Ковбой Бибоп. Предыстория Спайка и Вишеза: Реквием Красной планеты
– Мы занимаемся экспортно-импортными операциями.
Это звучало достаточно солидно, чтобы оправдать цену шампанского, и в то же время достаточно расплывчато, чтобы они могли додумывать детали на ходу. Они развлекали девиц рассказами о своих полетах на Венеру и Европу, вспоминали сказочные отели, в которых останавливались, и великое множество экзотических деликатесов, которые отведали, и за все это время ни разу не коснулись практической стороны своего бизнеса.
Фиона взглянула на Пенни. Девушки обменялись своей версией закодированных сигналов. А затем обе ухмыльнулись, словно, не говоря ни слова, пришли к одному и тому же выводу. Пенни, более мягкая из них двоих, спросила:
– А что, если мы продолжим нашу вечеринку… в более уединенном месте?
Фирлес поспешил вмешаться прежде, чем Вишез успеет отказаться.
– К сожалению, в моем доме прямо сейчас ремонт. – Он указал на Вишеза. – Зато у моего друга есть просто божественный пентхаус.
Вишез стиснул зубы. Тьма еще не успела проснуться, но, судя по выражению его лица, какая-то часть его души подумывала ее разбудить.
– Простите, дамы, мы на минутку…
Вишез схватил Фирлеса за руку, силой утащил в мужской туалет, в который, по идее, нужно было входить по одному, и быстро запер за ними дверь. Затем повернулся к Фирлесу, кипя от злости.
– Божественный? Божественный?!
Фирлес пожал плечами. И, отвернувшись, воспользовался туалетом по назначению.
– А в чем проблема?
– Я же тебе уже говорил. Это пентхаус моего отца. Не мой.
– И что?
– А то, что мы не поведем их в пентхаус моего отца.
Фирлес стряхнул. Затем смыл.
– Нет. Поведем.
Он застегнул ширинку и открыл было дверь, но Вишез быстро захлопнул ее снова.
– Нет, не поведем.
– Что ж, мистер Экспорт-и-Импорт, мы совершенно точно не можем отвести их в квартиру, где тебе приходится сидеть на унитазе боком, не так ли? Это было твое прикрытие, не мое.
– Отец любит этот пентхаус, – прошипел в ответ Вишез. – Да если хоть одна ворсинка на ковре помнется, он мне голову оторвет!
Фирлес усмехнулся.
– Тогда мы проследим, чтобы девочки сняли обувь. Ну так как?
Вишез задумался, а Фирлес быстро продолжил:
– Да брось! Какой смысл владеть всем этим богатством, если ты не можешь время от времени получить от этого немного удовольствия?
Вишез вздохнул. Его друг прав.
– Ну хорошо. Но только сегодня. На одну ночь. И все. Ты мой лучший друг, Фирлес, но иногда я тебя на дух не переношу.
Фирлес улыбнулся. Ох уж эта улыбка!
– Я знаю.
* * *Двери личного лифта открылись с восхитительной цифровой мелодией. Звук был таким приятным, что можно было подумать, будто он разработан в научной лаборатории, где ученые долго выясняли, какая именно цифровая последовательность нот окажется наиболее гармоничной человеческому уху. Собственно говоря, именно этим ученые и занимались.
Фиона и Пенни с опаской вошли в пентхаус. Его красота – полы из белого дуба, изготовленные на заказ мраморные столешницы, окна от пола до потолка, из которых открывался панорамный вид на Тарсис-Сити, – была невероятной, если не сказать непостижимой.
Вишез улыбнулся:
– Красиво, не правда ли?
Фиона едва не поперхнулась от удивления, но смогла ответить:
– Я думала, вы, ребята, нам заливаете.
Дом 615 на Парковой улице считался одним из самых дорогих во всем Тарсисе. Большинство богачей, владевших здесь просторными квартирами, даже не жили в них. Это была чисто статусная покупка. Все равно что владеть скаковой лошадью. Или бейсбольной командой. Ты никогда не сможешь отбить вложения в это место, потому что никто другой не сможет позволить себе его арендовать. Ты владел квартирой в этом здании только для того, чтобы показать своим богатым придуркам друзьям, что у тебя есть на это деньги.
Вишез с девушками как раз прошли в гостиную, когда показался Фирлес с четырьмя бокалами скотча, которые он раздал каждому из собравшихся. Какой бы марки и винтажа ни был напиток, пахло дорого.
Вишез незаметно повернулся к приятелю и сердито прошипел:
– Ты где это взял?
Фирлес пожал плечами:
– А ты как думаешь? Просто заткнись и пей.
Воцарилась тишина. Все четверо знали, к чему все идет, и теперь переходили к той части вечера, в которой окончательно решался вопрос «дадут или нет». Все просто ждали, когда кто-нибудь сделает первый шаг. Этим кем-то, по своему обыкновению, стал Фирлес.
– Скажи, Фиона… как тебе идея… частной экскурсии по пентхаусу?
Она улыбнулась. И подыграла ему.
– Звучит… классно. Давай… прогуляемся.
Фирлес и Фиона вместе растворились в кажущемся бесконечным пентхаусе.
Вишез и Пенни остались в гостиной. Повисло неловкое молчание. Затем раздался неловкий смешок. Юноша жестом пригласил девушку сесть рядом с ним на белый кожаный диван в форме подковы. Пенни радостно подпрыгнула на подушке.
– Такое ощущение, что на нем никто раньше не сидел.
Вишез ухмыльнулся.
– Честно говоря, мы вполне можем быть первыми, кто на нем сидит.
Пенни растерянно посмотрела на него.
– В смысле? Как такое может быть, что ты никогда не сидел на собственном диване?
– Ну, по правде говоря, мой отец никому не позволял сидеть на нем. Для него это произведение искусства. А если ты будешь на нем сидеть, со временем кожа сморщится и потрескается, и он потеряет в цене.
Пенни усмехнулась и отхлебнула скотч.
– Но… это же всего лишь диван.
– Для тебя да, – согласился Вишез. – Но для него этот пентхаус и все, что в нем находится, – часть его коллекции. Коллекции вещей. Многие из которых очень, очень дорогие. И ты права, они просто стоят в этом пентхаусе, где никто не может их оценить. Увидеть их. Прикоснуться к ним. Насладиться ими. Но так было всегда.
Вишез сделал большой глоток дорогого скотча. Сорокапятилетней выдержки. С Земли. Он мгновенно узнал слегка дымный, сладкий вкус. Это была та самая бутылка, из которой он еще подростком отпил немножко, когда отец уехал по делам. Он ясно помнил этот день. Это был маленький акт мести. Отец тогда позвонил домой, чтобы пожелать спокойной ночи, но в итоге отчитал сына за то, что тот набрал всего 99 баллов из 100 на экзамене по математике. Вишез знал, что, даже если бы он получил высший балл, отец просто бы спросил, почему он не получил 101. Нет предела совершенству. Не для короля.
Пенни на мгновение задумалась:
– Но что это за жизнь такая? Что за человек собирает коллекцию дорогих вещей, которые он даже не видит?
Прежде чем ответить, Вишез какое-то время наслаждался скотчем. Все прочие вечерние напитки бурлили в нем, соблазняя, умоляя открыть этой незнакомке больше, чем следовало бы.
– Тот, кто ценит вещи больше, чем людей. Как с диваном, на котором ты сидишь. Видишь ли, у этого дивана идеальный дизайн. Каждый стежок. Каждый шов. Не то что люди, люди – неидеальны. Они совершают ошибки. Они не оправдывают ожиданий. Подводят тебя.
– Но такова человеческая натура, – возразила девушка.
Вишез сделал еще один глоток. Посмаковал.
– Понимаешь, ты можешь починить мебель. Но людей так исправить нельзя. Как бы ты ни старался. Куда бы их ни отправил.
До Пенни начало доходить, что эта беседа, как и весь вечер, принимает новый оборот. Довольно мрачный оборот. Но он заворожил ее, этот пьяный печальный незнакомец.
– Отправить их куда?
Вишез посмотрел на свой бокал. Пуст. А вот его глаза больше не были пустыми. Их переполняло… что-то.
– В худшее место, какое только можно представить.
Глава 2. Ямы
В грузовике воняло кровью. Запах был странным, но в то же время безошибочно узнаваемым. У крови всегда отчетливый металлический аромат. Словно у воды, что вытекла из старой трубы.
Когда грузовик загромыхал по тротуару, внутри крытого кузова в воздух взмыли несколько перьев. Вид их, чисто белых и мягких, вселил в него надежду, что кровь принадлежала животным. Возможно, цыплятам. Но он не мог быть уверен. До него доходили слухи об этом месте. Слухи, что тут гибли дети. Кто-то рассказывал, что у его друга есть друг, а у того – двоюродный брат, и вот он… Но он никогда им не верил. Просто глупые страшилки, которые шептали друг другу дети, когда собирались компанией на ночевку.
Он не верил, что подобное место может существовать. Никто не верил.
– Эй, богатенький пацан!
Беловолосый мальчик выглянул из своего угла. Грузовик был битком забит мальчишками, которые сидели плечом к плечу. Все подростки, примерно одного возраста. Большинство грязные и в потрепанной одежде. Волосы растрепаны. Ногти покрыты запекшейся коркой. Они прибыли из разных уголков Солнечной системы. С темных сторон планет и захудалых местечек, где о них легко можно было бы забыть. Никто не станет искать этих мальчишек.
Он легко мог быть самым маленьким из них. Он был среднего роста, но болезненно худым. Мама успокаивала его, говорила, что он еще вытянется. Но мальчик знал, что выглядит хрупким. Его волосы были совершенно белыми, словно в него ударила молния. Прошлой ночью он сбрил их практически наголо, но они уже снова начали отрастать. И почему-то казались еще белее, чем раньше.
Оказалось, что позвал его мальчик постарше. У него на руке красовалась самодельная татуировка – результат работы швейной иглы и чернил из шариковой ручки. Это был череп. Убогий дизайн, зазубренные края. Но манера, в которой он был нарисован, делала татуировку и ее владельца еще страшнее.
Беловолосый съежился в углу. Никто не мог знать, кто он такой.
Мальчик постарше указал на его кроссовки.
Беловолосый перевел взгляд вниз. Его обувь тоже была белой. И без единой царапины. Он был так уверен, что подумал обо всем. О волосах. Об одежде. Он даже перестал чистить зубы.
Но он никогда бы не подумал, что кто-то станет рассматривать его ноги.
Беловолосый подтянул колени к груди. Пытаясь спрятать кроссовки от посторонних глаз.
Старший мальчик ухмыльнулся. Слишком поздно. Его заметили.
Грузовик резко остановился. Водитель даже не подумал обернуться. Не хотел. Когда вы выполняете такую работу достаточно долго, вас начинают преследовать их лица. Поэтому он просто крикнул через плечо:
– Вылезайте! Вы все!
Беловолосый нехотя выбрался из грузовика следом за остальными и спрыгнул на дорогу. Под ногами крошился асфальт. Дороги обращались в пыль. Точно так же, как выстроившиеся вдоль них ветхие здания. Стояла середина дня, но здесь царила тьма. Город тонул в тени гигантских гудящих труб – генераторов планетарной атмосферы. Несколько горящих мусорных баков освещали улицу, но это было все равно что пытаться осветить свечой дно океана. Люди никогда не должны были здесь жить. Элита Тарсис-Сити, а вместе с ней и правительство вымели бедняков со своих сверкающих улиц. Так и появился Восточный Тарсис. Город, в котором никто не стал бы жить по доброй воле, полный людей, которые никому не были нужны.
Беловолосый сделал глубокий вдох. Воздух обжег горло, словно дым от сигареты без фильтра. Воздух здесь был плохим. Всегда. Кислородные клапаны находились в центре Тарсис-Сити, оттуда чистый воздух растекался по сторонам. К тому моменту, как он добирался сюда, он лишался всех своих полезных элементов. Люди здесь дышали уже не воздухом, а человеческим выхлопом.
Но именно так и обстояли дела в Восточном Тарсисе. Всеми забытом месте.
К собравшимся мальчишкам подошел, опираясь на трость, пожилой кореец. Дед оглядел их так, словно осматривал домашний скот. Он ткнул в пару мальчиков и взмахом трости прогнал их восвояси. Беловолосый надеялся, что следующим будет он. Вдруг он сможет вернуться домой. А даже если и не сможет, едва ли то, что ожидало его на улицах, окажется хуже того, что он встретит здесь.
– Нал тталава! – Кореец указал тростью на витрину небольшого магазина. – Следуйте за мной!
Висевшая над витриной вывеска с подвеской мерцала. Внутри бешено метались мухи. Беловолосый ощущал себя одной из них, точно так же загнанный в ловушку. На вывеске красовались иероглифы:
드라이 클리닝
Ниже был нацарапан короткий перевод: «Химчистка».
Мальчики гуськом шли через помещение, где пожилые корейские женщины гладили рубашки с помощью промышленных вращающихся утюгов и вручную заменяли пуговицы. Никто даже мельком не взглянул на проходивших мимо ребят. Казалось, они вообще ничего не заметили. А может, просто привыкли.
Или, что еще хуже, им просто было все равно.
Пожилой кореец подошел к задней двери. Она была сделана из толстого листа стали, какие обычно идут на банковские сейфы. Он ввел код на клавиатуре, прикрыв дисплей свободной рукой.
ЛЯЗГ!
Тяжелые замки лязгнули, и дверь медленно отворилась. За ней обнаружилась бетонная лестница, которая вела вниз, в темный подвал. Мальчики начали медленно спускаться.
Беловолосый переступил порог и на мгновение замешкался. Он не знал, какие ужасы поджидают его в темноте внизу. А затем он услышал это и вздрогнул. Непроизвольная реакция.
Звук взлетел вверх по лестнице, как волна, а затем схлынул, словно возвращался к океану.
Этот звук издавали люди.
И они ликовали.
* * *Лампы дежурного освещения покачивались, пока Беловолосый пробирался по туннелю. Рев толпы становился громче с каждым шагом, земля вокруг него начала вибрировать и осыпать его пылью. А затем, когда туннель вывел его в просторный зал, он увидел их.
Пацанов.
Они были без рубашек. Их кожа блестела от пота и крови. Часть этой крови была их собственной, часть – чужой. У одних кровь высохла несколько часов назад. У других была совсем свежей.
Они дрались в Ямах. Выдолбленных в земле ямах. Ямы были окружены трибунами, на которых сидели бизнесмены в сшитых на заказ костюмах и женщины в платьях от кутюр. Все они орали во всю глотку, подбадривая детей-бойцов. В толпе, словно койоты, сновали букмекеры и выхватывали из ухоженных рук пачки вулонгов всякий раз, как кто-то делал ставку.
Бои были быстрыми, бесчестными и порой совершенно безжалостными.
Был ли это ад? Нет.
Но это было что-то очень на него похожее.
* * *Трудно было поверить, что в спальне могло разместиться двенадцать человек. Шесть двухъярусных кроватей, большая часть из которых была сломана, а на некоторых отсутствовали матрасы, втиснули в комнату размером с небольшую квартиру-студию.
Мышей здесь было видимо-невидимо. Но они не шныряли по комнате, а просто сидели на месте. Грызуны уже привыкли к компании.
В помещение вошел низкий лысый мужчина, круглый, как яйцо. Он безостановочно потел и то и дело протирал мокрый лоб грязной тряпкой. В этой богадельне он работал и управляющим, и зазывалой. Звали его Лаки, но пацаны про себя давно прозвали его Шалтаем, как в детском стишке.
– Добро пожаловать в Ямы! Здесь у нас действует только одно правило. Никакого оружия. Только кулаки, ноги и все остальное, что поможет победить. Бои состоят из трех раундов по две минуты каждый. Бойцы разбиваются на пары случайным образом. Здесь нет весовых категорий. Каждый из вас будет драться раз в неделю. Выиграете – получите еду. Проиграете – нет. Проиграете три раза – и вернетесь на улицу.
Он наугад присвоил им номера, от тринадцатого до двадцать четвертого. Шалтаю было наплевать, как их зовут и откуда они родом. Все это больше не имело значения. Значение имел лишь их номер, который определял, кто с кем будет драться этой ночью. В Ямах постоянно сражались две дюжины бойцов. Мальчиков с номерами с первого по двенадцатый отправили в спальню по другую сторону коридора. Беловолосый прибыл сюда с девятью другими, что означало, что из предыдущей партии здесь осталось всего три бойца. Беловолосый задумался, проиграли ли они трижды или просто убежали.
Шалтай повернулся и нацарапал на ближайшей доске расписание боев.
Беловолосый был номером тринадцать. Его противником шел двадцать первый. Беловолосый нервно оглядел комнату, надеясь, что ему выпал кто-нибудь из детей помладше. Затем его взгляд остановился на парне из грузовика – том, что постарше и с самодельной татуировкой. Он ухмыльнулся и кивнул. Губы Беловолосого задрожали.
Шалтай снова указал на доску.
– Есть еще одно правило. В первую ночь никто не дерется. Предлагаю вам немного поспать.
Шалтай проковылял к выходу. Мальчики начали распаковывать свои пожитки – все, что смогли впихнуть в карманы. Одни принесли конфеты. Другие – фотографии членов семьи, которая их знать больше не знала.
Беловолосый полез в карман и вытащил шахматную фигурку. Она была вырезана вручную из слоновой кости. Часть роскошного набора, изготовленного на заказ.
Он прихватил ее перед уходом.
Чтобы напомнить себе, зачем он здесь.
Король.
Тогда-то он и услышал шепот. С ирландским акцентом.
– Эй, ты.
Он повернулся и встретился взглядом с обладателем голоса. Улыбающийся голубоглазый и рыжеволосый паренек. Его глаз заплыл и цветом походил на спелую сливу.
– Меня звать Двадцать второй.
Беловолосый улыбнулся. Приятное ощущение.
– Я – Тринадцатый. Полагаю.
– Это всего лишь номер. Привыкнешь.
Беловолосый указал на подбитый глаз собеседника.
– А ты, значит, здесь уже какое-то время?
– Ну, я выиграл три боя подряд. Так что я здесь три недели. Из того, что я здесь видел, это на три недели дольше, чем обычно хватает новичков.
Беловолосый рассмеялся.
– Дашь какой-нибудь совет?
– Да. Беги. – Ирландец ухмыльнулся и указал на дверь. – Слушай, мы собираемся пойти посмотреть, как он дерется. Ты с нами?
Беловолосый нахмурился.
– Кто дерется?
Ирландец покачал головой, словно бы говоря: тебе многому еще предстоит научиться.
– Он.
* * *Говорили, он движется как вода. Ему было около двенадцати, никто не знал точного возраста, но дрался он так, будто был вдвое старше. О том, где он этому научился, ходили самые разные слухи. Одни ребята говорили, будто он был потомком легендарного мастера Джит Кун-До[3] Брюса Ли. Другие рассказывали, что он был бойцом спецназа, каким-то правительственным агентом. Наверняка все знали только одно – он был хорош.
Действительно хорош.
Беловолосый вместе с другими мальчиками стоял под трибунами, прижавшись лицом к скамейкам, чтобы хоть что-то разглядеть. У бойца была копна черных как смоль волос, которые торчали над головой, словно у мультяшного персонажа. Волосы мягко колыхались, пока парень прыгал на месте, разогреваясь перед боем.
Ирландец ткнул его локтем.
– Это номер шесть. Ходят слухи, что он здесь уже много лет. Он ни разу не проиграл. Ни разу.
Беловолосый указал на противника Шестого. Он выглядел раза в два больше. На руках бугрились синие вены, а ноги походили на древесные стволы.
– Эта громадина – номер девятнадцать. Но все зовут его Тараканом.
Беловолосый нахмурился. Он не понял смысла прозвища и попросил разъяснить.
– Он здесь уже три месяца. Дольше всех за исключением Шестого. И неважно, с какой силой кто-нибудь сбивает его с ног… он всегда переворачивается и снова поднимается на ноги.
ДЗЫНЬ!
Бой начался. Шестой скользил по рингу в плавном танце. Ступни его босых ног, казалось, парили над землей.
Девятнадцатый хрустнул костяшками пальцев и неуклюже потопал навстречу Шестому. В его стиле боя не было никакой техники. Бугай горбился и тяжело ступал, как заядлый зачинщик пьяных драк в барах, хотя он очевидно, был слишком юн, чтобы его пускали в бар.
ВЖУХ!
Девятнадцатый со всей дури ударил с правой. Почти попал!
Шестой продолжал танцевать. И хотя лицо его оставалось бесстрастным, глаза светились счастьем. Похоже, ему это нравилось.
Казалось, Девятнадцатого это разъярило еще сильнее.
Он ударил слева. ВЖУХ! Затем справа. ВЖУХ! Затем еще раз слева! ВЖУХ!
Все три удара прошли мимо цели.
Толпа зашевелилась. Она почувствовала, что сейчас что-то произойдет. Предвкушение было осязаемым. Букмекеры собирали все больше ставок. И все – на Шестого.
Девятнадцатый стукнул костяшками пальцев друг о друга, как боксеры бьют перчаткой о перчатку.
– Ну иди же сюда! Ну!
И Шестой пошел. И тогда, похоже, все изменилось.
Он был маленький. Худенький. Моргни – и все пропустишь.
Улыбка.
Он приближался к Девятнадцатому с пугающей скоростью, словно выныривающий из воды аллигатор.
ХРУСТЬ!
Шестой ударил Девятнадцатого чуть ниже колена, заставив пошатнуться.
Затем – слева по ребрам, справа.
А затем стал ждать, когда Девятнадцатый нанесет ответный удар.
Беловолосый наблюдал за происходящим, разинув рот. Казалось, бойцы движутся как в замедленной съемке.
ВЖУХ!
Девятнадцатый нанес сокрушительный удар пугающей силы. Образованная его ударом волна взъерошила волосы Шестого, когда кулак пронесся мимо его лица.
А затем Шестой проскользнул под защиту соперника. Поднес кулаки к подбородку, оперся на одну ногу. Другая взмыла в воздух, описала дугу вокруг тела, словно змея, обвивающаяся вокруг своей жертвы.
А затем произошел контакт.
Ноги с подбородком.
Челюсть Девятнадцатого сломалась почти мгновенно.
Бугай с грохотом рухнул в грязь. Из уголка его рта медленно сочилась кровь.
Толпа взорвалась ликованием. Это был настоящий хаос. Но лишь легкая усмешка появилась на лице Шестого.
Он просто вернулся в свой угол и сел.
Беловолосый повернулся к Ирландцу.
– Если они зовут Девятнадцатого Тараканом, как же они кличут его?
Ирландец повернулся к нему и улыбнулся.
– Они зовут его Фирлес – Бесстрашный.
Глава 3. Додд
Слюна стекала из уголка его рта, как у младенца. Он и спал как младенец. В конце концов, кто бы не спал сладким сном на двуспальной кровати королевского размера со старинными простынями, привезенными с Земли? Честно говоря, это был его лучший сон за последние несколько лет.
Пока кто-то не распахнул дверь пинком.
– Фирлес! Просыпайся! Просыпайся, гребаный ты кретин! – орал Вишез. Он был сплошным клубком чистой, неприкрытой тревоги.
Фирлес заслонил глаза от лучей утреннего солнца, мягко освещавших комнату через панорамные, во всю стену, окна, и зевнул.
– Да что тебе неймется? Мне наконец-то приснился такой хороший сон. Я был на пляже Каллисто, покачивался в гамаке с темным пенистым пивом в руке. Еще там был бегающий вокруг гигантский краб, но это не главное…
Вишез швырнул другу одежду, в которой тот был прошлой ночью.
– Одевайся! Мы проспали. Мы должны быть у дома Додда через десять минут.
Фирлес уставился на свою одежду. Затем перевел взгляд на Вишеза.
– А где девочки? – спросил он.
– Здесь их нет. Должно быть, улизнули рано утром.
Фирлес прищурился. Затем ухмыльнулся.
– Сколько ты спал?
– Слишком много.
Фирлес вздохнул.
– Ты опять нюни распускал?
– Ничего я не распускал. У нас была прекрасная интеллектуальная беседа о мебели. – Пьяный туман начал рассеиваться, и Вишез припомнил события прошлой ночи. – А еще о моем отце. Проклятье. Да, похоже, я распустил нюни. Более чем.
Фирлес покачал головой, застегивая мятую, всю покрытую брызгами шампанского рубашку.
– Представить не могу, и почему это она не захотела с тобой спать. Это же мечта каждой девушки – оказаться в безупречном пентхаусе только для того, чтобы парень, который там живет, устроил ей сеанс по Юнгу.
– По Фрейду.
– Что, прости?
– Эдипов комплекс. Это по Фрейду.
Фирлес усмехнулся.
– Да хоть по Сократу, чувак, мне плевать. Тебе нужно просто потрахаться и выпустить пар.
– Не мог бы ты… не мог бы ты просто надеть штаны, пожалуйста? Мы должны были выйти еще десять минут назад. Если опоздаем, Додд разжалует наши задницы. Если вообще есть куда нас разжаловать.
Фирлес натянул черные брюки. И замер. Яростно похлопал себя по задним карманам, но уже понял, что ничего не найдет.