– Распечатать? – заморгала отставная волшебница и всплеснула руками. – Мой внук дурнее кошкомора. От неё надо немедля избавиться!
Она схватила скрижаль и, раздвинув шторки, закрутила ручку окна.
– Нет! – завопил Синдибум.
– Ты прав, – неожиданно согласилась бабушка и уселась за стол, прижимая читай-камень к груди. – Будет только хуже. Сперва заткнём рот Конусмастеру. Беги и приведи его сюда. Остальное я устрою.
Арий нехотя встал.
– Но…
– Темным-темно! – рявкнула старая волшебница. – Дененочные часы тикают. Беги быстрее! А скрижаль побудет у меня.
Синдибум насупился, но возражать не стал. Всё равно бесполезно. Он уже дошёл до двери, когда бабушка напутствовала:
– Будет упираться – заколдуй! Это ты хоть учил?
– Да! – закивал Арий. – Но меня же сошлют! Будешь меня навещать на Злыстной стороне?
– А ты тихонько…
– Я умею только громогласно, как мегамаг…
– Брысь!
Он вздохнул и вышел. На лестнице перед флигелем уже сгустились сумерки. Небо заволокли грузные, неповоротливые тучи. У перил зажигались парящие на цепях шары фонарей, но у стены башни близ домов властвовала хмурая тень. Приближался полувечер, а с ним и Злыстная сторона. Скоро Дырявая башня заедет в самое средоточие злысти. Оно уже стояло на пути непроглядной завесой тьмы.
Спускаться, конечно, не подниматься, но ноги уже порядком устали за день и отказывались идти даже вниз.
– Попил наливочки, – вздохнул Синдибум.
Опустевшие ярусы пробегали мимо, недобро глядя вслед. Сиротливо стояли зачехлённые наковальни перед дверями мастерских. Почти растворялись во мраке закопчённые вывески с котлами над лабораториями алхимиков. На Благой половине даже статуи хищных гарпий подмигивали, теперь же в глаза бросались только длинные кривые когти. Полувечер не лучшее время для прогулок. Стараясь держаться подальше от фонарей, он жался к стене, беспокойно косясь на сгущающуюся в нишах тьму. Позади башни ещё светлело посеревшее небо, а там, куда она ехала, возвышалась чёрная стена злысти.
На шпиле разгорелся колдовской огонь, и ослепительный луч вместо тёмного циферблата с двенадцатью башнями прожёг среди серых облаков новый, огненный, который будет отсчитывать часы до выезда башни со Злыстной части долины.
Арий уже спустился к таверне, когда на колокольне громыхнул первый удар. Звон пролетел по башне, гулко ухнув к подножию. За ним загремел второй. А под третий Синдибум ввалился в «Гадкую виверну».
У входа застыл вышибала Дробовик. Непроницаемое лицо покрывали защитные руны. Синяя вязь тянулась от бритой макушки, петляла по прорезанному глубокими морщинами лбу, обвивала ледяные глаза, срывалась индиговой стрелкой с горбатого носа, перечерчивала щеки и, закручиваясь, убегала по толстой шее вниз. Сюртук с малиновой бабочкой едва сходился на груди и трескался на огромных плечах.
– Не злыстного вечера! – пожелал Арий, непроизвольно вжимая голову в плечи.
– Задуришь – выкину, – предупредил Дробовик, почти не разжимая губ.
– Ни-ни, – пообещал Синдибум и проскочил мимо него в зал.
Посетителей почти не было. Широкие столы с вырезанными на ножках, гадко скалящимися вивернами пустовали. Только у стойки рядом с трещащим камином, глядя в кружки, шептались два тощих травника. А тавернщик упорно тёр блестящий бок графина и на Ария даже не взглянул. В дальнем углу у сложенных пирамидой бочек застыл Конусмастер. Крошечное тело потерялось за столом, так что торчали только тонкие длинные руки и голова. Тёмные глаза сузились, превратившись в две черточки, платок сполз с подбородка, а белые губы растянулись в безумной улыбке. Синдибум даже вздрогнул. Так неестественно раздалось лицо смотрителя. Казалось, если он поднатужится, оно лопнет и заляпает его хихоньками всю таверну.
Арий протиснулся между лавок, зацепился за свисающую с жерди тушку кролика, и чуть не смахнул свечу с длинного канделябра, но всё же влез в угол.
– Тут такое дело, – начал он, присаживаясь к столу. – С реликвией не всё так просто.
Он пытался подобрать слова, но Конусмастер так пялился, не переставая скалить зубы, что они не складывались.
– Вы бы пошли со мной, – предложил Синдибум. – Здесь душно и горелым воняет.
Смотритель не ответил.
– Бабушка просила вас заглянуть. У неё пирог. Любите с ревенем?
Не дождавшись отклика, Арий начал злиться. Злыстная половина влияла на всех без разбору, и невидимые тёмные частицы злысти уже проникали в сердца волшебников. Дурманили головы, заставляя вспоминать обиды, видеть чёрное в белом и смертельное оскорбление в безобидной шутке.
– У меня его нет. Да чего ты лыбишься-то? Ща как колдану!
Он даже угрожающе поднял растопыренные пальцы, но Конусмастер не шелохнулся. Пустые глаза ни разу не мигнули, а растянутые губы не дрогнули.
Синдибум потянулся через стол и дотронулся до костлявого плеча. Смотритель качнулся и завалился на сложенные руки, сбив кружку.
– А! – подскочил Арий. – Чего это он?
Тавернщик неприязненно взглянул в их сторону и крикнул:
– Дробовик!
От шагов вышибалы стонал и прогибался пол. Скамейки сами отскакивали в стороны, чтобы уступить ему дорогу. Даже огонь в камине начал трещать потише, так, на всякий случай.
– Напился, – пробасил Дробовик, взявшись за шиворот, и встряхнул смотрителя.
Конусмастер болтался в его огромной лапе, как тряпичная кукла. Руки телепались над столом, брякая ногтями по дереву. Вышибала поднял его выше, так что костлявые ноги заскребли по полу носами туфель, и втянул носом.
– Не пахнет, – объявил он.
Синдибум сглотнул, не в силах оторваться от безумной улыбки смотрителя и еле выговорил:
– Не дышит.
– Поэтому и не пахнет, – догадался Дробовик и приложил вторую руку к шее.
Пошевелил губами, считая, и провозгласил:
– Не бьётся.
Арий и сам уже обо всём догадался и попятился.
– Куда? – нахмурился вышибала.
– Домой, – пролепетал Синдибум.
– Сидеть!
