Чародей без башни

– Ты погляди, что творится! – ворчал за прилавком Голун, по самые брови уткнувшись в газету: – Опять проклятые чернобуки чуть башню не подорвали. Никакого спасу от них нет. Вот не живётся им спокойно. Хорошо хоть мегамаги им по сусалам поддают, а то бы давно уж все в злысте потонули.

Синдибум только поёжился. Только и слышно про безумных чернобуков и надёжных правителей-защитников, будто порядочному чародею и поговорить больше не о чем. Он перевел взгляд в самый дальний угол. Там незаметно примостился невзрачный гаечный ключ. Его стащить будет проще всего. Запропастится, так хозяин лавки не сразу и вспомнит. С горшком конечно труднее, на него хоть какой-то спрос есть.

– Ты смотри! Даже в Передудле и то бардак, – воскликнул Голун, – несколько дней тому назад ограбили храм памяти. Стало достоверно известно, что негодяи умыкнули копию скрижали Безбашенного хоровода. И кому эта безделушка сдалась? Она же ничего стоит!

Синдибум чуть не подпрыгнул. Ох, неспроста это всё, ох неспроста. Сначала кто-то обворовывает храм памяти Передудля и забирает копию, а потом Конусмастер выхватывает настоящий читай-камень. Таких совпадений не бывает. Он задумчиво прошёл к прилавку и вернулся. Ещё раз проверил, и с замиранием сердца обшарил все полки.

– А где горшок для очисток? – взвизгнув, заголосил он.

Хозяин лавки засиял, как новый кнежлик.

– Продал, – гордо сообщил он и сердито добавил: – И не думай, что я буду с тобой делиться. Старикашка мне всю плешь проел. Того и гляди такой же гладкий, как ты стану.

– Продал? – дрожащим голосом выдавил Арий.

На него накатила такая злость, что затмила самое тёмное Злыстное время.

– Я же мастер торговли, а не пустозвон без свитка! – заносчиво крикнул Голун.

– Где он живёт? – наступая на прилавок, зашипел Синдибум.

– Где, где? На звезде! Почём я знаю, – невольно отступив, огрызнулся хозяин лавки.

Арий подошёл в упор, и цилиндр на его голове расплылся в зловещей улыбке.

– Это ещё что? – задрожал Голун. – Тебе нельзя колдовать!

– Что, что? Лицо морщинисто́. Не выспался! Голова болит.

– Так возьми выходной, – всё ещё трясясь, заискивающе предложил хозяин лавки.

С него враз слетела вся спесь, а моргающие глаза никак не могли оторваться от чёрной шляпы.

– И возьму! – угрожающе гаркнул Синдибум и молча вышел, хлопнув дверью.

Навстречу бежал взъерошенный Хвыщ.

– Тебя-то мне и надо! У, какую шапчонку отхватил. В катакомбах, что ли?

– Иди ты с кикиморами обжиматься, – рявкнул Арий, зашагав к лестнице, но подмастерье зеленщика не отставал.

– Чего, Голун выгнал, что ли?

– Выгоняют брагу, – отмахнулся Синдибум.

– Чего ты злющий-то такой, Благое время ведь?

Хвыщ подскакивал на месте, кривя веснушчатое лицо.

– А у меня всё наоборот! Я особенный! – просипел Арий и остановился. – Вот как теперь этого транжиру найдёшь? Всю башню целый месяц обходить надо!

– Того, что вчера из лавки мешок брюквы пёр, что ли?

– Что знаешь?

Подмастерье зеленщика хитро сощурился. Его беспокойные ноги отбивали чечётку, а длинные руки приплясывали в такт.

– Откуда ж мне, убогому, – заскулил он капризно. – Я же не особенный. Пойду лучше с кикиморами обжиматься, что ли.

– Вот залеплю тебе промеж бесстыжих глаз, даже кикимора не позарится, – раздражённо предупредил Синдибум.

– Ты точно добро со злом попутал, – ухмыльнулся Хвыщ. – Носи шляпу почаще, а то такая рань, а тебе уже голову напекло.

Арий еле-еле взял себя в руки. Зажмурился со всех сил и выдавил улыбку.

– Рассказывай, мне очень надо, – попросил он, и подмастерье зеленщика не сдержался.

– Тут вчера такое было, – как сорвавшийся с привязи кошкомор, залопотал он. – Магов навалило. Почитай вся верхушка, не считая высшего. Вечерний обход у них, что ли? И прямиком в лавку старьёвщика. Я уж думал, закроют вас, чтобы вредительский мусор несчастным не втюхивали…

– Про транжиру давай, – взмолился Синдибум.

– Так он ещё раньше ушёл, – объяснил Хвыщ. – Кряхтел, главное, прогибался, но мешок быстро пёр. Перекинул за балкон и улетел на ковре-самолёте. Новенький такой, цвета мокрой ежевики, да с бахромой. Где такие престарелые чудодеи только кнежлики берут на последние модели.

– Ничего не путаешь?

– Клянусь здоровьем Татошки!

Арий почесал подбородок. Стоило побриться, но из-за проклятого цилиндра он забыл обо всём на свете. Если старик улетел, то выследить его могут только кошкоморы. Они в воздухе учуют что угодно. Придётся идти в их логово – Мурлятник.

– Бол спс, – бросил он и, развернувшись, побежал по лестнице вверх.

– Будешь должен, злыдня неучтивая, – крикнул вслед подмастерье зеленщика. – Расскажешь потом, за что Конусматера замучил, убивец вредный…

Но Синдибум не слушал. Его напряжённые от злости извилины с ненавистью пересчитывали ступени. До собственного ковра-самолёта, как до Передудля пешком, а взбираться придётся почти на самый верх башни. Кошкоморы обитали на ярус выше учебных классов, под апартаментами главных волшебников. Тут уж не до бурной радости, ноги бы по колени не стереть.

Арий не глядя передвигал ботинки, сквозь сжатые зубы, ворча на редких прохожих. Хотелось спать, есть и заколдовать кого-нибудь до смерти. Вроде не понедельник, но настроение такое, будто он уже седьмой на неделе. Даже статуи гарпий ехидно посмеиваются: «У нас вот крылья есть, а у тебя?».

Он снова добрался до дома, миновал зал Советов и, распихивая всех локтями, продрался через столпотворение перед учебными классами. Вот бы отправить всех учеников за пухлым болваном в Злыстные земли. Нет конкурентов – нет спроса на свиток чародея. А уж если нет спроса, то условия диктует единственный желающий его получить. Так-то!

Когда Синдибум, наконец, добрался до Мурлятника, от его глаз можно было поджигать свечи, а на лбу готовить яичницу. Несмотря на ясный Благой день, злоба бурлила и брызгала, отравляя всё вокруг. Он так разъярился, что даже пнул дверь в башенку с жестяной вывеской, изображающей летучую мышь на костылях, и безбоязненно вошёл в убежище кошкоморов. Каменный пол устилали птичьи скелеты и ошмётки перьев. А вдоль стен, уходя под потолок, поднимались ряды уступов с деревянными, до неузнаваемости исцарапанными, настилами. От застоявшегося приторно-сладкого запаха слипались ноздри. Синие мохнатые бестии лениво приподнялись над своими лежбищами, загремели цепями и зашипели. Из норы у двери выскочил всклокоченный домовой, потёр огромные глаза, но, узнав Ария, всё-таки не зря зверюг расчёсывал, безмолвно юркнул обратно.

Синдибум и сам поспешил убраться, пока цел. Прикованные или нет, кошкоморы способны на многое. Что творится в их пушистых головах, неведомо даже мегамагам. Он метнулся под низкую арку, подняв вихри линялой шерсти с пола, и через узкий коридор выбрался на крошечный балкон, увитый диким плющом. Здесь дышалось легче. Сквозняк пробегал по углам и, выгнав вонь, надувал чистый свежий воздух. На низкой скамейке, на подушке возлежал огромный кошкомор. Размером с доброго телёнка, а может, даже и со злого, поди померяй. Синюю шерсть посеребрила благородная седина, кисточки на ушах разрослись, как опахала, а мудрые карие глаза небрежно рассматривали нежданного гостя.

– Приветствую тебя, небожитель Лыба, – загнав опасную сейчас злость подальше, поклонился Арий.

Кошкомор вежливо улыбнулся, перекатившись на спину, но внимательный взгляд так и не оторвался от Синдибума.

– Мне нужна твоя помощь, мудрейший!

Лыба блаженно прикрыл глаза и проурчал:

– Почему-р Му-р-Арий хму-р-рый?

– Из-за проклятого цилиндра, – честно ответил Синдибум и ткнул в шляпу.

Та задёргалась и нахлобучилась до бровей.

– Нему-р-дрено.

Арий закивал.

– Мне бы найти хозяина ковра-самолёта, который вчера прилетал в лавку старьёвщика.

Кошкомор перевернулся, потянул спину и, вздыбив хвост, улёгся на подушку, подложив лапы под голову.

– Другому-р не кому-р?

Синдибум пригнулся, шагнул и доверительно сообщил:

– Другие не справятся.

Лыба оскалил зубастую пасть:

– Охму-р-ряешь?

Арий потупился.

Кошкомор не торопясь поднялся, поскрёб подушку длинными когтями и расправил полупрозрачные крылья.

– Приму-р перламу-р-тровую му-р-рену…

– Наловлю хоть десяток! – пообещал Арий.

Лыба заурчал и взлетел. Хвост мотнулся перед Синдибумом, и тот, под повелительное: «По-быстрому-р», ухватился за него и поднялся в воздух. Дикий плющ разметало в стороны, и они спикировали с балкона. Каменная стена башни с флигелями и лестницами промелькнула перед глазами. Завертелась. Земля перемешалась с небом. Погрозили острыми пиками ёлки, но кошкомор завернул и клацнул зубами. Мимо промчалась испуганная летучая мышь, и Арий попытался упереться ногами в воздух, крутясь и подпрыгивая.

– Стой! – закричал он. – У нас дело!

Лыба фыркнул, но за законной добычей не погнался. Махнул крыльями и пронёсся мимо яруса с лавкой старьёвщика. У Синдибума поплыло перед глазами. Башня наклонилась и задрожала. Пальцы начали соскальзывать с хвоста, но кошкомор приземлился на балконе и Арий кубарем покатился по полу.

– Ой, как интересненько! Арюшечка, ты такой смеленький! – запищал знакомый голосок. – Летаешь с пушистиками.

Кошкомор гордо прошёл по перилам и для порядка вздыбил шерсть.

– Заму-р-жем? – хитро сощурив глаза, спросил он.

Зудочка восторженно взвизгнула и замотала головой. Щёки разрумянились.

– Не время девушек обхаживать, – забормотал Синдибум и грозно взглянул на розовое недоразумение. – Меня зовут Арий!

– Конечно, миленький, – залепетала Зудочка, бочком подбираясь к Лыбе.

– По-видимому-р помур-р-лычем попозжему-р, – ухмыльнулся он, обнюхивая балкон.

Нос наморщился и заходил туда-сюда. Ноздри расширились, а глаза загорелись. Нетерпеливо махнув хвостом, кошкомор взлетел и закружился вокруг яруса, стрелой проносясь перед башней.

Оторвав от него восхищенный взгляд, розовое недоразумение повернулось к Синдибуму.

– Как низко обманывать даму, – оттопырив тонкую губу, пожаловалась она. – Ты обещал прийти и не пришёл.

– Меня сослали в угол, – отмахнулся Арий, не отрывая глаз от Лыбы.

Кошкомор что-то почуял и крутился перед балконом, кувыркаясь и размахивая крыльями. Прижал уши и нацелился вниз.

– Подожди! – закричал Синдибум. – Ты куда?

– К смердящему-р иму-р-ществу.

– Брюкву почуял! – обрадовался Арий и, не раздумывая, бросился следом.

Перескочил через перила и, под испуганный крик Зудочки, полетел за сжавшимся камнем Лыбой. Умудрился снова ухватиться за хвост и вцепился так, что кошкомор недовольно зарычал. Они промчались мимо десятка ярусов и спикировали перед одиноким крыльцом. У кого водились кнежлики, мог позволить себе тихое местечко вдали от жилых ярусов с беспокойными соседями. Поэтому Синдибум и не мог припомнить старика, хотя, пусть и шапочно, знал почти всех в Дырявой башне.

К небольшой площадке не вела ни одна лестница, да и два здоровенных каменных огра, обступивших двери не выказывали излишней доброжелательности. В распахнутые пасти со свистом проскочило бы среднее кресло, а в широких ладонях навсегда потерялся бы пресловутый горшок для очисток.

Лыба, недовольно урча, подтянул помятый хвост и прошёлся по нему языком.

– Му-р-чение, – забрюзжал он, расправляя крылья. – Перламу-р-тровую му-р-рену в корму-р-шку, поэтому-р.

– Да-да, – пообещал Арий. – Поймаю и сразу притащу.

– Сму-р-хлюешь – заму-р-чаю, – бросил кошкомор и умчался прочь.

Синдибум поёжился. Лыба слов на ветер не бросает. Придётся залезть ночью в зал Советов и выловить сверкающую рыбу из бассейна. Он повернулся к охранным статуям. Бездушные огры смотрели сквозь него пустыми глазами, но стоило сделать шаг к крыльцу, и страшные морды зашевелились, выпятив каменные клыки.

– Прочь!

– Щас! – воскликнул Арий и, проскочив под каменными лапами, толкнул дверь.

– Хозяин моет ноги, – возмутился огр и ухватился за цилиндр.

– Да хоть подмывается! – разозлился Синдибум и юркнул в дом.

Чёрная шляпа отчаянно забилась, но статуя не поддавалась, лишь сильнее сжав пальцы. Тогда на тулье появилась гаденькая улыбка. Тёмные губы собрались и плюнули в оскаленную морду. Огр брезгливо поморщился и, бросив цилиндр, закрылся каменными лапами.

– Разве так себя ведут? – обиженно заревел он, но второй истукан лишь пожал огромными плечами так, что заскрипели идеально подогнанные камни.

Чёрная шляпа, хохоча, запрыгнула на голову Синдибума, и они ввалились в коридор, припечатав за собой дверь. От хлопка в корзинах заболтались зонты, а плащи на вешалках зашевелили рукавами. Со стен таращились картины с напыщенными чародеями в праздничных цилиндрах со знаками. На полотнах собрались представители всех двенадцати башен, не хватало только Чёрной тринадцатой. Но прошло уже много лет, после неудачного эксперимента со взрывом и прорыва злысти, её символы и представители остались только в храмах памяти. Блестел надраенный пол из редкого розового паркета, а из комнаты долетал плеск воды. Арий гордо задрал подбородок и бесцеремонно попёр внутрь дома. Когда приходишь незваным, лучше лезть напролом.

Старик сидел перед камином. Ноги топотали в бурлящем пузырями корыте, а голову обвивало пушистое белое полотенце. Банный халат распахнулся до впалого живота, а руки размахивали, дирижируя крошечными инструментами на полке. Барабаны подскакивали, истязая себя палочками. Надрывались бронзовые трубы, и тоскливо подвывала одинокая скрипка.

Синдибум уловил мелодию и подпел:

– Как у мегамага подходила брага.

Хороша, прозрачна, ароматна, смачна.

Старик щёлкнул пальцами, и музыка заглохла.

– Что?

– Смачнаааааа!

– Певцов не заказывал! – сварливо протянул он.

– А кого заказывали? – уточнил Арий. – Могу сплясать. Могу чаю заварить.

– Исчезнуть можешь? – недовольно рыкнул транжира.

– Что нет, то нет, – замотал головой Синдибум.

Старик запахнул халат и сгорбился.

– У меня выходной! Уроков не даю! Голос не ставлю! Глухоту не лечу! Свернутые уши не распрямляю!

– Мне бы горшок.

Транжира аж подпрыгнул.

– Я композитор, а не повар! Похлёбку бродягам не раздаю.

Арий подошёл поближе.

– Ошибочка вышла. Вы купили горшок, который не продавался.

Старик засучил ногами, так что во все стороны полетели брызги.

– Как же я купил то, что не продаётся?

– Ненароком, – хмыкнул Синдибум. – А может, намеренно. Кто вас знает.

– Все! – заверещал композитор. – Все, все, все! Моя музыка звучит во всех двенадцати башнях и на балах в Передудле! Мне пожимали руки мегамаги и звали возглавить камерный оркестр Великой башни. Я живу здесь по личному приглашению высшего мага Димитрия! А он, между прочим, сильнейший из хозяев башен и когда-нибудь возглавит всю Долину.

– Тогда понятно. Вы на нём играть будете?

Старик вскочил, грозно уставившись на незваного гостя.

– Он фальшивит!

– Вот-вот! – обрадовался Арий. – Поэтому я и хочу его забрать, зачем вам такой не музыкальный горшок.

Композитор нахмурился, но неожиданно захлюпал носом.

– Сушёная брюква совсем не мелодичная, – пожаловался он, крякнув. – У меня пропало вдохновение.

– Сочувствую, – безразлично бросил Синдибум. – Но мне нужен горшок!

– А мне брюква!

– Опять? – взвизгнул Арий, и чёрная шляпа ехидно захихикала.

Старик затянул пояс на халате и, уперев руки в бока, строго заявил:

– Нет! Не опять!

Синдибум заскрежетал зубами, но композитор упрямо гнул своё:

– Самая свежая! Чтоб сок брызжал!

– Вот как ща брызну! Где её достать-то? – совсем разозлился Арий, но старик ещё сильнее набычился и, захлюпав мокрыми ногами по ковру, подошёл вплотную.

– Не моё дело! – сверкая глазами, гаркнул он. – Мне нужно вдохновение, и если вы его мне не доставите, я сдам горшок на переплавку!

– Отдай по-хорошему, – зарычал Синдибум, но из-за кресла мгновенно выскочил бандитского вида домовой.

Один глаз пересекал побелевший шрам, а второй заплыл белым бельмом. Маленький нос почти терялся на плоском лице, зато огромный рот скалился подпиленными зубами. Он грозно задвигал указательным пальцем и провёл чёрным ногтем по горлу.

Арий вздохнул и сник. Он ожидал сопротивления, но не такого же бескомпромиссного. Домовым, конечно, с настоящим чародеем не тягаться, но колдануть, в отличие от ненастоящего чародея без свитка, они ещё как могут.

– Проваливайте! – пыхтел композитор, подталкивая его к двери. – Здесь бывали Высшие маги из многих башен. По этому паркету ступали величайшие колдуны долины, а вы пачкаете его своими бесполезными недипломированными ногами.

Завидев старика, огры вытянулись по струнке.

– И без брюквы не возвращайтесь!

– Я не дотащу мешок…

– Что? – подавшись левым ухом, громыхнул композитор.

– Брюква тяжелая! – зайдя справа, закричал Синдибум.

– А! – замахал руками старик. – Не надо повышать голос, у меня очень тонкий слух. Возьмите ковёр-самолёт.

Он бросил ключевую нитку с двумя узелками и захлопнул дверь. Огры расслабились, выпятив толстые, испещрённые сеткой трещин, животы, и недобро покосились на Ария. Но он уже перегнулся через парапет, разыскивая «последнюю модель цвета мокрой ежевики».

Голова трещала от тоскливых мыслей. Ещё совсем недавно у него не было ничего. Сейчас тоже ничего нет! Но теперь он обязан отдать перламутровую мурену самому опасному кошкомору в Дырявой башне и мешок наисвежайшей брюквы глухому, совершенно чокнутому композитору. А до полувечера, ещё ой как далеко. Как бы ещё чего кому не задолжать.

Синдибум перелез на ковёр-самолёт и заправил ключевую нитку в управляющую прореху. Бахрома затрепетала и по ткани прошла рябь.

– Делать нечего! Как сказал бы Лыба, летим на ферму-р.

– В другой раз по шее получишь, – вякнул огр, хрустя каменными кулачищами.

– Свою побереги, – огрызнулся Арий, и, ухватившись за углы ковра-самолёта, направил его к теряющейся среди деревьев земле.

Дырявая башня неторопливо ползла через лес, оставляя за собой выжженную просеку. Объезд вокруг долины не прекращался ни на мгновение. Шли часы, дни, месяцы, годы, а башня ползла по запланированному маршруту и ничего не менялось. Деревья расступались, выгибаясь и расставляя ветви, чтобы убраться с пути бездушного исполина. Невидимый механизм под катакомбами захватывал грязь с песком и просеивал оставшиеся с войны реликвии. По развороченной земле тянулась глубокая борозда с почерневшим дёрном. Вдоль неё торчали опалённые иглы кустов и лежали груды сожженной травы. У самого подножия, притянутая железными тросами, за башней тащилась гигантская телега, десять на сорок саженей, на огромных чугунных колёсах. В удобренной почве, насыпанной по самые борта, росло всё необходимое для рациона настоящего мага: артишоки, бататы, кольраби, патиссоны, топинамбур и, конечно, брюква.

Перед крошечным домиком с острой крышей копался в грядках фермер. Лопата монотонно опускалась и угрожающе подпрыгивала. При этом заплетённые в длинную косу волосы колотили его по пояснице, а могучие плечи подёргивались.

Синдибум покружил над фермой, теребя подбородок. Даже в Благое время с любителем овощей связываться не стоило. Говорит он неохотно, а бьёт резко и не раздумывая. Если их поставить с Дробовиком, ещё неизвестно кого первого к знахарям унесут. Старший Быстрогон как-то повадился бататы тырить да познакомился с лопатой поближе. До сих пор косит и заикается. Правда, после полувечера фермер спит без задних ног, зато по огороду всякая нечисть скачет. Так что, потянувшись за топинамбуром, скорее всего, угодишь в чью-нибудь слюнявую пасть. Положение прямо-таки безвыходное.

Арий уже попрощался с реликвиями, перечеркнул жирным крестом читай-книгу и миллион кнежликов, когда на колокольне загремел траурный перезвон. Он завертел головой, чуть не свалившись с ковра-самолёта. Над лесом поднялись птицы и, застрекотав, испуганно понеслись прочь, прочертив далёкий горизонт, из-за которого расплывчатой тенью выпирала Плюгавая башня. До неё можно было бы долететь, если бы не всякая летучая мерзость, самая страшная из которой уже приближалась. Из-за деревьев, в коротких перерывах между ударами колокола, доносилась приглушённая песня. Синдибум задрожал, негнущимися пальцами вцепившись в бахрому. Гарпии летят!

Фермер выругался и, подхватив лопату, побежал к домику. Над крышей расцвела сияющая защитная руна. Завертелась, разбрызгивая сверкающие искры, и заволокла прозрачным куполом всё до самого фундамента. Зычно хлопнула дверь.

Арий заметался, не зная, куда деться. Он бы всё равно не долетел до дома, а надеяться, что его пожалеют, отопрут засовы, и пустят куда-нибудь ещё, было очень, ну очень глупо. Пришла беда – затворяй ворота. Перед гарпиями все равны и каждый сам за себя.

Чёрная шляпа забулькала гадким смехом.

– Чего радуешься? – зашипел Синдибум. – Сожрут вместе с тобой и не поморщатся. Они еду не моют и не распаковывают.

Цилиндр подавился хохотом и заёрзал.

– Проняло? – злорадно бросил Арий, снижаясь.

Он проскочил между огромных колёс и, забившись в темноту, завис под телегой. Засунул пальцы в уши и замер. Бесполезно! Песня гарпий всё равно раздавалась в голове.

– Мы так скучаем в небе ясном,

В сверканье нежном и прекрасном.

Приди скорей же, нас спаси.

И всё что хочешь, попроси.

Хор приближался и с каждым новым куплетом, Синдибуму сильнее хотелось выскочить из укрытия и подпеть. Печальные слова пробирались в потаённые уголки души, отпихнув в сторону даже надоедливый шёпот Злыстной стороны. На глаза наворачивались слёзы, а от беспредельной тоски опускались руки и пропадали остатки воли.

Цилиндр нервно вздрагивал, прислушиваясь, и оседал. Поля уже надвинулись на глаза. А когда Арий дёрнулся, чтобы броситься навстречу обвораживающим звукам, шляпа съехала до носа и закрыла уши. Навалилась густая, звенящая тишина. Песня стихла, а вместе с ней рассеялись и чары.

До Бесконечных войн гарпии были мелкими воришками и хулиганками. Стащить что-нибудь блестящее, бестолкового ребёнка напугать, это, пожалуйста, но о групповых людоедских нашествиях они не могли даже мечтать. И дело не в том, что не умели петь. Голосить-то они как раз голосили, да так, что все уписывались со смеху до колик. Рифмовали с воодушевлением черпателя ночных горшков и с таким же изяществом:

– Собрались со всей вольной воли,

Буси-буси, ай да гуси-гуси.

Прилетели пернатые девы боли,

И выпали глаза у бабуси.

Всё изменилось, когда высшая волшебница Кривой башни потеряла в бою всех своих сыновей и дочерей. Материнское сердце раскололось от боли и изрыгнуло на белый свет такое проклятие, что содрогнулись даже обезумевшие чернобуки, а почти безобидные гарпии превратились в жутких страшилищ.

Кое-кто из особо ретивых, но не слишком умных чародеев даже предлагал снести все похожие на них статуи в Дырявой башне. А скорые на руку, но медленные умом откололи у одной из каменных гарпий, что украшала почтовый ярус, голову и отбили одно крыло. Вступился высший маг. Он строго-настрого запретил уничтожать волшебное наследие, каким бы оно ни было. Ведь надо помнить не только хорошее, но и плохое, хотя бы для того, чтобы не повторять собственных ошибок.

Арий недоумённо моргал и крутил головой. Как только цилиндр заглушил чарующие звуки, их притягательная сила растворилась в воздухе.

– Ты что, меня спасла? – вскрикнул он, но не услышал собственного вопроса. – Что думаешь, я буду благодарен? Нет? А я буду! Начну тебя разравнивать и чистить. Хочешь, даже поглажу?

Цилиндр передёрнуло.

– Ну, как хочешь, – обиделся Синдибум, к нему уже возвращались мерзкие мысли, навеянные Злыстной стороной. – Ты же для себя старалась, верно?

Шляпа чуть согнулась.

– Так чего я тогда распинаюсь? – разозлился Арий. – Открывай глаза, пока фермер прячется, полетим брюкву воровать.

Он хищно улыбнулся, а цилиндр сполз на затылок.

Ухватившись за углы ковра-самолёта, Синдибум вынырнул из-под телеги и полетел к дальнему краю огорода. У средних ярусов башни кружили гарпии, но он не оглядывался. Не время для сомнений, пора ловить удачный момент. Спрыгнув, он обшарил ближайшие грядки, небрежно сбивая ногами патиссоны. Вот же гадость. А вкус, как у гнилых поганок. Другое дело артишок! Синдибум отломил соцветие и, пережевав, выплюнул. Не созрел ещё.

Цилиндр защищал от завораживающей мелодии, но Арий невольно поглядывал на хор гарпий в вышине. Они вились у жилых ярусов, то чуть спускались к лавкам, то снова поднимались ближе к залу Советов.

Встряхнув головой, он разыскал брюкву и, вырывая за ботву, начал закидывать на парящий за спиной ковёр-самолёт. Разлетались комья земли, но Синдибум только улыбался. Будет тебе, композитор, новая расцветка, помоднее мокрой ежевики. Грязно-вонючий беж – хит сезона!