Книга 13 участок – 2. Ренегат - читать онлайн бесплатно, автор Дмитрий Юрьевич Манасыпов. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
13 участок – 2. Ренегат
13 участок – 2. Ренегат
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

13 участок – 2. Ренегат


Обычным быть прекрасно. Живи себе припеваючи и наслаждайся жизнью, что может быть лучше? Все по расписанию, давно известно и измерено во всех физических плоскостях.

Понедельник – день тяжелый, главное тут не опоздать в офис. Утренний кофе из сушеных тараканов, плюшка, перехваченная в ларьке по дороге. Оперативка, нарезание планов с задачами, все знакомо до запятой-ссоры с бухами и восклицательным знаком из-за клевой новой девчушки соседей по этажу.

Среда – маленькая пятница. Можно задержаться домой, заодно зайдя в гипер и прикупив жратвы до выходных. Качнуть пару сериальчиков, рубануться в сетевую или потупить в монитор, рассматривая новую киношку. Снова лечь хрен пойми во сколько и не выспаться в четверг, опять забив на зарядку с лишними кэгэ, насиженных на жопе ровно.

Пятница-развратница, благая долгожданная тяпница с баром, клубом, пивасиком у типа друга в ипотечном скворечнике и такси втридорога поздней ночью. Как говорится – если повезет, тогда и триппер, а нет, так Порнох… ну, всяко в жизни случается.

Выспись я с воскресенья на понедельник последней недели Дома, глядишь не натупил бы в среду, зайдя в магаз. У меня рядом со съемной хатой сразу «Пятёрочка» с «Магнитом», а еще недавно открылась «Лента». Выбор нормальный, но я упорото тупил из-за желания поспать, не купив свой обычный блок сиг на неделю.

В пятницу, почти трезвый, приперся домой и, часа через два, крутя в руках пустую пачку, понял – придется. Придется, мать его, выйти на улицу и переться через переход на ту сторону улицы, в круглосуточный, выбирая между их «Парламентом аква-блю», «Винстоном» и пролетарскими «2222».

Там-то, в переходе, меня и нашел Блэкстоун.

Кто такой и почему Блэкстоун? Тут все просто.

Блэкстоун потому что очень пафосный. Как и положено, мать его, демону или кто он там. А Блэкстоун, прорвавшийся к нам отсюда, был первостатейным аристократом среди поклоняющихся древней Тьме, когда-то почти уничтоженной половиной Старых в союзе с людьми. Но «почти» не означает «навсегда», верно?


Меня чуть покачивало, ведь накидались мы неплохо. И кто-то, идущий прямо ко мне, сперва оказался принят за мента. Но менты, сука, как крабы – всегда ходят парочками, а тут один.

– И хера ль тебе надо, – пробурчал я под нос и постарался обогнуть позднего прохожего по дуге. Не удалось.

– Мне бы немного вашего огонька, – поделился хрен в стильном пальтишке и с видневшимся галстуке. И для чего-то стянул перчатки, эдакие черно-эсесовские перчатки.

А я не придумал ничего лучше, чем протянуть ему жигу. Пальцы, коснувшись ладони, обожгли холодом, тут же сменившись настоящим пламенем. Потом стало больно, ведь эта сука схватила мое запястье до хруста и, не дав ничего не сделать организму, утомленному алкоголем, второй рукой вцепилась в горло. Я захрипел, дурно раззявив рот и уставился прямо в его глаза.

А те полыхали пламенем, разгораясь алым все сильнее. Тут-то я и отключился.

– Охренеть… – сказал я сам себе через пять минут, сидя на заднице в переходе. – Охренеть.

И тут меня подняло и потащило в сторону моего же дома, хотя, помнится, до сигарет так и не добрался. Потащило с спринтерской скоростью, преодолев половину перехода за несколько секунд.

«Беги, раб! – полыхнуло в голове. – Беги!»

Испугался ли тогда? Да я бы обмочил свои «ливайсы», если бы эта тварь, сразу вспомнившаяся, не рулила мной как куклой, как-то оказавшись внутри.

– Пошел ты нахер! – заорал я и попробовал остановиться.

Меня скрутило в три погибели, до хруста позвонков и боли почти рвущихся мышц с сухожилиями.

«Бегом, раб! – звенело в голове. – Бегом!»

Нам обоим, катающимся по бетону, не пришлось никуда бежать. Пять минут назад слова «боевые маги» казались мне чем-то из разряда глуповато-пафосных сказок для взрослых. Оп, с трех сторон, влажно разорвав пространство, разом открылись те самые ярко светящиеся порталы из игр. Выскочившую шестерку, работающую совершенно по-ментовски парами, мой наездник встретил во всеоружии и настоящем облике… Черного, воняющего серой и тухлятиной, демона, изукрашенного рогами, шипами и наростами, скалящего крокодилью пасть и следящего за ними сразу двумя парами глаз. Когда один, развернувшись в вытянутой впадине, уставился на меня с явным обещанием пожрать не только тело, но и душу, стало страшно. Не, не так.

Жутко. Дико и безысходно жутко.

Мне почти повезло. Шестеро личностей, мужчины и женщины, знали свое дело туго. Магия, с трудом справляющаяся с защитой от нее здесь, у нас, развернулась во всю Ивановскую.

Чертового беса исхлестали плетьми-молниями, стреножили огненной сетью и желали добить огромной кувалдой, выросшей в руке тонкокостной мелкой девчонки лет семнадцати-восемнадцати. Она почти успела, когда черно-рогатая мразь, разодрав сеть, скакнула в портал, по дороге прихватив меня за шкирку.


– Очнулся. – мрачно заключил кто-то в белом халате и отошел, пропуская к моему телу еще кого-то.

«Кого-то» оказалось трое. Здоровенный мужик в кожаной летной куртке и шляпе, второй, такого же роста, но тощий и усатый. И красивая женщина неуловимого возраста. Общим у них оказалось одно: все рассматривали меня также, как я любовался щенками да котятами в зоомагазине, сидящих в стеклянном ящике.

– Как тебя звать мы уже знаем, – заявил усатый, – отправить назад не сможем. Блэкстоун разодрал Пространство своим порталом и, уходя, оставил несколько проклятий-капканов. Вопрос простой, сынок – какого черта нам с тобой теперь делать?

– Отпустить? – робко поинтересовался я.

– Это проще всего, – фыркнул усатый, – иди куда хочешь. Только тебе придется худо. И недолго.

– Почему?

– На тебе метка, Блэкстоун зацепил тебя ей. И не только ей. – сказала женщина. – Ты не помнишь, что было в переходе?

– Он мной командовал.

– Ты идиот? – спросил усатый.

– Он не понимает, – ответила за меня женщина, – в переходе между мирами, что было там? Хотя, уже понятно, что ты не помнишь.

– Тебя взяли с собой чтобы перекусить, – хмыкнул молчавший бородач, – а ты не дался и даже смог…

– Ему это знать не нужно. – одернула бородатого непонятная красотка. – Но мы ему благодарны. Уильям, определи нашего гостя к делу, что явно его.

– Это какое? – почему-то разозлился усатый Уильям.

– Он остался жив в переходе и с демоном, – вздохнула моя доброжелательница, – как думаешь, чем ему заниматься в городе? Тем более, теперь он точно один из нас.

Город оказался сразу в двух ипостасях. Нью-Йорком тридцатых…вернее, что-то типа того. И Ночным, полным совершенно нечеловеческой жизни и ее представителей.

Та женщина носила имя Майан, входила в Ковен, тесный круг Других, ведьм и ведьмаков, представляющих людей в Договоре со Старыми. Мистер Уильям Каттинг заведовал СиКей, Службой Контроля, чертовой смесью ФБР, прокуратуры и спецназа, следящей за Договором и его сторонами. Бородатого звали Карлом и больше мы с ним не виделись. Жаль, говорили, именно он смог справиться с Блэкстоуном, вывалившимся сюда. Дядька был одним из тех самых боевых магов, обычно почти не встречающихся.

А, да: как они разобрались в моей принадлежности к ним? Все просто. Я простой русский Лёха Воронин, заслуженный офисный манагер, к своим тридцати знать не знал даже английского. И, оказавшись в Ночном городе, понимал и разговаривал на общем, понимаемом всеми. Вот такие дела.

Дальше все завертелось куда там центрифуге летчиков-космонавтов. 13 участок, стажер-патрульный, просто патрульный и, совершенно неожиданно, взбесившийся Рыжий Смитти. Бешенство Смитти вылилось в кровавый след, но тогда никто не понимал – кто его оставил. А я…

Хренов Блэкстоун, оставивший на мне метку, явно оставил что-то еще. След Смитти, не замеченный никем, кроме меня, привел к этому ублюдку. Было жарко, даже чересчур, и именно тогда решил завести не 38 «полис-спешиал», а что-то круче и ядренее. Но я справился, правда, снова оказался в том самом госпитале, где очухался после перехода.

Вернувшись на работу – получил значок детектива. Вот и всё. Ничего необычного.

– Кроу! – каркнул Абак. – Просыпайся, приехали. Я есть хочу!

Глава третья: поганый лях, еврей-бабник, наводка и поцелуи со сплетнями

Кофе, не иначе, как придумал сам дьявол. Ничем иным не объяснить странную привязанность к нему, с каждой чашкой убивающему твой желудок с сердцем. Если глушить литрами, конечно. Когда-то, еще Дома, мне нравилось писать глупые блоги, козыряя фразой про выдумщика из Преисподней.

Здесь и сейчас порой нужно хорошенько взвесить слова, прежде чем произнести. Мало ли?

Кофе в закусочной оказался неплох и приятно горчил. Редкое дело – найти здесь именно хороший кофе, с привкусом молотых и крепко обжаренных зёрен. Чаще попадается едва пахнущее варево, густо сдобренное молоком, сливками, сахаром до состояния приторной сладости. Его даже не хочется звать «он», наплевав на правила и обзывая оно… Местное кофе, чаще всего, оно. Едва пахнущее какой-никакой прожаркой варево, густое от ненужного сахара.

В забегаловке, обычно принимавшей таксистов, водителей грузовиков, фермеров с деревенщиной, едущих в свой Джерси, кофе оказался на высоте. Как и все остальное.

Блинами называть здешние панкейки – просто грешно. Хотя, в целом, весьма неплохо, особенно убрав кленовый сироп и попросив самых обычных сливок. Добавь сахара и наслаждайся. Абаку было все равно, Ворон закидывал один за одним, поливая чертовой патокой, окуная в мой молочник и даже, порой, густо перча. Черный клюв ритмично двигался, блинчики исчезали, а Ворон совершенно не менялся во взгляде. Гипнотизировал чернокожего паренька за стойкой, смотрящего на нас, единственных посетителей.

Не знаю, кем Ворон ему казался, но явно не самим собой. Иначе, думаю, мы с Абаком услышали бы удаляющиеся вопли, едва только зайдя. Нет, а как еще, когда в твою забегаловку вваливается огромный ворон, ходящий на лапах и дымящий сигаретой?

Но Абак был Вороном, а Вороны умеют многое. Так что мы сидели, ели, пили и дымили. Никаких законов, ограничивающих табачный дым тут не знали и в помине. Сигареты – яд? С вами все в порядке? Тут курили все, вот только табак тут был именно табаком. Хотя главное различие мира, куда меня затащил Блэкстоун, само собой другое.

Магия.

Можно называть само явление как угодно, суть не меняется. Она повсюду, скрытая от большинства обычных людей и порой недоступная даже Старым. Верно, не все Старые владеют магией, хотя частенько являются ее порождениями.

Магия здесь – ресурс. Трудно и редко восполняемый, имеющий критически-точный объем и свыше него магии не случится. Когда уходит в небытие кто-то из магического народа, то крупицы достаются остальным, прочее – растворяется в ней, текущей в мире невидимо и неслышно. Потому в этом мире так мало настоящих волшебников, магов, ведьм и прочих кудесников. Ведь когда на свет появляется новый малефик – свободной магии становится еще меньше.

Это и спасло от порабощения сам мир людей. А ещё – разрозненность самих Старых, порой по-детски чванливых и глупых, совсем как дворяне или политики с кинозвездами. Про Войну Договора мне говорили неохотно, чужакам не сливают тайны, а чужака во мне чуяли все жители Ночного Города. Даже люди.

Договор между людьми, ведьмами с чернокнижниками и частью Старых, особенно хитрых приспособленцев-дворфов, мог бы уничтожить древние народы. Мог, но он, заключенный как мера противодействия против союза нечеловеческих существ, их же и спас. Поселил в резервации, заставил носить невидимый ошейник, но оставил в живых. Сталь, порох, паровые машины и мастерство дворфов почти помогли людям стереть Старых в порошок. Но…

Но вот я сижу в кафешке у тоннеля Хобокен, курю «Лаки», пью вполне приличный кофе и смотрю, как Ворон уничтожает уже третью порцию сраных блинчиков.

– Слишком много думаешь, Кроу, – каркнул Абак, – и не о том.

Надо же, огромный грач учит меня жизни.

– И о чем я думаю?

– О ненужном. Загонишь себя, Кроу, нужно иногда отдыхать. И не надо пытаться понять принадлежащее не тебе. Живи себе, служи, и не лезь разбираться в наших делах.

Говорю же – чужак, пусть с жетоном и стволами под пальто.

– А если решу разбираться, помешаете?

Иногда меня так и тянет провоцировать Старых. Их заносчивость с чванливостью для меня – как валерьянка для кота, так и тянет прикоснуться и потом прыгать как ужаленному, крутиться клубком и орать дурным голосом, нарываясь на неприятности.

– Не ссы в трусы, родной, – Абак решил поделиться мудростью, – ворон вороне глаз не выклюет.

Загадка и как-бы оскорбление в словах поддержки, представляете? Нет здесь таких поговорок, но Абак рубит ими постоянно. А ворон с вороной?

Я как-то не думал о своем новом имени, когда меня вытурили из госпиталя и направили в 13 участок. Ляпнул сразу про Кроу и только потом понял, мог бы стать Рейвеном, например. Рейвен, с английского, и есть ворон. А Кроу – ворона. В моем далеком детстве старшие порой ставили фильм про парня, вернувшегося с того света для мести со справедливостью. Так вот он назывался «Ворона», хотя старшие обижались на меня, малолетку, учившегося в английской школе и говорящего правду. Обижались и продолжали называть «Вороном».

Вот и этот туда же…

– Твой Межинский точно имеет что сказать, – продолжал удивлять Абак, – поговори с ним.

Я, надо полагать, еду в «Тихий Лес» исключительно пообщаться о том, о сем?

– Не растрать пыл зазря, Кроу. Нужно отдыхать и ставить верные цели.

– Ты повторяешься.

Абак не ответил, опустив на нос свои очки. Это у нас с ним сигнал такой, раз нацепил синие окуляры, то все – конец разговорам, пока сам первый не начнет.

– Наелся?

Думаете, Ворон молча встал и ушел без благодарности? Вы не ошиблись.

До «Тихого леса» десять миль тихим проселком, с вязами, грабами и гикори. Грабы не должны тут расти, но Ночной город умеет удивлять, даже если речь про одного единственного польского эмигранта, сумевшего заселить имеющий лес взрослыми красивыми деревьями.

Правильно говорить Межинский, ударение на «е». Наш шляхтич имеет древние корни, гордится ими и всем видом порой подчеркивает – я вам не чета. Сложно спорить, Америка страна свободных людей, каждый ведет себя как хочет. Ворон не стал бы просто так говорить о нем, значит, меня впрямь может ждать удача. И это хорошо.

Солнце вскарабкалось на небосклон, но так и не выбралось из-за низких туч. Осень вступала в права все сильнее, показывая ужасный характер. Никакого золота с багрянцем, только мокрые от мороси желто-красные листья, вот и все.

Желтое и красное прекрасно сочетаются в огненно-рыжий. А это уже опас…


– Мама!

Вопль прилетел из-за поворота, куда мне и нужно. Высокий, яростный от боли, скрывающемся в нем. Кричал кто-то взрослый, а взрослые зовут маму не так часто и, к сожалению, частенько перед смертью.

Черт, что-то мне подурнело… Вопли перешли в неразборчивые, с акцентом на «а-а-а» с влажным звуком раздираемой плоти. Если бывали в мясной лавке, наблюдая за работой мясника, разделывающего тушу, то не перепутаете. Например, прямо сейчас кому-то, хрустко и быстро, вырвали из сустава конечность.

Меня хватило на несколько секунд и ровно две глупости. Секунды потратил на размышления, а глупостями оказалось высунуться из-за угла и собственное оружие. Меня заметили, а мощности револьвера «полис-спешиал» против рыже-красно-бледной громады, ринувшейся на меня, тупо не хватило.

Тварь, смахивающая на цирквого медведя, привыкшего ходить на задних лапах, даже не рыкнула на попадания. Только прикрыла ручищей голову и оказалась рядом в два прыжка.

Было жутко больно. А как еще, когда почти звериные когти вспарывают бок, тянут на себя и швыряют внутрь проулка-тупичка? Вот так, никакого геройства и подвигов. Как же вышло, что я жив, здорово и даже цел? На то имелось целых три причины.

Рыжий Смитти подхватил вендиго. Да, злобного вечно голодного духа, вселяющегося в людей. К моменту, когда я напоролся на чудовище семи футов ростом и рвущее людей руками, Смитти уже был мертв. И вместо, пусть неприятного, боксера-тяжеловеса – меня атаковал неупокоенный мертвец. А старший детектив Макнамара ошибся, приписав все убийства в Бронксе кому-то из немногочисленных оборотней Ночного города. И бросил все силы на них. Это причина первая.

Джон Доу, охотник за головами и мастер в убиении нечисти, гастролирующий по всем Штатам, быстро смекнул что к чему и приперся в Ночной город угробить тварь. В его пятизарядном карабине имелось пять пуль из мертвячьих пальцев, залитых серебром. Доу отыскал вендиго, пока детективы искали лохматых злых тварей, разбежавшихся по окрестностям, а мне, как патрульному, Макнамара был неуказ без одобрения Кэпа. Доу отыскал вендиго и из-за случайности погиб первым, успев заорать «мама». Это причина вторая.

Чертов Блэкстоун и его непонятный подарок, случившийся в переходе между мирами, не дали мне умереть от болевого шока и не потерять сознания, когда шлепнулся прямо у карабина Доу. И все пять зарядов ушли в цель, отправив вендиго к чертовой матери, а Рыжего Смитти, после осмотра его нашими коронерами и экспертами – в топку при участке. Такая вот причина номер три. И, на самом деле, никаких подвигов, чистое везение.

Но как же было больно…


– Эй, большевик краснопузый, утомился искать злодеев? Не поверишь, насколько сильно мне хотелось выдрать лист из записной книжки, скрутить и воткнуть тебе в ухо, чтобы поджечь. И посмеялись бы, и накопившаяся сера вытекла. А ты проснулся.

Ха-ха-ха, как смешно.

– Иди к черту, лях поганый.

Межинский не оскорбился. Мы с ним частенько общались на одной волне. Не знаю, порадовался ли он моему приезду, но вышел встретить лично.

– Уважаемый Ворон, не желаете кофе?

Значит, я все же заснул, в черт пойми какой раз просмотрев свое незабываемое знакомство с фауной Ночного города. Да… такое не забудешь.

Я прикурил, нащупав сигарету с зажигалкой.

– Кроу, глупый ты чекист, ты убьешь сам себя, ты в курсе? – Межинский, не отходя от машины, все похохатывал.

– Пше очень неприятно.

– Не умеешь пользоваться самым красивым языком нашего мира, так не суйся. Пойдем, поговорим, ты же не просто так приехал?

Да, не просто так.

Я выбрался, глядя на него, как всегда в аккуратной тройке, с галстуком в тон жилету, с аккуратным пробором, офицерской выправкой, породистым лицом и ухоженными усиками. Усики, на мой взгляд, были чересчур блестящими, но кого волнует мое мнение?

Межинский приглашающе махнул, уступая дорогу. Абак уже скрылся за тяжелой дверью клуба и мне стоило поторопиться. Неизвестно, сколько я спал, но солнце подбиралось к зениту. Прав Ворон, стоило больше отдыхать.

– Информация? – уточнил, с места в карьер, Межинский.

– Да. Ритуальное убийство, тело нашли в Маленькой Италии, в подвале-холодильнике Тони Бритвы.

– Он расстроится, когда узнает.

Конечно, расстроится. К его делам мертвую красивую секретаршу не пришьешь, но осадок из-за ублюдков, загадивших кровью его собственность, пока сам Тони за решеткой ждет суда… Я бы точно расстроился.

– Считаешь, я что-то знаю?

Я даже не смотрел на него, чтобы определить эдакую поганенькую фирменную ухмылку.

– Очень уверен в этом.

Межинский не ответил и приоткрыл дверь. Человек воспитания, что и говорить.

Межинский считал меня русским с первой встречи. Мы даже вместе подрались из-за его непонятного благородства, подрались с небольшой бандой так себе Старых, сильно разошедшихся и чуть нас не победивших. Чернокнижник и странный ублюдок, сумевший не погибнуть между мирами, схваченный демоном против совершенно странных жителей Ночного города. Если бы не патрульные, хана бы нам, ведь Межинский весь из себя благородный. Мы умылись, понаблюдали за ссадинами, проходящими на глазах и как-то зауважали друг друга.

Межинский сразу начал именовать меня «большевиком», «чекистом», «комиссаром» и прочими эпитетами. Я, кроме поганого ляха, ничего не мог придумать, а Межинский, обычно, криво хмыкал и не обижался.

В большем зале «Тихого леса» оказалось прямо пустынно. Зеленели красивые длиннолистные пальмы в кадках, вьюнок оплетал темные стропила потолка и такие же колонны, начищенный паркет блестел, скатерти резали глаз белизной и над всем царством респектабельности мягко плыли звуки рояля. Живые, не записанные на пластинку джук-бокса или идущие по ти-ви.

Да, в углу, выключив звук, скучал какой-то тощий тип в очках и с самым настоящим орлиным профилем. Звук он выключил у напольной махины «Зенита», блестевшей красным деревом панелей и латунью уголков. Техническая революция пошла тут странным путем, одновременно совместив вполне себе катающиеся паровозы и телевидение.

– Людно, смотрю…

– Вечером появится народ, – хмыкнул Межинский, – официанты с ног собьются, а Эмилю совершенно не захочется что-то играть.

– Он, смотрю, в хорошем настроении, исполняет печальное?

Межинский странно кхекнул и показал на стол в дальнем углу.

– Присядь пока там, подойду.

Если приехал за информацией к уважаемому человеку – следуй его правилам. Тем более, дальний угол хорошо прятал все лишние звуки, кроме совсем небольшого и специально сделанного оконца в малый зал. Обычно там усаживались телохранители серьезных людей, собравшихся обсудить что-то за обедом, через него те присматривали за боссами. Как в таком случае можно кого-то охранять – было для меня тайной, но такой, ненужной.

Усевшись и ожидая хозяина, я посматривал на экран «Зенита». Показывали новости, и в них вовсю демонстрировали Родину. Ну, как Родину? Немного незнакомую.

Выступал премьер-министр. Здесь, после закончившейся Великой войны, императорская семья оказалась самой настоящей ширмой и установилась демократия. С, само собой, партиями. К самой серьезной из них, «красной», Межинский меня и относил. К ней же относился премьер, беззвучно и жестко вещавший с экрана.

Надо же, насколько порой бредово и реалистично мешается порой совершенно несовместимое. Премьер мало чем отличался от себя самого моей настоящей истории. Темные густые волосы с проседью, щетка усов, френч военного образца. Наверное, в каком-то кармане лежит трубка. Казалось бы – какое мое дело, это не мой дом, но становилось немного страшно за будущее. Кусок его уже был определен.

Ведь Эмиль, компаньон Межинского, чернокудрый австрийский еврей, бежал из страны из-за нацистов. Эти тут тоже имелись, к сожалению. И вот от такой параллели и становилось страшно.

– Сейчас принесут кофе. – хозяин сел за свой стул и уставился на меня.

– Как тетушка?

Межинский поиграл бровями и вздохнул:

– В очередной раз оскорбилась на мое нежелание жениться, дуется в городской квартире и не показывается. Когда появляюсь сам – горько вздыхает и очень медленно пропадает из виду.

Ради приличия пришлось грустно покивать. В конце концов – не у каждого есть такая тетушка, как у Межинского.

– Ты слышал о той девочке?

Межинский кивнул.

– И сможешь помочь?

Опять кивок.

– И…

– Подожди. – Он принял у официанта кофейник, чтобы собственноручно налить мне еще одну проклятую чашку проклятого кофе. Хорошо, хоть здесь его варили просто прекрасно.

– Чего ждать?

– Ответной услуги.

Редкий случай, когда мне захотелось прописать ему тумаков. И дело вовсе не в сомнениях насчет собственных сил и результата. Просто…

У меня нет друзей. А этот хитрый поляк хотя бы подходит на роль собутыльника, собеседника и сопереживальщика. Хотя сопереживать моим терзаниям насчет тяжести службы Межинский не спешил. Видно, ему самому в свое время немало досталось.

– Какой?

– Я еще не придумал. – признался клятый лях. – Давай просто поговорим. Мне совершенно не хочется, чтобы наши отношения превращались в какой-то тупой бизнес. Я тебе сливаю интересные вещи, зарабатывая хлипкие дивиденды на будущее, когда, возможно, мне потребуется твоя полицейская помощь. Давай поговорим.

– Твою… – я закурил, а «Лаки» оказавшись в уголке рта, начала потрескивать, плюя искорками.

– Не нервничай. – посоветовал Межинский. – Всему свое время. Тебе нужна информация о смерти той глупышки, оказвшейся невовремя не в том месте. Я могу ее тебе дать, потерпи.

– Откуда тебе что-то известно? Про запас собирал?

Межинский ухмыльнулся. Как всегда – фирменно.

– Друг мой, я всегда коплю все про запас да на черный день, злато, патроны, водку и, конечно, секреты с информацией. Поверь мне, выходцу из несчастной Польши, это полезно всегда и всем. Даже самым отпетым большевикам вроде тебя. Я же знаю, что когда тебя прижмет, ты появишься тут и скажешь – Межинский, ты же шляхтич, ты должен помочь другу! И я отдам тебе последние злотые, веру в себя и почти жизнь, оставив лишь фамильную саблю.

– Скучно тебе?