Первая кровь осени

Эй, я все помню, не надо смотреть так укоризненно, я помню, что обещал раскрыть секрет осенних депрессий и прочих сезонных аномалий.

Секрет очень прост: дело в том, что летние духи уступают место осенним. Не знаю, куда уходят первые и откуда приходят вторые, но выглядят и ведут себя они совсем иначе. И под «духами» я подразумеваю не призраков, вовсе нет. Обычные мертвецы скромные и тихие, чаще всего они даже не знают, что умерли, бродят себе по привычным маршрутам, словно в полусне, пока не растают – иногда прямо у меня на глазах. То ли дело духи; я так думаю, некоторые из этих существ никогда и не рождались в человеческом теле, а другие прошли после смерти такую мучительную трансформацию, что от людей в них ничего не осталось.

Летние духи – что-то вроде фейри из сказок, по крайней мере, смотреть на них приятно. Они появляются в мае, на праздник Бельтейн, и с ними вполне можно иметь дело. До самого Лугнассада, до сбора урожая они правят бал, и за неимением холмов танцуют по ночам на крышах панельных высоток, как ни в чем не бывало. В августе их становится все меньше, и все больше других, менее приятных на вид, после осеннего же равноденствия только глумливые рожи вторых и мелькают в тени домов, а иногда и среди многолюдной толпы. И если вы думаете, что после Самайна они угомонятся, то черта с два – весь ноябрь они еще попадаются мне на глаза. Только зимой город наконец становится почти таким, каким его привыкли видеть остальные, и на опустевших крышах танцуют лишь холодные ветра, не имеющие, к счастью, привычки принимать человекоподобную форму.

Это все лирика, впрочем, но раз вы дочитали до этой страницы, я, пожалуй, покончу со вступлениями. Зима – спокойное время, однако до зимы было еще далеко, когда мы с напарником выехали по очередному вызову в один из густо застроенных прибрежных районов. Надо признать, унылые серые доки сейчас медленно, но верно сменяются офисными зданиями, сверкающими стеклом и сталью, и земля здесь дорожает, однако сверни на боковую улицу – и вот они, старые кварталы с теснящимися друг к другу многоэтажками. Сюда не забредают туристы, и правильно делают – здесь можно ожидать чего угодно.

В одной из квартир на первом этаже случилась семейная ссора, и соседи вызвали нас, утверждая, что слышали сквозь стену крики, угрозы и просьбы о помощи. К моменту нашего приезда буйная парочка притихла, и это было ничуть не менее подозрительно.

Конечно, была вероятность, что супруги помирились и если мы сейчас вломимся в дверь, горя желанием спасти бедную женщину от изверга, нас вполне может встретить ударом сковородки по голове стокилограммовая мегера. Мэтт высказал эту версию, пока мы топали по длинному, словно кишка, коридору в поисках нужной двери. Мой напарник обожает прикидываться равнодушным циником, чтоб никто не догадался, как сильно ему хочется верить людям. Совсем как я люблю прикидываться простодушным парнем, чтобы не вызывать излишних подозрений. Мы здорово сошлись с ним с первого дня службы, и, если б я не оставил по ряду причин привычку молиться на ночь, каждый вечер возносил бы благодарности небу за то, что нас определили в один патруль. Конечно, если б я мог поделиться с ним своим секретом, может, многое было бы проще, да только таких материалистов, как Мэтт, не сыщешь на всем нашем благословенном острове, да и бесполезно искать, потому что родители привезли его аж из Орегона. Видимо, решили, что там подобных ребят навалом, а вот у нас как раз нехватка. Этих янки ничем не проймешь, я и рисковать не стану, и поэтому я промолчал о том, что знал.

А знал я, что случилось нечто нехорошее. Поблизости было множество духов – холодных, осенних, охочих до крови и человеческих слез, но они не показывались, мельтешили где-то в окрестностях, просто я уже научился чувствовать их присутствие. И то, что к дому они не приближались, настораживало еще сильнее. Что могло одновременно возбудить их и напугать, не позволяя войти и насытиться?

– Выбиваем? – предложил я, когда на стук никто не отозвался.

Мэтт с сомнением посмотрел на добротную деревянную дверь.

– Я тебе что, Рэмбо хренов? Тут косяк явно крепче, чем наши головы. Давай-ка для начала через окно заглянем.

– Ты постучи еще, может, не слышат, – посоветовал я, направляясь обратно. – И осторожнее, не стой на линии выстрела, мало ли…

– Не учи ученого, – огрызнулся напарник.

Мэтт в полиции на целых полгода дольше, чем я, поэтому хрен с два он позволит мне ему советовать. Я, конечно, не упускаю случая ткнуть его носом в очевидные вещи. Бессмысленные перепалки из-за мелочей иногда здорово помогают нам обоим оставаться в должной форме.

На улицу выходило только окно кухни. Я несколько раз пересчитал окна, чтобы не ошибиться – нет, все верно, та самая квартира. Решеток не было, хоть и первый этаж. Вот не заботятся ведь о своей безопасности, а потом ругают полицию… Впрочем, сейчас безответственность жильцов была нам только на руку.

Хотелось бы мне сейчас написать, что я бесшумно проник в квартиру, однако буду с вами честен – я с грохотом выбил стекло, а потом, ругаясь сквозь зубы, протиснулся в узкое кухонное окно, очень стараясь не изрезаться осколками. По крайней мере, если тревога ложная, застеклить окно ребятам будет не в пример дешевле, нежели ставить новую дверь – вот примерно такой ерундой я старательно забивал себе мозги, потому что уже знал, что увижу. Знание это принадлежало какой-то примитивной, животной части меня, той самой, по велению которой шерсть встает дыбом на загривке в случае опасности, даже если волей эволюции или всевышнего шерсть у нашего племени там давно уже не растет.

Дородный лысеющий мужчина лет за пятьдесят лежал в луже крови. Кровь еще продолжала растекаться по полу, хотя с виду хозяин квартиры был мертвее мертвого. Голова его была проломлена чем-то тяжелым, а на груди сочными экспрессионистскими мазками алели ножевые ранения.

Женщина сидела за столом и тихо плакала, утирая слезы тыльной стороной ладони. Пальцы ее все еще сжимали длинный разделочный нож.

Признаться, я так и застыл столбом посреди комнаты. Картина была та еще. Что бы там ни думали о нашей работе мирные граждане, трупы нам нечасто приходится видеть. А тут еще женщина, увидев меня, начала причитать:

– Я не знаю, что со мной, не знаю, что на меня нашло, простите…

Ее завывания, наконец, вывели меня из ступора. Я кинулся к двери, впустил напарника, и началась обычная в таких случаях суета. Вызвать детективов, разогнать любопытных соседей, отобрать нож у свихнувшейся тетки, предварительно надев перчатки – еще не хватало стереть отпечатки с орудия убийства. Хорошо хоть, женщина была не буйной. Она будто сама не понимала, что произошло. Временное помешательство, бывает и такое. Может, мозги разъедены алкоголем, а может, и наркотой. В шкафчике над ванной – антидепрессанты пополам с китайскими снадобьями в характерных пакетиках с иероглифами.

Впрочем, пусть теперь детективы копаются в ее вещах и строят версии, а наше дело маленькое, как говорится.

Кровь, меж тем, все вытекала из трупа, разбегаясь по полу крохотными шариками, будто ртуть. Я даже потянулся проверить у него пульс, встретив недоуменный взгляд напарника.

– Кровь уже должна была остановиться, – пояснил я. Мэтт подошел ближе, то и дело оглядываясь на женщину. Конечно, мы уже нацепили ей наручники, но мало ли что она может выкинуть.

– А разве она не остановилась?

Тут-то до меня и дошло, что разбегающиеся капли-шарики вижу я один. Проследил их взглядом и увидел, как они вновь собираются на небольшом участке пола и там исчезают, словно впитываясь в покрытие. Может, стекаются в углубление, только с виду там нет никакого углубления, доски как доски.

– Знаешь, пойду-ка я поговорю с соседями, – выпалил я первое, что пришло на ум, и бросился наружу.

Мэтт удивился, но, как всегда, прикрыл меня. Сказал потом приехавшим детективам, что мне стало нехорошо от вида крови. Ребята с пониманием отнеслись к моим слабым нервам, а я спорить с этой версией не стал. Мысли мои в тот момент крутились совсем в иных сферах.

Соседи, конечно, никуда не разошлись – столпились во дворе и галдели, обсуждая происшествие. Пытались заглянуть в разбитое окно, как будто не их мы отгоняли пятью минутами ранее. Что за удовольствие, интересно – поглазеть на чужую смерть?

Я постарался напустить на себя максимально строгий и официальный вид, вернул на место помятую фуражку и объявил:

– Мне нужен ключ от подвала!

– Думаете, она в подвале еще кого прикопала? – живо отозвалась сухонькая старушка.

– К ним племянник приезжал на выходных, Коннор, да что-то давненько не видно его, может, и его тоже? – народ загалдел, шумно выдвигая версии, одна другой бредовее.

– Это убийство в состоянии аффекта, а не работа маньяка, видно же, – я волей-неволей ввязался в дискуссию, хоть и зарекался это делать. – Ключ от подвала! Кто сможет мне открыть?

Обладатели ключа нашлись, и стоило больших трудов уговорить их не следовать за мной в сырую темень подвального этажа. Спасло положение то, что у меня был фонарик, а у них – нет. Все же я официальное лицо, как-никак.

Кровь, пусть и призрачная, утекала куда-то вниз, и вряд ли только под действием силы притяжения – уж больно целенаправленно она стекалась к определенному участку. А значит, ее что-то притягивало. И я был совсем не уверен, что мне стоит на это «что-то» смотреть, но проклятое любопытство потом бы меня с потрохами сожрало, точно знаю. И поэтому я сейчас топал по узкому и темному коридору, прикидывая, где примерно располагается квартира несчастной семейки.

Долго искать не пришлось: вскоре я услышал звук. Отвратительное чавканье, бульканье и хлюпанье, наводившее на мысли о болоте, и еще – о протекающих трубах. Версия с трубами могла бы объяснить и удушливый смрад, ударивший в ноздри. Но потом я увидел ее, и все версии разом покинули мою несчастную голову, а ноги рефлекторно дернулись эту самую голову унести как можно дальше.

Старуха была не из мира живых, в этот раз у меня никаких сомнений не возникло. Ее распухшее синюшное лицо напоминало об утопленниках, что по несколько дней лежат в нашем морге, дожидаясь опознания. Морщинистая шея перетекала в бесформенное тело, в пропорциях которого было не больше человеческого, чем в кольчатом туловище гигантской жирной гусеницы. Глаза ее, к счастью, были закрыты, и я до сих пор не уверен, смог бы я сохранить рассудок, доведись мне встретиться с ней взглядом. Длинный, похожий на змеиный, язык периодически показывался меж почерневших губ, чтобы ловко поймать очередную каплю, стекающую с потолка.

Подробнее рассмотреть ужасную обитательницу подвала мне не дала ее свита. Осенние духи, как я уже говорил, не слишком приятны на вид, но здесь будто собрались наиболее омерзительные представители своего рода. Шелестящая черными полупрозрачными крыльями мелочь резво поднялась в воздух, потревоженная лучом моего фонарика. В прямом свете они были почти невидимы, и мне пришлось направить фонарик в сторону, чтобы в рассеянном боковом свете разглядеть их гротескные маленькие тельца. Некоторые напоминали людей, точнее – уродливых младенцев, вроде тех, что показывают в социальной рекламе, призывая воздерживаться от алкоголя и курения во время беременности. У некоторых из покрытых шерстью туловищ торчали паучьи лапы. Маленькие злые глазки то и дело вспыхивали во тьме тлеющими угольками. Собравшись в импровизированный хоровод вокруг чудовищной старухи, они затянули то ли песню, то ли заклинание, слов которого я почти не мог разобрать – уж больно отличался язык от того гэльского, к которому мы привыкли. Обрывки фраз, что все-таки долетали до сознания, не слишком-то проясняли ситуацию:

– Первая кровь… первая кровь этой осенью… первый осенний пир для Матери…

Я не сразу заметил, что по мере движения хоровода то один, то другой дух покидал его и с безобразной гримасой вожделения припадал к одному из множества темных сосков на раздутом теле старухи, а через полминуты нехотя отрывался, роняя на пол кровавые капли. Пришлось изо всех сил стиснуть зубы, сдерживая подкативший к горлу комок тошноты.

От тела этого невозможного существа к потолку тянулись пучки то ли алых лент, то ли сосудов. Они были почти незаметны и явно нематериальны. Позже я увидел, где заканчиваются эти «ленты», и спокойствия мне это знание отнюдь не прибавило. А пока что я едва не помер на месте, когда бодрый голос сзади спросил:

– Нашли что-нибудь, офицер?

Один из жителей дома, вооружившись фонариком, пробрался следом за мной. Теперь он старательно осматривал отсыревшие стены, в упор не замечая происходящей у него под носом безумной фантасмагории.

– Канализация, видать, потекла… Ну и вонь!

– Здесь ничего нет, – сказал я, разворачиваясь к выходу. Уж не знаю, почудилось или нет, только в спину мне летело издевательское хихиканье, больше похожее на скрежет несмазанной ставни.

Уже потом, во дворе, в ярком дневном свете, я боковым зрением вдруг вновь увидел алые нити-сосуды. Они вонзались в ладони убийцы, которую как раз выводили в наручниках подоспевшие детективы. Женщина брела, покорно опустив голову, и с этими нитями в руках казалась сломанной марионеткой кукольного театра, которой больше не управляет мастер из-за кулис. Когда за ней захлопнулась дверца машины, нити оборвались, словно не выдержав контакта с холодным железом, и нехотя поползли обратно в дом, подергиваясь, как живые.

– Эй, дружище, ты в порядке? На тебе лица нет, – Мэтт подобрался ко мне незаметно, хлопнул по плечу. – Жуть какая, а? Наводит на размышления…

– И не говори, – искренне отозвался я, понимая, впрочем, что мы говорим совсем о разных вещах.

– Вот так вот живешь с человеком много лет бок о бок, и не знаешь, в какой момент у него крышу снесет и он решит тебя прикончить, – как-то уж слишком пристально напарник смотрел на меня, произнося эту фразу.

– Психи среди нас, – подтвердил я и повернулся к нему, изобразив нарочито жуткий оскал. – Они могут жить с тобой, работать с тобой в одной смене, например…

– Ездить в одной патрульной машине, – подхватил Мэтт, усмехаясь в ответ. – Я понял. Знаешь что, давай перехватим по чашечке кофе по пути. Думаю, никто нас не осудит, после такого-то…

Думаю, никто нас не осудил бы, даже реши мы плеснуть в кофе чего покрепче. Но служба есть служба, есть ведь пределы даже у нашей с Мэттом наглости.

У этой истории должен быть какой-то красивый и многозначительный конец, скажете вы. Ну, так же всегда бывает. Главный герой вернулся в подвал с огнеметом и все там выжег подчистую. Фейри боятся огня, это всем известно. Но рисковать устроить пожар в жилом доме ради изгнания нечисти, которую никто, кроме меня, не видит – это не ко мне, извините.

Может быть, скажете вы, стоило вызвать священника и все там освятить. Может быть. Моя мать бы так и сделала, наверное. Она все таскалась по разным церквям в городе, перебирала, ворча, что городские священники совсем не то, вот то ли дело отец Уилан в ее родном городке! Я был с ней на множестве служб, мне нравится тихая и торжественная атмосфера храмов, но… как бы это вам объяснить. Как человек, который видит духов, я мог бы ожидать увидеть хоть что-то в церкви… какое-то свечение, лучи света из ниоткуда, пение ангелов, понимаете, что я хочу сказать? Но ничего там не было. Тихое, спокойное место, куда не забредает городская нечисть… впрочем, в паре церквей я видел на мессе такие лица, что до сих пор меня терзают сомнения, так ли это… Но никаких следов присутствия той силы, что могла бы противостоять злу.

Да и зло ли эти твари?

Я одно время трахал девку из китайского квартала, и у нее меж лопаток была татуировка со значком инь-янь, такая круглая штуковина, где черная половина плавно перетекает в белую. Если смотреть на нее в момент оргазма, она начинает вращаться. Ну, может, только у меня так, сложно сказать, как вы понимаете, тут я на статистику сослаться не могу. Но суть в том, что каждое явление со временем превращается в свою противоположность. Черная «капля» в рисунке совсем истончается кверху и кажется, будто белая одержала верх, но в самом сердце белой половинки уже расцветает чернота. Что я хочу сказать, в общем-то? Что я не вернулся в этот подвал.

Зато я покопался в хронике и выяснил вот что. Несколько лет назад в подвале и правда жила безумная бездомная старуха. На нее жаловались жильцы, ее даже пристраивали в приют при монастыре, но она сбегала оттуда, объясняя сестрам, что ее ждут «дети». В молодости она была медсестрой, приторговывала медикаментами и помогала делать подпольные аборты. Это ее в тюрьму и привело, после заключения у нее в голове помутилось, а родственников не осталось, вот и померла она в конце концов в холодном сыром подвале.

Ладно, скажете вы, если в истории нет логичного конца, в ней должна быть мораль. И вот сейчас для нее самое время и место.

Я не знаю, что вам на это ответить, честно. «Не селитесь в доме, где пару лет назад умерла бомжиха?» Или «не нарушайте закон об абортах»?

Знаете, я не из сторонников и не из противников, я вообще не считаю себя вправе в это дело лезть, и когда при мне какие-нибудь политические активисты заводят такие разговоры, я отмалчиваюсь или ухожу. Можете закидать меня камнями, но я считаю, вопрос об абортах должны решать женщины, и только они, и черт меня дери, если я полезу в бабские разборки, я не камикадзе. Да и если духи были похожи на уродливых младенцев, это ведь может ничего и не значить, верно?

Кто их знает, как они выглядят на самом деле, если они вообще имеют определенную форму. Может, это наше сознание рисует картинки и поет нам песни на древнем языке, а что мы видим на самом деле или чего не видим – бог его знает.

Я знаю, мой долг как писателя, напугав вас как следует, взять и успокоить, но и с этим беда. Правда в том, что я не знаю, что со всем этим делать. На кого бы они ни были похожи, духи повсюду. Вы можете увидеть их краем глаза, но чаще всего милосердное сознание тут же найдет успокоительное объяснение. Вы можете жить с человеком десяток лет, а потом он, повинуясь чьей-то воле, схватит нож и принесет вас в жертву. Мир состоит из процессов созидания и разрушения, одно перетекает в другое, сегодня мы собираем урожай, а завтра станем чьей-то пищей, как бы мы ни убеждали себя, что в современном цивилизованном мире эта опасность нам не грозит. Слышите смех, похожий на звон серебряных колокольчиков? На крыше вашего дома уже танцуют существа, которые были здесь задолго до того, как люди впервые разожгли огонь на девственных зеленых холмах; и когда придут холода, они позовут своих старших братьев, чтобы собрать кровавый урожай осени.