Шоу зловещих сказочников
Она пыталась осознать произошедшее, но смех и постоянные разговоры проходящих мимо людей мешали сосредоточиться. Сначала Веня говорил, что он девственник, однако вел себя как заправский донжуан, потом – что в рот не берет ни капли спиртного. Так какой же он на самом деле?
Поглощенная горькими раздумьями Вера не сразу заметила возникшего рядом Вениамина. Он в упор смотрел на нее. Смотрел неприятно, страшно…
– Решила шпионить за мной? Прямо вторая мамочка!
– Веня, о чем ты говоришь?
– Но ведь ты спустилась туда!
– Спустилась, – призналась девушка, – потому что хотела сказать тебе очень важную вещь.
– Надо же, важную вещь! – расхохотался Веня. Развязный тон, пренебрежение, злость, которые он сейчас открыто демонстрировал к Вере, в секунду разрушили прежний идеал. Надежда на счастье оказалась хрупкой; Вера как будто стояла во дворце из песка, который разлетелся от одного легкого прикосновения. В такую минуту она не хотела и не могла сказать ему о своей беременности.
– Значит, так, – заявил Веня, – хочешь встречаться со мной – давай. Но шпионить не смей. Слышишь, не смей никогда!
Неожиданно появился один из студентов и сказал Вене, что его родители уже ушли с праздника и ждут его в машине.
– Пойду, попрощаюсь с предками, – ответил Вениамин. – А, впрочем, поеду домой, чего мне тут делать?
Веня лениво спустился со ступенек на дорожку, что вела к автостоянке, и пошел чуть пошатывающейся походкой. Некоторое время Вера отрешенно смотрела ему вслед, и тут новая мысль вихрем ворвалась в ее мозг: «А, может, и я в чем-то не права? Вдруг я его обидела? Я ведь даже не смогла объяснить, что не собиралась шпионить, что попала в погребок случайно… Нет, нет, нельзя допускать скандала! Я должна, я обязана с ним поговорить!.. Поговорить? Но ведь он оскорбил меня. Оскорбил дважды! Сначала своим пьянством, потом – словами, отношением. Нам не о чем говорить!.. Вера, Вера, НЕЛЬЗЯ НАЧИНАТЬ ОТНОШЕНИЯ СО СКАНДАЛА. Он разговаривал так, поскольку был пьян. Я постараюсь раз и навсегда отучить его от этой пагубной привычки».
Она колебалась еще минуты три, затем, будучи не в силах бороться с собой, бросилась за Веней. Асфальтовая дорожка вилась вдоль дубовой аллеи и поворачивала к автостоянке. Но едва Вера ступила на дорожку, как почувствовала что-то необычное. Это «что-то» заставило ее остановиться.
Ее остановил шелест листвы, удивительно тревожный, предупреждающий о грозящей опасности. Сердце девушки болезненно екнуло, но она отогнала дурные мысли и поспешила дальше. И тут на ее пути возник огромный дуб, он протянул к Вере свои густые ветви, словно собирался сжать ее в объятиях. Вера вырвалась, однако странное дерево не отступило, его «ручищи» хлестали девушку по лицу, едва ли не рвали на ней платье. Все это сопровождалось гулом: «Не пущууу! Не пущууу!»
Вера вырвалась из объятий сердитого исполина, сделала шаг в сторону, но сделала неудачно, сломался каблук. Казалось, все на свете было против того, чтобы она шла на ту автостоянку. Да разве Веру остановишь! Она сняла туфли, побежала дальше, не обращая внимания на холодный асфальт и волочащийся по земле край длинного платья. Уже виднеется вдали автостоянка. Но вдруг… у Веры словно ноги вросли в землю.
Она увидела, как Веня ведет под руку белокурую девушку в голубом платье, что-то говорит ей и смеется. И это еще не все! Он представляет ее родителям и сажает в отцовский «мерседес».
Вера закрыла глаза, ибо наблюдать за всем этим дальше не имело смысла.
Она решила, что поняла причину притворной ссоры и грубости Вени. Трус! У него не хватило мужество сказать ей прямо: «Извини, у меня есть другая!». Наверное, он и пил для храбрости…
Что ей делать дальше? Как жить? В ее чреве ребенок, отцу которого она безразлична. Наверное точно так же Вене будет безразличен ребенок…
Вера ощутила себя стоящей на краю бездны. Спрятавшись в листве дерева, уткнувшись лицом в его корявый ствол, дабы никто посторонний не заметил ее безмерного горя, она РЫДАЛА. Вдруг недалеко послышалось:
– Не горюй, ты еще так молода. У тебя все впереди.
Кто ей сказал эти добрые слова? Может, всевидящий ветер решил утешить несчастную?..
«Спасибо!» – прошептала ему Вера.
И тут она заметила высокого мужчину. Он утешал стоявшую рядом девушку.
– Не горюй, ты еще так молода, – повторил мужчина. Слова утешения предназначались не Вере! Нет на свете того, кто способен сейчас понять, разделить ее горе!
Вера едва не лишилась чувств…
Вера не увидела главного! Веня, желая покрасоваться перед новой случайной знакомой, попросил отца доверить ему вести машину (он недавно получил права), мать сидела на заднем сидении и в темноте не разглядела состояния сына, который, к тому же, старался держаться «твердо и уверенно». Михаил Михайлович тоже ничего не заметил, ибо отличался некоторой рассеянностью. Никто не возражал, чтобы Веня сел за руль. Родителей удивило и обеспокоило другое: что за девушка рядом с ним? И где Вера, которая несколько раз бывала в их доме и которая им очень нравилась? Но, естественно, спрашивать ни о чем не стали.
Машина рванула в черноту ночи. Веня с самодовольной улыбкой рассказывал новой знакомой Любе – какой он крутой водитель. Сидевший сзади Михаил Михайлович сделал сыну замечание ехать медленнее, но вечно послушный Веня лишь рассмеялся в ответ:
– Все будет в порядке, па!
Люба восхищенно наблюдала за «крутым парнем». Она успела рассказать ему, что учится в техникуме, и на следующий год собирается поступать в институт. Веня рассеянно слушал и вдруг ощутил, что его окончательно развезло, что теряет ориентацию, а дорога как-то странно расплывается перед ним.
Следовало остановиться, передать руль отцу, однако, что подумает красивая светловолосая Люба? Тоже мне, классный водитель! В каком-то американском боевике герой вел машину в стельку пьяный. И как вел!
Однако голова Вени кружилась больше и больше. Самодовольная улыбка исчезла с его лица. Он испугался, что еще немного – и все!.. Он не сможет удержать этот проклятый руль. В голове стучала мысль: скорей бы доехать! Скорей!..
И тут ему показалось, будто кроме них четверых в машине находится кто-то пятый. Этот пятый точно вылепился из мглы неизвестности и шепчет Вене в самое ухо:
– Чего ты боишься? Давай, давай, прокати их со скоростью света! Ты же так любишь острые ощущения, Веня! Давай, давай! Стремительная скорость, миг опасности! Это покруче, чем общение с девочками старой шлюхи Виолетты.
Невесть откуда грянула веселая музыка и из темноты, летящей за окном, будто материализовались хмельные красавицы. Они целовали Веню и умоляли «прокатить их с ветерком». Веня купался в лучах славы и теперь не мог от нее отрешиться, он видел себя настоящим Шумахером (знаменитый гонщик. – прим. авт.). А значит – скорость, скорость, СКОРОСТЬ!
Кажется, что-то кричали мать и отец, однако тот неведомый Пятый, что засел в его мозгу, приказывал не обращать внимания и слушать только его. Он без конца утверждал, что только увеличив скорость, можно выжить в нынешнем мире. Кто не успевает, тот – на обочине истории. «Все, кому посчастливилось что-то прихватить в этой жизни, Веня, постоянно увеличивали скорость!»
Веня поверил, поскольку тоже хотел что-то ухватить в жизни! Но на дороге возникли огромные, темные фигуры, очевидно, соперники, не желающие подпускать Веню к его будущему счастью. Чтобы ускользнуть от них, он отчаянно поворачивал руль то вправо, то влево. Кто-то (кажется отец) пытался помочь ему справиться с управлением, но дорога исчезла. Перед лицом опасности Веня пытался сбросить скорость, но машина не слушалась. Еще несколько мгновений длилась схватка со смертью, а потом – грохот, оглушительные страшные крики… Веню подбросило, он куда-то полетел…
Вспыхнул яркий свет, Веня ощутил нестерпимую боль, будто кто-то рвал на части его голову, руки, позвоночник…
Потом свет погас.
По этой же дороге ехал рейсовый автобус. И сразу раздались крики пассажиров: «Смотрите, смотрите! Машину просто вдребезги…». Водитель мгновенно остановился, несколько смельчаков выскочили из автобуса и бросились к месту авария. Кого-то вид обезображенных людей привел в шок, кого-то стошнило. Водитель тут же связался с милицией.
Милиция и скорая прибыли почти сразу. Все сокрушенно качали головами: «Надо же какой удар! Все мертвы!»
– Я узнал погибшего мужчину, – заявил врач, – это Радищев Михаил Михайлович, наш известный архитектор, а женщина рядом с ним, видимо, его жена.
– Тут еще какая-то девушка. Кто она?
– Смотрите, еще один труп! Куда его выбросило!.. Совсем молодой парень…
Врачи склонились над Веней и закричали:
– Он не умер! Он жив!
…Труп светловолосой Любы положили на носилки; голубые глаза девушки были широко открыты; еще недавно царивший в них предсмертный страх исчез, теперь они смотрели на бескрайнее небо, на сверкающие в нем хороводы звезд с некоторым удивлением, будто вопрошая: «Почему так быстро оборвался мой жизненный путь? Почему, еще не начав жить, я уже должна уходить в иной, неведомый мир?» Никто из тех, кто нес носилки, не знал, что ее чистая душа уже устремилась ввысь, что ее там окружили удивительные по красоте создания и увлекли туда, где царят Добро и Вечная Любовь. И только налетевший ветер в последний раз смахнул волосы с ее юного лица.
Из темноты до пульсирующего сознания Вени донеслось:
– Он не дотянет до больницы…
Темнота окончательно сгущалась, слова людей превращались в монотонный гул. Но вдруг на мгновение ярко блеснул свет и Веня услышал:
– Я вытащу тебя из лап смерти.
Тьма стала кромешной, однако кто-то упорно звал его:
– Выходи из темного колодца. Выходи, ты жив!
В Черной книге, которую Веня оставил на полке, странным образом перевернулись две главы…
Глава третья
Ночной посетитель
Тихонько скрипнула дверь, и Вера, чтобы не разбудить маму, прошмыгнула в свою комнату. Теперь, когда девушка больше не верила, что с Веней у них будут серьезные отношения, и когда взрыв эмоций иссяк, нужно было всерьез задуматься о дальнейшей жизни. Чем больше Вера думала, тем ей все более становилось жаль… маму. Как же она расстроится, бедная! Сколько проблем я ей доставляю!
Отец Веры погиб, участвуя в контр-террористической операции на Кавказе, когда она была еще ребнком. Анфисе Ивановне пришлось воспитывать дочку одной; к тому же, период тот был особенно сложный – люди годами не получали даже крохотную зарплату, а труд талантливого инженера, каким являлась Верина мама, полностью обесценился. Анфисе Ивановне пришлось переквалифицироваться на «нужную профессию». К счастью, ее талант проявился и в портновском деле; появились заказчики, пошли кое-какие деньги, чтобы обеспечить Веру.
Вера вспомнила, как мамочка по ночам стучала на машинке, выполняя срочные заказы, чтобы «получше одеть дочурку, купить ей какой-нибудь подарок, а если потребуется, нанять репетитора». К счастью, Вера хорошо понимала, сколь трудно маме, поэтому обходилась без любого репетиторства. Она блестяще сдала экзамены и в школе, и при поступлении в медицинский институт. Анфиса Ивановна только гордилась успехами дочки. Теперь уже Вера перешла на второй курс, все складывалось так хорошо и вдруг…
Вера упала на кровать и разрыдалась… Ну, почему все случилось именно так?! Сквозь слезы она видела висевшее на стене темно-вишневое платье, платье, которое мамочка специально сшила к празднику, оно «должно принести счастье».
Счастье… Вон как все обернулось!
Вера вскочила, заметалась по комнате. Решение нужно принимать срочно! Она еще успеет сделать аборт… Завтра! Она решит этот вопрос завтра!
Вера зарыдала в очередной раз, но не из жалости к себе. Она подумала о маленьком, беззащитном существе, которое собирается убить. Вот и она, испугавшись сложностей, готова переступить страшную границу, за которой – тягчайшее преступление. Есть множество других способов решения проблемы. Богатые бездетные пары стремятся заиметь ребенка и даже, говорят, платят огромные деньги…
«Вера, Вера, о чем ты?! Какие деньги?»
Внезапно Вера поняла, что безумно любит еще не родившегося ребенка и НИКОГДА, НИКОМУ ЕГО НЕ ОТДАСТ.
«Никогда!.. Ни за что!»
И мама поймет ее. Должна понять!
Конечно, после рождения ребенка Вере будет трудно, придется искать подработку, но она справится. Обязательно справится!
Вера забралась под одеяло, закрыла глаза, ей показалось, что наступило желанное успокоение. Но вскоре события последних часов вновь взяли ее за горло железной хваткой. Она пришла на праздник в ожидании счастья, а ушла униженной и оскорбленной.
Вся ночь для Веры прошла в томительном ожидании сна, лишь под утро она все-таки уснула. Но покоя даже в том коротком сне так и не нашла…
Она бродила по какой-то пыльной дороге, среди бесконечной толпы одетых в лохмотья людей. Их небритые, худые лица были страшны, дрожащие руки – женские, мужские и детские, без конца тянулись к Вере с просьбой подаяния. Вера осмотрела свои карманы, и обнаружила, что они пусты. А руки все тянулись, тянулись к ней!
– Я не могу вам помочь! Не могу! – чуть не зарыдала Вера. – У меня у самой ничего нет!
Ее крик заглушали раздирающие мозг стоны и крики. Вера пыталась заткнуть уши, закрыть глаза, но ее постоянно толкали, пихали, и она поняла, что не сможет находиться в изоляции от этого кошмарного, странного мира.
Она пошла дальше, ожидая, что когда-нибудь скорбная дорога закончится, и среди серого мрака блеснут яркие солнечные лучи. Блеснут, чтобы увести Веру в иную жизнь, полную счастья и любви. Но нет, просвета не наступало, наоборот, мрак сгущался, убивая остатки надежды. Людей в серых, потрепанных одеждах, униженно просящих подаяния, становилось все больше. Они отчаянно стучались в огромные особняки, просили помощи у тех, кто прятался за толстыми каменными стенами, но ворота не желали раскрываться. Казалось, эти стены навсегда сохранят водораздел между двумя мирами.
Но вдруг… раздался странный гул, в одно мгновение заглушивший все другие звуки. Такое ощущение, будто гудела земля. Земля затряслась, в ней появились трещины…
Люди, позабыв о своих невзгодах, позабыв обо всем на свете, с воплями заметались, расталкивая друг друга:
– Это Армагеддон! Армагеддон!
Трещины в земле ветвисто разрастались, не оставляя никому надежды на спасение. От возрастающих по своей силе толчков разваливались здания, точно сделаны они были из картона или папье-маше, и вместе с ними рушилась иллюзия счастья тех, кто надеялся вечно прятаться под сводами своих богатых особняков. Армагеддон наступал!
Вера металась среди обезумевшей толпы. Кто-то рядом с ней кричал, что это дело рук чужаков, которые решились на беспощадную войну, дабы забрать здесь последнее, кто-то голосил, мол, это наказанье Божье, и рушатся дворцы беззакония, блуда, разврата. Вера не знала истинную причину катастрофы, но догадывалась, что виноваты в ней все: и скрывающиеся в особняках и униженно просящие подаяния. А, значит, виновата… и сама Вера. И для нее тоже нет спасения?
Но тут даже в этом всеобщем хаосе ей удалось разглядеть темную фигуру, которая протягивала ей руки. Послышался голос, прорывавшийся через гул, грохот, стоны:
– Иди ко мне!
Подвластная голосу, такому сильному и теплому, Вера также протянула руки неизвестному, который поднял ее и понес.
– Это ты, Веня? – пыталась понять Вера.
Может, он, а, может, нет! Но исходящее от Неизвестного тепло растопило лед страха и согрело измученное сердце. А внизу, где грохотали взрывы, отчетливо послышалось:
– Вера! Вера!..
Девушка открыла глаза, ее будила мама. Вера машинально посмотрела в окно: уже день, судя по всему, часов десять или даже больше.
– Я поздно уснула, – виновато заметила девушка.
– Вера! – во взгляде Анфисы Ивановны читался ужас.
– Что случилось? – прошептала Вера, предчувствуя новую трагедию.
– В местных новостях передали… Михаил Михайлович и его жена Раиса Алексеевна погибли. Разбились на машине.
– И Веня?!
– Он доставлен в больницу. Но состояние критическое, врачи говорят, что он вряд ли…
Вера, не дослушав мать, потеряла сознание.
– …Ты жив! – повторил Вене все тот же голос. – Я сдержал слово и вытащил тебя из лап смерти.
– Он жив! И будет жить! – повторяли люди в халатах. – Вы совершили настоящее чудо, профессор.
– Действительно, парню повезло, – согласился проводивший операцию пожилой хирург.
Хирург не хотел себе признаться, что произошедшее на операционном столе является чудом и для него самого. ПАРЕНЬ БЫЛ АБСОЛЮТНО БЕЗНАДЕЖНЫМ, но… ВЫКАРАБКАЛСЯ!
– Отвезите его в палату, – сказал хирург санитарам.
Сам он шел в ординаторскую и повторял:
– Чудо! Настоящее чудо!
…Веня ощущал дикую боль, которая рвала его тело, реальность и воспоминания были скрыты от его сознания каким-то черным полотном. Он не узнавал никого и не испытывал никаких иных ощущений кроме БОЛИ. Он кричал, срывая голос, стонал, выл, успокаиваясь лишь на короткое время после сильной доли обезболивающего.
С течением длительного времени физическая боль стала отступать, возвращалась память: сначала небольшими фрагментами, потом эти фрагменты складывались в единую кошмарную картину того вечера… «Я был пьян, уговорил отца разрешить мне вести машину и…». «И» – это жуткая катастрофа, которая произошла по его вине.
Вместе с воспоминаниями Прошлого пришло осознание трагического Настоящего. Погибли его родители, погибла незнакомая девушка, которую он взялся подвести. А сам Веня, получив тяжелую травму позвоночника, возможно, никогда уже не сможет ходить.
НИКОГДА НЕ СМОЖЕТ ХОДИТЬ!
Он закрывал глаза, ощущая, как по щекам текут горячие слезы. Вечный калека! Разве может быть что-нибудь хуже? Он никогда не пробежится по зеленой траве или футбольному полю, не побесится на танцплощадке, не сможет любить. Веня уже видел себя в инвалидной коляске, видел обращенные на него жалостливые взгляды тех, кто еще недавно глядел с завистью и подобострастием (сын самого Михаила Михайловича!). Теперь он уже не человек, а полчеловека. А это самое страшное! Твой мозг работает с той же горячностью, что и раньше, сердце бьется так же яростно и страстно, но твое тело мертво, ибо беспомощно, неспособно к какому-либо действию.
По ночам Веня часто видел одну и ту же картину: он катится в инвалидной коляске, а навстречу идет молодая женщина с чудесной девочкой лет пяти. Девочка показывает на Веню ручкой и спрашивает:
– Мамочка, какой странный дядечка. Он что, не может ходить так же, как мы?
– Нет, – отвечает мама.
– Почему? – не унимается девочка.
– Не задавай глупых вопросов. Пошли!
Веня вглядывается в женщину, надеясь, что это случайная прохожая, но каждый раз узнает ее. Когда-то он был ее возлюбленным и слышал пылкие фразы о вечной любви. А сейчас она отворачивается, спешит прочь.
…КАКОЙ СТРАННЫЙ ДЯДЕЧКА!..
Веня просыпался, истошно кричал. Прибегали врачи, успокаивали его, но он ругался, проклинал их за то, что оставили его жить. Лучше бы он умер! Тогда бы бывшая возлюбленная, обожествлявшая своего Веню, рыдала у его могилы, а не отворачивалась, не бежала!
Но он жив! Точнее, жива ПОЛОВИНА ВЕНИ!
Потом к нему стали проситься посетители, особую настойчивость проявляла Вера. Однако Веня просил никого не пускать, он не мог и не хотел видеть их жалостливые глаза. Врачи вняли его просьбе, сказали посетителям, что «свидание с больным пока невозможно».
Правда, для двоих было сделано исключение – для управляющего в доме отца Олега Васильевича и его супруги Александры Григорьевны. Эта пожилая, бездетная пара и раньше относилась к Вене почти как к сыну, и теперь проявляла о нем просто трогательную заботу. Им он сделал исключение. Они приходили к нему сначала ненадолго, затем визиты становились более длительными. Веня принимал их, потому что чувствовал – иначе сойдет с ума от одиночества и полной безысходности. Стараясь хоть как-то подбодрить юношу, Олег Васильевич говорил:
– В жизни бывает полоса испытаний. Ее надо пережить. И надеяться на лучшее. У библейского царя Соломона имелось кольцо, на котором было написано: «И это пройдет». Когда ему становилось особенно трудно, он смотрел на ту надпись, понимая ее огромный философский смысл.
– Нет, Олег Васильевич, – мрачно отвечал Веня. – Это не пройдет. Болезнь не приковала Соломона навечно к постели.
– Но ты можешь поправиться! Ты встанешь!
– Я никогда больше не встану, Олег Васильевич.
– Нельзя так, мой мальчик. Надейся на лучшее! Да, вот еще что: с тобой по поводу этой трагедии будет беседовать милиция. Не говори им, что за рулем находился ты. Ни в коем случае не говори. Мертвых не воротишь, а тебя не должны обвинить.
– Какая теперь мне разница?
– Перестань! Все в жизни еще может перемениться. Одно чудо уже произошло: ты жив. Реально и второе – ты выздоровеешь, станешь прежним и еще побежишь на стометровку. Но если тебя обвинят в преступлении, конец всему… Обещаешь молчать?
Веня опустил глаза.
Прошло еще некоторое время, и Веню выписали из больницы. По просьбе юноши Олег Васильевич договорился с администрацией больницы, что заберет своего питомца ночью, тайно. Врачей попросил не давать никому никакой информации ни о состоянии Вениамина, ни о его местонахождении. К ночи подъехала машина, увезла Веню домой. Юноше показалось, что с его родным домом что-то произошло: на воротах – замки, ставни заколочены. Такое ощущение, будто все здесь вымерло.
Трое санитаров внесли коляску с парализованным Веней в комнату и быстро ушли. Олег Васильевич сказал:
– Вот ты и опять дома.
– Дома! – с остервенением и обреченностью повторил Веня.
Смотри, какой стол приготовила Александра Григорьевна.
– Благодарю, но я не хочу есть.
– Зря, зря… Ну, да ладно. Запомни одно, мой мальчик: ты далеко не беден. Михаил Михайлович заработал хорошие деньги и удачно их вложил. И еще: ни я, ни Александра Григорьевна тебя никогда не бросим. Пригласим лучших докторов, вылечим. Обязательно вылечим!
– Спасибо, – пробормотал Веня, слушая доброго старика и медленно проезжая по комнатам. Олег Васильевич продолжал:
– О чем ты подумал, когда подъезжал к дому? Что тут никого нет? Правильно?
– Да, да…
– Я опять же все это сделал по твоей просьбе. Объявил, что ты – на лечении за границей. Так что никому и в голову не придет искать тебя в родном гнезде.
– Спасибо. Я еще долго не захочу никого видеть.
– Давай уложим тебя в постель…
– Нет, – быстро ответил Веня. – Я уже научился перемещаться в постель с коляски. Идите отдыхать, Олег Васильевич, а я еще немного посижу.
– Хорошо, мой мальчик. Я действительно устал. В случае чего позвонишь мне или Александре Григорьевне. А вот тут звонок для охраны. Она на первом этаже. Если все же захочешь покушать…
– Большое спасибо!
Когда смолкли шаги Олега Васильевича и Александры Григорьевны, Вене показалось, что его первое впечатление по возвращении из больницы было верным: дом умер; мертвая тишина прерывалась лишь тихим скрипом коляски. Веня бессмысленно катался взад-вперед; в каждой комнате осталось его золотое ВЧЕРА, но не было СЕГОДНЯ, и, скорее всего, никогда не будет ЗАВТРА.
Случайно он зацепил дорогую вазу, подарок отцу от городской администрации. Ваза упала и разбилась, хотя Веня предпринимал неуклюжую попытку ее поймать. Он посмотрел на осколки и зарыдал от собственной беспомощности; он решил, что ощущение мертвого дома возникло лишь потому, что УМЕР САМ ВЕНЯ. Он беспрестанно повторял: «Зачем врачи это сделали? Зачем спасли меня?! Почему я не погиб в той катастрофе вместе с остальными?!»
Когда сил рыдать уже не оставалось, Веня вспомнил о своей подруге – огненной воде, которая так подвела его! Но сейчас он опять увидел в ней временное избавление от душевных мук. Большая бутылка на столе ждет его.
Горькая влага остро обожгла организм, однако и она не принесла облегчения: убежать от себя Веня не мог! Не в силах был он и заснуть, набухшие веки не желали слипаться, в них словно застряли иголки; здесь, в доме детства, оказалось даже хуже, страшнее, тяжелее, чем в больнице среди чужих людей. Здесь все прежнее, родное, да только сам Веня иной, настолько слабый, беззащитный, что ему требуется охрана!
Внезапно Веня ощутил такую горечь, что в голове блеснула новая жуткая мысль: не покончить ли со всем сразу? Полоснуть бритвой по горлу, и сразу исчезнут мучения – физические и духовные. Как же он раньше не подумал? Простое решение вопроса, очень простое!
Веня въехал в комнату отца; там, в тумбочке, должны лежать лезвия. На сей раз он ехал, замирая от легкого шума инвалидной коляски. Он боялся, что Олег Васильевич, Александра Григорьевна или кто-нибудь из охраны поднимутся к нему, отнимут бритву и тогда… Что будет тогда? Спрячут все острое? Свяжут ему руки? Упекут в психлечебницу? Для Вени абсолютно не важно: собственный дом или психлечебница. Но за ним станут СЛЕДИТЬ. Его навсегда оставят страдать в инвалидном кресле.