй-другой, говорил слова, от которых кровь быстрее бежит по жилам. Кирсти поморщилась – разумеется, ей следовало быть готовой к подобному. Каллум был сообразительным мальчиком, к тому же рано понабравшимся уличной премудрости, – как же ему было не понять, что происходит на его глазах?
– Мало ли что он хочет, еще неизвестно, что он получит, – сказала она. И они двинулись дальше.
– Говорят, он и камень может соблазнить.
– Ну, это чересчур. Мужчина он красивый, нравится женщинам, умеет соблазнять. Лучше или хуже других мужчин, этого я тебе сказать не могу. Но не забывай, что я – мужняя жена и дала перед алтарем обет.
– Это с Родериком-то?
– Да, не такого мужа я хотела, и гореть ему в аду, этому извращенцу, убийце, негодяю! Но он все равно мне муж, и обет я дала перед лицом Господа. Пейтон же, судя по всему, привык к женщинам, которые на подобные вещи не обращают внимания. Слишком долго он пробыл при дворе.
Какое-то время Каллум шел молча, затем, глядя на свои новые мягкие сапоги, заметил:
– Но он же не возвел тебя на супружеское ложе. Родерик, я имею в виду. Значит, никакой он тебе не муж.
– Я нашего супружества не расторгала.
– Зато он расторг – если за пять лет ни разу не исполнил супружеский долг. Ничто тебя не связывает с этим человеком – просто надо найти какого-нибудь церковника, который признал бы, что ваш брак никакой не брак, и подписал бы тебе о том документ, или что там положено. Думаю, ты и сама это прекрасно знаешь, так же, как и сэр Пейтон. Так что нечего упираться.
– Пейтон мне не муж.
Каллум что-то буркнул, наверняка ругательства, и покачал головой:
– Какое это имеет значение? Тебе ведь нужен мужчина, я знаю.
В голосе его прозвучали мрачные нотки, и Кирсти призадумалась: а не переживает ли Каллум сейчас свою первую влюбленность – в нее? Если так, то ей следует быть очень осторожной в словах. Если мальчик испытывает к ней подобные чувства, то нельзя ни открыто признавать их существование, ни игнорировать. Придется продумывать каждый свой шаг.
– У сэра Пейтона было очень много женщин, если даже принять на веру только половину того, что о нем рассказывают. Я не хочу быть одной из них.
Каллум ухмыльнулся:
– Он, конечно, ходок еще тот. Но думаю, к тебе относится не так, как к другим. – Он пожал плечами. – Повидал я и мужчин, и женщин, знаю, что они вместе выделывают, но ни разу мне не случалось видеть, чтобы мужчина и женщина играли в такие игры, в какие играете вы. В местах, где я вырос, мужчина, если ему приглянулась девчонка, берет ее, и все, а потом платит за удовольствие или пощечин надает, чтоб не выла, ну, или женится. А вы и целуетесь-то, и намекаете, и краснеете, и спорите. Глупость какая-то.
Кирсти с трудом сохраняла спокойствие. Ее привел в ужас рассказ Каллума о нравах, которые он наблюдал в его прежней жизни. В то же время ей показалось смешным, как Каллум воспринял их с Пейтоном любовные отношения.
– Существуют правила, Каллум. Правила эти гласят: замужняя женщина должна хранить верность мужу. И еще: девица должна дарить свою невинность только супругу, с которым обвенчана. Вынуждена признать, что в обществе сэра Пейтона мне очень хочется наплевать на эти правила, но тогда я окажусь ничем не лучше всех этих прелюбодеек, куртизанок и распутных вдов, которых он укладывал в постель.
– Ах, вот оно что. – Каллум понимающе кивнул. – Гордость!
Кирсти только плечами пожала:
– Скорее всего гордость.
– А как ты думаешь, что в конце концов возьмет верх – гордость или вожделение?
– Сама не знаю, – тихо призналась Кирсти.
– А если ты станешь жить с ним, то будешь счастлива?
Кирсти поколебалась, затем, вздохнув, сказала:
– Думаю, да.
– Тогда поступай так, как тебе хочется. Ты заслужила счастье.
– Может быть, и так. Но с мужчиной вроде сэра Пейтона счастье будет быстротечным. А потом страдания. – С этими словами она скользнула в тень стены, окружавшей сиротский приют. Каллум быстро присоединился к ней.
– Ну, я тебе только одно скажу насчет этого самого дела, – прошептал Каллум. – Если вдруг решишь, что пора тебе наконец узнать немного радости и веселья, я возражать не стану. Это чистая правда. И убью любого, кто посмеет оскорбить тебя нехорошим словом.
– Спасибо тебе, Каллум. – Не обращая внимания на то, как он, ссутулив худые плечи, весь сжался, отстраняясь от нее, она поцеловала его в щеку. – Какое бы решение я впоследствии ни приняла, твое мнение для меня очень ценно. – Она принялась внимательно вглядываться в большое, крытое тростниковой крышей строение приюта, в который Родерик, жаждавший утоления своих темных страстей, частенько наведывался. – Что-то здесь очень тихо. Придет ли злодей сегодня? Пейтон говорит, что многие родители без лишнего шума увозят своих детей подальше от него. И с каждым днем число их растет. Очень скоро Родерик отправится на охоту за новыми жертвами.
Каллум наблюдал за слишком худеньким для своего возраста, одетым в лохмотья мальчиком, который, спотыкаясь, брел к колодцу с двумя огромными бадьями.
– Кажется, я знаю этого мальчишку…
Каллум бросился было за ним, но Кирсти схватила его за плечо:
– В этом наряде ты, конечно, мало похож на себя, но я не позволю, чтобы ты рискнул показаться этим людям на глаза. Ведь они приспешники Родерика!
– Они и не увидят меня, Кирсти. Верь моему слову.
Каллум вырвался от нее и двинулся к колодцу, где худенький мальчишка возился с бадьями, пытаясь их наполнить. Двигался Каллум так, что даже Кирсти трудно было уследить за ним, и у нее отлегло от сердца. Вскоре он и вовсе пропал из виду, но по тому, как вдруг насторожился худенький мальчишка, как стал озираться, Кирсти поняла, что Каллум добрался до цели. Если ему удастся завербовать союзника в стенах приюта, спасти живущих там детей от Родерика станет значительно легче.
Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем появился Каллум.
– Этот мальчишка – Саймон, сын ткача, – сообщил Каллум. – Он здесь совсем недавно. Сирота, заботиться о нем некому. Но сэр Родерик вряд ли на него польстится – уж очень он некрасивый. Нос преогромный, все лицо в прыщах.
– К тому же он, кажется, чуть постарше тебя?
– Да, ему двенадцать. Он сказал, что сэр Родерик не появлялся здесь уже несколько недель. И еще сказал, что дядька, который обделывает делишки для сэра Родерика, последнее время что-то нервничает и сильно боится. Он тут подслушал разговор этого дядьки с его женой – на редкость скверной бабой! – так вот, они шептались про какие-то слухи и подозрения и еще о том, что какое-то время надо быть начеку.
Вы ознакомились с фрагментом книги.