Первый обсидиан
– Пусть войдет! – распорядился Кроган и глотнул еще вина.
Сын Крогана выглядел сорванцом лет двенадцати. Однако, несмотря на столь юный возраст, рожа у него была уже разбойничья. И повадки ей под стать. Звали мальца тоже Кроганом и будущее, по мнению Крогана-старшего, у него было большое. Только малому он этого не говорил – чтоб не зазнался ребенок раньше времени.
– Так, сынок, – предводитель поцокал языком, – о твоих похождениях я уже наслышан. Я тебе что велел?
– Мзду собрать с Золотынки, – пробубнил младшенький.
– А ты куда полез?!
– Пап, я…
– Молчать! – рыкнул Кроган-старший. – Однажды Трое тебя покарают! Знаешь, что ждет за ослушание родителей?
– Но я за… – вновь попытался сын вставить слово.
– Геенна огненная! – выпалил отец и стукнул кулаком по спинке дивана.
Ручная гиена засуетилась вокруг хозяина, порыкивая и поклацывая челюстями: ей показалось, что ее позвали и сейчас наконец прикажут кого-нибудь разорвать. Вот счастье-то!
– Папа… – Кроган-младший аж побледнел. – Папа, не надо гиен… Я обычных-то боюсь, а уж огненных…
Предводитель замер на полуслове, и только через минуту до него дошел весь комизм ситуации.
– Дурень! – захохотал он и хохотал так громогласно и заразительно, что сын тоже стал посмеиваться.
– Ладно, будет с тебя… – смягчился наконец Кроган-старший. – Так что ты там пытался сказать?
– Мы с парнями тут чего по лесу-то шарахались… – младший поскреб в затылке. – Видели, что по дороге из Рубежа пришли какие-то двое. Без ружей оба. Мы хотели их тебе притащить, так они в Гиблые Места свернули. Мы все равно следили – интересно же. Так они все прошли – и живые до сих пор. Скоро к нашей границе подойдут. Парень и девка. Отдай их нам, а пап…
– Сюда веди, живьем, – распорядился Кроган, посерьезнев. – И не калечь. Сначала я их расспрошу как следует. Интересно, как они Гиблые Места прошли, и что в Рубеже сейчас делается. Давай, пошел! Впрочем, стой! Я с тобой пойду. А то опять дров наломаешь.
Насчет отряда Кроган-старший распорядился быстро. Чарг его люди не держали, так как те не уживались с любимыми гиенами предводителя, потому ездила черная орда на тарандрах – здоровенных животных с тяжелыми раздвоенными копытами. Их головы венчали бы огромные ветвистые рога, не будь они спилены под корень – чтобы не закрывали наездникам обзор. Тарандры покорно терпели визгливых кроганских гиен, которые бежали рядом, словно охотничьи собаки.
Утро выдалось славное: немного пасмурно и туманно – в самый раз для охоты. Все низины мягко и нежно заполнил туман, на дне густой, как молоко. Кроган ехал впереди всей ватаги на белоснежном тарандре с богатой сбруей, как и полагается предводителю Он находился в добром расположении духа, то и дело поглядывал на младшенького, отмечая уверенный взгляд наследника, его осанку, умение держаться в седле… Старый разбойник любовался единственным сыном, чувствуя гордость за него. Если б еще гиен не боялся, сорванец. Ну да что поделаешь, если в раннем детстве его чуть не съела одна дурная гиена. Кроган-старший тогда выпотрошил ее напоказ всей гиеньей стае, чтоб другим неповадно было, но жуткого впечатления у мальчишки это не сгладило. При слове «гиена» бледнеет и теряется до сих пор. Впрочем, это ерунда. Это забудется. Лет через пять, через десять ли – но забудется, непременно.
***
– Вот тут кроганская банда проводит границу Гиблых Мест, как они называют эту территорию, – объясняла Владислава, водя пальцем по карте. – Они этих холмов боятся и стараются не заглядывать сюда без нужды. Сегодня мы выйдем за эту безопасную для нас границу, Кан.
– Плохо дело, да? – вздохнул парень.
– Все будет хорошо, – улыбнулась Влада и ласково взъерошила ему волосы. – Поселения мы обошли, а это было самое опасное. Осталось только перейти реку. Мост охраняется, но мы по нему не пойдем. Лучше в брод, через перекаты.
На последнем безопасном привале Кангасску даже читать не хотелось. Он лежал на траве и печально глядел в небо. Там уходило за горы красное, тяжелое вечернее солнце. Ему много о чем думалось. Вспоминал родной Арен-кастель, казавшийся теперь ушедшим и забытым сном. И думал о том, куда же и зачем же он идет. У Влады есть ясная цель, а у него? Зачем он рискует жизнью? Он задавал себе эти вопросы сотни раз, но ответа не находил. Решил все же, что пока его цель – не бросить Владу одну, а там видно будет.
Утро выдалось туманное, мокрое. Каждый волосок на шкуре чарг оно обсыпало жемчужными росинками. Чаргам это явно не нравилось – они то и дело встряхивались, разбрасывая сверкающие брызги во все стороны. Кангасску невольно вспомнился фонтан в Арен-кастеле, разбивавший живительную влагу на мелкие капельки.
Границы Гиблых Мест никто не отмечал, но, верно, путники уже перешли ее. Туман сгущался, не давая толком разглядеть, что впереди. Кангасск тумана раньше никогда не видел, но он ему уже не нравился, особенно после того, как Влада сказала, что там водятся сильфы. Лук, упорно не признавая его бесполезности здесь, Кан держал наготове.
***
Сэслер покинул холмы. Оттуда, сверху, он мог следить за путниками, следуя за ними пешком, ибо расстояние не требовало от него скорости – «глаз» позволял видеть и контролировать все. Но сейчас, когда они вышли за границы его владений, пришлось выбирать – остаться или проводить их до конца. И Сэслер выбрал. Он покинул холмы.
Дикая чарга пришла на его зов. Сэс помнил ее еще детенышем – она попала в капкан, и стальные зубы раздробили ей лапу. Капкан поставил кто-то из ребят Крогана (они тогда были смелее и то и дело заходили куда не следует, а именно на территорию Сэслера) – сам Сэслер никогда капканов не ставил, поскольку считал такую охоту подлостью, а на хищников и вовсе не охотился, почитая их как равных себе.
Того, кто ее вылечил, чарга помнила до сих пор и согласилась везти его на своей спине. И вот, пригнувшись к мохнатой холке, Сэс помчался вниз. Он должен был не терять путников из виду и в то же время находиться выше на местности, чтобы успешно стрелять издалека. Сложно, но можно… если бы не туман…
***
Кроган устроил засаду, мастерски устроил, показав сыну, как надо.
Река Фэрвида здесь разлилась широко и мелко, бурля по скользким круглым камням. Течение в этом месте становилось стремительным, но вода едва достигала колена. Переправляясь, путники спешились и даже доверчиво сняли сапоги и закатали штанины, ступая в ледяную воду. Чарги воды не любят, потому их вели медленно, приобняв за шею, чтобы не волновались.
Кроган-старший подал сыну сигнальный рог. Младший дунул в него со всей силы – для мальчишеских легких это было серьезным испытанием. Звук получился робкий, но слышимый хорошо: по этому сигналу на обоих берегах спустили гиен.
Первая же получила стрелу промеж глаз – Кан не дремал. Второй стрела угодила в бок, и гиена с визгом завертелась, пытаясь вытащить глубоко засевшее древко. Третья стрела уже готова была сорваться с тетивы. Но когда из тумана, клубившегося по берегам, показались люди Крогана с ружьями, Кан опустил лук.
Ловушка, как есть ловушка. По обоим берегам, плеща водой, беснуются пятнистые бестии. А за ними, держа ружья наготове, стоят три десятка людей – по пятнадцать с каждого берега.
Чарги шипели, огрызались и выпускали когти, готовые биться насмерть. Бледный от ужаса Кангасск попытался заслонить собой Владу.
– Бросьте оружие, – крикнули им с западного берега. Голос был наглый, мальчишеский…
– Бросай, Кан, – сказала Влада так спокойно, будто и на этот случай у нее был план. – Бросай.
Мечи, лук и колчан упали в воду. Но если стальные тела мечей в кожаных ножнах опустились на дно, то лук и стрелы Фэрвида унесла с собой.
***
Когда туман поредел и позволил «глазу» заглянуть за его завесу, то Сэслер понял: он опоздал. Две беспомощные фигурки стояли посреди ледяной реки, подняв руки, в которых не было оружия. Некуда бежать: враги заняли оба берега. Даже на чаргах не прорваться – догонят гиены. Да и от пуль пушистые звери, в отличие от своих хозяев, не защищены. А Фэрвида течет равнодушно, перекатываясь через скользкие камни, и по ней никуда не убежать.
И тут взгляд Сэслера остановился на двоих, стоявших чуть поодаль от всех. Оба Крогана, и старший, и младший, были здесь! В худом длинном мальчишке Крогана-младшего Сэслер опознал сразу – так тот был похож на отца.
«Моя месть будет страшной, Кроган,» – подумал Сэслер, прицеливаясь маленькому разбойнику в ногу…
***
Кроган-младший закричал и повалился на землю. Он рыдал совсем по-детски, зажимая руками рану; багровое пятно расползалось по штанине…
«Призрак! Стрелок-призрак!» – закричали солдаты Крогана на разные голоса. Ужас, пришедший из темных легенд, захлестнул их. Они метались по берегу и стреляли в туман.
Тем временем вторая пуля клюнула Крогана-младшего в ладонь. Еще несколько бесшумных выстрелов настигли других разбойников. Их неведомый стрелок бил в головы – тех, кто беспечно откинул на жаре кевларовые капюшоны – в затылок, а прочих – в лицо, если те поворачивались лицом. Тем, кто надеялся на кевлар, попадало по ногам, они падали и кричали, пока стрелок не добивал их.
Владислава и Кангасск замерли, превратившись в островок безмолвия посреди разыгравшегося на берегу безумия. Стрелок не трогал их – вот что они поняли ясно, потому что разбойников, тех, что, глядя на них, посчитали реку безопасной, пули настигали так же, как и тех, что метались на берегу..
Бесновались гиены, скача вокруг людей и клацая зубами…
– Кан, бери меч! – опомнилась Влада. И вовремя: пятнистые зубоскалы уже двинулись на них, видимо, считая их всему виновниками. Или просто чуя легкую добычу.
Двух гиен сбили в прыжке чарги и уже рвали их, катаясь в покрасневшей воде. Остальные кинулись на людей. Переступая босыми ногами в по осклизлым камням, в ледяной воде, Кан и Влада как могли отбивались от наседавших хищников. Кем бы ни был пришедший на помощь неведомый стрелок, ему явно было не до гиен сейчас.
***
Кроган-старший не замечал уже ничего. Ни людей, падавших с пробитыми головами, ни озверевших гиен, которых рубили посередине реки двое чужеземцев… Во всем мире для него остался только сын. Мальчишка уже не кричал. Он лежал на траве, запрокинув голову, и хватал ртом воздух. Лицо его было белее мела. Кроган-младший умирал.
Когда Влада и Кан, прихрамывающий на левую ногу, за которую его тяпнула гиена, вышли на берег, они увидели не великого и ужасного предводителя черной орды, а просто старика. Седого, сутулого, убитого горем старика. Кроган плакал, плакал безутешно, и ничто в мире не имело для него значения. Винтовку свою он бросил где-то в траве и давным-давно про нее забыл. Кевларовый плащ он снял и накрыл им сына, чтобы жестокий стрелок не вздумал больше мучить его. А когда суетившаяся вокруг старая плешивая гиена дернула умирающего мальчишку за руку, Кроган бросился на нее и (откуда только сила взялась) сломал ей шею…
– …не надо гиен… – простонал маленький Кроган. – …не надо гиен, папа… я боюсь… – и затих.
Тогда у Крогана-старшего помутился рассудок. Он кричал, плакал, он умолял сына проснуться, он рвал на себе волосы, он то молился Трем, то проклинал все на свете… И вот мир для него померк. Померк еще и потому, что в этот самый миг ему отказались служить глаза. Слепые, они теперь видели только мрак вокруг, и ничего больше.
Кангасску привиделось какое-то движение в тумане. И скоро к берегу вышел человек. На нем не было кевлара – только зеленый фарховый плащ поверх кожаной одежды. Он нес за плечом винтовку, на стволе которой мерцал в слабом солнечном свете большой стеклянный глаз.
– Это твоя кара, Кроган, – произнес человек. – Помнишь, ты замучил моего сына на потеху толпе? Зло всегда возвращается. Теперь я отомстил.
Старик не мог ответить ему ничего. Он кричал, причитал и теребил тело сына, умоляя того проснуться. И вдруг – ясный проблеск сознания – произнес:
– Убей! Убей и меня тоже!
– Нет, Кроган, – сказал стрелок, и в голосе его звучал ледяной холод. – Ты останешься и будешь жить. И будешь помнить, как твой сын умирал. Отныне твоя жизнь превратится в сплошной кошмар. Как когда-то – моя.
Перешагнув через тело Крогана-младшего, стрелок подошел к Владе и Кангасску и сказал им:
– Я Сэслер. Я следил за вами с тех пор, как вы свернули с дороги, чтобы с вами не случилось беды. А теперь я вижу, что вас послало Небо, ребята. Я много лет ждал возможности отомстить. Сейчас возьмите у убитых ружья и идите, куда шли. Больше вам ничего не грозит.
Ответа он ждать не стал – просто развернулся и зашагал прочь. Скоро он растворился в тумане – лишь винтовка еще долго мигала незачехленным глазом, отражая неяркое солнце.
Уходили Влада и Кан с тяжелым сердцем, слыша за своей спиной надрывный, горький плач старика. И даже когда туман звук, голос Крогана все еще отдавался эхом в памяти обоих.
Глава третья. Белый мрак
Очередной привал пришлось сделать очень скоро: раны не дали уйти далеко. Конечно, так далеко от границы и так близко к разбойникам лучше бы не разводить костра, но без горячей воды ран не промыть.
Привал устроили у подножия лысого холма, где протекал мимо робкий холодный ручеек. Пока Влада ходила с котелком за водой, чарги зализывали раны, причем не только себе, но и Кангасску, который беспомощно растянулся на земле: у него был жар.
Благо, жог на этом холме рос повсюду – хватило на крепкий густой отвар, способный выгнать заразу даже из самой запущенной раны. Правда, чарги от подобного средства отказались, предпочтя обойтись слюной и языком. Так что жогом поливали друг друга люди. Кангасска тяпнула за ногу гиена, и теперь нога распухла так, что даже не помещалась в сапог. Что до Влады, то она словила шальную пулю, которая не убила ее лишь благодаря кевларовой куртке, но вгрызлась в кожу и мышцу, и все равно пришлось выковыривать ее ножом.
Позаботившись о ранах, поели и прилегли отдохнуть. Никакой разговор не шел: слишком тяжелое впечатление оставил сегодняшний день. Кангасск и вовсе боялся закрыть глаза: стоило смежить веки, как перед взором начинали мелькать картины битвы и неизменно вспоминался старик, плачущий над мертвым мальчишкой. И этот… Сэслер-каратель – жуть ходячая.
– Зачем он его так… так жестоко… – спросил Кангасск, глядя в ясное небо.
– Снайперы вообще народ жестокий… – так же пространно ответила Влада.
– Кто-кто? – переспросил Кан.
– Снайперы. Этот парень изобрел прицел, который позволяет точно стрелять издалека. Он снайпер. Единственный в мире… пока.
– Влада, откуда ты все знаешь?
– Повидала всякого, вот и все.
Кангасск не стал допытываться, но такой ответ его не удовлетворял. Слишком у этой милой девушки все правильно. Откуда это юное создание может столько знать?.. «Юное ли?» – мелькнула мысль. Кан чуть не спросил, сколько ей лет, но вовремя прикусил язык: невежливо у женщин такие вещи спрашивать. И все-таки… Нет, не похожа она на колдунью. Просто дитя воина, и, похоже, любимое дитя, раз стольким вещами ее научили. И лет ей, наверное, двадцать, как самому Кангасску, а то и того меньше. Может, он тоже бы столько знал, если б путешествовал сызмальства, а не сидел за цементной стеной Арен-кастеля.
До вечера так никуда и не пошли. Пожалели чарг, которым сполна досталось гиеньих укусов. У них пока не было сил даже пойти добыть себе пропитание, потому Влада насыпала им сухого пайка путешественника, который они слопали за милу душу и теперь запивали водой из ручья, деликатно черпая ее языками. На долю же самих путешественников теперь остались только мюсли, но Влада сказала, что, как выйдут за пределы Горелой Области, можно будет закупиться в каком-нибудь городке.
До первого городка добирались аж два дня, чтобы не загонять раненых чарг. Поначалу местные, увидев двух всадников с ружьями да обряженных в кевлар, засуетились и перепугались не на шутку. Правда, известие о том, что младший Кроган убит, а старший отошел от дел, резко сменило градиент настроения – теперь Владиславу и Кангасска чествовали как героев.
Ох, без особой радости встретили они дождь из лепестков роз. Гордиться им было особо нечем.
Мэр городка принял у Влады на хранение ружья и кевлар, которые будут не нужны в дальнейшем, и распорядился, чтобы чужеземцев обеспечили провизией, лечением и предоставили лучшую гостиницу для отдыха. Скромная оказалась гостиница, но после ночей в лесу, с комарами, когда каждое утро просыпаешься по уши в росе, радостно было хотя бы просто поспать под надежной крышей.
– Что читаешь, Кангасск? – поинтересовалась Владислава, застав его вечером за книжкой.
– Да про эту Область, – ответил он лениво. Читал он лежа, развалившись во всю кровать.
– Что пишут? – Влада улыбнулась и присела на краешек кровати.
– Называется Теплая Область. Очень мягкий климат, магический потенциал способствует ясновиденью, – процитировал Кангасск и задумчиво хмыкнул. – Я уже заметил, что тут много гадалок. Может, сходим судьбу узнать, а?
– Предпочитаю не знать.
– Это почему?
– Жить неинтересно станет, Кан.
– Как скажешь.
Кан закрыл книгу и поднялся на локте, который, впрочем, не преминул утонуть в мягких подушках.
– Куда потом? – поинтересовался он. – Опять напрямик?
– Опять, – кивнула Влада.
– Спорить бесполезно, понял, – весело сказал Кангасск.
Влада была одета по-домашнему, в легкую ночнушку, под которой вряд ли было что-то еще. И только сейчас, подняв глаза от книги и взглянув на девушку, Кангасск это осознал.
Кровь бросилась ему в лицо. Мысли побежали по кругу: как она назвала его славным парнем тогда, в Арен-кастеле, как впервые улыбнулась…
«Зачем она пришла? – подумалось ему вдруг. – Может, остаться хочет? Было бы славно…»
– Я спокойной ночи пришла пожелать, – сказала Влада. Кангасск аж вздрогнул: будто мысли прочитала! – Так что спокойной ночи и приятных снов, – и невозмутимо удалилась в свою комнату.
– А зря не осталась… – прошептал Кангасск ей вслед.
Теперь ему не спалось. Сбоку на бок ворочался. Грифов считал. Овец – тоже (недавно узнал, что в зеленых местностях, чтобы уснуть, считают овец, а не драконов). Не помогало. Никак. Уже пора бы привыкнуть, что везде, кроме Кулдагана, ночь – время сна. Хотя… нет, этот город не совсем уснул. Кангасск выглянул в окно и увидел, что кое-где светятся вывески, и люди ходят по улицам. Увидел и подумал, почему бы тоже не пройтись? Тем более, что городок, радостно отмечавший победу над Кроганами аж с утра, выглядел безопасно и приветливо.
Кан оделся, взял меч на всякий случай (ночь, все-таки!) и пошел. Стоило ему шагнуть за порог гостиницы, как цветастые, подсвеченные вывески окружили его со всех сторон. Правда, денег у него было всего-ничего – только то, что прихватил из дома, так что заходить в каждое ночное заведение он не стал. А чтобы не травить душу, направился туда, где было темнее, чем на центральной улице. Здесь оказалось тише и спокойней, и подвыпивших по случаю разгрома черной орды горожан встречалось куда меньше.
Шел неторопливо – берег недолеченную ногу, – и от этого походка получалась самоуверенной и важной, как и подобает великому воину. Великий воин – как звучит-то! Главное – не добавлять, что благородную хромоту обеспечили вонючие гиеньи зубы, а не вражий клинок.
– Эй, герой! – окликнул его тоненький голос. – Идем, погадаю!
Кангасск обернулся и расплылся в улыбке: его звала лохматая девчушка лет десяти. Она сидела на маленьком складном стульчике у стены, рядом с самодельной корявой вывеской. В длинном платье с оборками; с волосами, стрижеными по-мальчишечьи, она напоминала сердитого воробушка, нахохлившегося на ветке.
– Ты что ль гадалка? – добродушно посмеялся Кан, вдруг почувствовав себя взрослым и серьезным воином, решившим пошутить с ребенком.
– Да! Я же Илианн. У нас в роду все женщины видят будущее, – обиженно сказала девочка. – Идем, погадаю, не пожалеешь.
Кан подошел.
– А что ты ночью тут сидишь? – спросил он.
– Днем не гадают, – гордо сказала маленькая гадалка. – Днем только дураков обманывают. По-настоящему будущее открывается только ночью!
– Прости, не знал, – Кан присел на корточки рядом. – Сколько просишь за гадание?
– Пять монет, – заявила девочка тоном, не терпящим пререкательств.
– Дороговато…
– Тогда не гадай!
Кангасск подивился самоуверенности ребенка и выложил на протянутую ладошку пять монет.
– Теперь скажи: «Разрешаю Занне заглянуть в мое будущее», – потребовала девочка. Кан послушно повторил.
Тогда маленькая Занна зажмурилась и положила подбородок на ладошку, став похожей на прилежную школьницу, которая размышляет над сложной задачей.
– Тебя зовут Кангасск, ты из Арен-кастеля, – медленно заговорила девочка, будто читая откуда-то слова. – Тебе двадцать лет. Ты воин. Теперь спрашивай, что ты хочешь знать.
Вот это поворот. Улыбка пропала с лица Кангасска, и ему как-то разом стало не до шуток. Почему-то теперь, когда он понял, что смотрит в глаза настоящей провидице, пусть и маленькой, возможность узнать будущее казалась уже не такой заманчивой. Но, похоже, пути назад уже не было. Просто развернуться и уйти сейчас – это было бы нечестно по отношению к девчушке.
– Я… – Кан смутился, стоит ли ребенку такое рассказывать, но это был, определенно, очень необычный и очень серьезный ребенок. – Я путешествую с девушкой. Ее зовут Влада. Мне бы хотелось знать… эээ… как она ко мне относится и будем ли мы вместе когда-нибудь… ну… в смысле, полюбит ли она меня, а я – ее?
– Сейчас посмотрю, – Занна вновь зажмурилась.
Кан ждал в напряжении целую минуту, и любопытство потихоньку подгрызало его терпение. Но тут Занна открыла глаза; по лицу девочки пробежал испуг, смешанный с удивлением.
– Иди, иди отсюда, дядя! – скандальным голосом заявила она. – Иди! Забирай свои деньги и иди! – сунула ему те самые пять монеток и завизжала для острастки: – Пошел вон!!!
Кангасск, конечно, ушел, пока на крики полгорода не сбежалось, и, решив, что на сегодня приключений хватит, направился к гостинице. Монетки, еще хранившие тепло детской руки, он с сожалением положил обратно в кошель. Знать бы, что же такого увидела в его будущем маленькая гадалка, что же ей так не понравилось. Ну вот, теперь вопросов куда больше, чем раньше.
Проснулся он далеко за полдень: ветер колыхнул штору, и яркий свет пробежал по глазам.
Покусанная нога сегодня чувствовала себя куда лучше, даже в сапог поместилась без проблем. Если бы не противный жог, отвар которого оставляет на коже бурые пятна, никто бы и не подумал, что тут кого-то когда-то кусали. Но жог все же о лечении напоминал. Еще как! Не зря эту злобную травку так зовут.
Кан оделся; зевая и хлопая глазами, поглядел в окно. В городе было шумно и пыльно. Из каждой лавчонки доносились громкие крики торговцев, бойко нахваливавших товар. Несколько дневных гадалок расселись вдоль стен и гадали прохожим по руке. Кангасск сразу вспомнил, как о них отзывалась маленькая Занна Илианн, и усмехнулся. Хотя непонятное чувство потревожило его снова. Что же такого углядела девчонка в его судьбе?
Гостиницы здесь не звались дларями и устроены были иначе. Вот, например, вместо уютного общего зала с камином – столовая внизу, где ровными рядами стоят тяжелые деревянные столы, изрезанные ножами и исчерченные кругами от мокрых стаканов. Судя по всему, не сдвигались эти столы с места ни разу. Кан мог только догадываться, где здесь устраивают танцы. Одно ясно: местный «общий зал» не знал их с момента основания. Грустно, ребята.
Владиславу Кангасск не нашел ни в столовой, ни в комнате. Комната же была оставлена в идеальном порядке: постель заправлена, рюкзак заперт в шкаф – с глаз долой. Даже пыли на ночном столике нет.
Кан присел на кровать и присмотрелся к столику: свечи на нем оплавились: одна полностью, так что даже фитилек утонул в восковой лужице, а другая – наполовину. Неужели Влада читала всю ночь? Нет, читающей ее Кан никогда не видел, а вот за картой – частенько. Аккуратный пергаментный рулончик лежал на полке под столиком. Кангасск его вытащил и развернул.
Это оказалась вовсе не та карта, которую он не раз видел в руках спутницы. На той были нанесены все крупные объекты центра Омниса: карта мира, необходимая вещь для путешественника. В общем-то обычная, всем, даже домоседу-Кангасску, понятная карта была. А эта же… Черты Омниса здесь проступали едва-едва, как что-то известное и отставленное на второй план, зато всю Ничейную Землю картограф раскрасил цветными чернилами. Каждая область, каждое пересечение имели свой собственный цвет и столбик непонятных цифр рядом. И граница этого нестабильного региона обозначалась совсем не так, как на обычных картах! (Кулдаган, как Кангасск немедленно отметил, тоже был обозначен тут как Область! Только не ровным кружочком, а многоугольником с углами в вершинах гор Кольца!) Основная же граница представляла собой пересечение двух огромных кругов (один выведен золотой, другой – серебряной краской) . Полностью они никак не поместились бы на карте, так что картограф изобразил только пересечение и их центры. Центр золотого круга был совмещен с городом, который на обычной карте звался Югой, а серебряный круг – с небольшой крепостью, отмеченной как Серая Башня. И в пересечении – цветастая, точно лоскутное одеяло, Ничейная Земля… И Кулдаган, который, насколько Кан знал, Областью никто никогда не считал. Это наводило на мысли и заставляло хмурить брови.