Дебиземия

Глава третья. Питейное заведение

Падение было беспорядочным.

В себя пришли внезапно.

Длинное узкое помещение. Под низким потолком плавают дымные клубы от обильного жарева. Вдоль бревенчатых стен – замызганные столы со скамьями в два ряда. Между ними тесный проход к входным дверям. В проходе толкотня, за столами гвалт, стук по столешницам деревянных ковшей с хмельным зельем, медных плоскодонных чашек с едой и скребня ложек по чашкам. Вместе с запахами жарева висит духота.

За столами сидят завсегдатаи, пьют и едят, как в трактире или таверне. Кромсают ножами и рвут зубами мясо, бросают в чашки кости. Одежды разнообразные: накидки, размахаи, капюшоны, рубахи. Взапах и нараспашку, с воротами и без. С поясами, пряжками, завязками. За каждым столом свое веселье, свой галдеж.

Люди обнаружили, что сидят они за грязным столом, заставленным медными чашками с варевом и деревянными ковшами с хмелем.

Малкин с любопытством оглядывается, приближает к себе ковш, тянет носом воздух: кислый запах прошибает до мозгов. Морщится, отодвигает.

Приятели таращатся вокруг, пока не замечают, что бесцеремонное разглядывание посетителей тем не по нраву. Пьяные раскрасневшиеся лица все чаще недовольно поворачиваются к людям и раздраженно кривятся. Парни отворачиваются, девушки упираются взглядами в блюда.

Раппопет отхлебнул полглотка хмеля и закашлялся: пойло, настоящее пойло. От соседних столов разнесся гогот.

Лугатик засаленной деревянной ложкой попробовал бобовое кушанье, рот обожгло жгучим перцем, парень покраснел, покрылся потом, но пересилил себя, проглотил. Новый хохот ударил по перепонкам. Лугатик исподлобья глянул на соседний стол: завсегдатаи поглощали такое же кушанье за обе щеки. Володька отдышался и потянулся за хлебом. В других чашках было еще что-то, но он больше не хотел рисковать.

А девушки черпнули из плошки что-то травянистое и сосредоточенно стали жевать.

Из-за стола напротив поднялся сутуловатый посетитель в сером размахае, с седой бородкой на корявом лице, высоким лбом и лохматыми пегими волосами. Стукнул по плечу Малки-на, дыхнул кислым хмелем ему в ухо:

– Вижу, недавно в этих местах? Откуда притащились? За нашим столом все из Куронжи. Слыхали о такой державе? Мы тут, как один, переселенцы. Я из самых первых, зовусь Туканом. Даже забыл, сколько лет моя семья гнет спины в Пунском землячестве, внуки здесь родились. А за теми столами, – Тукан мотнул головой, подождал, когда Малкин посмотрит туда, – спускают монеты переселенцы из Бракры и Фунтурии, вот там переселенцы из Икрели и Бавазори, а в углу – кто откуда. Но у всех у нас на левом плече желтая нашивка, это означает, мы тут чужаки. Многие мечтают избавиться от этой нашивки, да не так-то просто стать дебиземцем. Можно прожить здесь три жизни, но так и остаться с нашивкой на плече.

– Где мы находимся? – приглушенно спросил Малкин, чуть повернув голову.

– Что, приятель, издалека тащились, все названия в голове перемешались? – Тукан пьяно качнулся, лбом уперся в Ванькин висок. – Бывает, не такое бывает, – крякнул, набрал в легкие воздух. – В городище Пун, приятель. Под самым носом у фэра Быхома. А это питейное заведение Абрахмы, лучшее в городище, – перешел на шепот, – потому что Абрахма – жена фэра. Отменная сучка. Скоро узнаете, приятель.

– Ну и как, Тукан? – Малкин еще раз огляделся. – Здесь лучше, чем дома? – спросил, заметив, как из полутьмы дальнего угла неотрывно сверлил его чей-то настойчивый холодный взгляд.

Переселенец ответил не сразу, сначала хмыкнул неопределенно, повел блуждающим взором по головам, протянул:

– Живем, – и неожиданно проворно шмыгнул на свое место, шепнув напоследок: – Коренные приперлись. Дебиземцы. Прикуси язык, а то угодишь к крысам-каннибалам.

В двери шумно ввалилась веселая ватага расфранченных дебиземцев. Изыски в одежде: огромные вороты рубах, фалдящие полы накидок, под накидками широкие кожаные пояса с кистями, узкие штаны, боты на шнурках, высокие головные уборы, кинжалы с резными ручками. Все это говорило о состоятельности вошедших. Они без церемоний облюбовали один из столов, вышвырнули веселившихся за ним переселенцев и разместились сами. Вытуренные завсегдатаи, притихнув, обиженно приткнулись к другим компаниям. В питейном заведении повисло напряженное недовольство.

Из-за жаровни вывернулся разносчик блюд: здоровенный лоб в синей распахнутой блузе с засученными рукавами, с сальной заплывшей мордой и жирными по локоть руками. Он привычно и подобострастно улыбнулся новой компании, крупной ладонью смел со стола остатки пищи переселенцев, двинул по столешнице деревянные штофные ковши с хмелем. Одним духом смотался в кухонный угол и поставил перед коренными чашки с дымящимся жаревом из кусков мяса.

Дебиземцы выхватили кинжалы, воткнули перед собой в крышку стола и вцепились в штофы. Над столом взметнулся довольный рев и понесся под потолком, подхваченный голосами переселенцев.

А у стола, где сидел Малкин с приятелями, из клубов жаровни возникла расхристанная взбитая вертлявая разносчица в широкой юбке и раздерганной серой блузке. В большом разрезе болталась смачная грудь с крупными ядреными сосками. У каждого стола, где разносчица крутилась юлой, ей в разрез блузки и под юбку завсегдатаи запускали грязные руки. Она по обыкновению не обращала внимания и даже как бы радовалась успеху у пьяных посетителей. Никому не отказывала, но успевала при этом расставлять штофы и пищу на столешницах.

Качнула грудью перед глазами Раппопета, обдала жарким кислым потом, толкнула бедром и показала в улыбке мелкие зубки. Кинула взгляд по нетронутым штофам и вопросительно сморщилась. Непьющие посетители всегда вызывали подозрение в питейном заведении, на таких не разживешься. Это либо нищие, либо жадные, либо терры. Широкой пухлой рукой разносчица шустро придвинула ковш к Андрюхе:

– Размочи губы, крысенок, хозяйка дает в долг. Окажи почтение хозяйке, она добрая. Расплатишься, когда монетами разживешься. Здесь все переселенцы так начинают.

– Я не переселенец, – буркнул Раппопет и тут же понял, что допустил оплошность, никто не тянул за язык.

– На терра тоже не походишь, выделяешься в этой одежке, – прищурилась разносчица, рассматривая Раппопета. – И не деби, милок. У тебя не только одежонка, но и повадки не наши. Дикий ты. Ни разу руку не запустил мне под юбку, – крепко схватила его ладонь и потянула к своим бедрам.

Раппопет наткнулся на усмешливый взгляд Карюхи и поперхнулся, выдернул руку из замасленных пальцев разносчицы:

– Отвянь! Ты не в моем вкусе!

Разносчица захлебнулась от возмущения, мгновенно рассвирепела, вцепилась ногтями в его плечо:

– Ты со мной за перегородку не ходил, чтобы судить, обглодыш крысы! По вкусу выбирают в доме свиданий, а у нас надо пить и жрать! И платить не забывай! Не заплатишь, хозяйка крысам-каннибалам скормит! – отошла, недовольно раздувая щеки, тут же в проходе между столами подхваченная пьяными руками переселенцев.

После таких слов Лугатик подумал, что вляпались основательно. Чтобы заплатить, денег не было. Черт знает, куда кривая выведет. Притихшие девушки сжались. Малкин глядел на горластое сборище за столами, видел, что хмель завсегдатаям начинал сносить головы. Переселенцы заплетали языками, коренные дебиземцы требовали новых штофов, пьяно расплескивая зелье из наполненных ковшей. Ванька поймал взглядом кинжалы, разбросанные по столу дебиземцев. Рассудил, что не мешает прихватить, если приспичит выметаться, надоело ощущать себя беззащитным, когда бряцают оружием и угрожают скормить крысам-каннибалам.

Скоро здоровенный разносчик пищи начал вышвыривать за двери тех, кто от хмеля отрубался окончательно, освобождал места для новых посетителей. В пьяном гвалте плохо различались голоса, а если слышались, то невозможно стало понять тарабарщину, которую несли. Лишь в дальнем углу веселого оживления не наблюдалось. Странная фигура в серой накидке с жабо сидела по-прежнему прямо, и полутьма не скрывала колющего взора из-под бровей, обращенного на Малкина.

Возле стола снова возникла вертлявая разносчица, как пиявка вонзилась глазами в Раппопета:

– Пора платить, огрызок крысиной задницы! Засиделся со своими шлюхами! Двадцать фарандоидов и валите все вон, пока живы!

– За что так много? – возмутился Раппопет, интуитивно почувствовав, что разносчица пытается содрать с них три шкуры. Между тем никто из друзей никогда не держал в руках даже одного фарандоида, понятия не имел, как они выглядят и сколько может стоить кушанье на столе.

– Много? – взвизгнула разносчица. – Жрал не думал, а платить – жаба гложет, монеты жмешь! Жратва – пять фарандоидов, питье – двенадцать, под юбку ко мне три раза лазил – три фарандоида!

– Чего мелешь? – мячиком подскочил с места Раппопет. – Под юбку я к тебе не лазил! Значит, минус три фарандоида. Питье никто не тронул. Забери назад. Еще минус двенадцать фарандоидов. Жратву едва клюнули. Дрянь, а не жратва. От таких харчей ноги протянешь быстрее, чем от голодухи. Выходит, ты должна заплатить мне пять фарандоидов за то, что я лизнул языком твою отраву. Итого – квиты, ничего я тебе не должен!

У разносчицы от напора Андрюхи глаза налились кровью, она истерично скорчила гримасу, вцепилась замасленными пальцами в его волосы:

– Он отказывается платить! – завопила как резаная. – Из твоих мозгов жаркое сделаем, если не заплатишь!

Обстоятельства поворачивались к людям задом. Раппопет барахтался в руках разносчицы, не решаясь ударить женщину, отдувался за всех. А от жаровни к ней на помощь двигался мускулистый разносчик с огромными кулаками. Дело принимало нежелательный оборот. Остановить разносчицу было невозможно, она вошла в раж.

В этот миг двери питейного заведения широко распахнулись и в них возникла высокая женщина с огромным бюстом, как у коровы вымя. Грудь не помещалась под расшитой золотистыми узорами легкой черной накидкой, свободно ниспадавшей вниз на широченные бедра. Длинная черная тяжелая юбка скрывала ноги. Плечи были узкими, голова крупная, с большой копной черных волос, утыканных дорогими заколками. На широком лице глубоко посажены хищные глаза. Под курносым носом черный пушок волос и маленький рот.

Женщина на миг задержалась у двери, окинула взглядом помещение, мгновенно оценила обстановку. Из ее небольшого рта вырвался густой грубый голос, заглушивший гам посетителей и вопли разносчицы:

– У меня появились новые должники?!

Разносчицу словно плетью хлестнули, она вздрогнула, проглотила вопль и обернулась к двери:

– Хозяйка, они не хотят платить! Тридцать фарандоидов зажимают!

– Разве тридцать? – сильно хлопнула дверью Абрахма. – С должников я беру с процентами!

– Да, хозяйка, они должны сорок монет.

Абрахма широким шагом двинулась по проходу, огромная грудь тяжело закачалась:

– Вот я и говорю: пятьдесят. Новые переселенцы? Им еще незнакомы мои правила. Ты объяснила, что правила просты: в Пунском землячестве все платят столько, сколько говорю я!

Глаза людей уставились на Абрахму. Раппопет играл желваками. Лугатик втянул шею в плечи. Катюха уловила неприятную дрожь в коленях. У Карюхи налились мышцы и сузились глаза, как у кошки, готовой к прыжку. Сашка сжала скулы и крепко сдавила пальцами край столешницы. Малкин чуть оторвался от сиденья, подался вперед, ощущая сильный стук в висках.

– Объяснила, хозяйка, – заюлила разносчица. – Я все объяснила вот этому дерьмовому обглодышу! – ткнула пальцем в Раппопета.

Абрахма остановилась у стола, обвела людей взглядом, особо осмотрела девушек и застопорила глаза на Малкине. Что-то указало ей, что за Ванькой в этой компании последнее слово. Хищные глаза ощупали голый торс парня, а ноздри чуть задрожали, втягивая его запах.

Разносчица уменьшилась и убралась в сторону. За соседним столом притихли переселенцы, на ходу трезвея. Видно было, что все они хорошо знали хозяйку заведения, цепенели при ней и не завидовали в этот момент Ванькиной компании.

– Что скажешь, длинный? – громко спросила Абрахма. – Только не ври, что нет фарандоидов. Я вижу, ты не нищий, у тебя есть не меньше пятисот монет, – она перевела взор на девушек. – Продай мне своих шлюх, плачу за них пятьсот фарандоидов. У меня лучший в городище дом свиданий, монетные дебиземцы дорого платят за хороших шлюх. За этих я подниму цены втрое. Не раздумывай, переселенец, у тебя нет выхода, иначе силой заберу шлюх в зачет твоего долга. И учти, я никогда никого не уговариваю, все сами упрашивают меня.

Малкин медленно поднялся со скамьи и прямо посмотрел в ее хищные глаза:

– Здесь нет шлюх. Это мои друзья, а друзей я не продаю, – просипел с вызовом и неприязнью.

Абрахма тяжелым вздохом вздыбила грудь, в горле сначала заклекотало, потом грубый голос высек:

– Ты не переселенец! Те продают собственных детей, лишь бы угодить мне. Кто ты? Бродяга или терр? Я отправлю тебя к фэру Быхому, от него у тебя будет один путь – в бункер к крысам-каннибалам, а твоих шлюх заберу в дом свиданий задаром.

Напряжение за столом было таким, что никто не видел, как из дальнего угла поднялся деби в длинной серой накидке с жабо, в фасонных ботах на ногах, тканевых штанах и незаметно возник за спиной Абрахмы:

– Сколько он задолжал тебе, Абрахма? – раздался его одноцветный голос.

Та выпятила полные губы и оглянулась. Взглядом, как клювом, проткнула холодные широко расставленные глаза посетителя, его впалые щеки, большой нос, большой рот, широкие челюсти и шумно выдохнула:

– Это ты, Бат Боил? Ты опять появился в моем заведении? Я рада видеть тебя. Хочешь заплатить за этого бродягу? Но стоит ли бродяга твоего покровительства, если, конечно, он не терр? А может, ты от щедрости хочешь вытащить его из дерьма? Твоя щедрость меня всегда восхищала. Так и быть, я сегодня в хорошем настроении, продаю его долг по дешевке, за тысячу фарандоидов.

Бат Боил неторопливо опустил руку в глубокий карман накидки, вытащил горсть монет, резко сунул в протянутую ладонь:

– Вот тебе сто фарандоидов и забудь о нем, – сказал монотонно и отрывисто.

Абрахма недовольно надула щеки, глядя на монеты:

– Ты не слышал мою цену, Бат? – спросила, едва сдерживая внутренний взрыв. – Я сказала: тысяча.

Бат Боил утробно заурчал, сморщился, приблизился к ней и процедил на ухо:

– Я могу на тебя обидеться, Абрахма. Разве мои сто фарандоидов стоят меньше твоей тысячи? Сто уже в твоих руках, а тысяча лишь дым под потолком.

Хозяйка питейного заведения беззвучно прожевала губами, судорожно сжала в руке монеты и вдруг рассмеялась неестественным вымученным смехом. Огромная грудь заходила ходуном, едва не выскакивая за пределы накидки:

– Все так, Бат Боил, все так. Мне нравится твоя щедрость. Люблю, когда твои монеты оседают в моих карманах. Но прибавь за шлюх, они в доме свиданий могли бы принести мне хороший доход. Ты лишаешь меня этого дохода.

– Не преувеличивай, Абрахма, – протянул на одной ноте Бат Боил. – Со мной у тебя не бывает уронов. Забыла, сколько фарандоидов перекочевало в твои карманы из моих? Зачем киваешь на девок, знаешь, что я никогда не плачу за шлюх?

Малкин мрачно не встревал в перепалку. Кулаками опирался на столешницу. Нагнул голову и смотрел исподлобья.

Коренные дебиземцы умерили пьяный галдеж, приглушили икоту обжорства и пялились на девушек, как на шлюх в доме свиданий.

У девчат внутри все кипело. Однако явное враждебное окружение подавляло порывы ярости. Неизвестно к чему мог привести конфликт.

Раппопет и Лугатик сжимали зубы, пытаясь из диалога понять, чем все закончится.

Ванька зашевелился, переступил с ноги на ногу, привлекая к себе внимание. Абрахма и Бат Боил повернулись к нему. Но его голос потонул во внезапном шуме, вплеснувшемся в дверь питейного заведения.

С улицы внутрь ворвалась толпа стражей инквизов в кожаном облачении с синими широкими поясами и медными пряжками. На плечах синие наплечники, по кожаным шлемам синие шнуры. Палаши в руках. Перекрыли вход и окна. Передний, с длинным утиным носом, бросился к хозяйке питейного заведения. Та встретила стража удивленным грубым возгласом, осадила, подавляя его прыть:

– Ты что, Бубран, с цепи сорвался? Ввалился со своей сворой, как пес голодный. Хлебнуть хмельного зелья захотел? Но ведь стражам инквизов запрещено лакать хмель.

– Донос, Абрахма, в твое питейное заведение терр Бат Боил затесался! – выпалил страж инквизов. – Теперь попался, от меня не уйдет, уж я возьму его за глотку.

Жадный взгляд Абрахмы метнулся по Бату Боилу, провалился в холод его глаз, вырвался, облипший наледью, и закувыркался по головам посетителей питейного заведения.

Бубран скрипел кожей доспехов, нетерпеливо и заискивающе переминаясь перед Абрахмой. У него за спиной топтался страж, разворачивая в руках свиток.

Малкин вспомнил свиток Бартакула и усмехнулся: если у стражей инквизов такая же мазня, то никому из посетителей сейчас не позавидуешь. По поведению Абрахмы Ванька почувствовал, что хозяйка заведения не укажет на Бата Боила, не захочет потерять источник дохода.

Раппопет и Лугатик напружились, помня, как рубежник доказывал, что Малкин это и есть главный терр.

Посетители отводили лица от Бубрана.

Сашка, Катюха и Карюха с любопытством поглядывали на Бата Боила, пытаясь угадать, что тот предпримет в обстановке, когда все присутствующие знали, кто он, и всякий мог на него указать перстом.

Гадать долго не пришлось, потому что Абрахма вновь оживилась и вдруг ткнула пальцем в первого попавшего под руку переселенца. Им оказался Тукан. Ее палец сверлил плечо Тукана, точно прожигал раскаленным прутом:

– Это он! – вздернула кверху курносый нос.

Тукан сник, уперся седой бородкой в крышку стола, сутулая спина еще больше сгорбилась под серым размахаем. Бубран качнулся к Тукану, крепкими пальцами вцепился в лохматые пегие волосы, потянул к себе и замер, обронив озадаченно:

– Это же Тукан, переселенец из Куронжи.

– Был Тукан, – грубо отрезала Абрахма. – Оказался Бат Боил!

– Да, да, – подтвердил Бат Боил. – Это он, – и сунул в ладонь Бубрану несколько монет.

Тот пересчитал их и крякнул:

– Для полной уверенности не хватает двух монет.

Бат Боил добавил. Бубран спрятал, довольно прочавкал:

– Теперь вижу, что он отъявленный терр. Долго мозги морочил под личиной Тукана, – повел глазами по посетителям. – Кто еще может подтвердить, что это Бат Боил?

Притихшие за столами переселенцы с желтыми нашивками на плечах задвигались, замурчали, закашлялись, закряхтели, зачмокали, а затем посыпали голосами, как из рога изобилия:

– Подтверждаем, подтверждаем, – понеслось от столов, – так, так, – замахали руками, указывая на Тукана. – Это Бат Боил!

Бубран снова крякнул, погладил рукой карман, в который провалились фарандоиды, и провозгласил:

– Теперь ему крышка! Больше вы его не увидите! – вскинул густые брови и вперился удивленным взглядом в Малкина. – А этот кто такой есть? Первый раз вижу. У нас не стоит на учете. Может, тоже Бат Боил?

– Он и есть, он и есть, – вдруг задергался и сбивчиво заскулил Тукан. – Ты ошибаешься, Бубран. Бат Боил не я. Смотри лучше. Этот самый.

– Какая удача, – удовлетворенно похлопал по коже доспехов Бубран. – Два Бата Боила. Есть из кого выбрать. А лучше загребу-ка я сразу обоих, тогда уж точно не прогадаю. Городищенский инквиз Самор будет доволен. Теперь он с легкой душой может отправляться в крысий лес, на этот раз вольным крысам не поздоровится, – расширил ноздри утиного носа, приблизился к Ваньке, втянул воздух, обнюхал парня. – Что скажешь, Абрахма, про этого урода?