Дубликат

Тетя сжимала мое плечо небольшим белым лоскутом.

– Как это понимать, доктор Фестон? Телла ребенок!

– И ты должна за нее отвечать! Какого черта она носится по коридору без присмотра?!

Мирт был очень зол. И я невольно съежилась от его грубых замечаний.

– Что же она увидела в этих холеных белых стенах, раз вы подвергли ее… этому.

– Ребята вернулись не совсем целыми и невредимыми. Хочешь, чтобы у нее была детская травма?

– Детская травма ей в любом случае обеспечена. Выражение лица вашего сына настолько омерзительно, что Теллу после увиденного придется записать к психологу. – Тетя презрительно посмотрела на Тома.

– Мой сын станет твоим мужем, Лис. Хотим мы этого или нет. Оскорбления здесь не уместны. – Жестко отрезал доктор. – Вам пора. И больше не смей таскать с собой ребенка в лабораторию.

Лис убрала лоскут. Под ним оказалась небольшая опухшая шишечка на коже.

– Не помню, как меня укусил комар, – удивленно пролепетала я, когда мы шли домой.

– Тебе поставили витамины.

– Куда?

– В руку, небольшой укол, – спешно ответила Лис.

– Я не помню, – я хлопала глазами и пыталась вспомнить, в какой момент это произошло. – Совсем не больно. Мне теперь можно не есть фрукты?

– Ты просто изначально сильно испугалась, поэтому твоя память стерла это воспоминание. Но фрукты все равно есть придется.

Лис не смотрела на меня. Она шла домой, погруженная в свои мысли и только изредка отвечала на мои повторяющиеся вопросы.

– Папа говорит, что у меня криптомнезия. Я поэтому не помню витаминный укол? – я вновь подняла глаза на тетю.

– Что? Криптомнезия? Когда он такое говорил? – она остановилась.

– Несколько дней назад, мне приснилось, что папа вернулся с лаборатории весь в крови. Он ушел наверх, а я вошла в кабинет дедушки и нашла фотографии женщины. Она тоже была вся в крови! Вся в ранах с огромным рваным животом! Это был кошмар тетя, жуткий кошмар. Мне показалось, что это была ты, что это женщина ты, Лис! – я крепче сжала ее руку. – Но потом я, наконец, проснулась, мама и папа были рядом. Они сидели на моей постели, обнимали меня и кошмар отступил. Тогда папа и сказал что у меня криптомнезия. Я записала, а потом запомнила это слово. У Майи тоже так бывает.

– У Майи значит, – тетя задумалась, а потом снова потащила меня в сторону дома. – Нет, Телла. То, что ты забыла витаминный укол можно назвать жамевю.

– У меня жамевю? Надо записать.

– Не надо. Ты просто забыла от того, что очень сильно испугалась.

– Жамевю…

***

Ноги были ватными, когда я выходила из машины. Тетя подбежала ко мне, взяла под руку, и мы уже было последовали за отцом, когда она развернула меня к себе, заглянула в мои зеленые глаза и прошептала.

– Ничего не бойся. Веди себя достойно, стойко и уверенно. Я с тобой. Нельзя показывать слабость. После того как выявиться список и отец выберет кандидата, будем определять дальнейшие действия. Ты меня поняла?

– Да.

Папа уже входил в белую дверь, в бесконечно длинные белые коридоры. Я медленно вдохнула и выдохнула, пытаясь унять нервную дрожь. Подставила локоть тете и мы шагнули за ним.

Коридоры лаборатории совсем не изменились за последние пять лет. Все такие же светлые. Кое-где электричество нестабильное, люминесцентные лампы, словно поддразнивая меня, дрожали в такт моему телу. Мы прошли несколько пронумерованных кабинетов.

– Войдешь? – обратился отец к Лис, когда мы проходили мимо восемнадцатого кабинета,– ну-у-у, вдруг произошло чудо, и твой принц спустился на Дубликат, парящий на облаке любви и нетерпения.

Она промолчала, даже бровью не повела, прошагала мимо. Далось ей это с большим трудом, не сомневаюсь.

Мы прошли еще несколько дверей, под цифрой двадцать шесть висела табличка Лаборатория «Чистая кровь». Мы вошли вовнутрь.

Йорин Фестон склонилась над молодой девушкой, которая что-то вносила в компьютер. В другой день я бы очень удивилась, потому, что компьютер это очень редкая вещь, но не сегодня. Сегодня мои мысли были только о тесте на совместимость.

– Телла, милая, – Йорин подошла, нежно обняла меня за плечи и тихо прошептала, – мне так жаль…

Ее голос тихий и размеренный, с толикой сочувствия. Она всегда мила и добра. Когда я была маленькой, мне казалось что Йорин фея, которая прилетела из сказочных стран, чтобы посмотреть на жителей Зовра, и не смогла найти дорогу назад.

Робость этой женщины не позволяла Лис выговорить все, что она думала об их с Миртом сыне.

– Это не ее вина,– говорила она, – ей «повезло» запечатлеться с таким монстром как Фестон, сын полная его копия.

Видимо она знала, о чем говорит, явно не о внешности. Фестон старший высокий русый мужчина, с большим носом, грубыми чертами лица и карими глазами. Я никогда не видела, как он улыбается. Йорин – пепельная блондинка с огромными синими глазами и прямым носом. Ее круглое лицо всегда бледное, а нюдовая помада на ее тонких губах подчеркивает ее естественность. Том, безусловно, перенял ее черты внешности, но вот характер достался ему отцовский.

– Спасибо, наверное. И где же жертвенный камень, или кровать, или что там еще? Куда мне нужно лечь?

Мне показалось или я несколько раз заикнулась.

– Для начала давай мы попросим твоих родных выйти, – Йорин обратилась к папе и Лис.

– Рос, проваливай! Йорин, меня можешь не просить об этом, я останусь вместе с племянницей. – Увидев, как она с удивлением приподняла брови, и хотела было уже, что-то сказать, Лис в спешке продолжила, параллельно выталкивая папу из кабинета. – Не настаивай. Прошу. Она очень волнуется. Сегодня все ее мечты и надежды разбились вдребезги. Прошу, Йорин…

– Но Мирт не позволяет…

– Позволь, – голос отца, сухой, сдержанный.

– Хорошо, – сдавшись, проговорила доктор.

Как только Лис закрыла дверь за папой, Йорин подошла к кушетке, которая находилась у стены с какой-то странной овальной выбоиной. Меня била неистовая дрожь, даже и не поняла, как ноги донесли меня сюда. Лежала на спине, вытянув руки вдоль туловища, и старалась совладать с собой и выровнять дыхание. Лис встала за спиной доктора и мрачно оглядывала комнату, потом подошла к молодой медсестре и что-то у нее тихо спросила. Та ответила. Тетя сказала еще что-то, взяв ее за локоть, словно помогая подняться, и девушка встала, покинула кабинет.

– Лис, это было слишком,– сказала доктор Фестон, помогая мне подняться, – твое недоверие оскорбляет меня. Телла, прошу, пройди за ширму, переоденься в стерильный халат и сними все украшения.

– Я не доверяю твоему мужу, Йорин. Вовсе не тебе.

Я разделась под тихое щебетание Лис и доктора, надела тонкий халат в мелкую белую ромашку и вернулась на кушетку.

– Я сделаю тебе инъекцию. – Доктор держала в руках несколько прозрачных пронумерованных ампул. – Она поможет тебе успокоиться и уснуть. Потом введу еще одну, она не позволит тебе проснуться. – Увидев как мои глаза расширились, она прошептала. – Доза двух ампул не смертельна. Ты проспишь не больше часа. Когда проснешься, все уже будет готово. Доктор Мирт будет ждать вас с результатами в кабинете восемнадцать. Можешь поговорить с тетей, я вернусь через несколько минут.

Йорин взяла бумаги с моими данными, которые заполнила Лис и вышла, оставив нас в этой пугающей до боли комнате.

– Она не плохая женщина, и ее бояться не стоит. Доктору Мирту как ты уже поняла, я не доверяю. Поэтому, как только сюда войдет Йорин, я уйду в кабинет генетика, и прослежу, чтобы он нигде и ничего не смог подтасовать. Будем надеяться, что у меня получится. – Она крепко сжала мои руки и ободряюще улыбнулась. – После моего ухода постарайся потянуть время до первой инъекции, двух минут будет достаточно, чтобы я вошла в кабинет и убедила Мирта позволить мне наблюдать за работой системы. Все роботизировано. Поэтому много мозгов не нужно, чтобы понять алгоритм работы лабораторной техники.

– Мне страшно.

– Я знаю. – Лис прикусила губу. – Все будет хорошо.

Она поцеловала меня в лоб и ушла сразу, как только вошла доктор.

– Что с ней?

– Я просила оставить меня одну. Могу спросить? – чужой голос, не мой, кажется, что Йорин понимает мое волнение и кивает, набирая в шприц жидкость из ампулы. – Почему кушетка находится в этой выемке? Так сложнее сбежать?

– Девочка, ну что ты, – ее голос нежный и успокаивающий, – еще никто не пытался бежать. Когда ты уснешь, я возьму те анализы, которые не сможет взять систематизированная капсула, потом тебя накроет сфера, и все остальные исследования сделает она сама.

– Капсула значит? – протянула я, медленно осматривая выемку.

– Да. Начнем? – проговорила она с печалью. И я кивнула в надежде, на то, что две минуты прошли.

***

Мне казалось, что ничего не происходит. Мои глаза отказывались закрываться, и спать мне не хотелось вовсе. Дико мучила жажда. Кажется, в мое горло влили раскаленное железо.

– Воды, – мой голос хриплый и тихий, – я хочу пить.

– Телла? – голос Лис, звук льющейся воды в стакан резал слух. – Держи.

Ее голос сиплый, простудилась? Бабушка ей всегда говорила, «Никогда не говори никогда, накаркаешь». И вот случилось, заболела, добегалась в тонкой куртенке в такую холодную и зябкую весеннюю погоду. А ведь она была уверенна, что иммунитет у нее отменный. Ха. Я выпила еще стакан, так и не разомкнув веки. Надо же, я все-таки заснула. А зачем я должна была спать?

Резко открыла глаза, вскарабкалась на плоскую подушку кушетки и ударилась головой о выемку. Весь утренний ужас накрыл меня свежей волной. Мне четырнадцать, тест на совместимость, изменения в законе, обручение, несчастные полгода, лаборатория, капсула, Лис, Йорин. Лис? Лис…Боже, что с ней, так она плачет?

– Он обидел тебя? Лис? Что сделал тебе, этот чертов Фестон?

Я схватилась слабыми пальцами за ее ладонь, она слезно выдохнула. Тетя никогда не плакала. Ни в день своего четырнадцатилетия, ни когда Томас выпал, одним больший камнем тянущим ее жизнь ко дну, в ее список. Ни когда умер дедушка Элер.

Я попыталась встать, но Лис меня остановила.

– Рано, тебе еще нельзя вставать. Ты пока не окрепла. – Она шмыгнула носом. – Он позволил. Позволил самой наблюдать за происходящим. Все действительно систематизировано до такой степени, что этому главному «хренетику» там даже можно не присутствовать. Прости, Телла…

– Что значит прости? Я не понимаю, чем ты так расстроена?

Паника безжалостно пыталась пробиться ко мне, искала лазейку, но я держалась. Я обещала себе быть сильной. Не показывать свою слабость, скрывать эмоции и не выть как собачонка.

– Лис, хуже Томаса никого быть не может, поэтому подбери сопли и выкладывай кто этот урод.

Она опустила глаза, глубоко вздохнула и потянулась к моему левому запястью. Я напрягла зрение, пытаясь прочитать на блеклой метке – будущей брачной печати – имя. Мозг тут же отказывался это воспринимать. Меня обручили. Лучше бы я умерла. Потому, что мой будущий муж Фестон, Томас Фестон.

2. Забыть и вспомнить

Не знаю, сколько времени я пролежала в прострации. Мой мозг просто перестал функционировать. Мысли упорно отказывались лезть в голову и осознавать реальность.

Когда действие лекарств закончилось, я все еще лежала на капсульной кушетке. О! Теперь она еще больше напоминает жертвенный камень.

Тетя больше не плакала, она стояла у моих ног словно статуя, ее покрасневшие глаза смотрели сквозь меня. Отец несколько раз норовил войти в кабинет, но кто-то постоянно его одергивал. Думаю, результаты теста его не разочаровали.

Через какое-то время приехала мама. Она осторожно вошла в лабораторию и как то спешно присела на край кушетки.

– Я не хотела этого, Телла. Правда. Когда я узнала о результатах, мне показалось, что это убило меня.

Она старательно изображала сочувствие, но блеск ее зеленых глаз говорил обратное.

– Это убило МЕНЯ, мама. Меня! Убило всю любовь, трепетность, нежность, – мой голос был хриплым, но твердым, – вы обручили меня с психом, которого избегала Лис десять лет. Хотите знать, что будет дальше? Это же очевидно. Он отыграется на мне за долгие годы ожидания.

–Телла…

– Не хочу мама, не говори. Можно подумать, ты недовольна результатом! – Она хотела было возразить, но я остановила ее. – Оставьте меня одну, пожалуйста, мне это нужно…

– Конечно, – мама коснулась плеча Лис, та вздрогнула, вышла из оцепенения и нехотя последовала за ней.

Томас Фестон. Как вообще такое возможно?!

О нем говорят как об отважном парне, его уважает Совет, многие из общины не стыдясь, выражают свое восхищение. Не без оснований.

Он – искатель. Том, больше всех знает о территории за общиной. Его одиночные вылазки удивляют людей, пугают и настораживают. Но он не в порядке, у него явно, что-то с головой. Любой здравомыслящий человек не сунется туда один.

Он уходит за полночь, и возвращается к обеду. Грязный и растрепанный, напивается, гуляет по общине, кричит как ненормальный, или смеется. Когда ноги, наконец, приводят его домой, он спит до вечерних сумерек, потом идет в наш небольшой бар, вновь пьет, развлекается и после полуночи отправляется на вылазку. Снова. Его режим дня знает каждый в общине, сам того не желая.

Однажды возвращаясь из школы, я увидела нечто ужасное. Томас пинал собаку нашего соседа с такой агрессией, словно несчастная представляла собой опасность. Я знала мистера Лапочку, это имя ему дала Майя. Мы жили по соседству, учились в одном классе, поэтому часто ходили в гости друг другу и постоянно играли с собакой. Абсолютно спокойный пес. Игривый. А тут… Дворняжка со сломанной челюстью задыхалась и хрипло скулила, выпуская из носа пузырьки с кровью.

Я завизжала, кто-то подхватил, Майя, которая пропустила сегодня школу из-за перелома и кричала из окна как ненормальная, мы орали так громко, что он пришел в себя, поднял злые синие глаза сначала на меня, потом на второй этаж дома, где в окно кричала Майя и ушел. Просто развернулся и ушел, допивая остаток алкоголя из бутылки.

Я быстро скинула рюкзак и побежала к подруге. Но Ирис сказала, что ее дочь спит, и попросила зайти позже. И вообще если бы я не потащила ее в выходные кататься на роликах, она бы не сломала ногу. Я виновато кивнула, хотела спросить про мистера Лапочку, но она закрыла перед моим носом дверь, не дав произнести ни слова.

Мне так и не удалось зайти к Майе в тот вечер. Да и потом я не пыталась рассказать увиденное кому либо.

Утром стало известно, что её брата – Трика, загрызли волки. Он, как и Том, был искателем. Групповая вылазка обычно состоит из десяти человек, двое погибли, еще трое оказались в тяжелом состоянии, на остальных незначительные раны, на всех, кроме Фестона.

Меня охватил озноб от воспоминаний.

Фестон младший, несмотря на то, что он профессионал в своем деле – бездушный, и злобный, неконтролируемый псих, неуязвимое чудовище в облике человека.

Лис и вовсе называла его кровожадным убийцей, уж не знаю, что ее подтолкнуло к подобному сравнению, но похоже все это не без оснований.

Девушки из его списка, все у кого была возможность, предпочли мужей сразу после теста. Одни выходили замуж в четырнадцать, другие ждали своих кандидатов в страхе и молились, чтобы он не отказался от Варт.

Как-то раз Томас мне приснился. Грязный, злой и пьяный, он ворвался к нам в дом, прошлепал громкими шагами в столовую и начал орать как ненормальный, что получит Лис любой ценой, потому, что он победитель. Он бог Зовра и наш герой. Я выбежала вниз и у подножия лестницы оступилась и почти уже упала, когда он схватил меня за пижаму не давая упасть и навис надо мной.

– Где она? – прорычал он.

– От тебя пахнет.

– Бесстрашная значит?

Синие глаза сначала расширились от удивления, а потом почернели от гнева.

– Это сон, – промямлила я, – и у тебя волосы снова в грязи.

– Алкоголь и кровь, пищалка. О какой грязи ты говоришь?

Он отпустил пижаму, и я все-таки шлепнулась на копчик.

Утром я проснулась с огромным синяком на пятой точке. Мама сказала, я так брыкалась во сне, что свалилась с кровати.

Я засмеялась. В течение шести месяцев нам поставят печати брака и моя жизнь превратиться в ад. Жена Томаса Фестона. Ну, уж нет, ни за что.

Я встала, медленно подошла к полкам с лекарствами. Живой он меня не получит.

Йорин вводила мне лекарства из ампул. Откуда она их брала?

Я рассеянным взглядом начала блуждать по полкам. Нет. Не вижу. Где же они?! Время ограничено, ну же соберись! Стеклянные пузырьки, пластиковые флакончики разных размеров, таблетки в блистере, все не то. ГДЕ?! Я уже было отчаялась, когда увидела заветные ампулы. Значит, доза двух ампул не смертельна. Вряд ли я смогу попасть в вену самостоятельно, поэтому просто выпью все, что есть.

Попыталась сломать – безрезультатно. Да что со мной не так?! Пилка! Точно! Она чем-то немного спилила горловину.

– Нет! Нет! Нет! Нет!

Я заметалась по лаборатории, как ужаленная. Где эта чертова штука? Время. Бросив ампулы на кушетку, схватила какие-то таблетки в пузырьке. Нужно их сжевать, чтобы наверняка. Но положив их в рот, я поняла, что даже проглотить их практически невозможно, рот просто горел огнем, который разливался по глотке, в желудок. Запила прямо из кувшина. Не помогло. Кажется, я умру не во сне, а от того, что расплавятся мои органы.

Теряя всякое желание умирать, я уперлась взглядом в стоящий в углу холодильник. Странно, я была уверена, что в лаборатории есть небольшая столовая. Открыла, вместо продуктов там обнаружились очередные склянки с лекарствами, шприцы с жидкостью и новая порция злосчастных ампул. Уже потеряв надежду на везение, аккуратно надавила на горлышко и оно откололось. Я начала судорожно хватать ампулы и заливать их в горящий рот.

Довольно. Больше не смогу.

На непослушных ногах поплелась к кушетке и упала без чувств.

4 апреля 68г.

Жарко. Каждый вдох дается с большим трудом. Челюсть словно пробита металлической спицей, в горле все еще неистово жжет, а виски просто разрывает, от этого создается ощущение, что моя голова приняла квадратную форму. Хорошо бы ее поднять, но, кажется, она еще и окаменела.

Острая боль во всем теле не дает сосредоточиться на дыхании. Жива? Мертва? Не понятно. Кругом темень. Слышу только бесконечное шарканье чьих-то ног.

Постаралась открыть рот, тщетно. Видимо он онемел. Или я все-таки умерла и это мой личный ад. Щелчок, шевеление воздуха, тишина. Пытаюсь открыть глаза, шевельнуть рукой, но кроме боли, ничего…

– Телла, прости меня. Это все моя вина. Если бы я дала согласие на печать с Фестоном, всего этого могло и не случится. Прошу, возвращайся… Прошу… – уставший и потускневший голос Лис проглотила тишина.

– Бесовка, соскучилась? – голос пьяный и самодовольный.

Что он здесь забыл? Я почувствовала, как воздух внезапно наэлектризовался.

Проваливай, проваливай! Мне хотелось кричать, но даже будучи в сознании вряд ли я смогла бы проронить хоть слово. Или смогла? Хочется верить, что да.

– Ты должен запечатлеться со мной…

Что? Что ты несешь, Лис?! Какого черта?!

– Ты снова просишь?

Он засмеялся. Какой у него дикий смех. Совсем не человеческий. Тихие шаги приблизились, и я уже представила как он навис над ней, высокий, грязный и пьяный, с мерзкой ухмылкой, синими глазами, чернеющими от злости и растрепанными пепельными волосами.

– Попроси еще, мне это так нравится.

– Прекрати.

Тетя была не в состоянии злиться, когда она последний раз спала?

– Хорошо.

Шаги двинулись в сторону, видимо он уходил. Дыхание Лис участилось, она медленно выдохнула.

– Пожалуйста, Том. Умоляю тебя. Она еще ребенок. Прошу, разорви помолвку, я уже говорила, что готова стать твоей! Пожалуйста… Пожалуйста… Даю слово, я буду тебе хорошей женой, мы можем это сделать сегодня, завтра, когда ты пожелаешь, только пожалуйста….

– Хорошо, – снова произнес он перебивая.

– Ты согласен? – не могла поверить тетя.

– Да, даю слово, я запечатлюсь с тобой, бесовка, – надменно произнес он, потом послышалось бульканье в бутылке и тихий щелчок замка, – если девчонка умрет.

26 апреля 68г.

Медленно открыла глаза – темно и тихо. Где я? С трудом вспомнила последние события, хотя предпочтительнее все забыть.

Судя по всему, нахожусь в больничном крыле. Значит, не умерла, не получилось, просто ослепла и оглохла.

– Я был уверен, что ты не выкарабкаешься, пищалка, – резкий голос нарушил тишину.

– Я… все-таки… не оглохла! Что ты… здесь делаешь?

Мой голос скрипел как старые ржавые петли нашего сарайчика, дышать тяжело, глазницы горят как прожженные. Мне не следовало открывать рта, потому, что кажется, даже движения губ причиняют мне боль. Но, почему же я не испытываю страха? Рядом Фестон, в этом не сомневаюсь, он вновь пьяный и злой, а я его не боюсь! Видимо меня чем-то изрядно накачали, другого объяснения нет.

– Тебе не повезло, глупая девчонка, мать положила скарификатор в карман медхалата, – смех, видимо этому больному придурку, нравится свой хохот. – Выпей ты жидкость из ампул, что скинула на кушетку – умерла. Но вопреки всем твоим действиям, ты жива! И я все-таки обручен с Варт. Пусть не с Лис. Но знаешь, так даже лучше, совсем юное тело, такое маленькое и хрупкое. И я даже рад, что ты не оглохла. Потому, что, пищалка, ты будешь слышать мой голос каждый день, видеть мое лицо…

– Не обольщайся, на слепоту… я… все еще… рассчитываю, – вставила не выдержав.

Я услышала, как он вскочил, кресло на колесиках отъехало и ударилось о стену, щелкая выключатель. Люминесцентные лампы затрещали и включились. Яркий свет выжигал глаза.

Фестон словно подлетел, схватил меня левой рукой за волосы и потащил к зеркалу, которое висело напротив койки. Непослушные ноги согнулись в коленях, и ему пришлось волочь меня по холодному кафелю.

– Пусти…пусти меня урод! Пусти! – я вопила сквозь боль и слезы, пытаясь отцепить его руку от своего затылка, но, кажется, это его только забавляло.

– О, ты еще не видела уродов, пищалка, – он швырнул бутылку, освобождая правую руку, подхватил меня за талию и ткнул лицом в зеркало, – мы с тобой будем прекрасной парой, девчонка. Смирись и возрадуйся.

Сопротивляться не было сил. Я повисла на его руках и попыталась сфокусироваться на отражении. Мои глаза слезились от света, боли и беспомощности, волосы на затылке были туго натянуты, подбородок поднят так высоко, насколько это возможно. Проморгалась, слезы побежали по щекам позволяя видеть, и я впилась взглядом в отражение. Он был выше меня на голову. Отросшие пепельные волосы падали на синие глаза, которые поглощала чернота безумной ярости. Том склонил голову, провел носом по моей щеке, и его пьяное дыхание обожгло мою шею.

– Ты… мерзок, – прошептали мои бледные, сухие губы.

– Постарайся не выражать отвращение так явно, – прошипел он и вышвырнул меня на пол.

В ладони впились осколки разбитой бутылки. Я зло подняла на него свои глаза, жаль, нет сил подняться, иначе я бы вонзила стекла в это самодовольное лицо.

– Жалкая, даже не мечтай, – его щека дернулась, приподнимая уголок губ, он усмехнулся и ушел.

***

Как по команде дверь отворилась, и в комнату влетели родные. Мама и Лис, причитая, помогли мне улечься в постель. Отец улыбался как безумный, скорее от того, что его подношение уцелело, и его репутации теперь ничего не угрожает. Бабуля подкатила кресло к моей постели, села и монотонно пробубнила:

– Девочка поранилась, Ростан, позови доктора. И санитарку. Мальчик, так волновался за тебя, приходил каждый день. Видимо выронил бутылку от твоего неожиданного пробуждения. Ты ему приглянулась, это заметно.

– Мама, он давно не мальчик. И ему будет симпатична любая с процентом под сто. Даже если это будет жаба, – Лис. Я словно не слышала ее вечность, она нежно меня обняла, отнимая у мамы, – раскрой ладони, детка, сейчас доктор обработает раны.

Кажется, в порыве желания всадить в лицо Тома осколки, я зажала их в руках. Сквозь пальцы стекали струйки крови, и мама, увидев это вздрогнула. Я аккуратно раскрыла ладони, и Лис убрала стекло.

Доктор Эсна жужжала как пчелка, обрабатывая мои руки и накладывая на раны чудодейственную мазь.

Я подняла глаза на тетю, под глазами которой пролегли огромные синяки. Лис потеряла свою яркость и, кажется, постарела на несколько лет. Она что-то ласково щебетала, а мама, опустив голову, просто сидела рядом, нежно улыбалась и, похоже, даже вытирала слезы. Мира как всегда выступила с лекцией о моей глупости, тупости и безответственности. Отец молчал. А я не могла произнести ни слова, лежала с широко раскрытыми глазами, потому что, то, что внезапно выкинула мне сейчас моя память, подвергало в ужас.

***

– Я сам видел отец. Это люди, среди них один с мутациями. Кортвейт был прав, они засели рядом с источником.