Сотрудник гестапо

– Верно, верно. Рассказывал. Просто я еще раз про это услышать хотел.

Они уже подошли к маленькому автомобилю «виллис», на котором приехали в санаторий. Шофер – солдат, поджидавший Потапова возле машины, уселся за руль.

– Ну, прощевай, Виктор. Мне пора. – Потапов протянул мальчугану руку. – А завтра утром встречай здесь эту машину. Я тебе сюрприз приготовил.

– Какой сюрприз, Владимир Иванович?

– По матери-то небось соскучился?

– Немножко соскучился, – стыдливо проговорил Виктор.

– Вот на этой машине завтра утром к тебе ее и привезут. Повидаешься. Я еще в госпиталь собирался ее доставить, да побоялся. Не хотел ее зря волновать. А теперь ты герой. Если сам не скажешь, она и знать не будет, что тебя пуля задела.

– Спасибо, Владимир Иванович! Вы только ей не говорите, что я второго мая опять туда собираюсь.

– Ни в коем случае! Это, брат, наша тайна, – сказал Потапов без тени улыбки. Закинув ногу, он уселся в машину, помахал рукой. – Ну, отдыхай пока. Будет время, я еще к тебе загляну.

– До свидания, Владимир Иванович!

«Виллис» тронулся с места и покатил к покосившимся воротам. А Виктор еще долго стоял, провожая его взглядом, пока не осела пыль, поднятая скрывшимся за поворотом автомобилем.

До вечера Виктор Пятеркин перезнакомился со многими солдатами и офицерами, отдыхавшими во фронтовом санатории. Поборов застенчивость, он даже сам заговорил с девочкой, которую звали Таней. Поначалу он стеснялся к ней подойти и всякий раз опускал глаза, когда она на него смотрела. Но его все больше и больше привлекала кобура, которую Таня носила на широком военном поясе. На вид Тане было не больше пятнадцати-шестнадцати лет, на ней было обыкновенное платье, и этот пистолет на широком поясе никак не вязался с ее сугубо гражданским видом.

От лейтенанта Пархоменко, забавного и веселого человека, Виктор узнал, что Таня – партизанка, с простреленным легким была доставлена самолетом на Большую землю, а теперь окончательно поправилась и скоро вновь улетит к партизанам. Григорий – так звали лейтенанта Пархоменко – первым познакомился с Виктором. Был он невысок, широкоплеч, улыбка, казалось, никогда не сходила с его лица. Подойдя к Виктору, он молча показал ему пятак на своей заскорузлой ладони, потом положил пятак себе в рот, за щеку, а вытащил его из-за уха.

И только после этого проговорил:

– Ловкость рук – и никакого мошенства!

Виктор недоверчиво посмотрел в его карие, с лукавинкой, глаза, улыбнулся и спросил:

– А еще раз можете?

– Добре. Только сперва пятак отдай.

– Он же у вас в руке! – удивленно проговорил паренек.

– Где? – лейтенант разжал руку. На его шершавой ладони ничего не было. – Ты, хлопец, на меня не кивай. Пятачок у тебя в кармане лежит. – С этими словами он полез к Виктору в карман куртки и вытащил все тот же пятак.

– А как это? – только и сумел от удивления проговорить Виктор.

– Очень просто. Будешь со мной дружить, я тебя еще и не таким фокусам научу.

Виктор последовал за лейтенантом Пархоменко в парк. Назвавшись разведчиком, лейтенант рассказал Виктору, как не раз брал в плен «языка». Причем все немцы, которых приходилось ему доставлять в свой штаб из-за линии фронта, были почему-то тяжелыми и толстыми, и у каждого почему-то подкашивались ноги от страха. По словам лейтенанта Пархоменко, выходило, что взять «языка» – дело плевое, а вот дотащить его на себе до расположения наших войск – самая трудная задача.

Рисуя мельчайшие детали своих походов за «языком», лейтенант Пархоменко красочно жестикулировал, на лице его появлялась гримаса страха, закатывались глаза, когда он копировал захваченных им немцев. Причем раньше чем начать какую-либо новую историю, лейтенант Пархоменко расспрашивал Виктора о его боевых делах. Поначалу паренек отмалчивался. Но однажды лейтенант сказал:

– Ты небось и немца-то живого не видел.

Виктор насупился и проговорил:

– Видел. И не одного.

– Небось пленных?

– И вовсе не пленных.

– Где ж ты их видел?

– На той стороне.

– Ишь ты! Партизанил, что ли?

– И вовсе не партизанил, а был связным у секретаря подпольного обкома.

– Вона куда махнул. Кто же тебе такое дело доверил?

– Моя школьная учительница. Она его задания выполняла. А я эти задания ей передавал и опять же ему докладывал.

– Молодец, и на том спасибо. Только я думал, раз тут находишься, значит, в бою побывал.

Виктору очень хотелось рассказать лейтенанту, как он ходил с Дубровским за линию фронта, как выполнял ответственное задание командования, как, наконец, доставил сведения о противнике. Но, помня, что никому не имеет права говорить об этом, он сдержался и робко ответил:

– Не. Я в бою не был. А сюда меня отдохнуть привезли на несколько дней.

Чувствуя, что паренька не так легко вызвать на откровенность, лейтенант Пархоменко решил схитрить.

– А я прошлой осенью в такой переплет попал, что еле ноги унес. Немцы нас в селе Малоивановка окружили…

– Где, где? – перебил Виктор.

– В Малоивановке. Это неподалеку от Алчевска, раньше он Ворошиловском назывался.

Виктор насторожился.

– Так вот, – продолжал Пархоменко, – окружили нас немцы в этом селе. Жаркий бой разгорелся. Нас всего рота, а их не меньше двух батальонов. И решили мы биться до последнего, в плен не сдаваться. А у них минометы, садят по селу из всех калибров. Половина хат горит, а мы все отстреливаемся, немцев не подпускаем.

– Неправда это, – спокойно проговорил Виктор.

– Почему неправда? Думаешь, я вру?

Впервые за весь разговор лейтенант Пархоменко перестал улыбаться.

– Может, и не врете, а неправда это.

– Ну, почему же ты мне не веришь?

– А потому, что я был в Малоивановке. Там ни одной хаты погоревшей нет.

– Так, может, ты до войны там был?

– Нет. Недавно. Еще и месяца не прошло.

– Интересно, что же ты там делал, в Малоивановке?

– Так, по делам заходил.

– Ну, расскажи, расскажи, как она выглядит, твоя Малоивановка? Может, это совсем и не то село. Где там ночевал?

– Я не останавливался, я мимо проходил. Там все хаты целы, будто и войны не было.

Лейтенант Пархоменко больше ни слова не мог вытянуть у Виктора.

Уже несколько минут они сидели молча на скамейке парка, когда неподалеку от них прошла Таня с пожилой женщиной в форме военного врача. Вот тут-то, чтобы вновь завязать разговор, лейтенант Пархоменко и рассказал Виктору о Тане. Но разговора не получилось. Молча выслушав Танину историю, Виктор поднялся со скамейки и пошел к зданию санатория.

– Постой! Через двадцать минут обед! Пойдем вместе в столовую! – крикнул ему вдогонку лейтенант Пархоменко.

Виктор остановился, подождал, пока лейтенант подошел к нему, и в упор спросил:

– Дядя Григорий! А зачем вы мне про Малоивановку врали?

– Вот чудак! Да разве их мало, Малоивановок? Ты в одной, видно, был, а я про другую рассказывал, – без тени смущения проговорил Пархоменко. – Я было хотел тебе показать, как фокус делается, а ты вдруг ни с того ни с сего обиделся.

– Да нет, я не обиделся. Просто сидеть надоело, – отговорился Виктор.

До самого вечера лейтенанту Пархоменко так и не удалось вызвать парнишку на откровенный разговор. Всякий раз, когда лейтенант подходил к Виктору и заговаривал с ним, тот односложно отвечал на вопросы и под различными предлогами отходил к другим отдыхающим.

Теперь все внимание паренька было уделено Тане. Нет, он еще не познакомился с ней, но, куда бы она ни шла, он неотступно следил за ней взглядом, старался держаться поближе. Ему нравилась ее походка, прямые, зачесанные назад волосы цвета соломы, большие голубые глаза, смуглое обветренное лицо с маленькой родинкой на левой щеке и даже облупившийся нос, придававший ей вид озорного мальчишки.

Виктор не мог понять, почему его словно магнитом тянет к этой девчонке. Ему казалось, что она хвастается своим пистолетом. И в глубине души он проклинал ее за это. «Подумаешь, фасонит!» – думал он. И тем не менее Таня овладела его мыслями. Он начал фантазировать, как было бы славно, если бы они вместе оказались в тылу врага. Они могли бы выслеживать и убивать фашистов, нарушать связь, добывать ценные сведения о противнике. Но каждый раз, когда Таня посматривала на него, Виктор, будто провинившийся, опускал глаза.

Наконец вечером, перед началом кинофильма, он решился и подошел к девочке.

– Ты чего с пистолетом ходишь иль боишься кого? – сурово спросил он.

– Кого мне бояться? Просто деть некуда, вот и ношу.

– А почему не сдала? У меня-то еще в госпитале отобрали.

– A у партизан не отбирают, потому как получать потом не у кого. Этот я сама добыла. Трофейный. «Вальтер», немецкий.

– Я и сам вижу, что «вальтер». У меня точно такой был. Только я его не в кобуре носил, а в кармане.

– Прятал, что ли?

– Ага.

– От кого?

– От немцев.

Девочка рассмеялась.

– Ты чего? – обиженно спросил Виктор.

– Так просто. Забавно у тебя получилось. От немцев спрятал, а свои отобрали.

Закипавшая было злость неожиданно улетучилась, и Виктор от души засмеялся.

– На войне всякое случается, – повторил он слышанную от кого-то фразу. И тут же спросил: – А ты из него хоть стреляла?

– Нет. Не пришлось.

– Давай постреляем?

– А где?

– Там, в парке, пруд есть. Лягушек полно. Айда туда, пока не стемнело!

– А кино?

– Хорошо! Сегодня фильм посмотрим, а завтра утром постреляем.

– Ладно! – кивнула Таня. – А тебя как зовут?

– Меня? Виктор!

– А меня – Таня!

– Это я уже знаю.

– Откуда?

– Так, один человек сказал.

Словно из-под земли перед ними вырос лейтенант Пархоменко.

– Отчего молодежь носы повесила? – улыбчиво спросил он. – Пойдемте, я вам необыкновенный фокус покажу.

– Не, мы в кино собрались, – ответил и за себя, и за Таню Виктор.

– И в кино успеете, и фокус посмотрите, – настаивал Пархоменко. – Там, в столовой, еще только экран развешивают.

– А почему ты не хочешь? Пойдем, – предложила Таня.

– Не, я тут побуду. Уже насмотрелся этих фокусов.

Девочка стояла в нерешительности.

– Раз Виктор Пятеркин сказал, значит, так и будет. У него слово твердое, – спрятав улыбку, проговорил лейтенант Пархоменко.

– Откуда вы мою фамилию знаете? – насупившись, спросил Виктор.

– Вот чудак, – опять улыбнулся Пархоменко. – Ты что же, инкогнито здесь живешь? Спросил дежурную сестру – она и сказала.

Виктор не знал, что такое «инкогнито», но спрашивать у лейтенанта не стал. Его настораживала та навязчивость, с которой лейтенант Пархоменко пытался завоевать его расположение.

А тот продолжал:

– Ты, хлопчик, не дуйся. Мы еще с тобой в Малоивановке встретимся.

«Опять с этой Малоивановкой пристает», – подумал Виктор и, чтобы отделаться от лейтенанта, обратился к своей собеседнице:

– Пойдем, Таня, в зал, места займем.

– Пойдем, – согласилась девочка.

– А меня с собой не хотите брать? – крикнул им вдогонку Пархоменко.

Но ни Виктор, ни Таня даже не обернулись. На другой день лейтенант Пархоменко исчез из санатория. Виктор не видел его за завтраком, не встретил в парке, где, дождавшись мать, долго гулял с ней по причудливым аллеям. В голубом бездонном небе не было ни единого облачка, весеннее солнце нещадно палило землю, и все обитатели санатория заполнили небольшой парк.

Успокоившись после первых минут радостной встречи с сыном, Мария Викторовна без умолку рассказывала ему о последних письмах отца, о знакомых сверстниках Виктора. Поглядывая на сына, она сокрушенно вздыхала:

– Ох! Скорей бы уж все это кончилось! Отец на фронте, так ему ж нельзя иначе – военнообязанный он. А ты-то чего? Малой еще. Неужто без тебя не побьют германца?

Виктор не знал, как утешить мать, и отмалчивался. Ему хотелось побыстрее распрощаться с ней и отправить обратно в город. К тому же из-за ложного стыда он боялся встретить лейтенанта Пархоменко (вдруг тот потом будет называть его маменькиным сынком). Именно поэтому Виктор внимательно всматривался в каждого встречного, пытаясь заранее разглядеть лейтенанта, чтобы вовремя свернуть с матерью на другую аллею. Но… лейтенанта Пархоменко нигде не было видно.

Когда же на одной из аллей показалась Таня, Виктор кивнул на нее и сказал матери:

– Видишь, девчонка, не больше меня, а в партизанах воюет.

Мария Викторовна глубоко вздохнула и ничего не ответила. Не более двух часов провел Виктор с матерью, а когда она уехала, побежал разыскивать Таню. Нашел он ее в парке. Девочка одна сидела на скамейке и читала книгу. Виктор подсел к ней и спросил:

– Чего читаешь?

– «Войну и мир», – не отрываясь от книги, ответила Таня.

– Интересно?

– Ага…

– Ты кем хочешь быть, когда вырастешь? – неожиданно спросил Виктор.

Таня подняла свои голубые глаза и пристально посмотрела на Виктора.

– Я – врачом. Людей лечить буду. А ты?

Виктор не ожидал встречного вопроса и несколько замешкался.

– Ну, кем же ты будешь? – настойчиво повторила Таня.

– Хочу в летчики, – неуверенно сказал он.

– Наверно, вчера, после кинофильма, решил?

– Не, я этот фильм до войны видел. Еще в школе с ребятами пели про любимый город.

– А какой твой любимый город?

– Ворошиловград и… Москва. После войны обязательно поеду в Москву, посмотреть хочется…

– Я Харьков люблю. Перед войной один раз там с отцом была, на всю жизнь запомнила.

– А живете где?

– Село Валки. То между Харьковом и Полтавой.

Таня замолчала, видимо, вспомнив родные места. Притих и Виктор. Некоторое время ребята сидели молча.

– Айда на пруд лягушек стрелять! – предложил вдруг Виктор.

– У меня патронов мало.

– Сколько?

– Две обоймы, по семь штук.

– Подумаешь, одну расстрелять можно.

– А как семь на двоих поделим?

– Твой пистолет, значит, четыре – тебе, а мне – три. – Видя, что Таня колеблется, Виктор проговорил: – Ну не жадничай… Пойдем… Я загадал…

– Что загадал?

– Если хоть в одну лягушку попаду, буду летчиком, а если нет, значит, не судьба.

– Эх ты, а еще в летчики захотел… У летчиков знаешь какой характер? Им все нипочем. Летчик решит что-нибудь – обязательно своего добьется.

– Откуда ты знаешь?

– А вот знаю. У нас в отряде был один летчик. Сбили его под Киевом. Я его дядей Васей звала. Так он что скажет – обязательно сделает. Задумал раз мину смастерить – и смастерил. Потом этой миной немецкий эшелон под откос пустил.

– А что? Я просто так загадал, – оправдываясь, перебил ее Виктор. – Могут и по здоровью не взять. Айда, пойдем постреляем.

– Ладно уж, уговорил! – рассмеялась Таня.

Она сорвала с ветки зеленеющий молодой листочек и, заложив им страницу, захлопнула книжку.

– Только, чур, я первая буду стрелять, – тихо сказала она, поднимаясь со скамейки.

– Ладно! – согласился Виктор. – Твой пистолет – тебе начинать.

Вскоре со стороны пруда послышались редкие одиночные выстрелы.

Капитан Потапов приехал в санаторий во время завтрака. До Первого мая оставалось еще два дня, и появление Потапова в столовой было для Виктора Пятеркина полнейшей неожиданностью. Завидев его еще в дверях, Виктор выбежал из-за стола.

– Здравствуйте, Владимир Иванович! Вы кого ищете?

– Никого не ищу. К тебе в гости пожаловал, – сказал Потапов, не выпуская руку паренька из своей огромной ладони.

– Пойдемте завтракать.

– А у тебя что, лишняя порция есть?

– Не-е, здесь официантки хорошие. Мне всегда добавку дают, когда попрошу. Чего-нибудь и для вас найдут.

– Нет, Виктор, спасибо. Я уже завтракал. А ты иди доедай. Я тебя в садике подожду. Разговор у нас будет с тобой серьезный.

Виктор опустил глаза.

– Небось из-за лягушек, – пробурчал он виновато.

– Какие лягушки? – не понял Потапов. – Иди, иди. Ешь. Поговорим после завтрака.

Он подтолкнул Виктора к столу, а сам повернулся и направился к выходу.

«Уже нажаловался», – подумал Виктор, вспомнив скандал, который учинил начальник санатория ему и Тане за стрельбу по лягушкам. Тогда Виктор был счастлив, что убил не одну, а целых две лягушки. Но радость эта была омрачена появлением возле пруда какого-то майора, оказавшегося начальником санатория. Тот накричал и на Виктора, и на Таню, грозил выгнать обоих из «лечебного учреждения». Эти слова особенно запомнились Виктору. А потом пригласил их к себе в кабинет, записал, из каких частей они сюда прибыли, обещал сообщить командованию об их поведении, а под конец забрал у Тани пистолет и спрятал его в свой сейф…

Больше всего Виктор переживал за Таню. Он чувствовал себя виновником всех ее неприятностей. И не знал, как искупить перед ней вину. К счастью, на другой день Таня уже забыла о происшедшем и сама позвала Виктора прогуляться до пруда, а вскоре история со стрельбой по лягушкам и у Виктора вылетела из головы.

Теперь же неожиданное появление капитана Потапова заставило его вновь вспомнить об этом. Доедая котлету с макаронами, Виктор думал о том, что скажет капитан Потапов. «Небось будет стыдить. А может, и не пустит больше к Дубровскому». Обжигаясь горячим чаем, Виктор выпил всего полстакана и выбежал из столовой.

Капитан Потапов прогуливался неподалеку.

– Ага, уже подкрепился? – спросил он, завидев паренька.

Виктор молча кивнул.

– Ну, тогда пройдемся по парку. – Потапов положил руку Виктору на плечо. И этот жест, и ласковый голос капитана, казалось бы, не предвещали ничего плохого. – Ты лейтенанта Пархоменко помнишь?

Виктор был готов к любому вопросу, но этот оказался для него столь неожиданным, что, прежде чем ответить, он удивленно посмотрел на Потапова.

– Ты молодец, – сказал тот. – Язык за зубами держать умеешь. Это похвально. Лейтенант Пархоменко на ту сторону собирался, поэтому и спрашивал у тебя про Малоивановку. Ну да ладно, другой человек нашелся, рассказал ему все, что нужно. Только теперь ему это уже ни к чему. – Потапов глубоко вздохнул, помолчал немного и продолжал: – Война, брат, ничего не поделаешь. Нет больше лейтенанта Пархоменко. Погиб при переходе линии фронта.