Дрянная девчонка

© Ивах С., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Пролог

– Я молодая и красивая! Ничего, что плохо училась в школе, главное, соображалка работает. Еще я – здорова, даже очков не ношу. Я складно вру, хорошо ориентируюсь в любой обстановке и уверена, что знаю жизнь. К моим недостаткам относятся происхождение и нищета. Нет, я никогда не голодала и не донашивала обноски за сестрой. Ее у меня попросту не было. Но и своей единственной дочери родители могли дать немногое: одежду с распродаж и с рынка, отстойный телефон и китайскую косметику… Я не говорю о белье. Хотя, возможно, моя наивная мама до сих пор считает, что я могу постыдиться похвастать им перед мужчиной… Ну или, на худой конец, сочту неприемлемым и вульгарным показаться в неглиже перед мальчиком. Я давно не вскрикиваю, когда вдруг меня застают голой. Напротив, мне нравится наблюдать за тем, как при виде моего тела парней берет оторопь, и я не премину воспользоваться ситуацией и состроить глазки. Просто обожаю их дразнить, на зависть закомплексованным подружкам… Перед самым выпускным я записалась на компьютерные курсы, а еще стала учить названия парфюмов и брендов одежды. Как-то мне на глаза в Интернете попалась статья о том, какими приборами и что едят в ресторанах, а также из чего и как пьют. Это подтолкнуло меня к самостоятельному изучению этикета. Часть столовых предметов я попросту вырезала из картона. Другие, например, ножи, вилки и некоторые ложки, заменила теми, что были в наличии. Оставаясь одна, раскладывала на столе все это, как будто он уже был накрыт щепетильным официантом или домашней прислугой, и принималась за трапезу. Я со снисхождением ждала, когда франтоватый мужчина в лакейском полупоклоне откроет бутылку вина и разольет его по бокалам, роль которых в моем случае выполняли стеклянные фужеры, уцелевшие после отцовых дрязг. Отпускала его снисходительным кивком головы и тут же одаряла томным взглядом из-под длинных ресниц сидевшего напротив избранника… Я моделировала в голове разговор с ним. Вернее, задавала сама себе возможные вопросы своего принца и вслух отвечала на них…

– Дорогая, – обращался он и предлагал: – Вот, попробуйте устриц…

– Знаешь, милый, мне претит выцарапывать их… Это так неэтично и смотрится вульгарно.

Еще… Много чего еще я стала делать, чтобы подготовить себя к жизни в столице. Да, именно туда я собралась после того, как отзвенит последний звонок. Там мой парень. Правда, он еще этого не знает, но сразу поймет, как только увидит. Еще забыла добавить: он богатый высокий брюнет с голубыми глазами…

Глава 1

Родителей не выбирают

Утро началось привычно – с причитаний матери.

– Ой, беда-то какая! – донесся ее голос с кухни.

– …Сначала никто серьезно и не отнесся, – понизив голос, рассказывал Степан. – Ведь лето! Мало ли?! Может, правда, ветерком где-то в акациях какое-нибудь паутинное гнездилище разворошило?

– А разве пауки гнезда делают? – спросила мать.

– Не знаю, – признался Степан и предположил: – Может быть. Ведь где-то они растут?

– Ладно, неважно, – успокоила его мать и попросила: – Продолжай!

Чтобы лучше слышать, я приподняла голову над подушкой. Было неудобно находиться в таком положении, но я хотела узнать, как на этот раз мой папик загремел в наркологический диспансер. То, что турнут и с этой работы, уже железно. Куда после такого?

– Так вот, он сначала к главбуху в коридоре пристал, – продолжал вводить в курс дела Степан. – Мол, у вас на плече паук! Она закричала и давай в проходе кренделя выписывать. А он ее одной рукой остановил, а второй этого паука убрал.

– Так был все-таки паук? – перебила его мать.

– Ну, ты, зараза, чем слушаешь? – возмутился Степан. – Нет, конечно! Казалось ему просто… Только и мы не сразу это поняли.

Мать с шумом вздохнула и всхлипнула:

– Понятно.

– А он ведь, Санька-то твой, еще и потеет после этого дела, – со смаком описывал папика Степан: – Мокрый весь, глаза шальные!

Мое воображение с ходу нарисовало портрет отца. Кроме всего, что перечислил материн полюбовник, оно к нему добавило диковатый взгляд, торчащие над ушами от долгого лежания на подушке волосы и лиловые пятна на бледном лице. Отчего-то отец сначала представился в мятой майке, а потом в форме охранника.

– Стыд-то какой! – снова запричитала мать.

«Уймись, дай дослушать!» – потребовала я мысленно.

– В общем, за бухгалтером идет заместитель генерального директора, – продолжал Степан смаковать нашу семейную трагедию. – Твой Сашка уже без предупреждения берется освобождать его от пауков, которых только он и видит!

– Господи! – протянула мать, подвывая, и всплеснула руками.

Я не видела этого, просто знала, что обращение к высшим силам мать почти всегда сопровождает подобным жестом. А поскольку быть свидетелем того, как маманька вспоминает Бога, мне приходится каждый день, то я могу на нее вовсе не смотреть, но знать, как она себя при этом ведет.

– Бросал он пустоту на пол и топтал «их» ногами с таким усердием, что мы сначала и не поняли ничего. – Все до того выразительно и натурально, что я, грешным делом, подумал, что это у нас просто зрение не такое, как у него, оттого и не видим этих пауков, – с нотками восхищения говорил Степан.

– И что дальше? – торопила мать.

– Заместитель генерального стал кричать: «Вяжите! Чего смотрите? Допился ваш контролер!» – передразнил он писклявым голосом начальника и подытожил: – В общем, пока «Скорая» не приехала, всей сменой пауков этих окаянных ловили.

На некоторое время в кухне воцарилась тишина.

– Как теперь жить-то? – задалась вслух вопросом мать.

Я потеряла всяческий интерес к теме. И так ясно, папенька надолго освободил нас от пьяных посиделок на кухне и скандалов по утрам. О том, какие он может выкидывать фокусы в состоянии «белой горячки», я знала. Знала даже медицинский термин этого явления – «алкогольный делирий». Поражало другое: как после всего этого снова можно начинать пить?

Мои мысли вернулись к выпускному. Перед глазами встала Маринка. Плять еще та! Но за выкрутасы в мой адрес теперь ответит.

«Мне кажется, этот узор я видела на занавесках в твоей кухне!» – снова прозвучал в голове голос Маринки и ее механический смех. Видеть Маринка этого узора на занавесках, конечно же, не могла по двум причинам: первая – эта сучка никогда не была у меня на кухне, и вторая – платье было сшито в ателье, из вполне приличного материала. Просто по цене он, конечно, и рядом не стоял с теми, что надела половина моих подруг, однако на один раз годилось и так, да и смотрелось, что говорится, ровно!

«После того как Маринка ответит за свои слова, рвану в Москву!» – подумала я. Хотя, если не ответит, все равно рвану. Это цель и мечта всей моей только начинающейся жизни.

Я села на кровати и прислушалась. Мать тихо плакала. Степан ее успокаивал. Как всегда. Наверняка он занимается с ней этим со школы. Интересно, мать догадывается, что я знаю, как далеко он зашел в своих сочувствиях? Думаю, как уйду, тихий разговор перейдет в пылкие вздохи, шлепки и стоны. Теперь можно и днем, ведь папика в наркологии будут держать не меньше месяца. На душе сразу стало как-то мерзко, мать – та еще гадина. Ну да ладно, это не мои проблемы. А отцу так и надо!

Веселенькое дельце, чтобы купить билет, мне пришлось тиснуть у бабки гробовые. «Тиснуть у бабки бабки!» – неожиданно подумалось мне, и я загордилась рифмой слов. Но совесть не мучила. Ведь я их верну. Может быть, даже раньше, чем она хватится. Тем более взяла я их вчера, а сунется она в свою банку с горохом лишь только после следующей пенсии, чтобы положить очередную пятитысячную купюру.

Перед глазами возникла пачка хрустящих банкнот, и тут меня осенило:

«А что, если сделать так, чтобы она и вовсе не хватилась? Например, взять и на принтере напечатать всю сумму! Потом, когда у меня все наладится, просто поменять и все! Ведь если узнает, что я украла, умереть может! Восьмой десяток уже».

Воодушевленная идеей, я сползла с кровати и устремилась в ванную, на ходу размышляя над тем, стоит или нет вообще заморачиваться? Ведь бабка, как-никак, мать моего отца, который ни меня, ни свою жену обеспечить не может по причине своего воспитания. Хотя он считает, что причина в другом, да и я отчасти в душе с ним согласна. Папенька мой, еще не будучи оным, женился на моей маменьке по «залету». Никакой любви промеж ними не было, да и не могло быть, поскольку папенька тогда вздыхал по бывшей однокласснице, которая вышла замуж за другого, а маменька должна была, но не смогла дождаться своего суженого из армии, в которой в те времена служили аж два года. Не смогла по причине то ли нетерпения, то ли обыкновенной бабьей глупости, а может, тоже, как и все девчонки в нашем классе, из любопытства. Но мы в отличие от своих предков более продвинуты в плане секса, да и не стыдимся, если в аптеке препарат какой надо прикупить. Мать же как-то говорила, что они даже вслух слово «презерватив» произносить не могли. Я снова вспомнила душещипательные истории отца о том, как женился он по залету.

«Значит, залет – это я», – в который раз беззлобно подумала я и улыбнулась. И все же я на них не в обиде. Это надо же, не по любви, случайно и всего один раз. А что получилось?! Блеск!

Я включила воду и залюбовалась своим отражением. Оно смотрело на меня из-под длинных ресниц своими голубыми глазищами и улыбалось алым ртом. Волосы золотой волной спадали на плечи. А фигурка! Грудь размером с две небольшие дыньки венчали аккуратные сосочки-розочки, даже у меня вызывавшие восхищение. Я могла подолгу любоваться собственным телом в отражении, разглядывать синие венки под нежной кожей и редкие родинки в интимных местах. Нет, природа на мне точно не отдыхала…

Глава 2

Больше чем друг

На улице было душно. Полуденное солнце раскалило островки асфальта. Пахло тополем, разогретыми шпалами и помойкой, а воздух казался липким.

«Наверное, с этим запахом у меня будет ассоциироваться детство», – вяло подумала я, направляясь через пустырь.

В разные стороны из-под ног разлетались кузнечики, стрекотали стрекозы.

Лешка-Контекст сидел на капоте «Москвича», брошенного на задворках гаражей, и курил. Он был старше меня на два года и на голову выше. При моем приближении Лешка даже ухом не повел. Но в душе он рад моему появлению, просто держит марку невозмутимого и рассудительного «пацана». Смешно наблюдать, еще смешнее подыгрывать. Но так надо. Так сложилось. Сейчас раздвинет колени и плюнет. Это тоже своего рода ритуал.

– Чего один? – спросила я скучным голосом.

– Это вопрос? – хмыкнул Лешка.

– Ну да, – подтвердила я.

– Тогда затрудняюсь ответить, – признался он и пояснил: – Глупый вопрос.

– Ты Маринку видел?

– Какую? – Лешка развел колени и небрежно плюнул.

«Есть!» – подумала я, а вслух уточнила:

– Цапкову.

– Зачем тебе? Вы же не подруги.

– Вот как раз поэтому она мне и нужна.

– Снова что-то не поделили? – угадал он с ходу.

Я молча кивнула.

– Угомонилась бы ты, Марта, – стал наставлять Лешка, словно старший брат, и с назиданием напомнил: – Все, школа кончилась! Не сегодня завтра разбежитесь все. А ты все счеты сводишь…

– Она меня сильно обидела, – призналась я, готовая расплакаться.

Нет, не оттого слезы навернулись, что слова Маринки про платье так больно затронули мое самолюбие. И не в том причина, что Маринка удачливее даже тем, что родилась не в семье пьяницы и неудачницы, а у людей, живущих в достатке и непьющих. Душила обида, потому что Лешка прав. Снова я выставилась в его глазах последней дурой, которая все никак с детством расстаться не может. Лешка мне не нравился. Вернее сказать, я к нему просто привыкла. Жили в одном дворе, росли вместе. Ясли, детский сад, школа. Еще Лешка был моим первым парнем и поэтому считал меня в доску своей. Мне вдруг стало смешно. Я вспомнила, как он переживал целый год. Сначала, что я залечу, потом, что слухи о первом опыте дойдут до ушей родителей. Он и сейчас не прочь и наверняка предложит. Я огляделась, словно предложение уже поступило.

«Наверное, к себе потащит», – подумала я, размышляя, стоит или нет поддаться на уговоры, и одновременно высчитывая в уме, кто у него сегодня может быть дома. Мать, работавшая на заводе, вчера была во вторую смену, значит, сегодня в первую. Отец – дальнобойщик, еще неделю назад ушел в рейс.

«Значит, никого», – отчего-то обрадовалась я.

Странно, столько раз с ним было, и всегда заново интересно! О нашей тайне знали все, но я и не парилась. Как не парилась о том, что и об остальных моих романах и приключениях среди сверстниц ходили легенды. Все равно здесь не жить. Зато живу, как хочу, и большинство моих подруг этому завидуют…

– Я Маринку у магазина видел, – вспомнил, как бы между прочим, Лешка и предположил: – На шашлыки вроде как она собиралась.

– С кем?

– Как всегда, со своим мажорчиком.

– С Пашкой, что ли?

– Пашка тоже там был, – подтвердил Лешка.

– Почему тоже? – насторожилась я.

– К ним в машину еще Вика садилась.

Пелевина Вика была моей «подшефной». Со стороны могло казаться, что мы подруги, а на самом деле просто мне нравилась эта размазня, которая каждое мое слово ловила с открытым ртом. Подспудно я самоутверждалась на фоне этой круглой дуры и отличницы. Странное сочетание, но так бывает. Серые, бесцветные глаза, обрамленные ресницами с подпалинами, и рыжие волосы, которые она стягивала в конский хвост, делали ее дурнушкой. У нее была бледная кожа, усыпанная веснушками. Парни часто делились со мной впечатлениями об этом «чуде». Больше всего их смешила спина, тоже покрытая веснушками, и слегка обвисшая на скулах кожа. Вика не воспринималась как девушка, и я не исключала, что она не расстанется со своим «богатством» никогда. Поводом была не только внешность. Ее отец, Василий Петрович, был личностью незаурядной, свою дочь, вопреки мнению большинства жителей нашего городка, считал писаной красавицей. Сам он был под два метра ростом и с трудом втискивался в видавший виды джип, на котором приехал аж из самих девяностых. Поговаривали, что незаурядная внешность и титул мастера спорта по боксу позволили в смутные времена сколотить на ниве рэкета небольшое состояние. Василий Петрович владел автопарком из двух грузовиков, в котором исполнял, кроме всего прочего, обязанности директора и автомеханика в одном лице и брал на себя львиную долю всех городских перевозок.

Все это сейчас роилось в моей голове, сопоставлялось и переваривалось. Само присутствие Вики на пикнике было мне с руки. Ведь, случись что, она станет «засланным казачком». Я знала, что эта моль меня поддержит. Только как она оказалась в этой компании? Хм! Много ума не надо. Кто-то из пацанов захотел экзотики. Размышляя, как использовать данный факт в своих интересах, я вдруг подумала, что на правах ее покровителя просто обязана хотя бы чисто символически присутствовать при данном действе. Тем более все знали, что Вика, по сути, моя фрейлина. Вот и повод есть разбавить эту компашку своим присутствием. А там, глядишь, подвернется случай отомстить Маринке. Два в одном. Приятно проведу время и расквитаюсь с этой чушкой.

– Поехали! – сказала я, сползая с капота.

– Куда? – изумился Лешка.

– На канал.

– Зачем?

– На хвост мажору упадем, – объяснила я то, о чем он и так уже догадался, но «включил дурака».

– На чем только туда ехать? – спросил Лешка.

– Как на чем? На твоей!

– Бензина нет.

– Туда что, много надо?

– Так и столько нет!

– Утомил ты меня! – рассердилась я, размышляя, где раздобыть горючее. И тут меня осенило: у меня же есть деньги! Как я сразу не подумала! Конечно, они на дорогу и на первое время жизни в Москве. Но выделить на десять литров можно. К тому же я собиралась напечатать копии купюр! Но сразу признаваться Лешке в этом я не собиралась, надо немного набить цену.

– Может, у Сашки займешь?

– Я еще старый долг не отдал, – признался он тусклым голосом.

– Тогда пешком? – перебирала я варианты.

– Ближний свет! – изумился Лешка.

– Хорошо, – сдалась я и, отряхивая руки, предложила: – Давай до моего дома прогуляемся?

Глава 3

Шашлыки и выпендреж

– Здесь они должны быть. – Лешка повернул руль и съехал с проселка.

Машину тряхнуло, а по корпусу застучали ветки кустов.

– Тише! – предостерегла я. – Не дрова везешь!

За деревьями заблестела вода, а в салоне запахло дымом костра и жареным мясом.

– Приехали! – обрадованно объявил Лешка.

Мажор со своей компанией расположился на старом месте. Здесь, в тени разросшихся берез, кто-то из горожан сколотил из грубых досок стол и соорудил над ним навес. Судя по одноразовым тарелкам с остатками закуски и пластиковым стаканчикам, веселье было в самом разгаре. А если быть точнее, никто не ждал, когда дозреют шашлыки, и уже начали пить…

Я не вышла сразу из машины, а, подражая девушкам из кино, продолжала сидеть. Нет, еще каких-то пару дней назад я бы не заморачивалась. Да и вообще в мыслях не было бы, чтобы за мной ухаживали. Но сейчас, что говорится, перемкнуло…

Лешка выбрался из-за руля и поприветствовал дружков:

– Привет!

Парни у мангала вразнобой ответили.

– Чего сидишь? – поинтересовался Лешка, заглянув в салон.

– Может, двери откроешь и руку подашь? – зло бросила я.

– Ты что, охренела? – прорычал он и выпрямился.

В лицо ударила кровь. В кои-то веки! Что происходит? Да ничего. Просто показал мне свое место. Место последней шалавы… Ну, погоди у меня! Обида душила. Да что это со мной? Я с трудом открыла дверцу. Нет, пора наказывать за такое отношение. Возможно, сегодня и начну. Для начала покажу отворот-поворот. Пусть ищет себе новую подстилку. Да и вообще надо с ним завязывать! Мало ли? Он непонятно с кем еще имеет такие же отношения, наградит еще перед отъездом каким-нибудь «букетом»!

Веселье было в самом разгаре. Но больше всего меня поразила Вика. Она была в белом с синими полосками платье и уже так набралась, что с трудом сидела на скамейке.

– Мы не опоздали?

– Ты, Марта, как всегда, вовремя, – похвалил Кузя и стал поливать угли водой из пластиковой бутылки.

– А что с Викой? – задала я следующий вопрос, шаря по сторонам взглядом.

Я не могла взять в толк, где Маринка. И вообще не видно было и машины мажора.

– Развезло Вику с непривычки, – между тем пояснил Кузя.

– Так уж и с непривычки, – зло проговорила я, – небось ты и постарался.

– Ну, не без этого, – подтвердил Кузя и слащаво улыбнулся.

– Папашу ее не боишься?

– Только это пока и держит, – признался ловелас и неожиданно предложил: – Может, уединимся?

– Слушай, ты, уединяльщик! Метр с кепкой, а туда же?

– Чего раскричалась! – Кузя вмиг пришел в норму и бросил по сторонам испуганный взгляд. – Я же пошутил.

– А я нет, – продолжала я играть на публику и заявила: – Молодой еще!

– Скажешь тоже! – возмутился он.

– Скажу! – вдруг вспылила я. – Прежде чем отец тебе машину доверил, что заставил сделать?

– Ну, на права сдать, – ответил Кузя, хлопая глазами.

Он никак не мог взять в толк, с чего я злюсь. А злилась я в тот момент за весь женский род! За несчастную мать, тащившую по жизни отца-пьяницу и меня непутевую, за ее сестру, разродившуюся крикливым Петькой, за соседку нашу, жену «ботаника», которая скрашивала ночи с другим мужиком, за миллионы молодых и неухоженных женщин с уставшими лицами. За всю ту половину человечества, которую поэты называют «прекрасной». За всех тех, кто по вечерам толкает перед собой коляски, по ночам качают кроватки, а днем таскают с магазинов сумки…

– Вот! – торжественно протянула я и погрозила ему пальцем. – Для того чтобы машину водить, ты на права сдал! А чтобы ребенка заделать, даже справку в больнице не берешь!

– В какой больнице? – не понял Кузя.

– Во всех! Так же, как и на права. От психиатрической до анализов крови и мочи.

– А это зачем? – шутливо ужаснулся он.

– Чтобы наследственность определить. И вообще пора разрешение на женитьбу ввести. Не можешь жену обеспечить, живи с резиновой бабой!

– Ну, загнула! – восхитился Кузя.

Я ощутила на талии чью-то руку. Впрочем, почему чью-то? Только Лешка мог позволить себе такую вольность.

– Ты чего завелась? – спросил он на ухо.

«Так, – подумала я. – И этот туда же», – а вслух объяснила:

– Безответственно вы подходите к тому, чтобы переспать!

– А тебе кто-то предложил? – насторожился он.

Кузя торопливо сгреб шампуры и рявкнул, правда, сорвавшись на фальцет, видимо, от страха:

– Налетай!

– А Маринка где? – допытывалась я.

Лешка протянул руку и взял два шампура.

– Будешь? – спросил он.

Я поморщилась и с раздражением повторила:

– Маринка где?

– Кататься уехали, – сообщил все тот же Кузя и протянул мне стаканчик с какой-то розовой жидкостью.

– Что это?

– Вино, – пояснил он.

– Я поняла, что вино. Какое?

– Да хрен его знает, – ответил Кузя и показал взглядом на кусты, у которых валялась коробка с надписью «Каберне».

Я выпила. Терпкое и очень приторное. Нет, по мне лучше пиво. Хотя, говорят, оно вреднее…

Послышался гул двигателя.

– Едут! – сказал кто-то, и я обернулась.

Через рощу к берегу ехали «Жигули» мажора. За рулем сидела Маринка.

Машина поравнялась с костром и встала.

Мажор выбрался с пассажирского сиденья. Маринка последовала его примеру.

– Ну, как ученица? – поинтересовался Лешка, отвечая на рукопожатие мажора.

Тот одарил свою пассию благодарным взглядом, наверное, за то, что не угробила его в дороге, и похвалил:

– Уже сама кого хочешь научит.

– Да ладно! – не удержалась и съязвила я.

– Точно говорю, – стоял на своем мажор. – Знаки подучит и может сдавать на права.

Отчего-то я вспомнила свои слова насчет отцовства и водительского удостоверения и разозлилась. Скотина все же этот мажор. Ведь не давала бы она ему, он бы ее за руль не пустил. А так – баш на баш, ты мне, я тебе. У женщины всегда есть товар, который она может выменять на что угодно. Можно просто «за покататься», можно выпросить колечко или даже дом.

– А слабо со мной наперегонки! – выпалила я.

– На чем собралась гоняться? – настороженно спросил Лешка и невольно оглянулся на свой раритет.

Он, конечно, угадал. На чем же еще? Но только мажор Маринке тачку не доверит. Тем более погонять. Глупости! Ляпнула просто так, чтобы что-то сказать, а получилось, показала собственную удаль. Однако Маринка неожиданно загорелась и приняла вызов:

– А давай!

– Э-э-э! – протянул мажор и потребовал: – Вы тут заканчивайте!

– Испугался, что машину разобьет? – бросилась я в наступление, словно мне Лешка уже свою обещал дать. Для этого я должна с ним пошептаться и сказать пару заветных слов. А точнее, обнадежить, что, по крайней мере, вечер он проведет в обществе классной телки…

Глава 4

Салки по-взрослому

Ощущение падения тошнотворной болью вырвало меня из темноты. Причудливые, ярко-черные пятна в ослепительно-желтом трауре расползались в стороны, оставляя на мне странные, тонкие нити, которые резали болезненную пустоту…

Что это? Пульсирующий гул наполнил форму, которую я вдруг ощутила и поняла, что это мое тело… Состояние было похожим на то, что чувствует рука, которая долго находилась в одном положении и которую освободили от груза. Только ярче и звонче топают стальные лапки муравьев в облаке моих ощущений… Я выплыла в темноту из радужных воспоминаний непонятного, но приятного сна и разлепила веки. Свет ворвался куда-то в самый мозг и взорвался болью. Я вскрикнула и зажмурилась. Но снова осторожно открыла глаза.

– Ожила! – раздался голос.

«Странно, что делает Лешка в моей комнате?» – подумалось мне.

Кто-то просунул мне руку под спину и вынудил сесть. Наконец я обрела способность созерцать окружающий мир. Хотя пока с трудом находила объяснения эффектам, возникающим перед глазами, но уже понимала, где верх, а где низ. Первое, что я увидела, – это стоящих вокруг людей. Отчего-то они были ослепительно-белыми. Неестественность этого вызвала страх, и я решила подбодрить себя шуткой, подумав вслух:

– Я что, умерла, а это ангелы? Или меня похитили инопланетяне?

– Она что-то сказала? – спросил кто-то.

– Бормочет что-то, – ответил другой.

Стало доходить, что разговаривают между собой мужчины. Причем взрослые. Еще я поняла, что мою речь не смогли разобрать. Однако это не напугало. Скорее удивило, и то лишь слегка.

«Странно, среди нас никто не имеет таких голосов», – размышлял кто-то в моей голове моим голосом.