Умри, Джерри!

Глава 1

Мы не ангелы, парень, 

Нет, мы не ангелы. 

Там, на пожаре, 

Утратили ранги мы.

Нету к таким ни любви, ни доверия. 

Люди глядят на наличие перьев…

Мы не ангелы, парень…

Агата Кристи, Би-2, А мы не ангелы, парень©

Джерри лежал на спине, изучая взглядом потолок, где ближе к одному из углов была малозаметная трещина, напоминающая по форме раздвоенный змеиный язык. Больше деть взгляд было некуда. Кровать без спинки, изножья и ножек, никаких тумбочек и шкафов, стальная дверь, зарешёченное окно с непробиваемым стеклом, открывающееся строго по расписанию. Идеально белое постельное бельё, высокие потолки такого же снежного цвета. Комната была неприлично огромной в своей пустоте и светлой настолько, что поначалу это раздражало глаза. Тот неприметный «язычок» был самой интересной деталью в ней.

Камеры по периметру помещения, день и ночь фиксирующие всё, что происходило в его стенах, не найти было угла, в котором возможно было бы укрыться от их всевидящего безучастного ока.

Бесшумно работали вентиляция и кондиционер, даря прохладу в жаркий летний день. За это нужно было сказать спасибо, иначе бы в замкнутом пространстве с наглухо закрытым окном можно было задохнуться.

Полтора года Джерри провёл в этой клетке, из которой было никуда не деться. А до этого были другие. Свой шестнадцатый день рождения он встретил в следственном изоляторе.

За то время, пока длилось следствие, Джерри так и не признал, что действительно совершил те преступления, в которых его обвиняли. Но этого и не требовалось, против него свидетельствовали слишком весомые улики. Даже суд был скорее формальностью. Судебный процесс прошёл за закрытыми дверями с малым количеством присутствующих. Зачитали обвинения, выслушали самого подсудимого и прочих и вынесли приговор. Судья звучно ударил молотком по трибуне, знаменуя конец разбирательства и начало чего-то неизвестного, очень сложного.

Ян был бы рад, если бы Джерри понёс наказание за свои деяния по всей строгости закона, но уважение к почившему другу не позволили ему остаться в стороне. Он объяснил всё полиции и настоял на том, чтобы Джерри прошёл тщательнейшую психиатрическую экспертизу, сам изначально взялся его обследовать, но его быстро отстранили от участия в деле, потому что у него были личные мотивы, которые могли помешать объективности исследования.

Полиция подняла дело «о мальчике из ниоткуда», изучила его вдоль и поперёк, заново перепроверила каждый факт, но ничего нового не удалось выяснить. Для медицинской экспертизы это послужило основанием для постановки неподтверждённого диагноза: «Диссоциативное расстройство идентичности» или – раздвоение личности. Вместо колонии Джерри отправился в местное учреждение принудительного лечения, а после его перевели в столицу.

Так он оказался здесь, в огромном овальном здании белого цвета, рассчитанном всего на четыреста постояльцев. Здесь лечились только «лучшие» – самые уникальные случаи со всей страны, те, с кем по разным причинам не справлялись больше нигде. Убийцы, насильники, истязатели с самыми сложными, извращенными и необъяснимыми формами душевных болезней. И среди них затесался ещё совсем юный парень с кукольной внешностью, потому что и его случай был слишком непонятен. Очевидно, он был болен, психически здоровый человек, тем более ребёнок, не пошёл бы на такое. Но и доказать наличие заболевания никак не удавалось.

Это место было почти секретным. Про него знали те, кто работал в нём, а обычным обывателям эта информация была ни к чему. Те же, кто проходил здесь лечение, предпочитали не распространяться об этом.

По факту больница, но больше – тюрьма самого строго режима. Исключительно одиночные палаты: стандартные и для буйных, что объясняло несоответствие размеров учреждения с тем, скольких пациентов оно могло принять. Решётки на всех окнах, пятиметровый забор. Вооруженная охрана, имеющая приказ открывать огонь после первого предупреждения, потому что они имели дело не с простыми людьми, а с психически больными преступниками. Если такой человек не остановится после первого оклика, значит, он не сделает этого и на второй раз, потому что не отдаёт себе отчёта в происходящем. Сухая и жестокая логика, рассчитанная на то, чтобы любой ценой не позволить никому бежать, пока его не сочтут достаточно здоровым для возвращения в обычную жизнь.

Продуманное до мелочей внутреннее расписание – чтобы в каждой из четырёх столовых за раз находилось не более сорока человек. То же самое обстояло и с прогулками – они были распланированы по времени и дням. Душа и туалета в палатах, конечно же, не было, потому что они несли прямую угрозу в том случае, если пациент захочет что-нибудь сделать с собой. На окнах не было карнизов, не было никаких выступов на стенах, за которые можно было бы зацепить самодельную верёвку. Всё учтено и идеально просчитано, чтобы у человека не было выхода.

Оказавшись в стенах невольной лечебницы, Джерри выкидывал самые разнообразные этюды, кидался из стороны в сторону, тщательно продумывал каждую версию своей правды и неукоснительно следовал ей до тех пор, пока её не приходилось сменять на новую. Он пытался притвориться шизофреником, причём весьма талантливо, утверждал, что на убийства его толкали голоса. У них даже были имена, он в красках и весьма убедительно описывал и самих советников, и историю их появления. Приписал себе манию нападения и вновь играл талантливейшим образом. Но публика была слишком суровой и квалифицированной, чтобы поверить на слово, не проверив. Тогда Джерри изменил тактику, понурил голову и признался, что да, он на самом деле совершил эти убийства, но просто защищался от нападающих. Плакал, надрывно рассказывал, как ему было страшно и так далее. Даже про Паскаля наплёл таких жутких небылиц, что его впору было прижать к груди и пожалеть, а не судить. Джерри любым способом стремился избежать направленного лечения, но и в этот раз ему так просто не поверили. Все его достойные Голливуда постановки разбивались об холодный профессионализм эскулапов. Казалось, у них вовсе не было сердца, которое могло ёкнуть и дать Джерри фору, только разум.

Это больше не было любительским театром одного актёра. Это были самые взрослые и серьёзные игры с реальностью. Один против всех – красиво, героически, но, по сути, паршиво.

В результате Джерри пришлось смириться с происходящим и просто плыть по течению. Это была не та война, которую можно выиграть путём открытого боя. Оставалось только ждать. Ждать… А судьба, оказывается, та ещё стерва, она тоже любит играть.

Суд вынес свой вердикт. А у здешних докторов была всего одна цель для всех пациентов – вылечить. И они лечили, как могли, без скальпеля проникали в черепную коробку и, словно искусные механики, исправляли неполадки в главном двигателе организма.

Вот только специфического медикаментозного лечения диссоциативного расстройства личности не существовало, а применять общие препараты было опасно, они могли усугубить течение заболевания. Оставалась только психотерапия, а также гипноз, который небезосновательно считался самым действенным методом лечения диссоциативных расстройств. Проблема была в том, что Джерри не поддавался гипнозу. Невозможно ввести в нужное состояние человека, который заранее настроен сопротивляться этому. Потому терпением пришлось запастись не только ему, но и докторам.

В палату зашла врач, устроилась на стуле напротив кровати. Джерри даже не удосужился сесть, только повернул к ней голову, окинув скучающим, с долей вопроса взглядом из-под полуопущенных ресниц.

Женщина достала диктофон; проносить в палаты было запрещено даже ручки, потому что они с фатальной лёгкостью могли превратиться в колющее оружие. Ей предстоял очередной дежурный опрос, направленный на отслеживание состояния пациента и выявление возможных личностных изменений.

– Имя? – произнесла она.

– Джерри Муссон.

Доктор вздохнула. Надежда на то, что что-то изменилось с прошлого раза, рухнула. Джерри по-прежнему был Джерри.

– Дата рождения?

– Двадцать восьмого сентября.

– Год?

– Девяносто восьмой. Одна тысяча девятьсот, разумеется.

– Как звучит твоя фамилия?

– Муссон, – повторил Джерри. Что уж сейчас выдумывать.

– Какой у тебя любимый цвет?

«Что-то новенькое, – подумал Джерри. – Давно уже этого вопроса не было».

– Любой, кроме белого, – ответил он и обвёл взглядом комнату. – Он мне очень сильно надоел.

– Совсем любой? Может быть, скажешь конкретнее?

– Пусть будет чёрный. Он всегда смотрится красиво.

– А как тебе красный цвет?

– Как кровь?

Джерри выдержал короткую паузу и рассмеялся, добавил:

– Шучу. Мне скучно сидеть здесь всё время в одиночестве, нужно хоть как-то развлекаться.

– Ты хочешь поскорее выйти отсюда?

– А вы бы на моём месте не хотели?

– Если тебе на самом деле интересно, я отвечу после, но сейчас мы говорим о тебе.

– Почему вы никогда не называете меня по имени? – неожиданно спросил парень.

Доктор промолчала. Обращение по имени персонализирует общение и наполняет личность большей силой, подчёркивает её настоящесть, что в случае Джерри было ни к чему. Но знать об этом ему было не нужно.

– Я обращаюсь без имён ко всем пациентам. Таков устав, – не моргнув глазом, соврала врач.

– А почему так?

– Это вопрос не ко мне, а к руководству.

– Жаль. Но, наверное, это очень удобно, не нужно запоминать имена, мучиться с правильным произношением…

– С этой точки зрения это действительно удобно.

– Вот только грустно, когда тебя обезличивают. Но вам ведь всё равно, да? Снимете халат и забудете и обо мне, и обо всех остальных своих пациентах до завтра.

– Ты пытаешься разжалобить меня?

– А это возможно? – вопросом на вопрос ответил Джерри и тут же продолжил: – Нет. Я просто хочу поговорить.

– Мы делаем это прямо сейчас, но ты уходишь от темы.

– Изо дня в день я повторяю одно и то же. Но если вы хотите послушать это ещё раз, давайте продолжим.

С Джерри было морально тяжело вести беседу. Потому что он выглядел совершенно нормальным, к нему было сложно подступиться, сложно расценивать его как пациента. И потому что он напоминал доктору Айзик сына, с которым они являлись ровесниками. Она даже подумывала отказаться от ведения Джерри и передать его другому врачу раньше положенного срока.

– Ты сказал, что хочешь выйти отсюда, – проговорила доктор, – а если так, ты должен сотрудничать с нами, в том числе отвечать на мои вопросы.

– А разве я вставляю вам палки в колёса?

Джерри вдруг сел на самый край кровати, упёршись в него руками и склонившись вперёд, к доктору. Женщина внутренне напряглась, инстинктивно хотела обернуться на дверь, за которой ожидала охрана – гарант того, что ей придут на помощь, если ситуация выйдет из-под контроля. Она, как и любой сотрудник данного места, отдавала себе отчёт в том, что рискует всякий раз, оказываясь один на один с пациентом. Потому что предусмотреть всё на самом деле невозможно, жизнь не знает идеальных раскладов, и некоторые пациенты умели убивать голыми руками.

Но мадам Айзик сдержалась, не оглянулась. Джерри несколько секунд разглядывал её, затем спросил:

– Вы боитесь меня?

Он смотрел пытливо, внимательно. И самое главное – было не понять, что происходило в этот момент в его голове. Это нагнетало обстановку, заставляло чувствовать себя сапёром на минном поле. Сколько бы пациентов ни прошло через твои руки, от этого ощущения не избавиться, оно часть инстинкта самосохранения. А в случае Джерри срабатывал ещё и эффект необычности, потому что по факту он являлся ребёнком, он был первым таким в практике доктора Айзик.

– Нет, – ответила женщина, также не сводя с Джерри взгляда, пытаясь предугадать, что же он сделает в следующую секунду.

– Это хорошо, – он вздохнул и отклонился назад, сев ровно. – Неприятно, когда на тебя смотрят, как на зверя. И насчёт ваших слов, мадам Айзик, что я должен помогать вам. Я делаю всё возможное со своей стороны, я говорю вам всю правду и не моя вина, что вы мне не верите, исправить это не в моих силах.

– Какая же именно правда из тех, которые ты озвучивал, истинна?

Очень правильный вопрос со стороны врача и неприятный для Джерри. Он выдержал паузу, прежде чем ответить, оглядел женщину.

– А вы сами как думаете? – проговорил он. – По-вашему, я похож на психа?

– Это некорректная формулировка.

– Извините. Паскаль учил меня этому, но иногда некоторые уроки забываются. И сути это не меняет.

Джерри снова немного наклонился, подпёр подбородок кулаком. Доктор ответила:

– Психически нездорового человека далеко не всегда можно определить по одному лишь внешнему виду. Можно только сделать предположение.

Джерри тяжко вздохнул и вновь лёг. Видно, что ответ женщины разочаровал его, и он утратил интерес к разговору.

– Вы не верите мне, и этим всё сказано, – произнёс он. – Мне и смысла нет что-то говорить.

– Если ты не будешь разговаривать со мной и с другими докторами, мы точно ничего не добьёмся.

– Вы за полтора года ничего не добились, а до вас меня на протяжении трёх месяцев пытались вылечить в другом месте. Вам это ни о чём не говорит?

«Говорит», – подумала доктор Айзик.

В кругах врачей, которые занимались лечением Джерри, всё больше крепла мысль о том, что, возможно, он и не болен вовсе. Слишком уж много времени они потратили на лечение, а не добились не то, что ремиссии, даже не смогли подтвердить его диагноз.

– Ты хочешь сказать, что ты здоров? – в ответ спросила женщина.

– Да.

– И убивал ты, стало быть, сознательно?

В этом месте действительно всё было на совершенно другом уровне. Это не неудобные расспросы Юнга, во время которых у тебя было и время для обдумывания ответа, и знание, что он всё равно поверит и даже отступит, главное надавить на нужную эмоцию. В стенах «белого центра» всё обстояло иначе, здесь даже заурядная дежурная беседа могла раздавить. И никто не думал о твоих чувствах, что исключало возможность сыграть на них.

– Я уже отвечал на этот вопрос, – сказал Джерри.

– Ты очень часто меняешь свои показания. Мне интересно, что ты скажешь в этот раз.

– Да, я делал это осознанно. И я прекрасно понимаю, что, хоть я сделал это не просто так, я всё равно заслуживаю наказания, но не лечения.

– Ты бы предпочёл отправиться в колонию?

– Я бы предпочёл вообще не оказываться за решёткой, ни за какой, но раз меня считают преступником, и третьей альтернативы нет, я бы выбрал колонию.

– Мне показалось, или ты не признаёшь свою вину за те преступления?

– Признаю.

– Может быть, ты не хочешь признавать её?

Джерри вопросительно повёл бровью, ответил:

– Хочу я этого или нет, но ответственность за свои поступки несу только я сам, стало быть, и именно я должен за них отвечать.

– Ты очень здраво рассуждаешь. Но мне по-прежнему непонятны твои мотивы.

– А они и не должны быть вам понятны, я их не раскрою. Просто поймите, что я здоров, здесь я занимаю чужое место. Не тратьте на меня время и силы.

Продолжать разговор не имело смысла, он зашёл в тупик, но от дежурного опроса и не ожидалось многого, разве что чуда, в которое здесь мало кто верил. Доктор Айзик покинула палату и уже за дверью, чтобы Джерри не слышал, наговорила на диктофон итог опроса:

– Неподтвержденная альтер-личность по-прежнему продолжает главенствовать в сознании. Новых сведений не получено, показания больного не расходятся с данными прежде. Пациент ведёт себя адекватно, настаивает на своей вменяемости и выказал желание отправиться в тюрьму.

Глава 2

Джерри полулёжа разместился на кушетке в кабинете гипнолога и поздоровался:

– Добрый день, месье Деньё.

Мужчина поднял глаза от книги, бросил взгляд на часы, затем посмотрел на Джерри.

– Сейчас не время твоего сеанса, – ответил он. – Меня не предупреждали о том, что ты придёшь.

– Меня никто не спрашивал, – Джерри скрестил руки на груди. – Но я могу уйти, если вы заняты, – он сел, показывая, что на самом деле может удалиться.

Месье Деньё жестом остановил его.

– Останься и подожди минуту. Я сейчас позвоню и всё уточню.

Он взял служебный телефон и, набрав номер и дождавшись, когда ему ответят, отчеканил:

– Доктор Деньё. Пациент Джерри Муссон направлен ко мне во внеплановом порядке. Произошли изменения в расписании?

Кивая, он выслушал ответ и, отклонив вызов, обратился к Джерри:

– Всё правильно, твой сеанс перенесли. Устраивайся удобно и начнём.

– А можно мне остаться в сидячем положении?

– Можно. Но лучше всё-таки ляг.

Джерри кивнул, снова лёг, теперь уже полностью. Подлокотник-подушка был не слишком мягким, очень упругим. Создавалось такое ощущение, что лежишь вовсе не на предмете, а на чьём-то теле, если не считать отсутствие живого тепла.

– Ты готов? – поинтересовался доктор.

Джерри повернул голову к нему, чуть кивнул. Месье Деньё включил необходимую музыку и заговорил уже совершенно другим, глубоким, сугубо рабочим голосом:

– Закрой глаза и расслабься, слушай музыку и мой голос…

Мужчина говорил ещё какие-то заученные наизусть, призванные погрузить человека в транс вещи, затем взглянул на Джерри и внутри неприятно дрогнуло. Он так и лежал с открытыми глазами и смотрел на него. И хоть губы его были прямы, в глазах читалась насмешка. Опять. Из раза в раз одно и то же, только такого взгляда у него доктор ранее не видел. Хочет поиграть мальчик.

Когда доктор замолчал, угрюмо смотря на него, Джерри заговорил сам:

– Я же говорил, нужно было оставаться сидеть. Мне тоже надоедает прыгать из одного положения в другое.

– Почему ты мне сопротивляешься? – спокойно и серьёзно спросил месье Деньё, положив на стол сцепленные в замок руки, хотя внутри взыграли нервы.

Он был дипломированным специалистом с многолетним стажем работы и занимал это кресло лишь за свои заслуги, а какой-то мальчишка, которому ещё и восемнадцати-то лет не исполнилось, обыгрывал его и водил за нос.

– Я просто не поддаюсь гипнозу, – как ни в чём не бывало ответил Джерри и сел, упёрся ладонями в край кушетки.

– Ты не позволяешь себе податься, это видно. Вопрос – почему?

– Месье Деньё, а что вы хотите найти в моём подсознании? Я вам и так всё расскажу.

– Вернись в прежнее положение, – отрезал доктор, голос всё же выдал толику раздражения.

– Хорошо, можем продолжить, раз вы настаиваете, – парень лёг, устремил взгляд в потолок, который здесь был куда более интересным, чем в его палате, витым. – Но зачем? Сами же видите, что это бесполезно.

Хотелось сорваться. Схватить Джерри за шкирку и показать, кто тут главный и как он уже достал. Но за такую выходку сразу увольнение без возможности вернуться в профессию. И стоило помнить, что перед ним был не совсем обычный человек. Нужно было сохранить лицо хотя бы потому, что спокойствие в ответ на провокацию является лучшим проявлением превосходства.

– Ты должен слушаться меня и исполнять то, о чём я говорю, – проговорил доктор, – в таком случае наше взаимодействие не будет бесполезным.

– Как скажете, месье Деньё.

Сеанс гипноза так и не случился, Джерри не удалось ввести в необходимое состояние, даже подвести к нему. Потраченные впустую полтора часа жизни.

Доктор Деньё не мог понять, почему так происходит, и уже даже не пытался найти ответ. Просто с каждым новым разом хотел видеть Джерри всё меньше и меньше. За годы работы он перевидал много, но ни разу не сталкивался с тем, чтобы человек столь активно сопротивлялся погружению в транс. Джерри в этом плане был уникумом, и это раздражало до зубного скрежета.

Когда Джерри увела охрана, в кабинет зашла доктор Айзик, спросила:

– Как прошёл сеанс?

– Никак.

– Опять ничего не вышло?

– Представь себе, – месье Деньё отодвинулся на стуле назад, поставил локти на стол. – Я настаиваю на том, чтобы прибегнуть к медикаментозному трансу.

– По каким основаниям?

– Потому что простому гипнозу он не подаётся. Мы просто впустую тратим время.

– Это очень сильные препараты, я не могу дать согласие на их применение без серьёзных показаний.

– А того, что я сказал, недостаточно? – мужчина вскинул брови, вопросительно посмотрел на коллегу. – Я знаю свою работу, но и он знает своё дело, какие бы цели он ни преследовал. А я не шарлатан-потешник, который вводит в транс по щелчку пальцев. Сама знаешь, что на самом деле это делается совершенно иначе. А раз я не могу справиться с задачей традиционными методами, нужно применять вспомогательные.

– Но ведь ты уже применял медикаменты, и всё равно ничего не получилось выяснить?

– Намекаешь на то, что я не профессионал?

– Размышляю о целесообразности применения препарата.

– Его применение более чем целесообразно, потому что действию лекарства он сопротивляться не может и погружается в трансовое состояние, а дальше – дело техники и терпения. Полагаю, альтер-личность очень сильная, потому в предыдущие разы и не получилось ничего добиться.

– Хорошо, я подумаю и дам тебе сегодня ответ, – сдалась мадам Айзик.

– Подумай. А если ты решишь повременить с медикаментами, пусть его передадут другому гипнологу. Я больше не вижу смысла разводить этот цирк.

Доктор Айзик вздохнула и понурила голову. Этого и следовало ожидать – что рано или поздно от Джерри начнут отказываться, она ведь и сама хотела поступить так же. Доктора центра слишком уважали себя, чтобы тратить время на лечение того, кто даже не факт, что был болен. А полтора года пустых попыток добиться ремиссии были хорошим аргументов в пользу того, что их коллеги из Лиона ошиблись.

Вернувшись в свою палату, Джерри подошёл к окну и упёрся руками в обманчиво пластиковую раму. Это была самая настоящая клетка: с толстыми решётками, с возможностью выйти на улицу только по тем дням, когда твоя очередь и всего на час, по субботам на два. Походы по коридорам производились строго в присутствии охраны, она сопровождали всюду: до столовой, до кабинета того или иного специалиста и так далее. А потом под таким же конвоем возвращали обратно в палату и запирали тяжёлую дверь без ручки с внутренней стороны. Дверь, которую невозможно открыть.

А Джерри и не пробовал. Он отдавал себе отчёт в том, что сбежать из этого места всё равно не получится, а даже если ему удастся выбраться на улицу, его попросту застрелят. Такая перспектива не могла прельщать. Умнее было следовать установленным правилам и законам и ждать, когда эскулапы убедятся в его адекватности. Должно быть, это случится уже скоро. А дальше будет проще. В тюрьму на лет десять его никто не отправит, потому что даже сейчас он не достиг совершеннолетия, а на момент совершения убийств ему вовсе было всего пятнадцать лет. Скорее всего, суд посчитает, что своё наказание он уже отбыл.

Нужно только дождаться того момента, когда двери клетки распахнутся.

Джерри провёл пальцем по стыку стекла и рамы. Солнечный свет казался искусственным, излишне белым. Вокруг было слишком много белого цвета. И тёмно-серые глаза камер.

Он беззвучно вздохнул и опустил голову. В таких условиях впору было на самом деле сойти с ума, а ему пришлось в них взрослеть. И всё равно не сломаться, остаться молодцом.

Отойдя от окна, Джерри лёг на кровать, перекрестил ноги и подложил руки под голову, устремив взгляд в потолок.

«Я справлюсь, – проговорил он в мыслях. – Финишная прямая не за горами, а на ней не сдаются».

В себя нужно верить, даже если весь мир против тебя. Даже если устал в одиночку вести бой против всех и не всегда в силах устоять на ногах.

Глава 3

Стук по коридорам, лязгнули затворы –

Время для инъекций, и никуда не деться!

Хоть залезь на стену, шприц находит вену,

Занавес на сцену!

Downcast, Дом забвения©

Отворилась тяжёлая дверь, в палату зашёл охранник. Не дожидаясь указаний, Джерри поднял ладони, повертел ими, показывая, что в них ничего нет. Затем встал и сцепил руки за спиной. Всё согласно правилам.

– Выходи, – сказал охранник и отошёл в сторону, освобождая проход, а когда Джерри переступил порог палаты, тотчас грозной тенью пристроился сзади.

Паршивое чувство, когда тебе сверлят взглядом затылок. Когда все твои передвижения строго регламентированы и контролируется каждый шаг. За исключением, пожалуй, того времени, которое ты проводишь в палате, а оно занимает двадцать-двадцать два часа в сутки. При таком раскладе каждый выход из неё видится праздником, возможностью вдохнуть хоть сколько-нибудь свежего воздуха, увидеть других людей. Но сейчас Джерри предпочёл бы вернуться в свою палату, вот только его никто не спрашивал.