В тот день ввиду напряженного рабочего графика Эдик проснулся пораньше, выпил кофе, сделал себе внушительный завтрак из оставшегося с ужина винегрета, хлеба с маслом и котлетки, купленной накануне в ближайшей кулинарии, которую Эдик уважал за качество блюд, разнообразное меню и приемлемые цены. Со второй чашкой кофе позволил себе хрустящую шоколадную вафельку. Слегка объелся, но это не беда, неизвестно ведь, когда теперь придется пообедать – вполне возможно, что сегодня опять будет много работы. Как в воду глядел. Не успел Эдик войти во двор, где располагался офис конторы, позвонил Полкан.
– Далеко?
– Доброе утро, вхожу уже.
– Хорошо, давай по-быстрому в аэропорт, надо встретить хозяина с московского рейса.
– А…
– Еще один заболел, давай пошевеливайся. Хозяин ждать не любит.
До этого момента Эдик Биг-Босса никогда не возил, у того был свой постоянный водитель, который, как выяснилось, тоже заболел. Стало даже немного волнительно: не сделать бы что-нибудь не так. Не то чтобы хозяин производил впечатление какого-то страшного человека, вовсе нет. Наоборот, с виду он был весь такой душечка: гладенький, холеный, всегда чисто выбритый. Приятный, даже, может, и красивый. В общем, понятно, что дамский любимчик. Никогда ни на кого не повышал голос, со всеми здоровался, но ни на ком никогда не задерживал взгляда. Одевался стильно и очень дорого. В общем, по виду был похож скорее на актера, чем на владельца подпольного бизнеса. Эдику он казался человеком из иного мира, с другой планеты, на которой сам он никогда не бывал и вряд ли когда доведется. Каково ему будет в его присутствии? Об этом Эдик думал по дороге в аэропорт, старательно объезжая места, на которых чаще всего скапливаются пробки. И хотя пандемия свирепствовала и народ не валил за границу толпами, как раньше, все равно на улицах стало посвободнее, хотя даже июнь еще не кончился и пик сезона еще не наступил. Чтобы не думать о том, как не опростоволоситься перед хозяином конторы, Эдик размышлял, куда теперь едут отдыхать люди. Наверное, на дачи разъезжаются, в родные деревни, на турбазы куда-нибудь. За границу стали ездить меньше, даже многие зарубежные авиарейсы, которые пользовались большим спросом, в этом году не запустили. Жизнь стала неприятно напряженная и вместе с тем скучная и какая-то безрадостная. С такими мыслями Эдик доехал, припарковался, стал ждать. Полкан о болезни водителя Биг-Босса, конечно же, предупредил, потому что шеф, подойдя к машине, не выказал никаких признаков удивления, вопросов задавать не стал. Просто кивнул и велел ехать.
Тем же вечером Эдик в мельчайших деталях вспоминал этот, казалось бы, ничем не примечательный маршрут. Да не просто вспоминал – разбирал по словам, междометиям и даже паузам. Биг-Босс кому-то звонил и отвечал на вызовы, коротко беседовал, на водителя никакого внимания не обращал. То есть нельзя сказать, чтобы хозяин открытым текстом говорил что-то не предназначенное для чужих ушей, но Эдик-то не дурак, смог прикинуть, что к чему. После какого-то милого щебетания и мурлыканья (видимо, с дамой или девушкой) Биг-Босс принял звонок от кого-то важного, это сразу чувствовалось по тону. Может, Эдик и не стал бы прислушиваться так уж внимательно, но хозяин сам вынудил – не просто поздоровался с говорившим, а назвал его по имени. Хотя если бы по имени, то Эдик ничего бы не понял, но в том-то и дело, что Биг-Босс назвал невидимого собеседника прозвищем.
– А, Тараканище, привет, рад слышать! – так начался тот самый разговор, который мог кардинально изменить Эдикину судьбу. И действительно изменил, но в тот момент Эдуард Погорелов даже не представлял себе, в какую сторону.
– Какая срочность? – скупо поинтересовался хозяин у своего собеседника. – А сколько? Как планировалось или больше? (Пауза.) Ну, это… мне нужно прикинуть, но думаю, что очень быстро не смогу (пауза). Потому что неожиданно. Это же требует определенной работы, договоренностей, мы же не печатаем, сам понимаешь (пауза). Ладно, я что-нибудь придумаю, но не так быстро. (Пауза.) Ладно, я переиграю с теми, кто может подождать. Адрес нам уже назвали, да я бывал у вас в тупичке (пауза). Не у тебя, у соседа твоего. Ладно, из уважения к тебе и твоему проценту. (Тихий смех.) Будь здоров, я что-то придумаю.
Потом Биг-Босс набрал невидимый Эдику номер и сказал:
– Ты в конторе? Я сейчас буду. Не уходи. Значит, перенеси. Тут нельзя отказывать, это очень выгодно. Да, новые условия.
Это он звонил Змее, автоматически подумал Эдик. Так в конторе прозвали начальницу по финансовой части. То есть в нормальной организации ее называли бы, наверное, финансовым директором, но в их конторе в таких должностях нужды не было и на дверях кабинетов таблички не висели. Поэтому эту мадам звали так, как ей больше всего подходило, – Змея. Она ведала всеми деньгами и, как многие женщины, работающие в этой сфере, характер имела такой, который в точности отражала данная ей кличка. Но дело, конечно, было не в Змее. К ее существованию Эдик относился как к неизбежному злу, а попыток изменить внешние, не зависящие от него обстоятельства он никогда не делал за их очевидной бессмысленностью. По уху резануло обращение, которое употребил Биг-Босс. Наверняка он был уверен, что инкогнито собеседника полностью соблюдено, но ошибся. Эдик знал, какой человек имел кличку Тараканище. Это было прозвище, полученное еще в юности, когда совсем еще зеленый мальчишка стал носить пышные усы, чего никто в то время не делал – у продвинутой молодежи не было такой моды. Но Сергей Григорьевич Афонин с молодости на общепринятые модные тенденции плевал с высокой башни. И упорно носил усы, да не просто некие усики, а настоящие усищи. Богатые, пышные, в пол-лица. Оттуда и повелось. Близкие знакомые так и звали его до сих пор, когда наедине. Любовно, конечно, по-доброму. Откуда Эдик об этом знал? А очень просто. Его теперь уже бывшая любимая девушка Маринка работала в фирме Сергея Афонина. Сама себя она называла «полуюристом», потому что на третьем курсе вылетела из университета, а вуз, куда она определилась через пару лет на платное заочное обучение, пока не окончила. Почему Маринка не задержалась в универе, Эдик не знал, она уклончиво отвечала лишь, что «в тот момент жизнь ставила перед ней другие задачи». У Афонина она занимала положение согласно своему статусу недоучки: работала с претензиями клиентов. Валандалась с жалобщиками, составляла по их заявлениям отчеты. Если дело решалось мирно, передавала его исполнителям по инстанции, если шло в суд – группе юристов. От Маринки Эдик и узнал про юношеское прозвище Афонина, который по достижении возраста и статуса усами стал гордиться еще больше, а прозвище не только не скрывал, но даже и сам когда-то на каком-то корпоративе, будучи навеселе, рассказал о нем ради шутки. От Маринки Эдик знал и о том, что на ее зарплатную карточку ежемесячно поступает одиннадцать тысяч рублей. Но ее общая зарплата составляла сорок тысяч, оставшуюся сумму она получала раз в месяц в конвертике.
Офис афонинской фирмы находился в уютном дворике, в тупичке, где стояли два совершенно одинаковых двухэтажных здания новой постройки, но отделанных под «классический ампир», соединенные между собой переходом на уровне второго этажа. Местоположение приятное – центр, да еще и с липами, на которые не успели покуситься другие градостроители. Единственный недостаток – отсутствие поблизости маршрутов общественного транспорта. До ближайшей остановки нужно прилично маршировать. Поэтому влюбленные и выбрали дом практически в одном дворе с офисом. Можно было найти и отдельную квартиру, но Маринке не хотелось терять время на дорогу до офиса. Она считала, что ей, пусть даже и недоучке, платят существенно меньше, чем она того заслуживает, и никак не желала тратить на работу ни одной минутой больше, чем требовалось. А от бабки Маши Пантелеевны она обещала съехать, как только подвернется первое же приемлемое по цене отдельное жилье.
А Эдику было все равно где жить, лишь бы с Маринкой. Они познакомились в поезде, когда оба возвращались из Москвы, где ехали в одном купе, – она гостила у подруги, он ездил по личному делу, смысл которого потерялся сразу же после встречи с Маринкой. Им повезло: соседи по купе ушли в вагон-ресторан и вернулись только после полуночи, так что они провели за бутылочкой коньяка незабываемый вечер, болтая без умолку. И вдруг оба пришли к выводу, что совершенно чужой и посторонний человек может оказаться родственной душой. Маринка, хоть и не была сногсшибательной красавицей, но сразила Эдика своей раскованностью, легкостью, чертиками в глазах, веселым и дурашливым характером. Чем ее очаровал Эдик, ему самому было непонятно. Правда, девушка в первые же полчаса знакомства заметила, что попутчик похож на молодого Леонардо ди Каприо, но Эдик, сколько ни старался, не мог найти оправдания столь лестному сравнению. Впрочем, спорить он не стал: раз девушка считает, что похож, значит, так оно и есть. Наутро они обменялись телефонами, потом встретились и не расставались целый год. Комнатку у бабки Пантелеевны Марина, оказывается, присмотрела еще пару недель назад. И не только потому, что сейчас ей далеко было ездить до работы, но – главное – потому что отношения с родителями у нее разладились. Сосуществовать с ними на одной территории Марина больше не могла. Эдик по-быстрому собрал свои вещички, провел всю организационную часть работы, касающуюся переезда, и, будучи едва знакомыми, они зажили с Маринкой почти настоящей семейной жизнью. Эдик и так был счастлив, но оказалось, что судьба улыбнулась ему тогда не просто благосклонной улыбочкой, а прямо-таки во весь рот. Не успели они заселиться на бабкину территорию, как Эдику сказочно подфартило с работой. В общем, обстоятельства складывались как нельзя лучше, Эдик оказался в конторе на денежной работе, с новой возлюбленной скучать не приходилось, да и квартирная хозяйка не докучала. Глуховата она была или только придуривалась, но в молодую почти семью не лезла, не ворчала, наоборот – бывало, угощала солеными огурчиками, пирожками или домашней наливочкой. Эдик с Маринкой на такую бабку не могли нарадоваться, берегли ее, делали ей подарочки: то халатик, то тапочки, то теплую кофту. А то просто домашнюю курицу с рынка принесут. Эдик поначалу ласково называл Маринку Марусей, но тут выяснилось, что старуху Пантелеевну соседи тоже часто так кличут, пришлось от Маруси отказаться в пользу общепринятого паспортного имени. Мариной Митрофановой ее звали. На взгляд Эдика, даже формально-паспортное это было чудесное, сладкое имя.
Вспоминая и анализируя каждое слово из разговора Биг-Босса с тем, кого тот назвал Тараканищем, Эдик все больше укреплялся в мысли, что телефонный собеседник шефа – это он, тот самый начальник фирмы, где по сей день работает Маринка, его любовь, при мысли о которой и сейчас щемило сердце. Что это значит? То, что у его конторы появился новый крупный клиент, Эдика не сильно волновало. Зато перед глазами постоянно стояла одна и та же картинка: уютный дворик, в самой глубине которого ютятся два небольших соединенных особняка. А по левую руку хорошо сохранившийся, добротный жилой дом, где когда-то они с Маринкой… Но мысли сейчас были не о ней. В центральной части города, даже если это и не самый-пресамый центр, найти место для парковки практически невозможно. В принципе, платные парковки есть, но никогда нельзя спрогнозировать, будут ли на них в нужное время свободные места. Насколько Эдик помнил, водители из двух офисов Маринкиных работодателей решили проблему просто: купили годовой абонемент на парковку для машин руководства компании и забыли о проблеме. Визитеры фирмы решали вопрос сами как умели. Во двор вел узкий проход под довольно низкой аркой. Проехать-то можно, но дальше начнутся вопли: прямо перед домом, по правую сторону от проезда, имелась детская площадка, там с утра до вечера маячили горластые мамаши. По левой стороне проехать было вполне возможно, но остановиться негде: проезд – или, что вернее, проход – мало того что узкий, но еще и ограниченный с одной стороны гаражными постройками. В общем, от места, где можно остановиться, до офисов пришлось бы пройтись. Если бы без денег, то это недалеко. Если с сумками, то нет. В установленных Полканом правилах такого маневра, как блуждание между гаражами с крупной наличностью в руках, предусмотрено не было. Значит, тот, кто привезет деньги, должен будет остановиться за аркой, на улице. Либо на платной парковке, либо рядом с ней. Место там было, но стоял знак и постоянно шакалили эвакуаторщики. Вначале Эдик и сам не понял, почему он в таких подробностях вспоминает дворик, в котором когда-то жил, да прочие всякие детали. Например, такие. Он помнил, что зарплату Маринка получала в два приема: одну часть на карточку, другую в конверте второго числа каждого месяца. И за зарплатой кассирша с водителем ездили сами. Учитывая специфику организации, это было, конечно же, оправданно. В уютном тупичке располагались только руководство группы компаний «Перспектива», в которую входили два завода железобетонных изделий, два карьера, где добывали что-то необходимое в отрасли, ну и сама строительная фирма. Она была не из крупных, зато благодаря родственным взаимосвязям успешно осваивала госзаказы и для самой себя, и для заводиков и всяких прочих подразделений, которые в нее входили. Конкурентов-обнальщиков взяли как раз на таком вот заводике. Даже, правильнее сказать, не на таком, а именно на том самом. У них там был свой собственный выход на улицу. Если что не так: мы просто снимаем офис, никто не при делах. Но заводская территория охранялась, запросто туда не попадешь, одним словом – удобно. В конторе Эдика ни о какой раздаче денег из офиса не могло быть и речи: здание, где они снимали помещение, было совершенно стерильно, никаких потайных помещений, никаких охранников с собаками. Все цивильно, белые воротнички, планктон, одним словом – консалтинговое агентство. Сумки с наличностью водители-экспедиторы брали по специальному адресу, где имелись и автоматические ворота, и камеры, и бугаи-охранники в камуфляже со свирепыми собаками. В уважающем себя ЧОПе все это и должно быть. Все эти картинки так и крутились у Эдика в голове. А еще вопросы. В какой день поедут в «Перспективу»? Сколько денег повезут? Даст ли Полкан строгие инструкции по парковке? Сколько человек будет в машине, учитывая количество ковидных больных?
В конце концов ноги сами понесли Эдика к арке по адресу Липовый переулок, 9. Что его кто-нибудь узнает, он не особенно волновался, бейсболка и маска делают человека практически неузнаваемым. Молодые по улицам в масках не особенно ходят. Но если и встречаются такие, то на них никто не обращает внимания. Бережется человек. Бдительный. Маринка узнала бы его и в маске, и в чем хочешь, потому встретить ее не хотелось, особенно если она с этим своим новым… Как его? Неважно. Поэтому Эдик подождал окончания рабочего дня. У бабки Пантелеевны Маринка уже давно не жила, съехала сразу, как они расстались, а вот работать продолжала там же, карьеру делала, старалась, хорошая девочка. Как время приблизилось к семи, Эдик все-таки двинул в арку. Он еще ничего не решил, просто хотелось посмотреть, что там и как, не изменилось ли чего. Зашел, осмотрелся – все было, как раньше. Эдик немного потоптался, окинул взглядом окна подъезда, в котором раньше жил. Решился. Если не подготовить почву сейчас, потом не будет смысла даже думать. Он нажал на кнопочки, которые прекрасно помнил с прежних времен, и вошел в подъезд.
Возвращаться от Софьи пришлось пешком: такси Варвара себе позволить не могла, а транспортом давно уже не пользовалась из-за страха подцепить вирус. Оно вроде и неплохо – пройтись по хорошей погоде, но когда до дома было еще далеко, Варя почувствовала, что левая кроссовка разваливается прямо на ноге. Сама виновата, конечно, рухлядь надо выбрасывать вовремя, даже если не на что купить новое. Оказаться посреди улицы босиком – это для девушки совсем не комильфо. Обувка стала шаркать, но Варя, сколько ни глазела по сторонам, не могла заметить ни одной скамеечки, где можно было бы присесть, оценить ущерб и сделать что-то, что помогло бы хоть как-то добрести домой. Так и шла. И чем дальше, тем сильнее хотелось плакать. Действие красного сухого, которым угостила за обедом Софья, закончилось, вернулась тоска. Хорошо хоть, что шла домой не голодная: сестра наделала таких замечательных куриных котлет, что об ужине теперь можно было не беспокоиться. Да еще и с собой дала упаковку сосисок и банку говяжьей тушенки. Денег у нее пока не было. Варвара потискала племянников, поиграла с диким котом-мизантропом Лобзиком, который Софью терпел как кормилицу, к детям относился снисходительно-гуманно из-за их возраста, а главу семьи высокомерно игнорировал. Варю Лобзик почему-то сильно уважал, давал почесать себе животик, точил когти о Варины джинсы, провожал в прихожую, в общем, всячески выказывал приязнь. Наслаждение общением с семьей сестры закончилось, когда домой вернулся Санек, Сонин муж, с которым у Вари была взаимная и пылкая антипатия. Как она могла выбрать такого дурака? Этого Варвара никогда не смогла бы понять. Санек был здоровый, как кабан, и простой, как сатиновые трусы. Он мог сожрать за ужином полкило картошки с целой свиной рулькой и выпить ведро пива. Он много работал, любил детей, решал все домашние проблемы. Только говорить, видимо, не умел. Во всяком случае, Варе его речь приходилось слышать, слава богу, крайне редко. Если он хотел выразить какие-то чувства и эмоции, они красноречиво отражались у него на роже и слова ему были при этом не нужны. Как они с Софьей, такой образованной и начитанной, вообще нашли общий язык? Впрочем, Соня была некрасива, и сама этим обстоятельством объясняла многое в своей жизни.
Ну ладно, пусть Соня действительно не слишком хороша: нос у нее – семерым рос, да одному достался, ротик маленький, невыразительный, волосы реденькие, красные прожилки на коже лица (по науке – купероз). Зато Софья умна и образованна, деятельна и креативна, как теперь говорят. И на своей некрасивости совершенно не зацикливается, не делает из нее проблемы, да и подать себя умеет. За стильной укладкой не видно, что у волос отсутствует пышность, и макияж она умеет сделать так, что и нос вроде не такой уж большой, и ротик не такой уж и маленький. А сама Варвара? Оценить свою внешность объективно Варя никогда не могла. Иногда она себе нравилась. Когда в жизни происходило что-то радостное, хорошее, она как будто светилась вся изнутри, горел в ней какой-то огонек, от которого глаза сверкали, щеки румянились и лицо делалось какое-то такое… Хорошенькое, что ли. Но если огонек потухал, Варя превращалась в маленькую, серую, тощую мышь. Наступишь – не заметишь. Наверное, она не глупее своей сестры, и уж точно не уродливее, но чего-то важного в ней нет. Нерва какого-то. Какой-то жилки. Какой-то движущей силы, которая помогла бы найти мужчину, получить работу. И как следствие – радоваться жизни. Одним словом, что-то в ней было не так.
К счастью, кроссовка окончательно развалилась, когда девушка, поглощенная невеселыми мыслями, уже входила в арку своего дворика. Варя допрыгала до подъезда на одной ноге, сняла рванье и пошла по лестнице босиком. Засунула «добычу» в холодильник, включила ноутбук, стала думать, что с собой делать. Хотя что тут думать-то? Все равно ничего не придет в голову. Если уж за столько времени не пришло… Варвара даже не сразу поняла, какой звук вырвал ее из липкой безысходности очередного одинокого и пустого вечера. Домашний телефон звонил так редко, что она совершенно забыла, как он звучит. Варвара вздрогнула и поплелась к телефону.
– Варварочка, – услышала она в трубке голос своей соседки с нижнего этажа Марии Пантелеевны, – у меня тут беда.
– Вы меня пугаете, что случилось? – насторожилась Варя.
– Тонометр мой приказал долго жить, – скорбно сообщила старушка.
– А батарейки проверяли?
– Нет, я не знаю, как это…
– Я сейчас спущусь, – сказала Варя и положила трубку.
В тумбочке, по счастью, нашлись подходящие батарейки, Варя надела шлепанцы и пошла к бабке, довольная тем, что хоть на короткое время нашлось чем себя занять.
Она оказалась права: батарейки в тонометре отслужили свой срок, пришлось заменить их на новые.
– Сто семьдесят на сто – это высоковато, – резюмировала Варя, измерив старушке давление, – где у вас «Конкор»? Или надо сходить купить?
– Так я и знала, что высокое, и сердце выскакивает, – захныкала соседка, – чувствую, что пора мне собираться…
– Тетя Маруся! – строго прервала ее Варя. – Вы ведь не полоумная старуха, не неграмотная деревенщина, а любите всякую ерунду говорить. Почему сразу собираться? Возраст у вас еще вовсе не критический, да и давление не настолько высокое. Если волнуетесь, давайте я «Скорую» вызову. Хотя мне кажется, что лучше принять таблетку, а то с этим ковидом неизвестно, сколько они будут ехать и приедут ли вообще… Раньше же вам «Конкор» хорошо помогал, правда?
– Да, милая, – согласилась соседка, – он там, в прикроватной тумбочке.
Варвара отправилась в спальню, порылась в ящичках и быстро отыскала нужную упаковку. Подала бабушке стакан воды.
– Что, сын приезжал? – спросила Варя.
– С чего ты взяла? – удивленно отозвалась Мария Пантелеевна, проглотив таблетку. – От него, пожалуй, дождешься. Вот если я и правда соберусь, тогда он мгновенно прибежит, в наследство вступать. А без такого повода что ему тут делать?
Бабушка горько вздохнула. Ее сын давно уже настолько отдалился от матери, что поздравлял далеко не с каждым праздником, в гости показывался раз в году в лучшем случае. Проживал он где-то в районе области, менял семьи, ни в одной подолгу не задерживался, не запойно, но прилично выпивал. Мать считала его совсем пропащим.
– Да просто перед дальней комнатой сумка стоит, – пожала плечами Варвара, – вот я и подумала.
– Да брось ты, – шикнула старушка, – скорее Аришка заговорит, чем он просто так ко мне приедет.
Аришка, кошка изумительной красоты и пушистости, услышав свое имя, еле слышно мяукнула из кресла и широко зевнула. Поняла, что от нее ничего не хотят, и прикрыла глаза.
– А сумка эта Эдика. Помнишь, у меня парень с девушкой жили, комнату снимали?
Варя помнила, но смутно. Были вроде какие-то жильцы, но внимания на них она не обращала – не было повода.
– Хорошая такая парочка, – продолжала бабка Маруся, – спокойные, аккуратные, внимательные. И жили они душа в душу, я думала, поженятся. А потом вдруг неожиданно так взяли и съехали. Сначала Эдик, а потом вслед за ним девчонка тоже ушла. Другого кого-то нашла, он ее вещи забирал.
Варваре история съехавших жильцов была не слишком интересна, но не обрывать же одинокого человека на полуслове. Старушка себя плохо чувствует, во двор не выходит, пообщаться не с кем. В общем, Варвара просидела у соседки еще полчаса, думая о чем-то своем.
– Так этот Эдик к вам возвращается? – вынырнула Варя из своих невеселых мыслей.
– Еще и сам не знает, занес только самое необходимое, говорит, все, мол, от обстоятельств зависит. На днях, мол, решится. Хорошо, если он заедет, – размечталась старуха, – и копейка лишняя, и купить, если что будет нужно, он никогда не откажет. Хороший мальчик, добрый.
– Если и не заедет, не беда. Все, что вам нужно, и я смогу купить, стоит только сказать. Через полтора часа я зайду, еще раз измерю давление. А вы пока постарайтесь ни о чем плохом не думать. Все будет хорошо. Договорились?
Бабушка согласно кивнула и позвала кошку Аришку к себе на диван.
Сегодня соседка Варваре решительно не понравилась. Вообще-то Маруся Пантелеевна была живой, общительной, шебутной старушкой. Она являлась специалистом по выращиванию комнатных растений и охотно делилась ростками со всеми желающими. Когда работники ТСЖ ленились, ссылаясь на свою величайшую занятость, собирала подписи жильцов для какой-нибудь общественной пользы. Кормила дворовых собак и кошек. И Аришку пригрела, когда никто почему-то не хотел забирать домой ангельской красоты котенка, откуда ни возьмись появившегося на улице. Варя и сама положила глаз на беспризорную малышку, но неожиданно загремела в больницу как раз в тот день, когда приобрела в зоомагазине кошачий лоток.
Когда Варя вернулась из больницы, котенка во дворе уже не было, и только несколько дней спустя она узнала, что маленькую беспризорницу забрала к себе Маруся Пантелеевна.
Сегодня у старушки как будто погас свет в глазах. Она казалась не просто вялой и слабой, а какой-то безжизненной. На самом деле Варя не знала, сколько ей лет. Может, она правда «засобиралась»? Будет жаль, хорошая была соседка. «Вот черт, – одернула себя Варвара, – разве можно говорить в прошедшем времени о живом человеке? Хорошо, что этот ее бывший квартирант, как его там, вернется. По крайней мере, Маруся не будет одна». Варя решила, что сразу же даст парню свой телефон и проинструктирует на случай, если старушке станет плохо.
На какой именно день Случай назначит свое явление, Эдик примерно догадывался. Если он прав, то деньги в «Перспективу» повезут второго июля, именно по вторым дням месяца Маринка получала конвертную часть своей зарплаты. Что денег будет много, тоже было ясно как божий день: в двух офисах располагалось все руководство пары заводов, добывающих карьеров, строительной фирмы. А о том, какие боссы получают зарплаты, Маринка говорила, закатив глаза. О тщательной подготовке к проекту, когда на все про все тебе три дня, не могло быть и речи, надо было продумывать план на ходу. Эдик несколько раз наведывался во двор и точно установил, какая часть территории находится вне пределов досягаемости камер наблюдения. Это как раз было не трудно. Сложность возникла с помощником. Провернуть все в одиночку казалось слишком рискованно и дерзко, и у Эдика созрела мысль подключить к работе подходящего человечка. Но где они – подходящие? Мелькнула мысль о приятеле из прошлой жизни, который казался надежным, но по размышлении Эдик ее отбросил. Во-первых, тот был именно из прошлой жизни. А если он вздумает прихватить сумки и отвалить? Где тогда его искать? Еще хуже будет, если он тюкнет Эдика по башке не для мизансцены, а по-настоящему. Ладно, если окочуришься на месте, а если останешься на всю жизнь идиотом? Или инвалидом каким-нибудь? Хотя и окочуриваться, если честно, не больно хотелось. С этим всегда успеется, Эдик не торопился. Придется действовать самому. Ничего, глаза боятся – руки делают.