Судьба цивилизации

Введение

Где бы ни находилось оглавление, почти наверняка вы с ним уже ознакомились – это же первое или второе, после аннотации, что люди читают, когда решают, приобрести ли им данную книгу или нет. И почти столь же определённо вы были удивлены тем, что данная работа начинается главами, которые вроде бы никак не связаны ни с главной темой этого исследования, ни друг с другом, вообще никак не вписаны в общую картину. Тем не менее, это не так.

Понятно, что любой автор вполне сознательно – по крайней мере, в таких вопросах, которые рассматриваются ниже – располагает части так, чтобы выстроить последовательную цепочку рассуждения, обозначая порядок, который наиболее адекватно отвечает поставленным задачам. И, разумеется, эта книга не является исключением. Все её составляющие занимают своё законное место, но всё-таки необходимо объяснить, почему они там, где они есть, и такие, какие получились.

Очень часто – но, конечно, не всегда – можно услышать о том, что наши времена представляют собой нечто абсурдное, дикое, странное, искусственное, нелепое. Жизнь в современным городе очевидно контрастирует с тем, что было раньше, не говоря уже о доисторическом периоде существования человека, и это нуждается в каком-то особом обозначении, что и оборачивается в том числе в такой оценке происходящего. Но при чём тут это?

Цивилизация и её судьба – это то, что интересует всех нас. Мы действительно заинтересованы в её будущем, как и в её настоящем, и мы все желаем знать, что ею движет и куда она направляется. Но чтобы разобраться в этих вопросах надо посмотреть назад в прошлое – ради обнаружения динамики и паттернов разворачивания событий, если там таковые наблюдаются – а, кроме того, и это критично, решить другие, сопряжённые с ними, которые как раз и составляют содержание первых двух глав. Итак.

Проблема естественности давно беспокоит многие умы. Нам хочется быть уверенными в том, что мы правильно питаемся, ведём себя, одеваемся, думаем и т.д. И это далеко не праздные соображения. Вместе с тем куда существеннее не эти озабоченности, но сама ткань того бытия, в которое мы помещены. Была ли она создана нашими руками или мы только следовали своим инстинктам? Какую роль в её формировании сыграли мы сами и окружающая нас среда? Наконец, чего в нас всё-таки больше, природы или культуры? Несмотря на то, что все эти вопросы выглядят и звучат более чем убедительно, именно этого качества в них чрезвычайно мало.

Собственно, этому и посвящена первая глава. Она показывает, что наша категория искусственного, как и его противоположности, пуста и бессодержательна. Мы такие же животные, как и все прочие, а потому мы не способны на что-то большее, чем это позволяет нам наша физиология. Факт того, что мы изобрели эти термины, сам по себе ни о чём не свидетельствует, но опять же указывает на то, что даже в этом отношении мы не придумали ничего нового, потому что ожидаемо сделали то, на что были предназначены. Да, нам присуще видеть в мире классы феноменов и вещей, и мы их выделяем в полном соответствии с тем, чем мы оснащены, но нет, сами они пребывают только в нашем воображении и нигде больше.

Даже если мы и условимся – а мы так обычно и поступаем, чего-то иного нам попросту не дано – что у предметов и явлений есть некоторые характеристики, включая их естественность, мы всё равно не сумеем чётко распределить все их по данным классам. При любом раскладе останутся спорные или смешанные случаи, да и чистота вроде бы определённых и якобы явных окажется под вопросом. Однако, более того, это не надо делать в принципе.

Цивилизацию нередко называют чем-то искусственным, но загвоздка состоит в том, что это мы её так обозначаем – или нет. У нас нет прозрачных критериев – о них вскоре – по которым бы нам удалось очертить и описать весь мир, и оттого мы путаемся и допускаем ошибки, одной из которых и выступает наше желание отнести что-то в разряд естественного, а остальное, не соответствующее в нашем представлении взятым в реальности с потолка стандартам – нет. За всем этим стоит довольно тривиальная мысль. В действительности нет ни того, ни другого, или же всё в равной степени подпадает под эти определения. И современность, как и всё, что ей предшествовало, в их числе.

Именно поэтому мы не находимся в какой-то эксклюзивной позиции, но более чем предсказуемо обнаруживаем себя наследниками того, что было до нас, что само по себе тоже более чем прогнозируемо вытекало из предыдущего опыта чуть ли не вплоть до Большого Взрыва. Нам, конечно, не обязательно уходить так далеко, но суть в том, что как один из видов мы совершали те поступки, которые более чем релевантны нашей анатомии и общему строению.

Проблема критериев несколько сложнее и, хуже всего, неразрешима как таковая. Тем не менее, без её рассмотрения обойтись никак нельзя. Соль в том, что мы должны понять, как мы оцениваем что бы то ни было, что неизбежно отсылает нас в том числе и к категории естественности – и вообще всех. Не зная, как и почему мы проводим эту процедуру, мы оказываемся бессильны в осознании того положения, в котором мы себя ныне обнаруживаем.

Этим вопросом и занимается вторая глава. Вкратце она говорит о том, что все наши шаблоны надуманны и противоречивы, а потому судить о цивилизации как о чём-то экстраординарном было бы несколько неверно. Напротив, она есть вполне предсказуемый продукт всей истории, а её развитие укладывается в рамки того, что следовало бы ожидать, если мы постулируем те условия, которые актуально существовали в разные периоды её становления. Выражаясь проще, всё и должно было быть так, как оно было, есть и будет.

Оставшиеся три главы рассказывают о нашем прошлом, настоящем и немного о том, что ещё только грядёт – но гораздо меньше. В цивилизации просматривается динамика, в ней есть вполне различимые паттерны, она ведёт себя прогнозируемо и даже появляется тогда, когда это назрело – и сгинет, конечно, тоже в отведённый ей срок. Собственно, этому и посвящена вся эта книга.

И ещё одно. Если вы рассчитываете получить какие-то практические советы или руководство к действию – особенно в свете того, что предмет всего этого исследования обречён – то вы совершенно определённо разочаруетесь. Хотя то тут, то там и встречаются житейские примеры, по преимуществу – как по духу, так и по содержанию – оно сугубо теоретическое, т.е. описательное. Никто ни к чему не призывает и ни на чём не настаивает, но предпринимается попытка взглянуть на нас насколько это возможно трезвым взором.

Хотя цивилизация однажды коллапсирует, и мы в состоянии это понять, предпринимать что-то по всей видимости уже поздно. У нас есть некоторое время в запасе, но ни его, ни наших ресурсов, ни, тем более, мозгов не хватит на то, чтобы остановить надвигающуюся гибель – не человечества, а того мира, который нам знаком. Логика показывает, что рано или поздно – и скорее первое, чем второе – всем нам придётся учиться жить по-новому, что бы это ни означало – а то и вовсе уйти в небытие, что, увы, не так невероятно, как кажется. У всего есть срок годности, а известный нам порядок близок к истощению своего. И хотя это грустно, иначе здесь не бывает.

Что естественно?

Как было показано выше, начать исследование цивилизации и вообще истории следует с рассмотрения вопроса о том, что является нормальным, а что – нет. Эта проблема не столь проста, как представляется на первый взгляд. Очень часто происходит так, что одно перетекает в другое, зачастую они выступают в роли двух полюсов диапазона некоего целого – потому что манихейская логика банально неверна – наконец, грань между ними обычно не столь ярко или хотя бы даже отчётливо выражена, как нам нравится думать и обнаруживать – в этом тоже состоит огромная трудность, многие критерии оценки и термины мы не столько воспринимаем, сколько выучиваем. В общем, как правило, не всегда – в принципе в единичных случаях – очевидно, что таково, а что – нет.

Многие, как видится, естественные подходы к разрешению того, что натурально, а что искусственно – если эти категории в принципе применимы и оправданны – сами по себе нуждаются в объяснении и нередко рекурсивны в том плане, что сами покоятся на ответе на ту же самую задачу, т.е. заранее должны иметь в своей основе понимание того, что они рассматривают, а это, мягко говоря, никуда не годится. Как бы то ни было, но ясное осознание этого более или менее рукотворного разделения и его природы необходимо для того, чтобы разобраться и с нами, и с тем, что мы создали, и со многим другим, а потому оставить в стороне все эти пункты мы не имеем никакого права. Так как к ним подступиться?

Прежде всего нам требуется хотя бы предварительное обозначение того, на что обращено наше внимание. Пусть интуиция и не является удовлетворительным средством снятия проблем, кроме неё у нас пока – да и, наверное, вообще – ничего нет, и, значит, стоит прислушаться к тому, что она нам говорит. Если не быть многословным, то всё, что она заявляет, сводится к размежеванию чего-то, инициированного человеком, и того, что запущено без нашего участия или ведома. Первое, соответственно неестественно, второе – вполне ожидаемо.

Это, разумеется, очень плохое – если не сказать больше – определение. Во-первых, оно ставит во главу угла лишь один вид. Во-вторых, оно не учитывает – или принимает в расчёт всего одну, а этого слишком мало – всех систем координат, в рамках которых присутствует и оценивается изучаемый феномен. В-третьих, оно игнорирует масштаб происходящего. В-четвёртых, оно упускает из виду как явные, так и неочевидные причинно-следственные связи между вещами и явлениями. И, в-пятых – хотя скорее всего только этими возражения дело не ограничиваются – в нём нет фактора времени, без которого всё наше предприятие обречено на провал.

Вопреки всем этим недостаткам – а точнее благодаря им – оно более чем функционально для того, чтобы выяснить, что выступает в интересующей тут нас роли, а что – нет. Последовательно рассматривая каждое это замечание мы сумеем прийти к более адекватному понимаю сути нормального и его антипода – если таковой имеется, а это весьма сомнительно, впрочем, обо всём по порядку, кстати, последний не так и важен, но удобнее будет начать именно с него – так что продолжим.

По сути, первое нарекание – это антропный принцип, но выраженный несколько иначе. Какую бы его версию мы ни взяли – есть слабая и сильная, однако содержательно они почти идентичны – мы обнаружим вокруг – если, конечно, нам однажды не повезёт, что крайне маловероятно – отсутствие альтернатив наличному бытию. Т.е. мы увидим обитаемую планету в так называемом поясе Златовласки с жидкой водой и собой в качестве наблюдателей – именно поэтому такое название. Казалось бы, это трюизм, который не стоило и озвучивать, но есть ряд причин, по которым это далеко не так, а потому нам нужно отнестись к нему со всем должным почтением. Итак.

Вне зависимости от того, нужны Вселенной разумные существа, конкретно мы или просто живые организмы, а также была ли она, как это порой – и, увы, не так редко, как стоило бы – утверждают, тонко настроена под всё вышеперечисленное или же нам всего лишь повезло оказаться в таком её состоянии, никто не станет отрицать того, что это люди смотрят по сторонам, как-то это воспринимают и некоторым образом осмысливают – если делают это вообще. Всё это выглядит тривиально, однако за этим банальным утверждением, тем не менее, кроется нечто критичное, что зачастую либо сознательно, либо нет упускается. Что же это такое и почему оно столь существенно? Один пример поможет нам в этом разобраться.

Задумывались ли вы когда-нибудь о том, как астрономы выяснили строение нашей солнечной системы? На ум сразу приходят телескопы – если вы более или менее продвинуты в этом, то понятно, что сугубо визуальными наблюдениями дело не ограничивается – и обсерватории, а, кроме того, зонды, искусственные спутники, сложные вычисления и много чего ещё. Вроде бы ничего такого. Но теперь задайте себе следующий вопрос – как отличить далёкую планету от звезды, учитывая то, что выглядят они для нас с Земли более или мене – яркость всё же отличается, но об этом ниже – одинаково?

Разумеется, у этих специалистов есть ответ и даже не один. Существуют химические спектрографы – они определяют соответствующий состав небесного тела – техники, позволяющие не путать их, сложная математика, прошлый опыт и т.д., так что никакой проблемы нет, а все наши опасения лишены оснований. Тем не менее, ничто из этого её не снимает, потому что фундаментально мы продолжаем быть людьми, и, значит, нам доступны только те факты – они таковы исключительно для нас, но не обязательно сами по себе, если последнее имеется в принципе – которые мы способны зафиксировать, и никакие более – помимо прочего, есть ещё вопрос интерпретации, но оставим его до следующей главы.

Никто не станет спорить с тем, что доказательством правоты могут быть не только непосредственные наблюдения или включённость в процесс, но и опосредованные выводы и умозаключения. Как бы то ни было, но до сих пор люди своими глазами видели лишь саму Землю – и ту далеко не всю, скажем, исследованность мирового океана составляет от силы один процент, не говоря о недрах и других недоступных местах и средах – а также Марс, Венеру и Луну – там побывали либо мы сами, либо наши вездеходы с камерами – и в гораздо меньшей степени Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун – Плутон лишён данного статуса. Что касается более дальних объектов, то о них мы судим по косвенным свидетельствам, ведь прямые нам не даны.

Усугубляет ситуацию колоссальные временные сроки, характерные для закоулков нашей системы – не упоминая других галактик – из-за которых мы вынуждены экстраполировать замечаемые нами тенденции и паттерны на огромные сроки, а, кроме того, свою лепту вносят оптические и гравитационные искажения, конечность скорости света, чудовищные расстояния во Вселенной и т.п. По факту вопросов больше, чем ответов, хотя всё преподносится иначе – не всеми, но рьяными сторонниками всемогущества нашего разума.

Не стоит наивно полагать, будто человеческий гений настолько велик, что он в состоянии решить все эти и не перечисленные – которых почти наверняка больше, знаем мы прискорбно немного – проблемы. Мы слишком малы для того, чтобы судить о величии космоса, который мы вряд ли когда-нибудь покорим, что бы это ни значило. Изображения почти всех планет носят более или менее условный характер, и это даже оставляя за скобками те, что обращаются вокруг прочих светил – всё, что там есть, это фантазия художника, не более того.

В общем и целом, нам надо признать, что любые наши реконструкции, касающиеся устройства как нашей солнечной системы, так и галактики, а также, естественно, более крупных объектов в лучшем случае приблизительны, поверхностны, предположительны, а в худшем и вовсе неверны, а то и ложны. Это не мешает нам совершенствовать их и работать дальше, но мы не должны излишне верить им, но понимать их гипотетическую природу. Однако какое отношение это имеет к антропному принципу и к категории нормы? Более прямое, чем представляется н первый взгляд – и этот рефрен вы встретите ещё не раз, настолько он универсален.

Спустимся с небес на землю. Скажем, у нас только три типа фоторецепторным клеток в наших глазах, тогда как у некоторых насекомых и птиц их больше – есть, конечно, и меньшее количество – мы не слышим ультразвука, не воспринимаем магнитное поле нашей планеты – отчасти всё-таки чувствуем – живём лишь до ста лет – кому как повезёт – и т.д. Всё это хорошо известно и прекрасно показывает, что мы стеснены собственной физиологией, которая предопределяет наш перцептивный – и когнитивный тоже – горизонт. Но что это значит и что из этого следует?

В смысловом плане всё довольно просто. Мы не должны делать далеко идущие выводы, основываясь лишь на том, что нам доступно. Разумеется, мы компенсируем отдельные свои недостатки вспомогательными технологиями и оборудованием, однако надо также отдавать себе отчёт в том, что строим мы их, сообразуясь с нашими же представлениями о мире, а это далеко не самый лучший – впрочем, не совсем ясно, какой может быть таким – по нему путеводитель. Если коротко, мы обязаны осознать свою ограниченную природу и, наконец, принять её – а не думать о том, будто этот свет познаваем во всей своей глубине и нашими способами.

Второй момент имеет самое непосредственное отношение к анропоцентричности наших взглядов. Суть состоит в том, что это мы, а не кто-то иной, смотрим вокруг себя и видим то, что представляется нашему взору. Даже оставляя в стороне проблему трактовки, которая сама по себе весьма критична, поблизости нет никого – точнее мы не научились общаться с ними или они с нами, имеются в виду остальные разумные животные, инопланетяне же даже если они и существуют с нами до сих пор на связывались, и есть все основания верить в то, что этого никогда не произойдёт – кто бы был в состоянии оценить нашу картину реальности и, если бы потребовалось, что более чем вероятно, внести в неё некоторые, если не огромное их количество, корректировки.

Всё это вроде бы лежит на поверхности, но при этом зачастую, если не по умолчанию игнорируется и никак не проговаривается. Мы почему-то решили, что наши эпистемологические методы верны, анатомическое оснащение надёжно, а наш перцептивный аппарат безгрешен, и это якобы позволяет нам заявлять о том, что мы понимаем и воспринимаем действительность таковой, каковой она является, что, конечно, не так. Но как увязать это с естественностью чего бы то ни было? Довольно просто, однако работать нужно в двух направлениях. Нам снова помогут иллюстрации.

Первая. Несколько глупо – нет, разумеется, как станет ясно ниже – спрашивать о том, чем отличаются, скажем, металлы от газов. Первые твёрдые и тяжёлые, вторые – разреженные и лёгкие. Есть и другие расхождения, но достаточно будет и этих. Казалось бы, что здесь такого? Интуитивная химия и личный опыт учат нас тому, что данные вещества таковы, и нет никакого прока в том, чтобы сомневаться, что это так. Тем не менее, не всё столь однозначно, как нам представляется.

Если мы спустимся на уровень элементарных частиц, то мы обнаружим следующее. Фундаментально все вещества разнятся лишь в том, какое количество протонов и нейтронов содержится в их ядре, а также тем же – есть ещё изотопы, но они не сильно усложняют картину, базово она именно такая – числом электронов, которые вращаются – так привычнее, на самом деле теперь говорят об облаке, но сути это не меняет – вокруг него. В таком случае совершенно неважно, как мы воспринимаем те или иные субстанции, но критичен их состав, который, между прочим, составляют совершенно идентичные указанные части. Это описание порождает другие интересные эффекты и глобальные вопросы, однако их рассмотрение увело бы нас слишком далеко в сторону, так что ограничимся указанными.

И вторая. Если мы не желаем связываться с квантовыми явлениями, которые действительно слишком фантастичны и нелогичны, чтобы сколько-нибудь удобоваримым образом их объяснить, примем перспективу, например, вируса. Если ему безразлично – это не совсем корректно, конечно, ему не всё равно, ведь он адаптируется к конкретным видам, близким друг к другу генетически, впрочем, расхождения порой и вправду велики, так многие болезни мы получили от домашних животных – кого конкретно заражать – и обычно так всё и обстоит – то для него нет разницы между человеком и птицей – скажем, грипп последних – потому что всё, что он видит – это конгломерат подходящих для его задач клеток, и ничего более.

Мы можем сколько угодно говорить о том, что есть индивиды, виды, классы, а то и вовсе царства тех или иных зверей, но для этого крохотного создания все подобные отличия неважны, но существенны доступность, резистентность и здоровье соответствующего организма, а всё остальное почти не играет никакой роли. Т.е. стоит сменить угол обзора, как обнаруживается иная реальность.

Оба этих примера показывают, что наш взгляд на вещи субъективен. Единственная наша клетка, видимая невооружённым глазом, производится женщинами, а все остальные настолько – для нашей зрительной системы – малы, что рассмотреть без специального оборудования их проблематично. Что же до квантовой механики, то она настолько удивительна и иррациональна, что порождает парадоксы, а также недоверие к себе даже со стороны её создателей. Всё это, однако, не мешает нам озаботиться следующим вопросом.

Мы вправе согласиться – или нет, но тогда мы лишь выявим ригидность своего мышления – с тем, что наши воззрения носят относительный характер и релевантны только на макроуровне, на котором мы и существуем. Как бы то ни было, но приведённые описания были сделаны тоже людьми, которые просто воспользовались своими мозгами, приборами и технологиями и выявили истинную картину действительности, которая и приведена выше. Значит ли это, что мы всё-таки способны глядеть на мир непредубеждённо и непредвзято – т.е. погашая свои врождённые склонности смотреть так, как свойственно нашему виду – если, конечно, постараемся? Увы, но не обязательно и вот почему.

Вернёмся к примеру с обнаружением планет на задворках нашей солнечной системы. Несмотря на все наши усилия и меры предосторожности нельзя исключить того, что мы видим не столько данные небесные тела, сколько, скажем, звёзды, а то и вообще что-то другое. Что бы мы не предпринимали для того, чтобы снизить вероятность ошибки, она никогда не становится нулевой, и это всегда надо иметь в виду прежде чем что-то говорить о реальности. Но и это ещё не всё. Помимо прочего, все эти иллюстрации имеют более глубокий смысл.

Суть состоит в том, что мы можем не только неверно интерпретировать увиденное, но также и просто наблюдать то, что представляется нашему взору, не так, как оно того заслуживает или как это было бы адекватно. Оставляя в стороне первое, второе свидетельствует о том, что велики шансы того, что мы смотрим не на то, не так, не тогда и не там, что, как, когда и где это нужно. И вновь пример.

Наверняка с вами случалось, что вы искали что-то, что, как оказывалось, лежало прямо у вас перед носом. Вне зависимости от того, что именно это было, смысл заключается в том, что мы вынуждены концентрировать своё очень ограниченное внимание, а, кроме того, не вольны управлять как им, так и своими мозгами для того, чтобы найти потерянное. Своеобразная слепота тогда поражает нас, и мы не замечаем очевидного, хотя оно и находится в непосредственной и близости, и зоне видимости.

Разумеется, напрямую провести аналогию между нашим восприятием мира и этой иллюстрацией не получится. Однако она хорошо показывает, что даже прилагая усилия мы всё равно не освобождаемся от превратностей нашей физиологии, сколько бы мы ни старались. Мы вправе, конечно, думать о некоем беспристрастном и объективном наблюдателе – коими мы себя, как правило, считаем – но если это живое существо, то этот идеал недостижим в принципе, ведь эволюция не создаёт совершенных творений.

Это означает, что мы должны принять свою ограниченную природу и не пытаться идти против неё. Реальность познаваема нами лишь до определённой – хотя и функциональной, надо заметить, впрочем, тоже относительно – степени, и нет решительно никаких способов и механизмов для того, чтобы повысить её сверх того, что нам доступно – это не отрицает факта научной революции, о которой ниже, но устанавливает пределы, до которых мы в состоянии добраться. Мы просто люди, и это всё.

Естественно тут, во-первых, то, что мы глядим на мир человеческими глазами – было бы странно постулировать наличие у нас иных – во-вторых, то, что при этом мы используемый данный нам от рождения и по праву принадлежности к этому виду потенциал, но никогда не превосходим его, в-третьих, то, что пороги заранее обозначены самим устройством вещей, и мы не покидаем отведённой нам территории, сколь бы огромной – или, напротив, малой, нам это неизвестно, но более вероятно всё-таки первое – она ни была.

Наш антропоцентризм проистекает из того банального факта, что мы есть люди, и некая альтернативная перспектива нам тривиально не предоставлена. Сколько бы мы ни пытались, какие бы усилия ни прикладывали, что бы ни предпринимали, выйти из этого замкнутого на самом деле круга невозможно из-за того, что за его границами для нас ничего нет – точнее нами не распознаваемо и не воспринимаемо. Всё, на что бы способны – это достичь их, но не пересечь, кто бы и что бы там не говорилось и не заявлялось. Мы тотально укоренены в своей анатомии и, по сути, к ней сводимся.

Конечно, на это обязательно возразят в том духе, что это человек – обычно, правда, в этой роли выступает не тот, кто рассуждает о подобном – создал науки и искусство, построил города и дороги, изучает других животных и ставит эксперименты и т.д., а не наши соседи по планете. И всё это действительно так и есть – или, по крайней мере, мы так полагаем, скажем есть смысл считать, что одомашненные нами виды выиграли от этого больше, чем мы сами. Тем не менее, и в свете нижеследующего, это не столь уж и удивительно или непредсказуемо, а если и искусственно, то в самой малой – пренебрежительной в действительности – степени. Как бы это ни прозвучало провокационно, но всё это было прогнозируемо, потому что при определённых – это важно подчеркнуть, о них в третьей главе – обстоятельствах всё это и естественно, и необходимо.