Книга Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома - читать онлайн бесплатно, автор Темби Лок. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома
Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома

Я сделала, как мне сказали, и мы тронулись. Воздух летнего города дул в открытые настежь окна автомобиля. Она везла нас сквозь лабиринт бесконечных ходов и узких, мощенных брусчаткой улочек, освещенных янтарным светом фонарей. Я высунула руку в окно, и Флоренция пролетала сквозь мои пальцы.

Когда мы наконец добрались до жилища Массимо, тосканской виллы где-то рядом с домом, где прошло детство Никколо Макиавелли, я изо всех сил боролась с подступившей тошнотой и нервами.

– Там кто-нибудь говорит по-английски?

– Немножко, но я буду переводить. Идем!

С этими словами она повернула ручку незапертой входной двери и немедленно ворвалась в дом, словно торнадо, который только что коснулся земли, направившись в сторону звуков джаза и болтовни, доносившихся из какого-то дальнего угла на первом этаже.

Я робко плелась следом, пораженная зрелищем вокруг. Я была убеждена, что иду по съемочной площадке «Merchant Ivory film». Каменные полы, изысканные гобелены, книжные полки из красного дерева. Слоун обернулась, чтобы схватить меня за руку перед тем, как выйти на террасу, расположенную на внутреннем дворе, где я увидела по меньшей мере десять-двенадцать итальянцев, собравшихся в группки по два-три человека. Каждый разговор казался интимным и поставленным, все происходило за завесой сигаретного дыма. Слоун сжала мою ладонь и склонилась ко мне, чтобы шепнуть:

– Я заставлю Массимо показать тебе его коллекцию картин, прежде чем мы уйдем.

Я с тревогой дергала низ своей футболки, пытаясь натянуть ее поверх джинсов. Оробев, я была не в состоянии что-либо ответить.

– У него в спальне есть Пикассо. – С этими словами она вытолкнула меня на середину террасы. – Eccola, Tembi! Un’amica americana[4]. – Затем она драматично поцеловала меня в щечку, развернулась и бросила меня одну. Там что, люди насыпали тонкие полосочки кокаина на кофейный столик?

Я повернулась в сторону невозможно космополитической и богемной группы, собравшейся за беседой, и мне хватило ума отказаться от кокаина. Я так и не попросила показать Пикассо. По правде сказать, я не знала как, да и не была готова просить едва знакомого мужчину отвести меня в свою спальню. И все же, несмотря на усталость от перелета, я обнаружила, что какая-то доселе неизвестная часть меня стала приобретать очертания. Энергичный пульс этого вечера получил надо мной власть, и я поклялась там, что всегда буду рада неожиданному. Эта новая я радостно приняла бы любую часть такого приключения. К лучшему или к худшему, но я была открыта ко всему, что могло случиться. Я чувствовала себя словно желток в яичнице-глазунье, яркой и оживленной, но хрупкой. Слоун указала бы путь, а я бы последовала – в пределах разумного. Мне уже нравилось ощущать своей кожей эту новую страну, а ее язык пустил корни у меня во рту. И с течением ночи, спотыкаясь о свой детсадовский итальянский, я перестала краснеть, становясь все более и более уверенной с каждой новой беседой. За один день Италия сделала меня собой. Мои ожидания были невысоки. В конце концов, говорила я себе, я пробуду здесь всего несколько месяцев. Оглядываясь вокруг, я и представить себе не могла, что эти люди когда-нибудь станут мне друзьями на всю оставшуюся жизнь. Италия была коротким приключением, перерывом во времени. Прекрасным промежуточным эпизодом.

Под утро я была уже в пансионе, в своей трехместной комнате, глядя в потолок и серьезно раздумывая над тем, чтобы ущипнуть себя. Из столовой под нами поднимался запах кофе, просачиваясь через каменный пол. Позвякивание чашек о блюдца, ложечек о фарфор, постукивание тарелок, которые расставляли на столах, аромат кофе и свежей выпечки дразнили меня. Переполненная восторгом, я не могла дождаться наступления следующего дня.

Двумя месяцами позже Слоун нашла меня за уборкой туалетов в своем баре, «No Entry». Он находился в сердце исторического центра Флоренции, возле Пьяцца Санта-Кроче, и оттуда было рукой подать до Арно. Она, как водилось, заскочила в бар в полдень и увидела меня со щеткой в руке под музыку Билли Холидей, доносившуюся из магнитофона. К этому времени моя подруга стала моей начальницей, поэтому я занималась уборкой бара. Вопреки ранее данным себе обещаниям быть дисциплинированной, за шесть недель я спустила все деньги, рассчитанные на семестр. Они трансформировались в сумочки, ремни, ужины и поездки по выходным в Рим и Стромболи. Я обнищала, но не собиралась обращаться за помощью к родителям. И в результате чистила туалеты в «No Entry», когда не была занята книгами, до либо после учебы.

– Нам нужна водка! – провозгласила Слоун, высыпая в мусор чашку вчерашних вишен мараскино. Ее бар был почти пуст. В одно мгновение она решила, что мы немедленно должны все бросить и отправиться в бар по соседству, «MI6». Она дружила с владельцем этого бара, и они частенько брали в долг друг у друга спиртное, когда у одного из них оно заканчивалось. Бар был всего в паре кварталов от нас и, вероятно, до отказа забит водкой, плюс повлияла ее самоуверенность, появлявшаяся после марихуаны. Предстоящая полуденная жара заставила ее ускорить свои и без того быстрые движения. Я хвостом следовала за ней, пытаясь поспевать за длинноногим шагом и вызванной наркотиками настоятельной необходимостью. Наркотики я никогда не любила, но во Флоренции пыталась относиться более лояльно к легким веществам. Затянись разок, другой, это не причинит вреда, Темби. Давай, не будь такой занудой. Мне казалось, Слоун перепробовала все, и именно об этом я думала, когда мы завернули за угол Виа дель Аква и я столкнулась с мужчиной.

– Mi scusi, – пробормотала я.

По воле судьбы, Слоун знала его. Ну разумеется. Она знала всех. Она представила его: Саро.

– Ciao, mi chiamo Tembi. Si, Tem-BEE[5], – произнесла я на своем лучшем школьном итальянском. Это прозвучало неестественно, словно я не была уверена, что правильно произношу слова. Моим единственным спасением был акцент, который звучал не совсем уж позорно, и то, что я относительно легко могла произнести собственное имя.

– Sono Saro. Tu sei americana?[6] – спросил он, улыбнувшись. На нем были белые брюки и черный кожаный бомбер. В октябре. Куртка была расстегнута, и из-под нее выглядывала белая футболка со словом DESTINY[7] на всю грудь, написанным большими круглыми оранжевыми буквами. Дизайн состоял из смеси граффити и странных картинок – ракета, кусок пиццы, амеба, гитара, какое-то созвездие и цифра 8 желто-голубых оттенков, всплывающая то тут, то там. Это поразило меня, словно карикатура на чье-то безумие. Я надеялась, что не его. И почему итальянцы носят футболки, украшенные непонятными английскими словами? Я отвернулась, но прежде заметила его обувь. Это были черные ботинки по щиколотку. Я тотчас же подумала об эльфах.

Посмотрела на него и улыбнулась.

– Si, sto studianto la storia dell’arte[8]. – Бам! И весь мой итальянский на этом закончился. Поэтому я предоставила Слоун вести дальнейший разговор уже без меня.

Мы стояли перед Виволи, который, как мне говорили, делал лучшее мороженое во всей Тоскании. Я отвернулась от Слоун и Саро, чтобы получше разглядеть толпу, которая текла в магазин и из него. И когда повернулась обратно, по-настоящему взглянула на Саро, целиком. Даже слепой мог заметить, насколько он привлекателен. Но то, как он смотрел на меня, внезапно заставило подумать, что мне стоило надеть лифчик получше. Его взгляд был страстным и сосредоточенным. Это заставило меня ощутить свое собственное дыхание. Заставило меня заметить линию его бровей и длину ресниц. Мне пришлось сконцентрироваться, чтобы услышать, о чем они говорят. Из реплик, которыми он и Слоун обменивались, я начала понимать, что он шел с работы в «Acqua al 2», ресторане, хорошо известном среди местных и туристов и располагавшемся менее чем в квартале отсюда. Он был шеф-поваром. Сексуальным черноволосым кареглазым парнем с прекрасной комплекцией и оливковой кожей в стране, полной привлекательных черноволосых кареглазых мужчин с оливковой кожей. Но именно он среди всех поверг меня в душевное смятение.

В течение следующих нескольких недель он взял за привычку появляться в «No Entry» каждый вечер после того, как закончит работу, и мы всякий раз беседовали минут по двадцать. Всякий раз он представлялся заново, и мне это казалось привлекательным. Я узнала, что он родился на Сицилии в семье фермеров и жил непродолжительное время в Буффало, в Нью-Йорке, – в подростковом возрасте, когда его семья переехала в Америку. Но Штаты не приняли их. Им пришлось вернуться на Сицилию, и спустя год он покинул дом, чтобы учиться на переводчика в Университете Флоренции – этим он прервал династию фермеров, уходящую в глубь веков. Спустя два года он бросил учебу и нашел себя в качестве ученика повара. Мы разговаривали достаточно для того, чтобы я узнала, что он был добрым, заботливым и участливым. Часто, когда мы прощались, он говорил: «Позволь мне пригласить тебя на ужин».

И каждый раз я давала ему уклончивый ответ: «Конечно, может быть, когда-нибудь, разумеется».

Саро, при всей его непринужденности, открытости и привлекательности, не принадлежал к тому типу мужчин, который мне нравился, – ни в Штатах, ни в Италии. Он казался слишком доступным, слишком милым. Меня же привлекали надменные, уклончивые и определенно трудноуловимые. После множества университетских интрижек, которые быстро приводили в никуда, я не была склонна искать чего-то серьезного. Я собиралась сфокусироваться на учебе, а не на парнях. Но проще сказать, чем сделать.

На самом деле мой первый романчик в Италии случился с парнем на острове Стромболи у побережья Сицилии. Как я могла быть настолько глупой, чтобы провести ночь на крошечном островке в межсезонье, где единственный паром отплывал оттуда всего лишь раз в пять дней? Не самое лучшее мое время. Мне пришлось провести остальные четыре дня, прячась от местных и своего нового друга, Рокко, который горел желанием показать мне вулкан острова еще раз. Для таких, как я, дома, в Техасе, существовали прозвища. И «глупая» – не одно из них. Следующее мое свидание было с человеком, которого я прозвала «Il Diavolo»[9]. Он был восхитительной смесью всех стереотипов об итальянских мужчинах – сексуальный, внимательный, не признающий моногамию. Работал в строительстве, занимаясь реконструкцией зданий пятнадцатого столетия, находившихся в историческом центре Флоренции. Он был высокомерным, надменным, мастером туманно изъясняться и ни слова не знал по-английски. Но опять-таки меня интересовали не разговоры. Отношения длились максимум несколько недель. Но когда он порвал со мной, мне казалось, что я преодолела семь миль самой скверной дороги босиком во время шторма. Эти отношения были обречены, и я знала это, но всякий раз, когда я его видела, то каким-то образом находила дорогу прямо к нему в объятия. Это был мой криптонит, моя персональная слабость.

Я не испытывала никакого желания встречаться с этим шеф-поваром в куртке-бомбере. Несмотря на это, всякий раз, как я его видела, внутри меня вспыхивала какая-то искра. Я честно пыталась держать его во френдзоне – никакого секса – до одного вечера, когда не выдержала.


Дэвид Боуи пел «Rebel, rebel»[10], пока я пробиралась от бара сквозь толпу флорентийской богемы, европейских аспирантов и недавно прибывших североафриканских иммигрантов, которые собрались в «No Entry» тем вечером. Клубы дыма от выкуренной марихуаны плавали в воздухе, создавая впечатление, что я снимаюсь в ремейке «Scared Straight». Мне щипало глаза, а моя одежда пропиталась этими запахами. Добравшись обратно к своему месту за столиком, я кисло поглаживала свой третий по счету стакан виски в одиночестве и пела, ни к кому конкретно не обращаясь «Rebel, rebel, you’ve torn your dress. Rebel, rebel, your face is a mess»[11]. А потом почувствовала, как кто-то тронул меня за плечо.

– Давай выйдем наружу, у меня есть кое-что для тебя. – Я оторвалась от коктейля и, повернувшись, увидела Саро. Неоновый свет на вывеске бара озарял его угольно-черную копну волос малиновым нимбом. Ого, может, мне надо было остановиться после двух бокалов.

– Который час? – спросила я.

– Час ночи, – ответил он. Его кожа сияла. Мне хотелось протянуть руку и прикоснуться к ней. Но вместо этого я посмотрела вниз. Он по-прежнему был в своих клетчатых поварских штанах и этих забавных ботинках.

– Вообще-то мне надо идти. У меня утром занятия в Уффици. – Я допила остатки виски и встала. В этот раз мои ноги меня подвели. Мне пришло в голову, что я, должно быть, похожа на клише из рассказов об американских девушках во Флоренции: маниакальный шопинг, пристрастие к кьянти и дрейф от одного итальянского любовника к другому – все под маской изучения эпохи Ренессанса. Где-то внутри я понимала, что упускаю самое главное. Я приехала во Флоренцию не для того, чтобы ночью быть завсегдатаем баров, а днем похмельным студентом. Мне повезло потрогать настоящую европейскую мечту о культуре, искусстве, идеях, но я делала это сквозь дымку дешевого виски из Теннесси. Я почувствовала приближающуюся головную боль. Затем шагнула вперед, к выходу, пошатнулась и была вынуждена ухватиться за плечи Саро. И тогда я заметила, что его щеки вспыхнули, а дыхание немного сбилось.

– Вот, присаживайся на мое место. Я ухожу. Присядь сюда. – Я сама вежливость во плоти, когда навеселе.

– Я в порядке, – ответил он, начиная расстегивать куртку. Его шея тоже покраснела. Это было первый раз, когда я впервые увидела пучок волос, торчащий из выреза его футболки, и задумалась, как выглядит его грудь. – Я прибежал сюда в надежде, что ты еще не ушла.

Он только что сказал «в надежде»? Никогда прежде английский не звучал так лирично. Безо всякой задней мысли я потянулась к нему, чтобы поцеловать в обе щеки – своим привычным итальянским приветом и прощанием, – но потеряла равновесие и вместо этого прислонилась к его плечу на момент чуть дольше, чем требовалось. От него пахло древесным углем, оливковым маслом и чесноком. Я глубоко вдохнула. Это сочетание было соленым и заманчивым. Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя.

– Давай просто выйдем наружу, на минутку. Я хочу сделать тебе сюрприз. – Английский должен всегда звучать именно так. Я позволила ему взять себя за руку.

Он вывел меня, и порыв холодного зимнего воздуха, встретивший нас по другую сторону дверей, заставил меня мгновенно протрезветь. Я заморгала из-за ветра, бившего в лицо. Внезапно все показалось резким и остро очерченным. Тени были вытянуты из-за янтарного света уличных фонарей. И там, прямо около дверей, опираясь на массивную каменную стену, стоял велосипед. Он был цвета красного карамельного яблока, с корзиной и звонком.

– Для тебя. Ты сказала, тебе нужен велосипед, чтобы передвигаться по городу. Лучше, чем автобус, а? – С этими словами он отдал мне ключи от огромного навесного замка. – Это все, что я смог найти за такое короткое время.

Мой рот слегка приоткрылся.

– Нет, я не могу его принять. – И при этом я так сильно его хотела, что мне пришлось сдержаться, чтобы не закричать прямо там на улице и не разбудить людей, живущих здесь на верхних этажах. Ни один мужчина никогда прежде не прислушивался к моим нуждам и не удовлетворял их спустя несколько дней. Но затем в мою голову заползла следующая мысль. Ничего не достается бесплатно.

– Давай я заплачу. – Я потянулась к своей сумке-шоперу, которую приобрела за внушительную сумму в свою первую неделю пребывания во Флоренции. Я обожала носить ее с собой по городу, хоть она и была слишком огромной для моей расчески, копии паспорта, помады и смятой обертки от шоколадки «Baci Perugina»[12] с цитатой Оскара Уайльда «Любовь к себе – это начало романа, который будет длиться всю жизнь».

– Попытку расплатиться я приму за оскорбление. Велосипед – это подарок. Забери его домой.

Если ты сейчас с ним не рассчитаешься, тебе придется расплачиваться за это позже. Черт.

– Пожалуйста, позволь мне отплатить тебе хоть чем-то. Это американская особенность. Как насчет того, чтобы хотя бы поделить стоимость на двоих? – Это предложение оказалось бесполезным. – Давай я отдам тебе тридцать тысяч лир? – это все, что имелось в моем кошельке на тот момент. Даже будучи пьяной, я понимала, что это всего лишь около восемнадцати долларов при наилучшем обменном курсе. Предложение было жалким и обидным, но меня это не волновало. За восемнадцать долларов я рассчитывала получить свое спокойствие и новенький велосипед. Следом, словно пораженная внезапным приступом высоких моральных принципов, на манер тех, которым меня учила моя бабушка в Восточном Техасе, я добавила с особым акцентом:

– Ни на что другое я не соглашусь.

– Va bene[13]. – Он сказал это тем непринужденным тоном, которым итальянцы одновременно и уступают в споре, и вместе с тем отвергают предложения. – Но позволь мне хотя бы составить тебе компанию по дороге домой. Уже поздно, у меня есть моя «Веспа»[14], и я могу поехать рядом с тобой, чтобы убедиться, что ты в безопасности.

Я ощутила вспышку сентиментальности, прилив восторга и алкоголя. Моя штанина зацепилась за педаль, когда я пыталась сесть на велосипед. Я была не в том положении, чтобы отказываться. Алкогольно-адреналиновая лихорадка мне это подсказала.

– Ты живешь с семьей возле стадиона, нет? – Этот парень и вправду уделял внимание тому, что я говорила во время наших встреч.

Мы ехали по улицам Флоренции той ночью в безмолвном единении. Миновали скульптуры Давида работы Микеланджело и «Юдифь и Олоферн» Донателло. Тени играли на лице Саро. Велосипедная поездка через центр Флоренции ранним туманным утром в компании с итальянским шеф-поваром. Я не ожидала получить так много от моего учебного семестра за границей. Но наверное, где-то глубоко внутри я на это надеялась. Мне хотелось ущипнуть себя. Но в этом не было необходимости. Это было слишком круто для того, чтобы быть реальностью. Саро был слишком хорош, чтобы быть настоящим. Это облачко итальянского романа исчезнет вмиг. Я знала, что исчезнет. Я не верила, что такое случается легко и просто. И абсолютно не доверяла любви или себе в ней.

Когда мы повернули на бульвар Алессандро Вольта, улицу, ведущую к дому семьи, с которой я жила, я испугалась. Я влюбилась в него.

– Я отсюда сама доеду. Спасибо за велосипед. Увидимся. – После этого я начала крутить педали так быстро, насколько мне позволяли мои отекшие ноги, даже не удосужившись махнуть рукой на прощание. Я не посмела оглянуться назад на Саро. Я могла все испортить даже в самом романтичном городе на Земле.


Весь следующий месяц я уходила из «No Entry» задолго до того, как закрывался его ресторан, тем самым избегая повторения неловкости, которую я создала между нами в ночь с велосипедом. Я также опустила занавес на третьем, и последнем, акте моей мыльной оперы с каменщиком Il Diavolo. Он променял меня на другую американку с длинными черными волосами и кредитной картой своего отца. Я написала отчетную курсовую работу на тему раскола Медичи и папы Льва Десятого и переехала в свою собственную квартиру с двумя другими девушками – одна из них была американкой, вторая канадкой – и одним озорным итальянским диджеем, который спал с канадкой. Все это время я чувствовала себя взбудораженной, потерянной, очарованной, но несколько раздосадованной своей новой жизнью во Флоренции.


Спустя неделю после Нового года, в ясный солнечный день, я снова столкнулась на улице с Саро. Когда я увидела его лицо, внутри меня засиял свет. Я наконец сдалась перед тем фактом, что не смогу полюбить, постоянно обороняясь, – что бы я ни делала и каким правилам ни следовала бы. Ничто из этого не работало. Я подозревала, что мне следует быть более открытой, такой же спонтанной, смелой и интуитивной, как та женщина, которая первоначально решила приехать в Италию. Что-то внутри меня подсказывало: ты же в самом романтичном месте на Земле, если не сейчас – то когда? Откройся любви. Без малейших колебаний я кинулась его обнимать на американский манер и спросила:

– Хочешь, давай куда-нибудь сходим?

Его лицо было открытым и приветливым. Я заметила легкий изгиб его губ в первый раз. Он прятался на самом видном месте.

– Si, разумеется, у меня завтра выходной. – С ним все было так легко. – Мой друг занимается монтажом фильма в студии возле собора. Тебе ведь нравится актерское мастерство и фильмы, нет? Хочешь, зайдем к нему и затем пообедаем?

Я что, также упоминала, что мечтаю однажды стать актрисой?

– Да, нравится. Актерская игра – это тоже часть моей учебы в Штатах.

– Я встречу тебя на площади Пьяццо дель Дуомо завтра утром. В одиннадцать? – с этими словами он отпустил тормоз на своей «Веспе», а я стояла в полной неподвижности, наблюдая, как его фигура уменьшалась в толпе, когда он пересекал Понте-Веккьо.

На следующий день во Флоренции шел снег, впервые более чем за десять лет. Я запарковала свой начищенный малиновый велосипед на краю Соборной площади, достала из его плетеной корзины свой рюкзак и направилась к соборным ступеням. Тем утром Флоренция пребывала в состоянии изумления и суеты. Дети, очарованные огромными неряшливыми хлопьями, подставляли небу свои языки, а их родители бродили по кофейням, недоверчиво бормоча что-то про снег. Флорентийцы надели шлемы, чтобы спрятаться от тихого мягкого снегопада, а их мопеды оставляли следы на мощеных улицах. Даже автобусам требовалось времени больше, чем обычно, чтобы впустить и выпустить пассажиров, а все уличные торговцы попрятались под навесами.

На ступенях я расположилась возле объемных бронзовых кафедральных дверей Гиберти и стала ждать Саро. Литые рельефные фигуры из Ветхого Завета позади меня казались еще более стоическими и вечными, когда снег касался их застывших форм. Я смотрела, как снег падает дальше и тает, приземляясь на мои поцарапанные ботинки, а холод мраморных ступеней, на которых я стояла, проникал в мои ступни. Я чувствовала себя босой. Часы пробили одиннадцать. Мое свидание задерживалось.

К четверти двенадцатого мои шапка и пальто промокли насквозь. Конечно, я восприняла время нашей встречи буквально. Неужели Италия ничему меня не научила? Пунктуальность была понятием относительно важным, а время – всегда приблизительным. Я заглянула в свою сумку в надежде на то, что там будет что-нибудь съедобное. Потом посмотрела на людей на противоположной стороне площади, сидящих в барах, потягивающих капучино и эспрессо. Я начала задумываться, не закончится ли это свидание так же, как предыдущие, далекие от идеала романы, которые у меня были с тех пор, как я приехала в Италию несколько месяцев назад. От одной только этой мысли мне захотелось сесть на велосипед и вернуться в свою крошечную новую квартирку на Пьяцца дель Кармине.

Двадцать минут – это больше, чем я могла выдержать на холоде независимо от того, насколько живописно вокруг. В тот день у меня не было занятий, но здравый смысл у меня был. И последнее, что я хотела, – это подхватить пневмонию, ожидая того, кто, очевидно, не придет. Я поплотнее запахнула пальто и отчаянно попыталась вспомнить, куда засунула перчатки, которые мне прислала бабушка из Восточного Техаса. Поднеся кончики пальцев ко рту, я погрела их своим дыханием. Затем, перешагивая по две ступеньки сразу, стала спускаться по лестнице обратно к своему велосипеду. Что за парень – сначала дарит тебе велосипед, а потом динамит первое свидание?

Смахивая снег с ресниц и гадая, что вообще такого могло произойти, я покрутила педали обратно через Арно к себе домой.

Час спустя я выглянула в окно квартиры, находившейся на верхнем этаже здания на Пьяцца дель Кармине. Было уже слишком поздно для завтрака – единственного вида еды, которую мы держали дома, а для того чтобы отправиться обедать, я была слишком взволнована. Мне хотелось дождаться звонка Саро. Я знала, что он позвонит. Я бы поклялась в этом своей жизнью. Я чувствовала, что знаю его. На самом деле я не знала его толком, но я знала его сердце. Определенно должно было случиться что-то серьезное, чтобы он не пришел.

Затем я услышала звонок. И рванула на бешеной скорости, заскользив по мраморному полу, рискуя свернуть себе шею, чтобы первой взять трубку общего телефона, висевшего на колонне в центре гостиной.

– Mi dispiace[15]. Прости. Прости меня. – Голос Саро был торопливым и настойчивым.

– Что случилось?

Молчание.

– Я проспал. – И следом со скоростью выстрела: – Прошлой ночью в ресторане был Роберт Плант. Я готовил ужин для него и его группы после выступления. Они сидели до двух часов ночи. Я вернулся домой в три. Мне так жаль. Ты бы хотела снова встретиться со мной в центре? Мы все еще можем пообедать, нет?

– Через полтора часа у меня занятия, так что не думаю, – соврала я. Я не была точно уверена, почему, разве что меня не привлекала идея вернуться на холод. Может быть, я хотела, чтобы он пришел ко мне.