– И что? У меня полицейские семью расстреляли, вернее с их участием. Это компенсация.
– Ты Пак Мун Хо, тот, что угнал самолёт у курсантов, – опознал меня вдруг пилот.
– Да, это я, довольны? Не стоим, работаем. Нечего время тянуть, если вы думаете, что нас заметят издалека и кто-то прибежит на свет фонарика, то разочарую, не будет такого, место защищённое. Работаем.
На самом деле я не был так уверен, сказал это, чтобы подстегнуть обоих к работе. Они сначала по одному мотоциклы укатили к самолёту, потом велосипеды, не забыв и доску с моими вещами. Я их сюда привёз, забрав из гостиницы. Дальше мы работали в салоне, освобождая его для дополнительного груза. Закатили сначала два мотоцикла, поставили их сразу за кабиной по бортам, тут страховочные ремни были, закрепили их. Так же и с третьим мотоциклом, между двумя первыми как раз вошёл, хотя из-за тех двух ящиков он еле пролез, а велосипеды на ящики положили. Я проверил, просто прикинул на глаз, вроде вес нормально уложен, если и ошибся немного, то не сильно. Такие ошибки влияют на пилотирование, оно может усложниться и довести до авиакатастрофы. Но это если совсем груз неправильно уложен, а так вроде всё в порядке.
– Ну, всё, уходите, – махнул я рукой, в которой был пистолет, револьвер находился за ремнём, заткнул его туда, чтобы была возможность быстро извлечь. – Вы мне больше не нужны, и ваши жизни тоже. Давайте-давайте.
Те стали медленно отходить спиной вперёд, явно опасаясь выстрела в спину.
– Да бегите уже! – рявкнул я, и те мгновенно растворились в темноте, только майка штурмана мелькнула метрах в пятидесяти светлым пятном, да потом пропала.
Я же, закинув доску в салон, а что, пригодится, забрался, убрал лестницу и с трудом закрыл дверь. Не было возможности сделать это силой, чтобы захлопнуть, и стал по грузу ползти к кабине. Там сел в кресло пилота, надел шлемофон, планшет и так у меня на боку висел, и, включив массу, запустил по очереди оба мотора. Те тёплые, мгновенно схватились. Включил прожектор – самолёт был заранее развёрнут пилотом по моему приказу, впереди полоса, – и начал разгон. Несмотря на полную загрузку, хотя грузовую марку, по моим выкладкам, мы не перешли, да и пилот это подтвердил, я оторвался от земли – тяжело взлетать с подобной почвы, хотя её и сложно назвать мягкой – и стал поднимать транспортник выше, до пятидесяти метров, постепенно забирая влево.
Повторять свой подвиг по пересечению границы я не собирался. А подвигом его назвали северяне, офицеры сильно удивились, что я смог перелететь её. Обычно там по любому звуку стреляют, зенитки не исключение, очередной вооружённый конфликт начался, но видимо, мне тогда просто повезло. Но, как я уже говорил, повторять этот опыт мне не хочется, сейчас доберусь до побережья Жёлтого моря, и там до Пхеньяна над водами моря рукой подать. Поглядывал на карту, я подсвечивал её время от времени фонариком, тут были отмечены все аэродромы южан, чтобы не вылететь на зенитки, всё же на бреющем летел, метров сто, тут холмы сплошные, ниже нельзя, врежусь. Однако вот, наконец, внизу стали серебриться волны моря, отлично. Отлетев от побережья километров на сорок, я сделал правый поворот и направился к столице северян.
Лететь я старался над землями южан, постоянно меняя маршрут. Это на случай, если засекут несанкционированный полёт и, подняв ночные истребители, попытаются перехватить. Вот чтобы не навели на меня, и менял его. Пусть ищут в одном месте, а я буду в другом. Оттого же и опознавательные огни не зажигал, мне они ни к чему. Над водами океана я снизился до тридцати метров, и так и летел к своим. А когда осталось совсем немного, включил рацию. Нужную волну я уже настроил, было время, и, выйдя на канал, на котором обычно у нас работает полк, стал вызывать. Дежурный радист обязан быть на месте, всё же крупная авиационная часть. Так и оказалось, ответили сразу на мой запрос.
– Земля-четыре. Земля-четыре, ответьте Чижу. Приём.
– Земля-четыре на связи. Приём, – с заметной заминкой ответил радист. – Подтвердите статус.
– Подтверждаю, я Чиж, я возвращаюсь, ребята. Прошу подготовиться к встрече, иду на новом трофее, зажгите посадочные огни. Как поняли? Приём.
– Вас понял. Ждём. Приём.
Минуты две летел я спокойно, вот-вот должен показаться Нампхо, а там и Пхеньян, внизу промелькнуло грузовое судно, когда я услышал вызов:
– Чиж, ответьте Земле-четыре. Приём.
– Чиж на связи. Приём.
– Подтвердите статус. Приём.
Вот в этот раз голос был явно другим, не принадлежащий дежурному радисту, причём знакомый, но никак не могу опознать его.
– Я Чиж, подтверждаю. Приём.
– Чиж, какого цвета твой велосипед? Приём.
– Земля-четыре, цвет синий. Повторяю, цвет синий. Приём.
– Чиж, подтверждаю. Чиж, велосипед найден, он в порядке. Приём.
Только тут я понял, что говорю с начальником особого отдела нашего полка. Как я его сразу-то не узнал, видимо сказались статические помехи при радиопереговорах, искажали голос. Так что ответил я почти сразу:
– Земля-четыре, вас понял. Велосипед не нужен. Земля-четыре, как поняли? Велосипед не нужен. Дарю. Земля-четыре, подтверждаю, дарю. Земля четыре, лечу на транспортнике, у меня ещё есть. Три с моторами. Как поняли? Приём.
В ответ послышалось шуршание с плохо различимым смехом, и, немного погодя, особист снова появился в канале:
– Чиж, я Земля-четыре. Вас понял. Когда ждать? Сообщите курс. Приём.
– Обхожу с запада столицу, буду через две минуты, просьба осветить полосу и прислать солдат для охраны, я не пустой. Как поняли? Приём.
– Чиж, я Земля-четыре, вас понял. Ждём. Приём.
– Я Чиж, принято.
С некоторым облегчением откинувшись на спинку пилотского сиденья, я довольно улыбнулся. Хоть встречать будут, совершать посадку под дулами зениток как-то не хотелось, а тут действительно будут ждать. С учётом того как у нас накрутили охрану, могли бы и пальнуть. А Чиж – это действительно мой позывной, меня так назвал тот майор, кстати, Арсений Пермяков, я был похож на эту птицу, взъерошенный был, когда из кабины «лавочкина» вылезал после тренировочного показательного боя, в первый мой день у северян. Так и прилепилась, и теперь мой позывной даже был отмечен в журнале полка. То есть он был закреплён за мной, а вообще Арсений был мастером давать позывные, и среди корейских или китайских пилотов считалось высшим шиком получить от него такой. Причём некоторые из них в этом были несколько излишне настойчивы, так появились позывные Прилипала, Дай-дая, Надоеда или Зуда. Не скажу, что они расстроились, даже скорее гордились.
Обходя столицу, я рассмотрел посадочные огни аэродрома, где взлетало несколько истребителей. Видимо, дежурное звено. Ну, это и понятно, я бы тоже подстраховался, чтобы прикрывали сверху, так что, включив посадочные огни, включив прожектор, скорость я уже и так снизил, с ходу пошёл на посадку. Я специально обходил столицу с этой стороны, чтобы без разворота зайти на посадку, подкатиться к административным зданиям и ангарам, с другой стороны только поле было и позиции зенитчиков.
Посадка прошла штатно, несмотря на сильный боковой ветер, и, ревя моторами, я стал заворачивать к встречающим, отдельно стояла группа офицеров. Немного: дежурный, особист, ещё кто-то, от жилого квартала военного городка торопилось ещё несколько человек, ну и два отделения солдат было. Так что когда я нажал на педаль тормоза и самолёт встал, после чего заглушил двигатели, то встречающие пошли ко мне. Два механика тут же стали стопорить самолёт, а то его под ветром стало качать. Парусность-то солидная. Ещё и немного покатился назад, пока я снова на тормоз не нажал. Поставленные под колёса шасси колодки прекратили это. Сам я, не обесточивая самолёт, включил подсветку, отстегнулся и, сняв шлемофон, забрался на груз, пополз к выходу. Там, потянув за ручку, снаружи её не было, не открыть, распахнул дверь и, ухватившись за протянутые руки, ловко покинул самолёт и встал на ноги.
– Когда ты говорил о грузе, я не думал, что его будет столько, – удивился лейтенант и заглянул грузовой отсек. – Ага, а вон и мотоциклы, зеркала заднего вида вижу. Не соврал.
– А то, – кивнул я, снял планшет, перекинув ремешок через голову, и протянул его особисту. – Тут карта с отметками, документы пилотов, а также мой рапорт с показаниями очевидца, кроме самого угона самолёта, его потом опишу, сейчас спать хочу. Вторые сутки без сна. Валюсь.
– Хотя бы на словах сообщи, что в самолёте? – отводя от лишних людей в сторону, попросил тот.
– Я его с грузом захватил, самолёт направлялся на американскую флотскую базу на Окинаве. Что за груз, пилоты не знали, я тоже не в курсе. На ощупь – бумаги какие-то. Ещё два ящика, но что в них, тоже не знаю. Кроме них два велосипеда и три мотоцикла, я поодиночке угнал их от полицейского участка города Тэгу, ну или где подловил. Велосипеды – это личное имущество полицейских. Они мою семью расстреляли, так что… Сейчас вещи заберу и спать. Да, один мотоцикл мой, остальные для офицеров полка, дарю. Самолёт тоже дарю. Всё, я спать, не могу уже, сейчас упаду.
– Идём, в казарме уложу. Утром с тобой хотят поговорить, звонили уже. Разведка.
– Угу.
Забрав вещи, я направился в казарму. Причём оба огнестрельных оружия, вложенные в кобуры, я, как полагается, сдал, как и гранаты. Дальше не моё дело, пусть разбираются с доставленными трофеями, есть кому.
Утром меня разбудил помощник дежурного. После водных процедур он меня сначала отвёл позавтракать, столовая ещё не работала, слишком рано, но мне сделали подобие бутербродов с чаем, после чего сопроводили в штаб, где меня уже ждали, как особисты, так и представители разведки. Рапорт мой был со всех сторон изучен, как и показания баталера-медика с углевоза, дальше интересовались подробностями выживания, а не сухими строчками рапорта, ну и угоном самолёта. Кстати, я подсказал им раздуть историю по моему похищению, и кто с этим связан, рапорт медика с углевоза придётся тут кстати. Обещали подумать. А так долго допрашивали, оставив без последствий информацию о том, что я отпустил обоих лётчиков, как и обещал. В общем, допрос был нормальный, слегка давили, но это больше дань привычке. Меня немного озадачили некоторые слова офицеров разведки.
– С такими приключениями тебе дорога в диверсанты, – усмехнулся один из особистов. Китаец, между прочим.
– Да нет, в диверсанты он не годится, да и в разведчики тем более. Смог выбраться только за счёт нелогичности действий.
– Почему это я не гожусь? – слегка удивился я.
– Тебя сразу раскроют. Слишком много ошибок. Одно напевание в душе чего стоит. Ладно на корейском, но на русском?!
Вот тут меня и озадачили, этого ни в моих рассказах, ни в рапортах не было. Однако додумать не дали, отвлекли следующим вопросом, но закладку в памяти проанализировать эту нашу беседу я оставил. Неужели та девчонка из наших? Что-то не верится. Дав мне расписаться в снятых показаниях, отправили уже в штаб ВВС. Там за меня взялись уже спецы из Союза. И главный вопрос – где меня учили? Проверка за этот месяц всех полков выявила, что никакой кореец у них обучение не проходил, а утром следующего дня, после артподготовки и авиационного налёта, северокорейские войска перешли границу и направились за отступающими южанами. Так началась Корейская война, во вторник пятого июля тысяча девятьсот сорок девятого года. И кажется, я начинаю догадываться, кто стал причиной того, что начали её на год раньше. Как-то больше нет другой версии. А я эту войну встретил на улицах Пхеньяна, помогая тушить многочисленные пожары после ночного авианалёта южан.
* * *
– Как тебе? – спросила девушка, которая отвечала за обеспечение меня жильём.
– Сейчас посмотрим, – задумчиво пробормотал я, проходя из зала на кухню.
Проверку я прошёл, не знаю, что там нашли в самолёте, но все стали бегать как наскипидаренные, я столько генералов за раз ни разу не видел, советники оживились, что наши, что китайские. Меня это краем коснулось, только поговорили, и всё, но глаза-то у меня есть. Вчера, когда я вернулся к северянам, тут было поспокойнее, и такая суета явно вызвана моим прилётом. Сегодня я до обеда был у особистов полкового и дивизионного уровня, а также общался с армейской разведкой, ну и контрразведка тоже поприсутствовала, а потом, после позднего обеда – положенный пришлось пропустить из-за интенсивных опросов и даже допросов – я был отправлен в штаб ВВС. Правда, посидел у них всего полчаса. Спецы из Союза начали вопросики задавать, кто учил да где. Мол, проверили, и не вяжутся как-то мои слова с действительностью. Ни в одном полку меня не было, была проведена тщательная проверка. Ни в секретной части я не отмечен, ни у особистов, чего просто не могло быть, потому что этого не могло быть.
