Удачный брак
Сара росла в Талсе у матери-одиночки, с трудом сводившей концы с концами, но семья Керри уна-следовала состояние, которое их предки сколотили на пуговицах. На самых настоящих пуговицах. Предыдущие поколения спустили значительную часть денег, поэтому Керри в итоге досталось не так уж много, а Саре пришлось провести много времени, ухаживая за богатыми родственниками.
– Это Зак ее нанял. Она явно знаменита. – Аманда оглядела новый интерьер. – Мне правда нравятся вещи, которые она выбирает.
– Ох, Аманда! Ты дипломат до мозга костей. – Она похлопала подругу по коленке. – Никогда не скажешь ничего неприятного, да?
– Я говорю! – слабо запротестовала Аманда.
– Только очень-очень тихо, – прошептала Сара и пожала плечами. – А вот мне не помешало бы научиться держать язык за зубами. Ты бы слышала, как я напала сегодня с утра пораньше на Керри. – В ее глазах на миг появилось отсутствующее выражение. – Хотя в свою защиту скажу, что он слишком старый и пузатый для ярко-красных кроссовок «Эйр Джордан». Он выглядит смешно. Я видела парочку парней, с которыми он играет. Они молоды и в отличной форме, привлекательны и отнюдь не смешны. Кстати, хочешь сходить со мной на игру как-нибудь? Там есть один мальчик с голубыми глазами и бородкой…
Аманда рассмеялась:
– Нет, спасибо.
Сара обожала шутить о других мужчинах, которые в отличие от Керри были привлекательными, но их брак был очень крепким. Они были женаты уже много лет и воспитывали трех очаровательных сыновей. Они познакомились еще в выпускных классах. Керри был звездой футбола, а Сара – чирлидершей. Их даже выбрали королем и королевой выпускного, и этот факт Сару немного смущал, но вместе с тем она очень им гордилась.
Сара вздохнула:
– Как бы то ни было, мне кажется, что Керри и правда обиделся, когда я прошлась по его кроссовкам. Есть некая черта, даже если просто шутишь, но иногда я забываю, где она.
Сара была очень жестким человеком, это правда. Она постоянно требовала от мужа то одного, то другого: забрать сыновей, прибрать листья, которые забили дождевой водосток в углу, помочь Аманде поменять лампочку на крыльце. Керри иногда ворчал, особенно по поводу листьев, которые ему казались проблемой в масштабах всего города, но всегда выполнял поручения с радостью, словно наслаждался этим. Сару это ставило в тупик.
– Мне кажется, Керри любит тебя такой, какая ты есть, – сказала Аманда. – Кроме того, я уверена, что Зак хотел бы, чтобы я была такой же решительной, как ты. Тогда я бы разруливала все дела в фонде куда эффективнее.
– Но тогда Заку пришлось бы и жить с такой занозой в заднице, как я. Давай будем честны, мы с твоим мужем не протянули бы вместе и одного вечера.
Представив себе эту ситуацию, обе так расхохотались, что Аманда едва не задохнулась от смеха.
Ей очень нравилась Сара. Она перебралась в Центр-Слоуп всего четыре месяца назад, но сблизилась с Сарой куда сильнее, чем с кем-то из своих подруг в Пало-Альто, которые безжалостно охраняли собственную безупречность, как голодные псы. Разумеется, Сара не могла занять место Кэролин, с такой историей дружбы невозможно соревноваться, но Саре и не нужно было соревноваться с Кэролин. В жизни Аманды хватало места для обеих подруг.
А еще Сара оказывала неоценимую помощь в фонде. Она раньше работала в сфере образования. Мамочка друга ее сына в частной школе Грейс-Холл, президент родительского комитета, Сара знала все тонкости запутанной нью-йоркской системы образования. Сара не работала после рождения детей, но согласилась занять в фонде должность замдиректора просто потому, что хотела протянуть руку помощи. Несмотря на все возражения Сары, Аманда настояла, чтобы ее труд щедро оплачивался.
Возможность не разбираться со всем в фонде одной стоила любых денег. Поскольку Аманда сама росла в бедности, она всем сердцем верила в благородную миссию фонда – предоставлять стипендии, которые позволят нуждающимся ученикам средних школ попасть в лучшие частные школы Нью-Йорка. Но работа в «Хоуп Фест Инишиатив» была связана с постоянными стрессами. Аманде нужно было все делать правильно. В конце концов, это ведь было детище Зака.
Родители Зака – парочка героиновых наркоманов из Покипси – отказались от него, когда Заку исполнилось девять. После этого он мотался из одной приемной семьи в другую. Зак рассказал все это Аманде вскоре после знакомства и признался, что, взрослея в тени шикарного Вассарского колледжа, он всегда знал, что есть и другая жизнь. И он хотел себе этой жизни. Во всей ее полноте.
Зак постарался вырваться из нищеты. В четырнадцать он начал незаконно подрабатывать в ночную смену в супермаркете, чтобы скопить достаточно денег на необходимые тестирования и заявки в школы-интернаты. Его приняли сразу в три, включая Дирфилдскую академию, где ему выделили полную стипендию. Оттуда он перешел в Дартмутский колледж, а потом отучился параллельно на юрфаке и в школе MBA в Пенсильванском университете. Тогда Аманде это казалось очень впечатляющим. Да и сейчас тоже.
Начав встречаться с Амандой, Зак резко пошел вверх по карьерной лестнице, начиная один успешный стартап за другим по всей Калифорнии – в Дэвисе, Саннидейле, Сакраменто, Пасадене, Пало-Альто. В Дэвисе Аманда родила Кейза, и когда ему исполнилось четыре, Зак решил, что если он хочет чего-то по-настоящему добиться, ему нужно создать что-то свое. Именно тогда родилась корпорация ЗАГ (это часть слова «зигзаг», а еще инициалы самого Зака, между которыми он решил расположить «А», поскольку у него не было второго имени). Спустя пять лет корпорация оценивалась в сотни миллионов долларов. Но Аманда не удивилась, когда муж решил отойти от управления корпорацией, сообщив, что готов начать что-то новое. Ему всегда очень нравилось бросать самому себе вызов. Чем бы конкретно ни занималась новая компания, которую Зак открыл в Нью-Йорке – они никогда не обсуждали подробности его работы, – Аманда не сомневалась, что здесь Зак тоже добьется большого успеха.
– Какого черта моему мужу приспичило присылать мне сообщения с вопросами, что у нас на ужин, посреди дня? – пропыхтела Сара, набирая очередное сообщение. – Еще даже время обеда не наступило. Заняться, что ли, нечем?!
У Аманды зазвонил телефон. Она вздрогнула, но не сделала попытки встать и пойти снять трубку, хотя он продолжал трезвонить.
– Ты вообще в курсе, что у тебя пока нет секретаря? – поинтересовалась Сара. – Звонок сам на себя не ответит.
– Ну да… – после третьего звонка Аманда с неохотой поднялась с дивана и поплелась к столу. Она взяла трубку. – Аманда Грейсон.
Молчание.
– Алло?
Молчание. В этот момент ее вдруг охватил ужас.
– Алло? – еще раз повторила Аманда, но в трубке молчали, правда, на заднем плане раздавался знакомый шум. Тяжелое, ужасное дыхание. У нее сжался желудок.
– Это кто? – спросила Сара с дивана.
На автоответчике высвечивался длинный ряд нулей. Аманда бросила трубку.
– Эй, потише, я тут чуть не обделалась от страха! – прикрикнула Сара. – Что там тебе такое сказали?
– Ничего. Прости, я даже не знаю, почему я так бросила трубку. Никто не отвечал. – Аманда улыбнулась, но улыбка вышла нервная. Нужно сменить тему. – Просто Кейз сейчас так далеко, поэтому я не в себе. Мне даже вчера дурацкий кошмар приснился. Будто я босая бегу по лесу, и колючки вонзаются мне в кожу. Мне кажется, я пыталась спасти от чего-то Кейза. Одному богу известно, от чего. – Когда Аманда посмотрела на Сару, та сидела с широко раскрытыми глазами, а ведь Аманда даже не упоминала самые неприятные моменты: она была вся в крови, на ней было какое-то нарядное платье, может быть, даже свадебное, а потом посреди деревьев внезапно выросла, будто дом с привидениями, дешевая закусочная «У Нормы» из ее родного городка. Кому снятся такие странные дикие сны? Уж точно не Саре. – Понятное дело, это просто кошмар. Но всякий раз, как звонит телефон, я волнуюсь, уж не из лагеря ли Кейза.
Аманда знала, что Кейз в лагере в полной безопасности. Просто без него чувствовала себя неприкаянной. Единственный раз, когда его так долго не было дома, был, когда его положили в больницу с отравлением в совсем еще маленьком возрасте, но даже тогда Аманда ночевала у него в палате.
Лицо Сары смягчилось.
– Это я отлично понимаю. – Она подошла и наклонилась к столу рядом с Амандой. – В первую неделю лагеря у меня обычно все ногти сгрызены под корень. Пока я не получаю от мальчишек первое письмо. Но мои мальчики обычно каждое лето ездят в одно и то же место.
– Ты тоже волнуешься? – спросила Аманда.
Младший сын Сары Генри учился в одном классе с Кейзом, так они с Амандой и познакомились. Но Сара была из тех супермамочек, у которых все всегда под контролем, какую бы новую катастрофу ни устроило их чадо. А катастроф было превеликое множество.
– Пусть тебя не обманывает моя внешняя стойкость! – воскликнула Сара. – Мне легче не позволять себе думать про это. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон. Чем-то напоминает тот случай, когда перед окончанием учебного года мне из школы написали по поводу Генри: «Просим прийти к нам». Хочешь знать, как я поступила?
– Как? – спросила Аманда, примостившись на краешке стула. Она бы все отдала за толику напускной храбрости, как у Сары.
– Я проигнорировала это сообщение! Можешь себе представить? – Сара покачала головой, словно бы испытывала сама к себе отвращение, но при этом казалась слегка польщенной. – Честно? Я просто не могла с этим справиться. Мне нужна была передышка от всего, что связано с детьми. Разумеется, теперь мы в срочном порядке собираем экстренное заседание родительского комитета сегодня вечером. Догадываюсь, это и по мою душу.
– Что за экстренное заседание? – уточнила Аманда.
– Но я же тебе говорила. Помнишь? Якобы произошла утечка списка контактов. – Она прижала ладони к щекам, на секунду распахнула глаза, а потом ухмыльнулась. – Такое впечатление, что все родители учеников нашей школы подпадают под программу защиты свидетелей ЦРУ или что-то типа того. Они сразу психуют.
Да, Сара ей это говорила, но у Аманды вылетело из головы. Зак бы тоже психанул, если бы обнаружил, что кто-то хакнул контакты. Он был помешан на неприкосновенности их частной жизни. Если их данные попадут не в те руки, то Зак наверняка предъявит претензии школе. Он даже может захотеть забрать оттуда Кейза, а этого не должно случиться. Грейс-Холл – единственное светлое пятно в жизни Кейза в этот непростой переходный период.
Аманда надеялась, что они смогут переехать после окончания учебного года Кейза, но в итоге не вышло. По крайней мере, Кейз в свои десять легко заводил друзей. Это облегчало ему привыкание к множеству новых мест. Кейз был тусовщиком, бейсбольным фанатиком, но в то же время и вдумчивым художником, мог с удовольствием сидеть часами в одиночестве и рисовать свое любимое животное – ягуара.
Но перейти в новую школу, когда до конца пятого класса оставалось всего несколько месяцев, – непосильная задача для любого ребенка, даже очень легко приспосабливающегося. Были и слезы, и кошмары. Один раз Кейз даже обмочился во сне. Аманда, которую частенько мучили кошмары, считала крепкий сон своего ребенка подтверждением, что она что-то делает правильно. Теперь это уже осталось позади. Кейз оживился, когда Аманда согласилась отправить его в лагерь: восемь недель в Калифорнии с лучшим другом Аше. Но что, если сынок снова загрустит, когда лагерь закончится и придет пора возвращаться в Центр-Слоуп?! Об этом Аманда не хотела думать. Она всегда шла на уступки ради карьеры мужа, но никогда не делала этого за счет сына. Ее самая важная работа – защищать сына, но сложно бывает балансировать между интересами Зака и Кейза.
– А вот теперь и ты в бешенстве, – сказала Сара. – Узнаю это выражение лица!
– Нет, я не в бешенстве, – солгала Аманда.
– В любом случае школа использует все возможные ресурсы, чтобы расследовать произошедшее, – сообщила Сара, но ее голос звучал так, будто она пыталась убедить саму себя. – Наняли какую-то модную фирму, которая специализируется на кибербезопасности.
– Я… понятия не имела, – пробормотала Аманда.
– Потому что администрация школы помалкивает. Я им постоянно говорю, что создается впечатление, будто они что-то скрывают. Так ты пойдешь со мной на собрание?
Аманда до сих пор успела побывать только на одном собрании родительского комитета и сочла это мероприятие пугающим.
– Не знаю, смогу ли я…
– Разумеется, сможешь. Мне нужна моральная поддержка. Родители ищут, на кого бы переключиться, – сказала Сара таким тоном, будто не могла пресечь все их попытки на корню. – В восемь. У меня. И я не приму отказа!
Сара прекрасно обошлась бы без Аманды, но хотела, чтобы подруга пошла. Этого было достаточно.
– Приду! – пообещала Аманда. – Обязательно!
Лиззи
6 июля, понедельник
Тюрьма Райкерс выглядела куда хуже, чем я помнила, даже в темноте.
Более крупные тюремные корпуса, казалось, специально были спроектированы так, чтобы напирать друг на друга, зато здания поменьше и куча всяких трейлеров – администрация, бараки для охранников и склады с оружием – безо всяких опознавательных знаков, словно бы просели. Массивная бетонная тюремная баржа, которая каким-то чудом держалась на воде, стала прибежищем еще нескольким сотням заключенных, которые, как я читала, недавно умудрились отвязать баржу и чуть было не сбежали, медленно отплывая прочь.
В темноте поблескивало ограждение из колючей проволоки, перекошенное, местами покрытое чешуйками ржавчины. Проволока то вытягивалась в прямые линии, то складывалась в квадраты, изгибалась в круги, отчего появлялось неприятное чувство, будто ты заперт сразу и внутри, и снаружи. Но больше всего я боялась после прошлого визита в Райкерс – это было несколько лет назад, когда я приехала допросить свидетеля – резкого запаха нечистот и крыс.
В отличие от обычных снующих туда-сюда по ночам грызунов, райкерсские крысы вольготно шастают посреди бела дня, агрессивно отстаивая свою территорию. Еще одна причина любить темноту. Когда я вошла в «Бантум», корпус, где содержался Зак, еще пятнадцать минут ушло на все формальности, прежде чем я наконец оказалась в крошечной кабинке, где пахло мочой, луком и спертым дыханием, и, уставившись на мутную плексигласовую перегородку, ждала, когда охрана приведет Зака.
По дороге сюда в памяти всплыли обрывочные воспоминания о нашей дружбе с Заком. Мы не так уж долго были близки, но провели вместе добрую часть первого курса: учились, обедали и ужинали, ходили в кино. То, что я забыла, какой была наша дружба, необязательно отражало отношение к Заку. Просто у меня всегда была избирательная память. Но сейчас-то я все вспомнила. Зак мне нравился, поскольку все в нем казалось знакомым, причем и хорошее, и плохое. Как-то раз наш любимый преподаватель по контрактному праву вместо лекции устроил вдруг занудную «профориентационную консультацию». Когда тем же вечером мы пошли ужинать в «Махоуни», паб на Риттенхаус-сквер, Зак все никак не мог угомониться.
– Не, ну ты можешь поверить, какую чушь нес профессор Шмидт?! – восклицал он, щедро сдабривая кетчупом свой бургер, когда в паб ввалилась шумная толпа университетских футболистов.
– Про бездушные фирмы, которые специализируются на корпоративном праве?
Зак покивал, не сводя взгляда с бургера, скорее всего для того, чтобы не встречаться глазами ни с кем из очень крупных и весьма нетрезвых футболистов, окруживших нас.
– Ужас! А мне ведь он нравился! Теперь может проваливать ко всем чертям.
– То есть ты считаешь такие фирмы… душевными? – поддразнила я Зака, косясь на гиганта, стоявшего рядом со мной и опасно покачивавшегося из стороны в сторону.
– Не притворяйся, что ты не понимаешь, о чем я. Ты же самая амбициозная из всех моих знакомых!
Зак начал подергивать ногой, как делал всякий раз, когда нервничал, а нервничал он часто.
– Почему здесь все думают, будто амбициозность превращает тебя в чудовище? Да, я отказываюсь проигрывать и не боюсь в этом признаться.
Он не имел в виду ничего плохого, но порой вел себя как мой отец, когда его не видели обожавшие его клиенты, сослуживцы и соседи. Для них он был приятным в общении шутником, бестолково очаровательным. И это так и было. Но еще он был помешан на статусе, достижениях ради достижений, и ради них мог плевать на что-то по-настоящему важное, например на людей вокруг. На маму и меня. А еще отец всегда был чем-то недоволен. Все, что родители создавали для себя – закусочную и «уютную» двухкомнатную квартирку на Западной Двадцать шестой в Челси, – мама наполняла домашней стряпней и бесконечной заботой. И это было здорово. Просто идиллия. Но отцу всегда было мало, и вот мы лишились и этого.
– То есть ты считаешь, что студенты нашего юрфака недостаточно стремятся чего-то добиться? – Это все равно что сказать, что проблема в прайде львов в том, что они предпочитают овощи.
– Но они притворяются, что они не стремятся ничего добиться. Это лицемерие! – Зак многозначительно сверкнул глазами в мою сторону. В этом весь Зак: или избегает зрительного контакта, или буравит тебя взглядом. Он никогда не отличался умеренностью. Но и я тоже. По крайней мере, Зак не пытался скрыть свое настоящее «я» под личиной весельчака, в отличие от моего отца. Зак был честен с другими, и я уважала его за это.
– Моя мать работала официанткой и уборщицей, а отец пахал на сталелитейном заводе. Обычные работяги, без образования, они вкалывали, как лошади. Посмотри на своих предков. Такие же трудяги, как мои, у них обманом отобрали честно заработанные деньги, сведя их тем самым в могилу! – Он ткнул в меня пальцем. – Успех – это абстракция только для богатых.
Я пожала плечами:
– Лично я собираюсь служить обществу.
Зак приподнял одну бровь:
– Служить обществу? Это, конечно, очень благородно и все такое, но у таких, как мы, нет подобной опции.
– Говори за себя! – отрезала я. – Я собираюсь всеми правдами и неправдами устроиться в прокуратуру, а на деньги я плевать хотела.
Еще мне не нравится, когда меня недооценивают. Я собиралась посвятить жизнь тому, чтобы защищать простых людей, таких как мои родители, трудолюбивые иммигранты, которых один из завсегдатаев, с виду такой душка, убедил взять сто тысяч долларов под залог закусочной и инвестировать в «секретный» проект «Гудзон-Ярдс». Собственно говоря, убедил он только моего отца, и тот вложил деньги, не посоветовавшись с мамой. Затем – пшик! – деньги исчезли, тот завсегдатай тоже. С молниеносной скоростью банк арестовал закусочную без права выкупа. Милли, наша клиентка, понемногу ставшая другом семьи, которая служила сержантом в Десятом участке, рьяно взялась за дело и всю плешь ФБР проела, чтобы они нашли того парня. В итоге его таки нашли, но вовсе не из-за давления со стороны Милли. Его нашли, но в самом худшем виде. Это ничего не изменило. Все, ради чего в поте лица трудились родители, было разрушено. Как и моя семья. Мне в тот момент было шестнадцать, и я потеряла родителей еще до того, как мне успело исполниться семнадцать.
Я с трудом доучилась в школе, совершенно раздавленная горем. Жила с теткой, сестрой матери, считая минуты, когда она наконец уже свалит обратно в Грецию. Мир внезапно стал таким враждебным и непостижимо темным. Долгие месяцы я пребывала в опасной депрессии. Вернуться к жизни хоть отчасти мне помогла учеба, в которую я погрузилась с головой.
По крайней мере, благодаря маниакальному упорству я заслужила бесплатное обучение в Корнелле и к последнему курсу бакалавриата начала подумывать о юридическом факультете и о том, чтобы работать обвинителем в делах о мошенничестве. Идея в будущем связать свою карьеру со спасением таких людей, доверчивостью которых воспользовались аферисты, как в случае с родителями, стала брошенным мне спасательным тросом. Нужно ли говорить об остальном, что случилось? Это дало мне силы вытащить себя на берег.
– Эй, без обид. – Зак поднял руки, снова уставившись на свой бургер. – Из тебя получится великолепный обвинитель. Я просто хочу сказать, что ты пашешь в десять раз усерднее и фанатеешь от учебы сильнее, чем кто бы то ни было на нашем чертовом факультете. Может, стоит пожинать плоды?!
– Не беспокойся. Это будут плоды, которые я сама для себя выбрала.
– Знаешь, а я ведь верю! – Зак улыбнулся. – И ни капельки не сомневаюсь!
Но как бы мы с Заком ни были близки какое-то время, он не сможет меня уговорить представлять сейчас его в суде. Я, конечно, послушаю, покиваю, а потом – как и обещала – найду ему по-настоящему хорошего адвоката, но это буду не я. Именно так я и поступлю, решила я.
Наконец по ту сторону перфорированной плексигласовой перегородки раздалось какое-то жужжание. Когда дверь открылась, передо мной предстал Зак. Вернее сказать, его правый глаз. Поскольку сначала я увидела только его. Опухший, превратившийся в узкую щелочку, с глубоким порезом в районе брови. Вся правая половина его лица приобрела эффектный фиолетово-малиновый оттенок. Мне даже смотреть было больно.
– Господи, Зак! – выдохнула я. – Ты в порядке?
Он слабо улыбнулся и кивнул:
– Я занял чье-то место в очереди. Тут столько правил. Я учусь, но это процесс не быстрый. Все не так плохо, как выглядит.
Даже побитый Зак выглядел привлекательнее, чем я помнила, его черты заострились, он явно возмужал за эти годы.
– Мне жаль, что это случилось. Тебе же больно…
– Ну, это точно не твоя вина. – Он потупил взгляд в своей обычной манере. – Спасибо, что пришла. Давненько мы не виделись. – Он помолчал пару минут. – К счастью, я не зарабатываю на жизнь модельным бизнесом. Но в идеале хотелось бы выйти отсюда хотя бы с чем-то отдаленно напоминающим лицо.
– Напоминаю, они не должны записывать эти разговоры, но…
– Но кто знает, да? – перебил Зак. – Мне нечего скрывать, но я тебя услышал. Я внимательно тебя слушал. Правда.
Он быстро посмотрел мне в глаза, а его тело еле заметно завибрировало – он снова тряс ногой, которую мне было не видно. Бедный Зак. У него были серьезные неприятности. Он грустно улыбнулся, и у меня засосало под ложечкой.
– Я приехала помочь, Зак, чем смогу… – начала я. – Но, как я уже говорила раньше, я не буду представлять тебя в суде.
Зак беспомощно развел руками, не сводя с меня единственного здорового глаза.
– Ладно. Ну, то есть это не то, что я хотел услышать, но ты вольна сама решать, что тебе по силам.
Грудь уже не так сильно сжимало тисками. Я сильнее, чем могла себе представить, боялась, что Зак рассердится. Хотя я никогда не видела его злым. Значило ли это, что он не способен убить свою жену? Разумеется, нет. Кроме того, одиннадцать лет так просто не сотрешь. Я ничего не знаю о нынешней жизни Зака, кроме того, что прочла в «Нью-Йорк таймс», когда как-то раз гуглила, что случилось с моими знакомыми парнями, с которым я общалась до Сэма.
– Честно, эта моя новая работа… – озвучила я настоящую и легитимную отмазку, лучшую, какая только пришла мне на ум, пока я целую вечность добиралась в Райкерс на автобусе. – Я старший юрист в «Янг & Крейн». Дела берут только партнеры, мне нужно уважать внутренний распорядок.
– А как ты вообще оказалась в частной конторе? – спросил Зак. – Ты же всегда спала и видела, чтоб стать прокурором. Я тебя не осуждаю, просто удивился, когда увидел, что ты ушла.
– Увидел? – переспросила я.
И тут я поняла. Ежегодные выпуски «Выпускников Пенсильванского юрфака». У Виктории со времен университетского женского клуба сохранилась неуемная жажда деятельности, которая заставляла ходить на все встречи выпускников и обновлять информацию о выпускниках ежеквартально. Думаю, ею двигали благие мотивы, как-никак работа в «Янг & Крейн» очень престижна, фирма имеет высокие доходы, занимается сложными делами, у нее безукоризненная репутация, и зарплаты ого-го. Я даже имела шансы стать партнером, пусть и в далекой перспективе. Но я не по своей воле отказалась от изначального плана посвятить свою профессиональную карьеру государственной службе, честной работе за маленькие деньги в прокуратуре.
– Я бы меньше удивился, если бы ты вообще забросила юриспруденцию, чем тому, что ты переключилась на защиту корпоративных клиентов.
Я поморщилась, попытавшись скрыть это за улыбкой.
– Это жизнь. Не всегда получается так, как хочешь.
– Что это значит? – спросил Зак. – Тебя не могли уволить. Ты слишком хороша для этого.
– Мы не могли себе позволить, чтобы я и дальше там работала.
Это была правда, хотя и далеко не вся. Из-за моего мужа наша жизнь пошла под откос, и моя работа в «Янг & Крейн» должна была помочь нам выбраться обратно.
Около года назад Сэм напился на работе во время обеденного перерыва, послал главного редактора журнала «Мужское здоровье», где трудился, куда подальше и уснул в туалете. Лицом вниз, прямо под писсуаром. Это стало последней из множества остановок по пути вниз по карьерной лестнице, который начался с «Нью-Йорк таймс». Его вышибали с одного места за другим из-за пьянства. Сэм допускал фактологические ошибки в текстах, срывал сроки. Враждебно относился к окружающим.