Инфо

Глава 4

Слова. Слова. Слова… СЛОВА.

Они выплывали из стен, закручивались спиралями на потолке, складывались в объемные тексты и мыслеформы. Слова текли и летели, перемежались друг с другом, объединялись в фразы и предложения, устилали строками пол. Если Алексей закрывал глаза, он все равно видел их негативы на внутренней стороне век. И даже когда удавалось зажмуриться как следует – они начинали шептать.

Никогда тишина не была столь желанной для него. Каждую секунду – если только Леша не лежал под действием препаратов, приносящих временное блаженное безмолвие мира, наполненное созерцанием потолочной пустоты – каждую секунду он слышал сотни чужих голосов. Они кричали и шептали, напевали и проговаривали монотонно. Иногда он узнавал их, иногда ему казалось, что он их знал, иногда это были совершенно незнакомые голоса, но стоило чуть прислушаться и приходило знание, кто говорил и когда.

Скрипнула дверь. Слишком поздно для завтрака, слишком рано для ежедневного обхода, что, впрочем, было неважно. Сразу за скрипом – знакомый голос психиатра:

– А тут у нас отдельный случай, – тяжелый сочувствующий вздох, кажется, ветерком коснулся щеки Алексея.

Но это были лишь слишком близко подкравшиеся строки, поэтому Леша нервно дернулся, силясь их отогнать.

– Этот юноша у нас надолго. Слишком тяжелый случай.

– А что с ним? Почему он в отделении для буйных? Вроде выглядит неопасным, – этот голос Алексею был абсолютно незнаком. И одновременно знаком, как ни один иной голос в этом наполненном шуршащими страницами мире.

– Он опасен скорее для себя. Держим здесь – тут персонал внимательнее.

– Суицидник?

– Да вроде нет. Не больше остальных.

– Можно посмотреть его карту?

– Да, пожалуйста.

Шорох бумаги заставил Алексея сгорбиться, скукожиться, пряча лицо в колени. Связанные смирительной рубашкой руки не могли зажать уши. Алексей начал глухо жужжать, чтобы этим звуком перекрыть все. Благо, вскоре снова раздались живые голоса, хоть Леша и сомневался порой в их реальности.

– Поступил к нам с острым шизофреноподобным расстройством. Сумеречное помраченное сознание, делирий, – вещал психиатр. – Через месяц пребывания был поставлен диагноз шизофрения. Сейчас, как сами можете видеть, находится в пограничном состоянии. Срыв может произойти в любую минуту…

– Пока я вижу только страдающего человека, – голос незнакомца звучал напряжено, разрывал туманную кисею пространства острыми нотами. – Он постоянно в смирительной рубашке?

– Практически.

– Почему?

– Ему так спокойнее.

– Ему? Или вам?

Голос незнакомца едва заметно дрожал, словно он воспринимал дело пациента слишком близко к сердцу.

– Ничего не понимаю. С чего вы взяли шизофрению?

– Ну как же, все симптомы…

– Кататоническое поведение? Психомоторное возбуждение?

– Ну, вы же сами видите. Он ни разу не пошевелился.

– Ему страшно, вот и все. Чем он так напуган?

– Галлюцинациями.

– Он слышит голоса?

– Нет, он их видит.

– Как это?

– Вы у меня спрашиваете?

Иногда Алексей даже жалел о том, что учился не на психиатра и понимал далеко не все, что говорили при нем врачи. Хотя стоило чуть напрячься и разрозненные слова услужливо выстраивались в страницы психотерапевтических учебников – можно было читать прямо на стене. Но Алексей редко находил в себе силы управлять галлюцинациями.

– Ох, а с чего все началось? Тут ничего не написано, – снова зашелестели страницы, снова голос дрожал, почти срывался.

– По словам родных, все произошло слишком быстро. Никто ничего не знает.

– Но вы же с ним беседовали, проводили анализы. Он принимал наркотики? Пил?

– Все анализы отрицательные. Никаких наркотиков, по крайней мере за последний год. Алкоголь в разумных дозах. Поступил к нам трезвым. Да и отзывы о нем были только самые положительные. Абсолютно нормальный внешне индивид. Учился, подрабатывал… а теперь, сами видите – абулия, алогия, апатия, шизофренический делирий, дезорганизованное поведение. Был нормальный человек…

Психиатр вздохнул с жалостью. От этого звука у Алексея начали мокнуть ресницы и свербеть в носу.

– Наследственность? – казалось, незнакомец искал не причину, а оправдание Лешиной беды.

– Нет. Вся родня в полном порядке. Для них это стало шоком. Такая трагедия…

– Но что-то ведь должно было послужить катализатором? Депрессия, стресс. Черепно-мозговая.

– Да, по словам матери, несколько месяцев назад его избили на улице. Но там не было ничего серьезного. Полежал в больничке немного, выписался и все было хорошо.

– Ничего не понимаю… Может это стресс. Но что могло случиться…

– Вы так остро реагируете, – наконец-то заметил психиатр. – Вы знакомы с этим молодым человеком?

– Что? Я? Нет, я его впервые вижу, – ложь окрасилась кислотно-зеленым и чуть подсветилась по краям.

Почему-то Алексей был рад тому, что его лечащий врач не мог этого видеть и разоблачить незнакомца. Но почему тот врал? То есть… они на самом деле были знакомы?

Леша заставил себя поднять голову, выпрямиться и взглянуть на двух мужчин в белых халатах, беседующих о нем, словно о предмете интерьера. Грузный психиатр в этот момент как раз протирал очки, кажущиеся слишком хрупкими в его руках. Он не заметил перемены в позе пациента. Зато заметил другой – высокий сероглазый молодой мужчина с красивым лицом и длинными светлыми волосами, завязанными в аккуратный хвост. Под белым халатом просматривалась элегантная рубашка приятного голубого оттенка. Галстук, запонки. Незнакомец осторожно улыбнулся:

– Здравствуйте, Алексей. Прошу прощения, что потревожил.

Алексей молчал, силясь понять, где он мог встречать этого красивого человека с такими бархатистыми интонациями и теплым взглядом. Он определенно его где-то видел, если, конечно, ему опять все это не грезилось.

– Бесполезно, – покачал головой врач. – Ничего вразумительного он вам не ответит. Социальный аутизм…

– А если ответит? – поймал его на середине фразы незнакомец. – Вы позволите мне его вести?

Редкие бровки психиатра поползли вверх по округлому морщинистому лбу. После чего последовало неопределенное хмыканье:

– Попробуйте.

Незнакомец кивнул и сделал один осторожный шаг в сторону Алексея. Улыбнулся обезоруживающе.

Алексей следил за его приближением и не чувствовал страха. Наконец-то совершенно не чувствовал страха. Словно рядом с этим человеком (а человеком ли? что за странные вопросы роились в голове…) ничего плохого с ним не могло случиться.

В какой-то момент Леша поймал себя на том, что улыбнулся в ответ.

– Здравствуй, Алексей. Меня зовут Юджин Владленович. Но ты можешь называть меня просто Юджин, хорошо? Ничего, что я так сразу на «ты»?

Алексей молчал. Потому что вокруг собеседника начали роиться совершенно новые, золотистого цвета строки. На незнакомом, странном каком-то языке, который Алексей вопреки всему мог прочесть. Который он понимал.

«Книжник. Книжник, как же… как же так? Почему я нашел тебя именно здесь? Книжник. Брат, я… Я вытащу тебя отсюда. Не бойся – теперь все будет хорошо».

Алексей смотрел в ласковые, серые (такие же, как у него) глаза напротив. С удивлением понимая, что да – он понимал. И верил. И даже тихо отвечал что-то Юджину вслух, к крайнему удивлению своего, теперь уже бывшего, лечащего врача.

– Ну, так что, Леш? – спросил Юджин, закрывая папку истории болезни. – Будем выздоравливать?

Алексей кивнул. И улыбнулся в ответ.

Глава 5

Это был новый кабинет. Здесь едва заметно пахло краской и только что купленной мебелью. В уголках обивки дивана еще топорщились обрывки полиэтиленовой упаковки, которые так и просились в руки – теребить, дергать, тайком вытаскивать и растягивать. Кажется, Юджин заметил, зачем Леша сунул руку между телом и подлокотником дивана, но виду не подал.

Они сидели друг напротив друга – врач и пациент – в светлом кабинете, так не похожем на все другие комнаты в этой клинике. Слишком много света, словно солнце намеренно задерживалось, заглядывая сюда через высокое окно. Легкие занавески ничуть не мешали солнечным зайчикам гулять по поверхности стола, среди документов, книг и каких-то совершенно неуместных мелочей, за которые так и цеплялся взгляд. Например, крошечная чиби-фигурка Сейлор Мун, брелок с изображением кота Гарфилда на ключах или кружка с надписью «у каждого человека свои звезды», из которой неожиданно доносился аромат какао.

Алексею странно было здесь находиться. Кабинет настолько выбивался из общего фона клиники, что начинало казаться, что за дверью ждал нормальный мир, а не обшарпанный коридор с вечно тусклыми лампочками.

– Итак, Алексей, – Юджин отложил в сторону историю болезни и поймал взгляд пациента. – Начнем наконец-то наше знакомство?

– Алексей Юрьевич Грин, 1997 года рождения, девятнадцать полных лет… – монотонно заговорил Леша, но врач прервал его.

– Это я знаю. Давай поговорим о том, почему ты здесь.

Обычно на подобные вопросы Алексей закрывался и молчал в пассивном ожидании, конца приема. Но сегодня напротив сидел Юджин, смотрел с теплым пониманием, едва заметно подбадривающе улыбался. Ему хотелось верить и с ним хотелось говорить.

– Острое шизофреноподобное расстройство, сумеречное помраченное сознание, делирий… Что такое делирий? – сорвавшийся с губ вопрос стал неожиданностью для самого Леши.

– Психическое расстройство, характеризующееся наличием, преимущественно зрительных, галлюцинаций и иллюзий, – ответил Юджин и тут же добавил. – Но я подозреваю, что ничего подобного у тебя не было.

– Но я видел, – выдохнул Алексей, вдруг испугавшись того, что врач ему не поверит. – Я, правда, видел!

– Вот именно, – серьезно кивнул Юджин. – Ты, правда, что-то увидел. Что это было, Леш?

Алексей почувствовал, что попался. Никому прежде он не говорил, что галлюцинации, случившиеся с ним в морге, и некоторые мелкие глюки, появлявшиеся до того, казались ему чем-то… чем-то настоящим? Но он ведь и сам понимал, что видит иллюзии, что он болен и что срыв, скорее всего, произошел на фоне депрессии, после…

Нет. Не думать об этом. Не вспоминать. Стереть информацию.

Боль, тихая, но навязчивая, словно комариный писк, появилась в районе висков.

– Алексей? – Юджин мгновенно считал перемену в состоянии пациента. – Что-то не так? Тебе плохо?

Алексей сжался, подтянув ноги к подбородку и обняв колени. Застыл в шаткой позе, на самом краешке дивана, замер. Психиатр вздохнул, поднялся, обошел стол и присел рядом с ним. Тронул за плечо.

– Алексей, послушай меня. Я понимаю, что тебе больно и страшно. Ты попал в ужасную беду, из которой пока не видишь выхода. Я хочу помочь тебе. Но для этого ты должен мне верить так же, как я тебе. А я верю тебе, Леш.

От прикосновения теплой ладони головная боль моментально прошла, словно ее выключили. Алексей боязливо приподнял голову. И снова встретился взглядом с добротой серых глаз.

– Верите? – переспросил еле слышно.

«Верю, – вспыхнули золотистые буквы: ты ведь, слышишь меня, Леш?»

Губы Юджина не шевелились, но взгляд стал выжидательным.

– Я… не слышу, – рискнул ответить Алексей после нескольких мучительных минут. – Я вижу. Я вижу строки на незнакомом языке.

– Незнакомом? Но ты ведь можешь их прочесть?

– Д-да, могу, – у Алексея вновь пересохло горло, но на этот раз дело было вовсе не в препаратах. – Но не спрашивайте меня, как это получается.

– Хорошо, не буду. Значит, ты видишь слова. Буквы, строки, да?

Леша кивнул.

– И именно это ты увидел в первый раз, когда тебя привезли сюда?

Леша снова кивнул. Воспоминание о том дне должно было принести боль, но рука Юджина все еще лежала на плече защитой.

– А сейчас? – голос Юджина становился все тише. – Прямо сейчас, здесь ты что-нибудь видишь?

Алексей огляделся и только что заметил, что слова исчезли. Даже на грани видимости, в зоне периферического зрения не мерцало ничего постороннего.

– Нет, – выдохнул он удивленно и едва ли не испуганно. – Они пропали. Совсем.

– Хорошо, – Юджин кивнул и поднялся.

Алексей едва превозмог порыв потянуться следом за ним, продлевая прикосновение руки. Его врач снова обошел стол и нажал какую-то кнопку на клавиатуре. Тихая мелодия, все это время незаметно льющаяся из колонок, смолкла.

– Посмотри еще раз, – попросил Юджин и, Леше показалось, что голос у него звучал виновато.

Алексей снова осмотрел кабинет. В первое мгновение все казалось прежним. Но вот, сквозь полоски на обоях, сквозь щель под входной дверью, сквозь оконное стекло – вновь потекли слова и буквы, и символы, и строки. Леша всхлипнул, вжимаясь спиной в спинку дивана.

– Ты их видишь, Леш? – спросил Юджин, замерев по ту сторону стола.

Алексей отчаянно закивал, кусая губы и стискивая пальцы.

– Не бойся, – голос психиатра заглушал шорох призрачных страниц, притягивал к себе внимание. – Не бойся, Алексей. Ты не сумасшедший.

Снова зазвучала музыка, теперь чуть громче, и галлюцинации померкли, истончились и пропали. А Юджин снова оказался рядом, склонился над измученным Лешей, положил ладони на его напряженные плечи.

– Нет, Книжник, ты не сумасшедший. По крайней мере, не больше чем я.

Глава 6

– Черт, эти идиоты снова давали тебе препараты? – Юджин выглядел рассерженным и напряженным.

Он ловил уплывающий взгляд Алексея, тормошил его, растирал ладонями немеющие холодные пальцы.

– Ладно они, но ты-то? Ты сам зачем их слушаешься, Леш? Тебе нельзя ничего принимать, ты не сумасшедший.

Алексей слушал этот волшебный голос. Ему бы хотелось ответить, объяснить, что он был не в силах противиться грубым рукам медбратьев. Что нужно было подчиняться правилам клиники, иначе было бы хуже. Ему хотелось, но вялое тупое тело не слушалось импульсов извне, а сухой язык не ворочался во рту. Очень хотелось спать…

Все, на что Алексея хватило – это добраться до двери спасительного кабинета. Куда он ввалился, словно пьяный матрос. В побеге от жестокой реальности, начинающейся сразу за порогом.

Здесь можно было сидеть на мягком диване или жестком подоконнике, любуясь серым пейзажем больничного двора. Пить какао, которое Юджин приносил в термосе. Читать книги или рисовать. Или вот так лежать, тупой бесчувственной колодой, под сочувствующим взглядом лечащего врача.

Врача, который, по мнению всего остального персонала клиники, Алексея не лечил.

Он отменил все препараты и процедуры, показанные для шизофреников. И назначил вместо них непонятные индивидуальные занятия и арт-терапию. Хотя даже санитаркам было известно, что арт-терапия лишь усугубляла состояние этого психа – он начинал записывать непонятные тексты на несуществующих языках или латыни.

И назначение препаратов вернулось – уже по наставлению главного врача. И порой санитары готовы были выполнять его волю даже вопреки любым моральным законам. Скрутить легкого и слабого Лешу им ничего не стоило. А еще его можно было припугнуть, чтобы лишний раз не жаловался Юджину Владленовичу. Тут даже не приходилось ничего делать самим – достаточно было подсадить за завтраком нужного психа, и он в красках рассказывал Алексею все то, что творилось за стенами некоторых палат под покровами ночи и заговора молчания.

Впрочем, Алексей и без подсказок знал куда больше, чем ему бы того хотелось. Достаточно было обратить внимание на то, какими сальными взглядами один из санитаров провожал пациенток.

А еще были глаза Юджина, полные неподдельной тревогой и заботой. Было знание, что тот слишком часто не спал ночами (и дело тут было не только в пациентах), были тревожные звонки на телефон и горькие морщинки в уголках его красивых губ. И Леша предпочитал молчать, не тревожить своего друга-врача (и что-то большее?) понапрасну. Воспринимая часы «индивидуальных занятий», как мгновения радости посреди серых безнадежных будней. Не смея просить чего-то большего.

Тем более что занятия действительно помогали.

Юджин учил его справляться с собственной силой, как он сам называл галлюцинации. Управлять ею, закрываться от навязчивых слов и строк, прогоняя их прочь тогда, когда они были не нужны. И вызывая что-то конкретное, если появлялась необходимость.

Обучение шло трудно, хотя Леша старался. Ему мешало понимание, что все это волшебство – всего лишь иллюзия, плод его больного воображения. И у Юджина пока не получалось объяснить, что это на самом деле. В первую очередь от того, что он всегда что-то недоговаривал, словно пытался уберечь Алексея от какой-то неприятной истины.

Леша не спрашивал лишнего, доверяя лечащему врачу безгранично и оставляя за ним право даже лгать. Только бы была возможность в любой момент сбежать из палаты в светлый кабинет и отлежаться на диване, спрятавшись от всего мира под теплым пледом.

Только все больнее и страшнее было каждый раз возвращаться в пропахшие безумием и отчаянием коридоры. Все труднее засыпать в одиночестве в гулкой пустой палате, на жесткой койке, скрипящей от каждого движения и даже порой без него. И все тревожнее прислушиваться к шагам санитаров за хлипкой дверью, гадая, не решат ли они зайти к нему именно сегодня.

Леша ненавидел ночь.

– Они придут. Они придут за мной, – шептал Алексей сквозь слезы, не замечая, что давно уже проговаривал все свои страхи и мысли вслух, сбиваясь и захлебываясь.

Он скулил и прятал лицо на груди Юджина. Он плакал и отчаянно просил друга не оставлять его, не покидать его, не… Теплые руки успокаивали, вытирали со лба холодный пот, усмиряли напряженные мышцы прикосновением.

Алексей затихал в кольце этих рук, позволяя препаратам завершить свою работу.

– Так, – сказал Юджин, укладывая задремавшего пациента на диван и укрывая пледом. – Пора тебя выписывать.

Глава 7

Для Алексея прошло время. Время, когда стены наваливались, а ударные дозы лекарств забирали у него все, оставляя звонкую пустоту. Он почти привык, он почти научился не замечать ни колеблющейся реальности, ни монстров за углами и под кроватями. Он научился не плакать, не кричать и не вздрагивать бесконечными ночами. Он приучил себя спокойно пережидать периоды кошмаров и теней, когда Юджина не было рядом, закрываясь от враждебных строк белыми страницами собственного сознания. И радоваться минутам, проведенным с новоприобретенным другом, в его микро-царстве света и покоя.

Он не спрашивал ничего у Юджина, довольствуясь тем, что тот хотел рассказать сам. Друг учил его управлять инфополем, справляться с наплывами слов и, главное – с паникой от этих наплывов. Постепенно у Алексея действительно начало получаться.

– Тебе не нужно учиться, – то и дело повторял Юджин. – Ты умеешь. Это твой дар, Книжник. Тебе просто нужно вспомнить.

– Почему ты называешь меня Книжником? – спрашивал Алексей.

– Расскажу, когда ты выпишешься. Или сам вспомнишь.

Но Алексей не мог вспомнить. Точнее, не хотел.

Казалось, воспоминания пчелиным роем кружили над ним, но он упрямо ставил незримые щиты, защищаясь от… от чего-то страшного и печального. Ему хватало иных горестей, помимо неясных образов, то и дело прорывающихся в его сны.

А потом пришел момент, когда Юджин вывел его под руку из серого здания клиники.

Перед этим он долго о чем-то говорил с главным врачом и прочими коллегами. Показывал какие-то документы, спорил. Все, что Леша смог понять из неясных отголосков, слышимых через неплотно закрытую дверь – это, что его хотят перевести в другую клинику. В другом городе, а может быть, даже в другой стране.

Это показалось настолько невозможным, что Алексею на мгновение почудилось, что пространство коридора снова грозит свернуться обожженной бумагой. Но он испуганно сморгнул, и все встало на свои места.

А Юджин вышел из ординаторской и победно улыбнулся.

У ворот клиники был припаркован черный автомобиль с затемненными окнами. Из приоткрытого окна со стороны водительского сиденья вырывался сигаретный дымок.

Юджин открыл перед Алексеем заднюю дверцу.

Прежде чем сесть, Леша в последний раз оглянулся на психушку. Трехэтажное строение равнодушно смотрело на него темными окнами и показалось на секунду даже заброшенным, нежилым. Домом-призраком, населенным кошмарами. Леша передернул плечами и поспешно забрался в салон, пахнущий кожей, синтетикой и дорогими сигаретами. Юджин сел рядом.

Водитель – широкоплечий массивный мужчина с густой гривой темно-каштановых волос, самую малость не достающих до плеч – затушил сигарету в пепельнице.

– Как все прошло? – спросил не оборачиваясь.

– Прекрасно, – ответил Юджин, приобняв заробевшего Алексея за плечи. – Но советую не задерживаться здесь дольше необходимого.

– Согласен, – хмыкнул мужчина.

Машина тронулась. Выехала на трассу и стремительно набрала скорость.

– Мы едем домой, Леш.

Алексей кивнул, все еще с трудом веря, что палата, санитары и все кошмары остаются позади. Водитель поймал его взгляд через зеркало заднего вида – глаза у него оказались красивого голубого цвета. Редкое сочетание черт показалось Леше смутно знакомым. Так же смутно, как все те воспоминания, что норовили пробиться к нему через тревожные сны.

– Поздравляю с выпиской, Книжник, – в голосе водителя звучала улыбка. – Постарайся впредь так не встревать. А то Лютнист потерял покой и сон, когда тебя там нашел.

– Его зовут Алексей, – напомнил Юджин, вздохнул слегка. – Он еще ничего толком не помнит.

Водитель на мгновение обернулся:

– И меня не помнишь?

Алексей виновато покачал головой.

– Хреново, – заключил мужчина и тут же бодро добавил. – Ничего, прорвемся. Я Мечник. По паспорту Максим Образцов. Будем знакомы.

– Алексей, – представился Леша.

Леша глубоко вздохнул, стараясь расслабиться и избавиться от желания обернуться.

– Держи, Леш, – Юджин протянул ему смартфон. – Это твой. Пока там только мой номер и номер Меч… Максима.

– Советую оба запомнить наизусть, – снова подал голос водитель.

– Да, – согласно кивнул Юджин. – А то мало ли…

Алексей послушно взглянул на номера. Ряды цифр мгновенно заняли свои места в секторах памяти Книжника, вплелись в узор информационного поля.

Машина продолжала движение с все нарастающей скоростью.

– Предлагаю заскочить в пиццерию, взять по пиву и отметить это дело, – предложил Максим, уверенно держа руль в сильных руках.

– Нет, давай лучше сразу домой, – голос Юджина самую малость скрипел, словно сбились настройки звука. – Леше еще привыкать к нормальной жизни. Лишние стрессы ни к чему. Да, братиш?

Алексей кивнул, думая о том, что он странно бы смотрелся в пиццерии в больничной пижаме и… смирительной рубашке? Он вздрогнул, дернулся, но связанные рукава держали крепко. Правая ладонь продолжала судорожно стискивать смартфон, который вдруг завибрировал противно, зажужжал, словно крупное насекомое.

– Что такое, Леш? Опять накатывает? – Юджин смотрел с тревогой и участием.

Даже Мечник обернулся, игнорируя сумасшедшую скорость движения. Алексей хотел крикнуть ему, чтобы смотрел на дорогу, но пересушенное препаратами горло, вновь ему отказало.

Машина вильнула, вздрогнула всем корпусом. Под колесами зашумел и застучал гравий насыпной дороги, в окнах промелькнули темные сосны. И прямо перед машиной распахнулись кованые ворота психиатрической клиники…

Леша закричал.

И проснулся.

Глава 8

Алексей распахнул глаза и тут же зажмурился, ослепленный светом. Дернулся, все еще чувствуя на себе объятия смирительной рубашки. Из-под тела ушла опора. Он рухнул в пропасть, закричал от ужаса.