Немые голоса
– Конечно, – сказал Саймон. – Я сделаю все, что она захочет.
Он подошел к Ханне и обнял ее со спины. Кажется, они не заметили, как Вера ушла.
Выезжая из деревни, Вера увидела тот белый дом, о котором говорила Ханна, и, поддавшись импульсу, свернула на подъездную дорогу. Она по-прежнему видела в Саймоне и Ханне лишь детей, и ей бы хотелось, чтобы кто-то из взрослых позаботился о девушке или хотя бы был в курсе происходящего. Кроме того, возможно, мать Саймона и Дженни Листер дружили. Возможно, женщина владела какой-то полезной информацией.
Как только Вера проехала мимо тисовой ограды, она сразу заметила, что сад безупречен. Нарциссы уже отцветали, но все равно все пестрило яркостью: темно-синие гиацинты, незабудки и пурпурные морозники. Лужайку уже даже подстригли – в первый раз за сезон. «Либо эта женщина – фанатик, либо платит садовнику». Вера терпеть не могла опрятные сады и больше интересовалась съедобными посадками, чем цветами. У нее в саду неровными клочками росли одуванчики, и она набирала их листья на салат в те редкие минуты, когда хотела поесть здоровой пищи. Ее соседи, стареющие хиппи, не любили приводить в порядок свой сад. Интересно, что бы они сказали об этом месте.
Наверху скрипнуло окно. Шум машины привлек чье-то внимание. Вера задалась вопросом – разлетелись ли уже по деревне новости о смерти Дженни. Рассказал ли Саймон своей матери, что жертва – мать его девушки? Может, и нет. Он так быстро приехал к Ханне, что у него точно не было времени на разговор. Из дома никто не выходил. Мать Саймона, если это она была наверху, наверное, не захотела бы, чтобы о ней думали как о женщине, которая подглядывает из-за занавески. Или, может, она просто надеялась, что посетитель уедет?
Вера позвонила в колокольчик, на лестнице послышались шаги, и дверь открылась.
– Да?
На пороге появилась высокая женщина за пятьдесят, возможно, возраста Веры, но такая же опрятная и ухоженная, как ее безупречный сад. Темные волосы локонами убраны назад, серые брюки, белая хлопковая рубашка и длинный серый кардиган. На губах помада. Она что, собиралась куда-то или носила макияж всегда? Вера стояла на крыльце и думала о том, какими странными бывают женщины.
– Я могу вам помочь?
Женщина начинала терять терпение. Инспектор видела, что она растеряна. Машина, на которой приехала Вера, была большой, новой и довольно дорогой. Один из бонусов ее ранга. Миссис Элиот наверняка подумала, что за рулем такой машины будет успешный мужчина. А Вера была крупной и неопрятной, без чулок и с пятнистой кожей. Она никогда не красилась и выглядела бедной.
– Я из полиции Нортумберленда. Инспектор Стенхоуп.
Где-то на дне сумки валялось ее удостоверение, но лучше туда не лезть, чтобы не наткнуться на кусок сэндвича с беконом, который остался со вчерашнего завтрака.
– Неужели? – Женщина показалась озабоченной, но не испуганной, как часто бывает, когда полицейские неожиданно стучат в дверь. «Что я натворила? Произошел несчастный случай? Что-то случилось с мужем, с дочерью, с сыном?» Мать Саймона переварила информацию и выглядела почти возбужденной. Может, она все же слышала об убийстве соседки. Впрочем, ни горя, ни имитации горя не было.
Она протянула руку.
– Вероника Элиот. Вы тут насчет Конни Мастерс? Она сменила фамилию, но я ее сразу узнала. Так и думала, что однажды ей предъявят обвинения.
Имя показалось Вере смутно знакомым, но она не хотела отвлекаться.
– Я здесь насчет Дженни Листер.
Женщина нахмурилась. Сбита с толку? Разочарована?
– А что насчет Дженни?
– Значит, сын вам не сказал?
Женщина покачала головой.
– Слушайте, дорогая, почему бы вам не впустить меня в дом?
Вероника Элиот отошла в сторону и пригласила Веру в большой холл. На стене, напротив двери, была картина, привлекшая внимание инспектора. Акварель небольших каменных ворот, через которые проходила извилистая дорога, поросшая травой. Вера подумала, что эта дорога выглядит гостеприимной. Так и хотелось пройти по ней. Но на картине она как будто бы никуда не вела. На воротах были вырезаны головы птиц. Возможно, бакланы. Длинные шеи, длинные клювы.
– Где это? – спросила Вера.
– Это въезд в Гриноу, дом моего деда, – ответила женщина.
– Величественно.
– Уже нет. В тридцатые там был пожар. Сейчас остался лишь сарай для лодок и эти ворота.
Вероника медленно повернулась к картине спиной. Она провела Веру по прохладному коридору в кухню. «Помещение для слуг, – подумала Вера. – Значит, вот как она обо мне думает». Не спрашивая разрешения, инспектор заняла место во главе стола.
– Дженни Листер мертва. Убита. Вот почему ваш сын убежал – чтобы позаботиться о Ханне.
Лицо Вероники оставалось бесстрастным. Она лишь снова чуть нахмурилась – скорее от неприязни, чем от шока. Она медленно села. Стулья были из светлой древесины в тон стола, с серой обивкой. Довольно дорогие и элегантные. Такая кухня напоминала комнату для совещаний в офисе бизнесмена. Вся техника стояла в одной стороне, все из нержавеющей стали, очень габаритные.
– Понятно, – ответила она наконец. – Полагаю, кто-то из ее клиентов. Никогда не понимала, почему кто-то выбирает социальную работницу. Подумать только, с какими людьми придется иметь дело. Присмотритесь к Конни Мастерс.
Опять это имя. Вера записала его себе, чтобы проверить, когда наконец доберется до участка. Она никогда не была поклонницей соцработников, но теперь, глядя на отношение этой женщины, захотела защитить Дженни Листер.
Пока она думала, как ответить, Вероника продолжила:
– Конечно, печально, но теперь хотя бы с этой нелепой идеей свадьбы будет покончено!
– Вам не нравится Ханна Листер?
Вера удивилась. Девушка сразу же ей понравилась, и она подумала: «Если бы у меня был сын и он сошелся бы с такой девушкой, от счастья я бы светилась».
– О, она довольно милая, но они оба так молоды. И я всегда считала, что Саймон может найти кого-то получше. Он учится в Дареме. В его колледже такие очаровательные молодые женщины.
Она выглядела опечаленной.
«Боже мой! – подумала Вера. – Ханна права. Настоящий старомодный сноб. Я думала, этот вид вымер много лет назад».
– А миссис Листер одобряла помолвку? Мне так не показалось, судя по тому, что говорила Ханна.
– По Дженни никогда не было понятно. Типичная соцработница. Всегда на нейтральной позиции. Она говорила, что считает, что они слишком юны, но не думаю, что делала достаточно для того, чтобы их разлучить. Во время каникул Саймон там практически живет. Ханна еще школьница. Кажется, Дженни осознавала, что их отношения нелепы, но все равно поощряла визиты Саймона в их дом.
– Как к их отношениям относится ваш муж?
Вера подумала, что муж здесь есть наверняка. Кто-то, кто зарабатывает деньги, покупает Веронике дорогую косметику и красивую новую мебель.
– О, Кристофер много ездит по работе. Он редко бывает дома. Он видел Ханну всего пару раз.
– Ханна и Саймон познакомились в школе?
– Нет. Ханна ходила в общеобразовательную школу в Хексеме, – чуть ли не хмыкнула Вероника. – Мы отправили Саймона в частную школу «Ройял Грэммер» в городе.
– Наверняка стоило немало.
Вера отпустила это замечание полушепотом, и Вероника сделала вид, что не слышала его. Она продолжила:
– Они познакомились на занятиях музыкой. В «Сейдже» есть программа для молодых музыкантов. Саймон начал подвозить Ханну после репетиций. Потом был музыкальный тур по северу Италии, и они вернулись из него, по уши влюбленные. С тех пор они не расстаются.
Вера подумала о некоторых молодых людях, с которыми ей приходилось сталкиваться по работе: наркоманы, алкоголики, воры, дебоширы, их матери в квартирах для малоимущих, сходившие с ума от беспокойства. Она подумала, что Веронике Элиот не на что жаловаться.
– Есть предположения, зачем кому-то понадобилось убивать Дженни Листер? – вдруг спросила она. До сих пор она не имела представления о мотиве. Прежде чем Вероника смогла выдать очередную тираду о клиентах соцработников, Вера добавила: – Она, судя по всему, работала с детьми, так что на данный момент мы полагаем, что убийство не связано с профессиональной деятельностью. Как она ладила с людьми в деревне? Как к ней относились?
Вероника как будто задумалась.
– Мы вращались в разных кругах. Ее нечасто можно было встретить. Весь день на работе, долгий путь до дома. Я считаю, важно участвовать в общественной жизни, когда живешь в такой небольшой общине. Ну, знаете, все эти вещи: приходской совет, комитет дошкольной воспитательной группы, совет первых школьных попечителей. Я участвую во всем.
«Наверное, здорово, когда на все это есть время». Но Вера знала, что скорее воткнет себе кнопки в глаза, чем станет профессиональным членом одного из таких деревенских комитетов.
– Вы посещаете фитнес-клуб «Уиллоуз»?
Если вопрос и удивил Веронику, она этого не показала.
– Нет, – сказала она. – Не мое место. Раньше это был чудесный отель, но после того, как его выкупила сеть, уровень упал. Я была там в качестве гостя, когда только открыли клуб, но сочла его довольно низкопробным. – Она поджала губы от отвращения. – Серьезно, они хотят, чтобы посетители сами приносили полотенца.
Несмотря на то что она ей сразу не понравилась, Вера подумала, что считать Веронику подозреваемой было бы слишком оптимистично. Инспектор с удовольствием отвела бы ее в участок, заставила бы ждать вместе с преступниками на входе, допросила бы ее в вонючей комнате, но, конечно, Вероника никого не душила. Она могла бы довести человека высокомерными взглядами и презрительными словами.
– Вы можете мне подсказать кого-то, кто хорошо ее знал?
Вера надеялась, что у Дженни был хотя бы кто-то, кроме ближайших родственников, кто сожалел о ее смерти, кто выпьет в ее память и расскажет истории о старых добрых временах, которые они пережили вместе.
– Правда, инспектор, я вряд ли смогу вам помочь. Мы с Дженни были знакомы только потому, что наши дети дружат. Больше у нас не было ничего общего. – Она встала и прошла из кухни в коридор. Вера последовала за ней. – Конечно, вы можете попробовать пообщаться с Конни Мастерс. Полагаю, они были знакомы в связи с работой Дженни.
Она победоносно улыбнулась, помедлила у двери в надежде на ответ и, не услышав его, закрыла дверь и тщательно ее заперла.
Инспектор Стенхоуп была так заинтригована, что ей не терпелось постучать в дверь и потребовать информацию про Конни Мастерс, но было очевидно, что именно на это Вероника и надеялась, а Вера не хотела доставить ей такое удовольствие. Так что она села в машину и медленно отъехала, надеясь, что гравий под колесами не попортит краску на ее новой машине.
На перекрестке, на выезде из деревни, она остановилась, чтобы сориентироваться. В коттедже, прятавшемся в низине рядом с рекой по другую сторону дороги, горел свет. Она поняла, что уже было поздно. Посмотрев на часы на панели управления, Вера подумала, что Эшворт, наверное, закончил в «Уиллоуз» и направлялся домой в свое уютное маленькое гнездышко в уютном маленьком районе в пригороде Киммерстона. Она встретится с ним утром. В домике показались силуэты матери и ребенка, подсвеченные лампой, и Веру охватило внезапное ощущение утраты детства, которого у нее никогда не было. Женщина в доме стояла, обвив руки вокруг девочки, словно защищая ее от мира за окном. Гектор не был жестким человеком, но он не заботился о ней, и Вера могла полагаться только на себя.
Глава восьмая
Эшворт не направлялся домой, как предположила Вера. Он стоял рядом с патологоанатомом Китингом в парилке и смотрел на тело Дженни Листер. Доктор был уроженцем Ольстера, любил играть в регби и говорить без обиняков. Но сегодня его речи звучали довольно вычурно. Похоже, он бывал в этом отеле раньше.
– Мы рассматривали «Уиллоуз» как возможное место празднования свадьбы моей дочери. Территория великолепная, но внутри… – Он остановился при первом взгляде на жертву. – Довольно печально, вы не находите? В наши дни невозможно достойно содержать заведение таких масштабов.
– Начальница сказала, ее задушили, – пояснил Эшворт. Дэнни Шоу ждал в кабинете управляющего, и ему не хотелось, чтобы парень плюнул на все и ушел. У него не было времени на светские беседы.
– Я бы сказал, ваша начальница права. Впрочем, задушили не руками. Посмотрите на отметку. Тонкая веревка или провод. Скорее, веревка, потому что порезов на коже нет.
– Ее убили здесь или перенесли сюда после смерти? – Эшворт знал, ответы на какие вопросы были нужны Вере.
– Я бы сказал, здесь, но сделать заключение смогу после вскрытия.
– Спасибо. Можно я вас тут оставлю? Я все еще опрашиваю потенциальных свидетелей.
Видимо, Китинг уловил нотку недовольства в голосе Эшворта.
– А где прекрасная и любезная Вера?
– Уехала сообщить ближайшим родственникам.
– Будьте с ней терпеливы, Джо. Она лучший детектив из всех, с кем я когда-либо работал.
Эшворту стало стыдно. Он не хотел, чтобы Китинг считал его вероломным.
– Я знаю.
Дэнни Шоу сидел в кабинете управляющего. Эшворт увидел его через окно в двери. Дэнни сидел, откинувшись на спинку стула, и кивал в такт музыке на своем айподе. Но что-то в движениях парня показалось Эшворту наигранным. Он вел себя слишком настороженно и не так спокойно и хладнокровно, как ему хотелось. На нем были черные ботинки в стиле «милитари» и свободная черная футболка. Эшворт подумал, что он выглядит как типичный студент. Как только дверь открылась, он вытащил наушники и выпрямился, чуть привстав со стула в знак уважения. Довольно вежливый, пришлось признать. Эшворт не очень любил студентов в целом. Может, завидовал. Он был бы не против провести три года, сидя на заднице и читая книги. Потом он вспомнил, что Лиза сказала про Дэнни: «Он говорит тебе то, что ты хочешь услышать».
– Прости, что заставил тебя ждать, – сказал Эшворт. – Но мама, наверное, тебе передала, что я собираюсь с тобой поговорить.
Мальчик посмотрел с недоумением. Возможно, Карен не с ним так серьезно общалась по телефону, когда после допроса вышла из бара на парковку отеля.
– Ты знал Дженни Листер, женщину, которая умерла?
Лучше сразу перейти к делу, подумал Эшворт. Сара убьет его, если он придет совсем поздно. Она не могла заснуть до его возвращения, а малыш всегда просыпался по ночам. Ровно в час ночи, как по часам, и потом снова в пять, если только им не повезет.
– Мне не дают общаться с посетителями, – рассмеялся Дэнни. – Я всего лишь уборщик.
Эшворт положил на стол увеличенное фото жертвы.
– Но ты мог ее видеть.
Мгновение поколебавшись, Дэнни посмотрел на фотографию.
– Простите. Я не могу помочь.
– Расскажи, как устроена твоя работа, – выпалил Эшворт. – Как обычно проходит смена?
– Я работаю по вечерам. Начинаю в четыре. Сначала иду в мужскую раздевалку. В это время много народу, люди приходят прямо из офисов, так что нужно содержать помещение в чистоте, промокать полы там, где люди выходят из бассейна, проверять туалеты и душевые. Потом в десять закрывается фитнес-клуб, и я убираюсь в зоне бассейна и зала.
Каким-то образом ему удалось продемонстрировать, что работа была ниже его достоинства.
– И прошлой ночью ты делал все то же самое?
– Да, все как обычно.
– И ты проверял парилку и сауну?
Эшворт должен был спросить, хотя Вера и позвонила ему после разговора с дочерью Дженни. Теперь они знали, что Дженни еще была жива утром, за завтраком, и ее тело не могло пролежать в парилке всю ночь.
– Конечно. – Он улыбнулся, оспаривая сомнения Эшворта в его прилежности. Эшворт решил не подыгрывать.
– Видел что-нибудь необычное?
– Например?
– Я не знаю. – Эшворт старался держать себя в руках. – Например, признаки взлома, или, может, кто-то еще был в помещении.
– Вы думаете, что убийца мог пробраться сюда накануне ночью?
– У нас нет никаких конкретных соображений на этот счет. Мы должны изучить все возможные варианты.
Снова на минуту воцарилась тишина. Теперь Дэнни, по крайней мере, отнесся к вопросу серьезно.
– Я точно никого не видел. В смысле иначе я бы вызвал охрану. В отеле по выходным проводят много свадеб, конференции. Поздно вечером, бывает, встречаешь подвыпивших гостей, которые считают забавным пойти купаться голыми, когда никого вокруг нет. Как-то раз я поймал пару ребят, прятавшихся в душе перед тем, как мы собирались закрыться. Но мы тщательно проверяем, чтобы нигде никого не было. Прошлой ночью ничего такого не происходило.
– Можешь показать мне раздевалки?
Эшворт не мог представить себе раздевалки и деловую сторону фитнес-клуба. Он знал, что Вера была внутри и нашла там клубную карту жертвы, но ему тоже не повредило бы осмотреться.
– Конечно.
Мальчик поднялся. Кажется, он был рад движению. Все это время он сидел на стуле, и Эшворт не заметил, насколько он высокий. Стоя он напоминал долговязого подвижного великана.
Эшворт пошел за ним в женскую раздевалку. Пахло хлоркой из бассейна и какими-то косметическими средствами. Вдоль одной стены расположились ниши со шкафчиками и деревянными скамейками. Кафельный пол был сухой и чистый. На мгновение Эшворту захотелось вырваться из этой стерильной искусственной атмосферы. Последний раз он дышал свежим воздухом перед тем, как Вера вызвала его с обеда.
– Это здесь происходили кражи?
– Какие кражи?
– Ты что, издеваешься надо мной? – Обычно он следил за собой на работе и вне ее, но что-то в этом парне его бесило. – Я слышал, что из раздевалок пропадали вещи.
– А, это. Не уверен, что что-то реально украли. Большинство посетителей – старики. Они забывают, куда что кладут, а потом говорят про кражи.
– А как насчет вещей, которые пропадали из комнаты для персонала? Это ты тоже списываешь на старческую деменцию?
– Об этом мне неизвестно. – Дэнни прекратил казаться приятным и выглядел как наглый подросток. – Я редко захожу в комнату для персонала. Дерьмовый кофе и дерьмовая компания.
Эшворт покачал головой и отпустил его.
Он не смог найти криминалиста, который пошел бы с ним искать машину Дженни Листер. Им было чем заняться помимо того, чтобы слоняться с ним по темноте. Надо найти машину и потом позвать криминалистов, чтобы натянули ленту.
Небо по-прежнему было безоблачное, и луна подсвечивала клочья тумана над рекой. Перед самим зданием пустовало несколько парковочных мест, а за деревьями ближе к воротам находилась еще одна парковка. Он пошел вдоль рядов машин у отеля, щелкая брелоком от ключей, которые дала ему Вера. Ничего. В кармане куртки у него лежал небольшой фонарик, и он почувствовал глупую гордость от того, что оказался так хорошо подготовлен. На большой парковке было очень темно. Свет от отеля сюда не доходил, а деревья закрывали луну. Он снова пошел вдоль машин, стоявших неровными рядами, нажимая на брелок и думая о том, что Дженни, возможно, сюда подвезли и он напрасно тратит время, но тут раздался щелчок, моргнули фары, и он оказался перед ее авто.
«Фольксваген Поло», небольшая, но выпущенная всего год назад. Он посветил фонариком в окна. Сумки не было ни на передних, ни на задних сиденьях, ни на полу, насколько он мог судить. Он вытащил из кармана носовой платок, чтобы открыть багажник. Лучше рассердить криминалистов, чем столкнуться с гневом Веры. Сумки не было. Он не совсем понимал, что это должно означать.
Он пошел обратно к отелю, чтобы сообщить криминалистам, какая машина принадлежала Дженни Листер, когда у него зазвонил телефон: жена хотела узнать, намерен ли он работать всю ночь.
Только Эшворт заехал на подъездную дорожку своего дома, как телефон снова зазвонил. На этот раз – Вера Стенхоуп. Он снял трубку, не выходя из машины. Сара наверняка услышала, что он на месте. Она не любила, когда он приносил работу домой.
– Да?
Он надеялся, что голос звучит так же устало, как он себя чувствует. С нее станется отправить его еще куда-нибудь.
Она говорила громко. Так и не научилась нормально пользоваться сотовыми, кричала в них. Вера звучала так, будто только что проснулась после долгой ночи, хорошо выспавшись. Так на нее действовали убийства: придавали ей энергии, будоражили ее почти так же, как пенсионеров, которых он опрашивал весь вечер. Как-то раз, выпив слишком много стаканов виски, она сказала, что ради этого и была послана на Землю.
– Конни Мастерс, – сказала она. – Это имя тебе о чем-то говорит?
Имя было смутно знакомым, но не настолько, чтобы внятно ответить. Он знал, что, как только поговорит с женой и выслушает в подробностях, как прошел ее день, сядет за ноутбук и проведет большую часть ночи в поисках информации для другой женщины его жизни.
Глава девятая
Конни не смотрела новости по телевизору с того дня, как погиб Элиас. Она постоянно боялась мельком увидеть там себя: бледную и молчаливую на той первой пресс-конференции или сбегающую по ступеням здания суда, под дождем, когда дело было окончено. Она знала, что это далеко не конец. Сейчас она предпочитала смотреть что-нибудь легкое, отвлекающее от забот: документалки о знаменитостях, сюжеты о продаже домов или о переезде на юг. Каждый вечер, когда Элис уже лежала в кровати и спала, Конни наливала себе бокал вина, съедала готовый ужин и погружалась в глупости с экрана. Она пережила еще один день. Элис пережила еще один день. Одно это было достойно празднования. Скука – невысокая цена.
Было почти десять часов, когда позвонил ее бывший муж. Ей так редко звонили в последнее время, что звук телефона поверг ее в шок. Она почувствовала, что дрожит.
– Да?
Раньше ей поступали звонки с угрозами, но потом перестали. Возможно, газетная статья в память об Элиасе снова все всколыхнула.
– Это я.
Она не ответила, и он добавил:
– Фрэнк.
Рявкнул так, как будто она глухая или старуха.
– Да, – ответила она. – Я поняла. Что тебе нужно?
Наверное, звонит насчет каникул Элис. Он говорил о том, чтобы свозить ее в поход по Франции в июне. Конечно, она согласилась, она ведь не могла лишить дочь такого удовольствия. Но все это время в голове маячило недовольство. Совершенно не взрослая зависть. «Почему я тоже не могу поехать?»
– Хотел узнать, в курсе ли ты. Насчет Дженни Листер.
– А что с ней?
Она никогда особенно не любила Дженни. С виду дружелюбная. Поддерживала. Но на самом деле совершенно безжалостная, стальная. Приверженная принципам.
– Она умерла. Убита.
Первой реакцией Конни – конечно, совершенно ужасной – была мысль о том, что самодовольная Дженни Листер получила по заслугам. Затем она подумала, что это может сильно усложнить жизнь. Что, если всю историю с Элиасом снова поднимут на поверхность? И только потом она ощутила мимолетное чувство вины, потому что в глубине души знала, что Дженни повела себя с ней так же, как и любой начальник на ее месте, и что, будь это дело в руках кого-то другого, все прошло бы точно так же.
Фрэнк все еще говорил:
– Извини, если побеспокоил. Я подумал, тебе стоит знать.
– Да, – ответила она. – Спасибо. Я об этом не слышала.
Она положила трубку. Фоном все еще трещал телевизор, и Конни его выключила. До нее донеслись звуки с улицы: ручей, бежавший по гальке на другом конце сада, шорох листьев яблони по окну на втором этаже. И голоса в ее голове.
Конни поежилась. Она вдруг почувствовала влагу дома, представила себе, как та сочится сквозь каменный пол, сбегает по беленым стенам, зеленая и склизкая, как камни в ручье. Конни поднялась наверх, стащила покрывало с кровати и спустила его в гостиную, налила себе еще бокал вина – больше, чем позволяла себе обычно. Свернувшись на небольшом диване и подоткнув под себя покрывало, она предалась воспоминаниям о Дженни и Элиасе, горюя по обоим так, как умела. Получалось не очень, но, по крайней мере, она впервые попыталась. Когда начало светать, она все еще сидела на диване, а бутылка вина опустела.
Дженни Листер наняла ее на работу. Конни попала в социальную сферу, когда ей было под тридцать, после того как некоторое время, по иронии, проработала в местной газете. Что ее привлекло? То же, что и всех, наверное. Романтическое представление о том, что она сможет что-то изменить в жизни людей. Во время тренинга она представляла себе такую картину семьи, сохранившейся благодаря ее поддержке: мальчик с растрепанными волосами и девочка с большими грустными глазами, забравшаяся к ней на колени, благодарившая ее за помощь маме и папе. Конечно, полный бред, но ей всегда нужно было немного похвалы, чтобы чувствовать себя хорошо. А Дженни на похвалу не скупилась – по крайней мере, вначале.
Раз в месяц у них проходила консультация в кабинете Дженни. Настоящий кофе, вкусное печенье – обычно домашнее. Дженни была одной из тех суперженщин, которые пекли по выходным, ходили в театр и читали правильные книги. Такой женщиной, которой, возможно, была новая любовница Фрэнка. И Конни обсуждала с ней все ее дела. Они трудились в команде по защите прав детей – самая волнующая и драматичная область социальной работы. Никаких старушек с недержанием, никаких вонючих мужчин с шизофренией. Дженни руководила усыновлением и устройством детей на воспитание, занималась анализом и обучением потенциальных приемных родителей, но основная работа Конни заключалась в курировании детей из группы риска. Конечно, некоторых из них в итоге усыновляли или отдавали на воспитание, но, пока Дженни болтала с милыми приемными родителями из среднего класса, навещая их в зеленых пригородах, Конни пропадала в самых отвратительных районах на северо-востоке. Сплошное собачье дерьмо и граффити и никаких мальчиков с растрепанными волосами и девочек с грустными глазами. Иногда ей казалось, что Дженни понятия не имеет, каково это.