Хороша, прозрачна, ароматна, смачна.
Старик щёлкнул пальцами, и музыка заглохла.
– Что?
– Смачнаааааа!
– Певцов не заказывал! – сварливо протянул он.
– А кого заказывали? – уточнил Арий. – Могу сплясать. Могу чаю заварить.
– Исчезнуть можешь? – недовольно рыкнул транжира.
– Что нет, то нет, – замотал головой Синдибум.
Старик запахнул халат и сгорбился.
– У меня выходной! Уроков не даю! Голос не ставлю! Глухоту не лечу! Свернутые уши не распрямляю!
– Мне бы горшок.
Транжира аж подпрыгнул.
– Я композитор, а не повар! Похлёбку бродягам не раздаю.
Арий подошёл поближе.
– Ошибочка вышла. Вы купили горшок, который не продавался.
Старик засучил ногами, так что во все стороны полетели брызги.
– Как же я купил то, что не продаётся?
– Ненароком, – хмыкнул Синдибум. – А может, намеренно. Кто вас знает.
– Все! – заверещал композитор. – Все, все, все! Моя музыка звучит во всех двенадцати башнях и на балах в Передудле! Мне пожимали руки мегамаги и звали возглавить камерный оркестр Великой башни. Я живу здесь по личному приглашению высшего мага Димитрия! А он, между прочим, сильнейший из хозяев башен и когда-нибудь возглавит всю Долину.
– Тогда понятно. Вы на нём играть будете?
Старик вскочил, грозно уставившись на незваного гостя.
– Он фальшивит!
– Вот-вот! – обрадовался Арий. – Поэтому я и хочу его забрать, зачем вам такой не музыкальный горшок.
Композитор нахмурился, но неожиданно захлюпал носом.
– Сушёная брюква совсем не мелодичная, – пожаловался он, крякнув. – У меня пропало вдохновение.
– Сочувствую, – безразлично бросил Синдибум. – Но мне нужен горшок!
– А мне брюква!
– Опять? – взвизгнул Арий, и чёрная шляпа ехидно захихикала.
Старик затянул пояс на халате и, уперев руки в бока, строго заявил:
– Нет! Не опять!
Синдибум заскрежетал зубами, но композитор упрямо гнул своё:
– Самая свежая! Чтоб сок брызжал!
– Вот как ща брызну! Где её достать-то? – совсем разозлился Арий, но старик ещё сильнее набычился и, захлюпав мокрыми ногами по ковру, подошёл вплотную.
– Не моё дело! – сверкая глазами, гаркнул он. – Мне нужно вдохновение, и если вы его мне не доставите, я сдам горшок на переплавку!
– Отдай по-хорошему, – зарычал Синдибум, но из-за кресла мгновенно выскочил бандитского вида домовой.
Один глаз пересекал побелевший шрам, а второй заплыл белым бельмом. Маленький нос почти терялся на плоском лице, зато огромный рот скалился подпиленными зубами. Он грозно задвигал указательным пальцем и провёл чёрным ногтем по горлу.
Арий вздохнул и сник. Он ожидал сопротивления, но не такого же бескомпромиссного. Домовым, конечно, с настоящим чародеем не тягаться, но колдануть, в отличие от ненастоящего чародея без свитка, они ещё как могут.
– Проваливайте! – пыхтел композитор, подталкивая его к двери. – Здесь бывали Высшие маги из многих башен. По этому паркету ступали величайшие колдуны долины, а вы пачкаете его своими бесполезными недипломированными ногами.
Завидев старика, огры вытянулись по струнке.
– И без брюквы не возвращайтесь!
– Я не дотащу мешок…
– Что? – подавшись левым ухом, громыхнул композитор.
– Брюква тяжелая! – зайдя справа, закричал Синдибум.
– А! – замахал руками старик. – Не надо повышать голос, у меня очень тонкий слух. Возьмите ковёр-самолёт.
Он бросил ключевую нитку с двумя узелками и захлопнул дверь. Огры расслабились, выпятив толстые, испещрённые сеткой трещин, животы, и недобро покосились на Ария. Но он уже перегнулся через парапет, разыскивая «последнюю модель цвета мокрой ежевики».
Голова трещала от тоскливых мыслей. Ещё совсем недавно у него не было ничего. Сейчас тоже ничего нет! Но теперь он обязан отдать перламутровую мурену самому опасному кошкомору в Дырявой башне и мешок наисвежайшей брюквы глухому, совершенно чокнутому композитору. А до полувечера, ещё ой как далеко. Как бы ещё чего кому не задолжать.
Синдибум перелез на ковёр-самолёт и заправил ключевую нитку в управляющую прореху. Бахрома затрепетала и по ткани прошла рябь.
– Делать нечего! Как сказал бы Лыба, летим на ферму-р.
– В другой раз по шее получишь, – вякнул огр, хрустя каменными кулачищами.
– Свою побереги, – огрызнулся Арий, и, ухватившись за углы ковра-самолёта, направил его к теряющейся среди деревьев земле.