Канцлер. История жизни Ангелы Меркель

Даже изучая теорию марксизма-ленинизма, прочившую пролетариату неизбежную победу, Меркель тайком следила за политическими новостями Германии по ту сторону стены. «В 1969 году я тайком пронесла в женский туалет транзисторный радиоприёмник и слушала дебаты, которые проходили перед выборами западногерманского президента, – вспоминала она. – Три захватывающих этапа голосования – подумать только!» Благодаря отцу в том же году Ангеле досталась такая редкость, как копия эссе советского диссидента, физика-ядерщика Андрея Сахарова. В эссе Сахаров выступал против поддержки Москвой опасной и дорогостоящей гонки вооружений. Когда Меркель застали за чтением запрещённой литературы, Штази тут же вызвало пастора Каснера на допрос. Он отказался раскрывать источник, однако произошедшее напомнило ему: даже те пасторы, которые «дружат» с правительством, могут стать жертвой госаппарата, направленного на запугивание граждан.

Ульрих Шенайх и другие люди считали, что отец Ангелы, которого многие за глаза называли «Роте Каснер» («Красный Каснер»), слишком уж сильно старается выслужиться перед режимом. Даже проповедуя Евангелие, он не противился вмешательству государства в жизнь церкви. «Одно время такие люди, как отец Ангелы, даже полагали, будто у коммунистов и христиан общая цель, – сказал мне Лотар де Мезьер, ярый сторонник восточногерманской лютеранской церкви. – Ведь и те и другие верили в человеческую добродетель». Так они пытались найти что-то общее между двумя мировоззрениями. «Наша религия не желает сопротивляться социализму. Не желает поддерживать социализм. Она хочет вписываться в систему и мирно сосуществовать с государством, – объяснял де Мезьер. – Вот какие правила установил отец Ангелы Меркель».

И пусть стена пала десятки лет назад, воспоминания о пасторе Каснере до сих пор живы и отдают горечью. В том числе и для священнослужителя Райнера Эппельмана. В 1980-е годы Эппельман был пастором-диссидентом, который не боялся высказывать своё мнение вслух. Неудивительно, что его целых три раза пыталось убрать Штази. Он познакомился с пастором Каснером в темплинской семинарии, когда заканчивал учиться на теолога. «Отношение Каснера потрясло меня», – вспоминал он во время длинного интервью, которое дал мне осенью 2017 года в Берлине. Хорст руководил новоиспечёнными пасторами на финальных этапах теологического обучения, однако, если верить Эппельману, Каснер твёрдо верил, что социалистическая Германия «свободна от эксплуатации» и очевидно лучше капиталистической Германии. «Он то и дело повторял это нам, пасторам. Он был высокомерен и критиковал протестантскую церковь, хотя та делала всё возможное в условиях давления» – рассказывал Эппельман. Кроме того, Каснер признавался Эппельману, что, возможно, скоро в Восточной Германии вообще не останется пасторов.

«Только представьте, – говорил Эппельман, – пятнадцать молодых людей сидят в колледже для пасторов, ждут не дождутся, когда их отправят собирать паству где-нибудь на Востоке. И тут Каснер говорит: “Не будет у вас никакой паствы: число пасторов на Востоке постоянно сокращается. Скоро церковь не сможет вас обеспечивать. Придётся искать обычную работу, на которую вы будете ходить с понедельника по пятницу. А церковь сможете посещать только в субботу и воскресенье”. Только представьте, как подобное расстраивало». То, как Каснер пытался смешивать политику с религией, лишь удручало Эппельмана, который порой считал Каснера лицемерным: «Мне казалось, что нельзя объединять веру с политикой так. Нельзя отрицать, как плохо протестантским семьям в Восточной Германии… Что их наказывают как раз потому, что они христиане! Каснер был уверен, что все мы, даже христианские пасторы, обязательно станем сторонниками “реального социализма”».

Остаётся лишь догадываться, сожалел ли Каснер о своём переезде на Восток, когда его вынудили слушаться и даже поддерживать государственный план Штази – упразднить должность пастора как таковую. Как бы то ни было, отец Ангелы из последних сил надеялся, что социализму и религии удастся ужиться друг с другом хотя бы в какой-то мере, хотя постоянно сталкивался с доказательствами обратного.

Меркель никогда открыто не критиковала отцовский подход к политике. «Отец пытался создать церковь, которая соответствовала бы нуждам жителей Восточной Германии», – говорила она, сравнивая собственные убеждения с латиноамериканской теологией освобождения. Однако то, что она соглашалась с ним на людях, отнюдь не означало, что она принимала все его слова на веру. Ангела вспоминала один их давний спор «о том, сколько имущества можно обобществить, а сколько – оставить в личном распоряжении гражданина». Годы спустя пастор скажет, что ещё давным-давно разучился понимать дочь, и горько отметит: «Она постоянно поступала как ей вздумается».

В 1968 году возвышенные представления Каснера о социализме ждал ещё один суровый удар, который оставил неизгладимое впечатление в душе четырнадцатилетней Ангелы. То был год Пражской весны – периода политической либерализации и массовых протестов в Чехословацкой Социалистической Республике. В промежутке с января по август людям в числе прочего удалось добиться ослабления ограничений в отношении СМИ, свободы слова и перемещений. «Прекрасно помню, как все были воодушевлены переменами, – вспоминала Меркель годы спустя. – Мы тогда отдыхали на чехословацком курорте Пец-под-Снежкой. Все так воодушевились. Потом родители на два дня отправились в Прагу – взглянуть, что происходит на Вацлавской площади, ведь именно на этой площади происходили антиправительственные протесты. Возвратились крайне вдохновлёнными: надеялись, что положение дел в социалистическом лагере изменится и в конце концов начнутся послабления… Ведь раз получилось у Чехословакии, то и у Восточной Германии получится. Помню, как засомневалась, возможно ли вообще повлиять на социализм как таковой».

21 августа Меркель возвратилась с отдыха в чешских горах и посетила бабушку, жившую в Восточном Берлине. «До сих пор чётко помню: стою я утром в кухне и слышу, как по радио объявляют, что советские войска вошли в Прагу». Несколько подразделений из дружественных социалистических республик – Польши, Болгарии, Венгрии и, что расстроило юную Ангелу больше всего, Восточной Германии – перешли чешскую границу и положили конец Пражской весне. «Меня будто громом поразило. Я очень разочаровалась и расстроилась», – вспоминала Меркель. На то, каким образом в 2014 году подавлялось реформистское движение в Украине, Меркель отозвалась быстрее и ощутимее коллег по политической арене. Чужая жестокость, вне всяких сомнений, пробудила воспоминания Меркель о том, как она далёким летом 1968 года, стоя в бабушкиной кухне, услышала вести из Праги.

Когда Советский Союз подавил попытку Чехословакии построить «социализм с человеческим лицом» (как говорили о «Пражской весне» её инициаторы, в частности Александр Дубчек, который был первым секретарём ЦК Коммунистической партии Чехословакии), пастор Каснер понял, что не может больше так же просто прикрываться возвышенными представлениями о восточногерманском режиме. Тем не менее он упрямо продолжал верить в возможность существования «человечного» социализма и так и не смирился с капиталистическим строем. Германия давно стала единой, его дочь уже сияла на политическом небосводе капиталистического государства, а он продолжал сетовать: «Только и мысли [у капиталистов], что о деньгах, чтобы производитель получал прибыль, а потребитель покупал, причём покупал с избытком. В нас вбили представления о рыночной экономике, и якобы никто не смеет оспаривать её власть. Сегодня всё – это “товар”, даже природа».

Когда Ангела закончила темплинскую гимназию – самый престижный вид средней школы в Германии – с отличием по математике, физике и русскому языку, её едва не отказались выпускать. И всё из-за не более чем невинной шалости. На выпускном каждый ученик должен был во всеуслышание признаться в любви к марксизму-ленинизму, выступив с постановкой о его международном триумфе. А Меркель и несколько её одноклассников решили своим выступлением поддержать не только Национальный фронт освобождения Южного Вьетнама (который считался врагом Америки, а потому, несомненно, заслуживал поддержки), но и людей Мозамбика, которые вели войну против португальских колонизаторов. Вот только борьба жителей Мозамбика не была строго коммунистической. Мало того, Меркель с одноклассниками в конце ещё и спели воодушевляющий припев международного пролетарского гимна «Интернационал». За такой проступок Коммунистическая партия даже хотела лишить диплома одну из лучших выпускниц гимназии и всего региона, которую уже успели принять в именитый Лейпцигский университет (переименованный в 1953 году в университет имени Карла Маркса).

Осознав ужасающие последствия дерзкого поступка дочери, пастор Каснер связался с епископом, и тот уговорил правительство проявить снисхождение к многообещающей ученице и её одноклассникам. На этот раз Каснер уберёг дочь от беды. Однако в дальнейшем её всё равно настигла политика государства, которое было готово за любую мелочь лишить одарённого человека права на успешное будущее.

Осень 1973 года. Девятнадцатилетняя Ангела Меркель прибыла на огромный железнодорожный вокзал, где её поприветствовал портрет Владимира Ленина, чтобы изучать физику в знаменитом Лейпцигском университете. Впервые в жизни оставшись одна, она проявила себя как осмотрительная и при этом крайне воодушевлённая и умная студентка.

Примечания