Нижегородские ангелы и демоны. Известные и неизвестные люди Понизовья

Ожидая, что полиция может нагрянуть снова, члены секты устроили завалы на дорогах, разобрали все мосты через ручьи и овраги. И новая экспедиция, предпринятая капитаном-исправником, закончилась весьма печально. «Душители» окружили карету, где он находился, вытащили его оттуда, скрутили руки и повели к дубам, где был растерзан Пахом. Останки его бросили в болото.

Конец шарлатана

Об этом стало известно в Петербурге. Возмущению Александра I не было предела. Он повелел «стереть в порошок оного Кузьку» (ЦАНО)

Вскоре в Макраш прибыл отряд казаков численностью 500 человек во главе с новым исправником. Завалы на дорогах были быстро расчищены, и казаки, как сообщал Титов, «дали залп из холостых ружей» по терюханам, встретивших отряд с дубинами. «Исправник стал увещевать, чтобы они выдали своего Кузьку-бога, обнадеживая их прощением, но мордва не соглашалась… Тогда был дан залп из ружей, от которых мордва и разбежалась».

«Апостол» Григорий был допрошен с пристрастием. Он указал место нахождения Кузьки. Когда его нашли, он трясся, словно в лихорадке. И на допросах во всём признался. Правда, свою вину в убийстве исправника отрицал, сваливал на другого члена секты, терюханина Бакулина. Но это не подтвердилось. Бакулину вырвали ноздри, дали сто ударов кнутом и отправили на каторгу.

А казнь Кузьки-бога происходила в сентябре 1810 года. Терюхан согнали на неё из всей волости. Как писал Михаил Пыляев, Кузька «страшно похудел и поседел, что подало повод мордве утверждать, что истинный, подлинный Кузька-бог взят на небеса, а здесь подменен другим человеком».

После казни Кузьки терюхане примерно лет двадцать ждали его воскресения. Но, увы, их ожидания, не оправдались.

ИОСАФАТ БАТУРИН (годы жизни неизвестны) и МОРИЦ БЕНЕВСКИЙ (1746—1786)

Иосафат Батурин не выдавал себя за «чудесно спасшегося» Петра III, как Емельян Пугачёв, Никита Сенютин, Гаврила Кремнёв, Пётр Чернышов, Федот Богомолов, Кондратий Селиванов и другие самозванцы. Подпоручик (по другой версии, прапорщик) Ширванского полка принадлежал к старинной дворянской фамилии, воспитывался в шляхетском корпусе и окончил его в апреле 1740 года. С этого момента он в армии. Но вскоре вступил в конфликт с полковником Экиным и прапорщиком князем Козловским. Кто-то из них написал донос на Батурина о «противоуправных разговорах с солдатами о Петре Фёдоровиче, и он загремел под фанфары. Батурина приговорили к смертной казни. Правда, потом Военная коллегия смягчила этот приговор, лишив Батурина чина и выслав его на три года в Сибирь на казенные работы.

Батурин писал жалобы за жалобой. Его снова вызвали в тайную канцелярию и теперь уже обвинили в том, что он хотел лишить жизни фаворита Елизаветы Петровны Разумовского. Его приговорили к «крепкому содержанию» в Шлиссельбурге. (ГАРФ).

В 1768 году Батурин послал письмо императрице Екатерине II. Было возбуждено о новое дело, и жалобщика отправили на Камчатку, в Большерецкий острог. Но тут его пути пересеклись с другим авантюристом.

Король Магадаскара

Беневский родился в 1746 году. Национальность его определить трудно: в жилахБеневского бурлил коктейль из австрийской, венгерской и словацкой кровей.

Будущий авантюрист рано начал свою военную карьеру. Когда ему только-только исполнилось 16 лет, принял участие в Семилетней войне на стороне Австрии. Был ранен.

После войны молодой дворянин попытался завладеть землями своей матери, которые она завещала дочерям от первого брака. Попал под суд, но ему удалось бежать. В 1768 году присоединился к польским повстанцам, но был взят в плен русскими войсками. Его сослали сначала в Нижний Новгород, а затем в Казань, но Беневский снова совершил побег. И – вновь неудачно. Конфедерата задержала царская полиция. Его отправили на Камчатку, где он и познакомился с Батуриным.

7 мая 1771 года Беневский и другие ссыльные взбунтовались, убили губернатора, захватили военный корабль и покинули пределы Российской империи. Осенью того же года после многочисленных приключений бунтовщики добрались до португальской колонии Макао.

Дальше путь Беневского и его ближайшего сподвижника Батурина лежал в Европу. Но шторм занёс парусник на Мадагаскар, который европейцам был практически неизвестен. И Беневского с «Петром III» осенила идея: сделать из большого и богатого острова французскую колонию. Людовик XV эту идею поддержал.

В феврале 1774 году авантюристы с небольшим отрядом численностью всего 260 человек высадились на Мадагаскаре. Не встретив никакого сопротивления, они захватили власть. Беневского избрали королем, а Батурина – главой правительства. По другим данным, Батурин погиб ещё в 1771 году.

Но европейцы никак не могли адаптироваться к тропическому климату. Их косили болезни. В числе двухсот французов умер от лихорадки и «русский премьер-министр». Его жена и двое детей проживали в Нижнем Новгороде. И в это можно поверить – фамилия Батурины здесь очень распространенная.

Что касается Беневского, то судьба преподнесла ему ещё немало сюрпризов. Он вернулся в Париж, ему присвоили звание генерала. Потом он подружился с американским посланником Бенджамином Франклином. А вскоре вновь взялся за оружие, сражаясь на стороне Австрии в войне за Баварское наследство. Новый австрийский император, как и французский король, хотя и одобрил проект колонизации Магадаскара, денег на это не выделил. И Беневский в 1783 году получил наконец-то финансовую поддержку от Лондона.

Спустя два года авантюрист отправился на Мадагаскар, где основал новую столицу – Мавританию. Но французы отнеслись к этому крайне негативно. Их эскадра обстреляла позиции англичан, Беневский погиб. Похоронен король Магадаскара рядом Батуриным.

ВАСИЛИЙ БАРАНШИКОВ (1755-начало XIX века)

В 1787 году, в Санкт-Петербурге вышла в свет книга, вызвавшая шок среди читателей. Называлась она «Нещастныя приключения Василия Баранщикова, мещанина Нижнего Новгорода, в трех частях света: в Америке, Азии и Европе с 1780 по 1787 год».

Обобрали меня, обобрали…

Василий Баранщиков родился в семье бобылей Благовещенского монастыря. Дед его, Игнат, владел кожевенным заводом.

В отличие от своих братьев, Андрея и Ивана, Василий Баранщиков «упражнялся в торговом промысле», записавшись в купеческую гильдию. Товар продавал в разных городах (Здесь и далее цитируется по его книге «Нещастныя приключения…» — С, С.-П.)

В январе 1780 года с двумя возами кож он отправился в Ростов Великий. Но здесь его обобрали — еле-еле добрался домой без копейки денег. В Нижнем Новгороде его хотели упрятать в долговую яму кредиторы. И незадачливый купец пешком отправился в Петербург на заработки, чтобы расквитаться с долгами.

Белый раб

В столице Баранщиков договорился с генералом Петром Барабриком «быть на его отъезжающем во Францию с мачтовым лесом корабле матросом». Однако в Копенгагене его обманом заманили на другое судно, следовавшее в Пуэрто-Рико, и заковали в цепи.

Это был корабль датских работорговцев, охотников за живым товаром. И занимались этим промыслом они давно. В их лапы попал и великий земляк Баранщикова, Михайло Ломоносов. Только необычайная физическая сила, смелость и деньги спасли его — он сумел бежать, подкупив тюремщиков. А вот лекарю Федору Каржавину повезло меньше. В качестве белого раба его много лет держали на острове Мартиника, который считался французской колонией.

У Баранщикова денег не было. Никого подкупить он не мог. Его вместе с пятью немцами из Данцига и шведом из Гётеборга держали в трюме. Одна была надежда — на таможенную стражу. Если будет досматривать — пленники признаются, что их похитили. Но капитан датского судна сумел откупиться, досмотра не было.

Когда корабль вышел в море, Баранщикова и других его товарищей по несчастью расковали и заставили работать. Огни Эддистонского маяка растаяли за кормой.

Судно держало курс на Вест-Индию. В июне 1781 года оно пришвартовалось к причалу острова Святого Фомы. Это были тропики: с берега доносился аромат цветущего лавра и сандалового дерева.

Здесь Баранщикова ждал ещё один сюрприз. На него силком надели солдатский мундир и дали другое имя. Поэтому когда он принимал присягу на верность датскому королю, понимал, что тут можно слукавить. Ведь он расписался не своей фамилией.

Но гарнизонная служба на острове Святого Фомы продолжалась недолго. Вскоре сюда прибыло испанское судно, и супруге коррехидора (губернатора, — С.С.-П.) Пуэрто-Рико приглянулся высокорослый солдат атлетического телосложения.

— Мне нужен кухонный слуга для тяжелой работы, — сказала она мужу. — Купи этого московита.

И Баранщиков стал собственностью испанского дворянина. Вернее, собственностью его жены. Она хотела заполучить его в свои любовники.

Пуэрто-Рико

Ранним утром яхта коррехидора бросила якорь в бухте города Сан-Хуан — губернаторской резиденции. Здесь на Баранщикова наложили клеймо — а вдруг сбежать надумает? В планы губернаторши это не входило. Клеймо подскажет, кому он принадлежит, в конце концов.

Работа на кухне была действительно тяжелой. Надо было заготавливать дрова, чистить огромные медные чаны, носить пресную воду, разделывать мясо, выжимать из разных фруктов соки для прохладительных напитков, выносить золу и закладывать в очаг дрова на завтрашний день, чтобы они просохли.

Баранщиков осваивал испанский язык — по-немецки и по-английски он уже кое-что понимал. И однажды его предупредили: слишком уж это подозрительно, не готовится ли он к побегу. А если это так, беглец будет отправлен либо на свинцовый рудник, либо на соляные промыслы, где работают только смертники. Но хозяйка белого раба спустила дело на тормозах.

Прошло полтора года. Наступил сезон дождей. Доносчики не унимались. Дуэнья сеньоры губернаторши, Матильда, которая следила за хозяйством, стала шантажировать свою госпожу, требуя с нее деньги за молчание. Она была в курсе любовных свиданий своей госпожи с белым рабом. При этом гонорары все время увеличивались, и супруга коррехидора решила избавиться от Баранщикова. Она упросила мужа освободить его. Тот выполнил её волю.

И вот Василий — свободный человек. Он нанимается матросом на генуэзскую бригантину. Его покровительница тайком передаёт ему кошелек с деньгами.

Неудачный побег

1784-й год экипаж бригантины встретил неподалёку от Гибралтарского пролива. Но тут Баранщикова ждало ещё одно испытание. На его судно напали пираты. Это были турки. Они, не встретив сопротивления, в считанные минуты овладели бригантиной. Капитана убили, а матросов заковали в кандалы. Одних определили гребцами на галеры, а Василию снова отвели роль кухонного работника.

Но, оказавшись на берегу, Баранщиков сбежал. Шел, куда глаза глядят, втайне надеясь на счастливый случай. Увы, напрасно. Посланные за ним приспешники эффенди Али-Магомеда нашли Василия в караван-сарае и привели его к хозяину.

— Почему ты задумал бежать от меня? – спросил он. — Разве тебе не хватало пищи? Разве тебе плохо жилось?

Баранщиков знал, что побег жестоко карается. Маячил смертный приговор, и беглец пытался оправдаться. Бил себя в грудь, заявляя, что заблудился. Но ему, конечно же, не поверили. Приговор был суровый: сто палок по пяткам. После этого целый месяц Василий передвигался только ползком.

Вторая попытка

И все-таки он сбежал снова. На базаре смешался с разноплеменной толпой, добрался до портового города Хайфы. И тут увидел корабль с греческим флагом. Нанявшись на него матросом, Баранщиков попал в Яффу, а затем и в Иерусалим. После этого путь его лежал в Стамбул.

Два месяца поработал он здесь грузчиком. Российский консул его не принял. Общение с российскими купцами закончилось тем, что нижегородца как шпиона попросту сдали полиции. И стал Баранщиков… янычаром. Выбора попросту не было: либо смерть, либо служба наемником.

Янычару надо было жениться. Василию подыскали невесту, которую он видел только в чадре. Но зато ему позволили переселиться в дом будущего тестя, турка Махмуда. Вскоре состоялась и свадьба. Но жена шпионила за «урусом» и обо всем, что он делал или собирался сделать, докладывала отцу. Хотя никакого криминала за ним замечено не было. За девять месяцев пребывания в янычарском войске Баранщиков нёс караульную службу. Зато научился говорить по-турецки.

И тут счастье, наконец, улыбнулось. Он встретил русских дипломатом, направлявшихся в Россию. Они взять его с собой не могли, поскольку на границе сразу же возникли бы лишние вопросы, но растолковали Баранщикову, как через Стамбул попасть на Балканы. И Василий сбежал со своей службы прямо во время янычарского парада. На этот раз побег был успешным.

За долги расплатился гонораром

Он прошёл Болгарию, Румынию и Польшу и был задержан на границе России секунд-майором Стояновым. Тот отправил Баранщикова на родину.

Но кредиторы требовали уплаты долга, а он к тому времени составлял 230 рублей. Пришлось продавать дом, а оставшуюся сумму нужно было погашать «на казенной работе» — на соляных варницах в Балахне. Так постановил городской магистрат, где старостой был… брат Василия Андрей.

Баранщиков обратился за помощью к нижегородскому епископу Дамаскину (Рудневу). Тот пожаловал ему 5 рублей и выхлопотал пропуск до Санкт-Петербурга. Здесь путешественник сумел издать свои «Нещастныя приключения…».

Книга вызвала огромный интерес и за три года выдержала четыре издания. Автор её получил гонорар, денег хватило, чтобы рассчитаться с ростовщиками. Каторжной работы на варницах Василий Баранщиков избежал. Вся его жизнь и без этого была каторгой.

НИКОЛАЙ ЛОБАЧЕВСКИЙ (1792 или 1793—1856)

Покидая наш мир, Николай Иванович Лобачевский, который и не Иванович вовсе, оставил нам столько загадок, сколько можно провести из одной точки прямых линий, не пересекающих других прямых. – самый главный постулат неевклидовой геометрии, геометрии нашего искривленного пространства, геометрии Лобачевского. Который, между прочим, и не Лобачевский.

Родео у парадного подъезда

Однажды прямо к парадному подъезду Казанского университета прибрела чья-то корова. Буренка внаглую поедала траву, которую постригал садовник, да еще и методично позванивала колокольчиком, и такого студент Лобачевский просто стерпеть не мог. Реакция его была мгновенной. Он оседлал рогатую, а она давай брыкаться, и наезднику пришлось укрощать строптивую.

Сокурсники Николая лежали впокат от хохота, наблюдая эту вольтижировку. Впрочем, Лобачевский привлек внимание не только их, но и ректора. Тот покачал головой и распорядился, чтобы проказника посадили в карцер.

Таких случаев, где фигурировал Лобачевский, университетская история хранит с десяток, если не больше.

— Да из тебя со временем выйдет настоящий разбойник! — не выдержал кто-то из преподавателей.

— Не разбойник, а математик, — поправил его студент.

Хотя то, что сотворил Лобачевский потом в самой точной науке выглядело форменным разбоем…

Характеристика на присвоение ему звания кандидата в профессора была не совсем положительной: «Позволяет мечтательное о себе самомнение, упорство, неповиновение, грубости, нарушения порядка и отчасти возмутительные поступки». А кроме того, как отмечал инспектор, «явил признаки безбожия» (Белл Э. Т. Творцы математики. Москва, издательство»Просвещение», 1979).

Сплошные загадки

Точно так же напроказничал Николай Лобачевский и со своей биографией. В одних документах значится, что родился он в Макарьевском уезде Нижегородской губернии, в других — в Ардатовском уезде, в третьих — в самом Нижнем Новгороде. Отец, Иван Максимович Лобачевский, как указывал студент, якобы умер в 1797 году, когда Николаю было всего пять лет. А он между тем был жив и совсем не думал о смерти. Вот и разберись, где правда, где вымысел, где просто розыгрыш.

Не до конца разобрался в этом и наш нижегородский математик Дмитрий Гудков, выпустивший в 1992 году книгу «Н. И. Лобачевский. Загадки биографии» (Нижний Новгород, издательство ННГУ).

На деле дата рождения Николая Лобачевского зачем-то и кем-то сфальсифицирована. Он появился на свет не 20 ноября 1792 года, а почти на год позже — 22 октября 1793-го. Но зачем нужно было искусственным образом состарить будущего математика? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вернуться в то далекое время, удаляющееся от нас, как прямая линия, нацеленная в бесконечность.

Сын землемера? Или офицера?

Дмитрий Александрович Гудков однозначно утверждает, что настоящим отцом Николая Ивановича Лобачевского был землемер Сергей Степанович Шебаршин (или Шабаршин). Мать будущего ученого, Прасковья Александровна, связала свою судьбу с ним после того, как ушла от мужа, Ивана Максимовича Лобачевского. Жизнь у них почему-то не заладилась, хотя они сохранили дружеские отношения, а развод не оформляли. Скорее всего, потому, что в то время добиться его было нелегко, да и статус «незаконнорожденный» во многом ограничивал ребенка в его правах.

У Николая было два брата. Отцом их, как считает Дмитрий Гудков, тоже был землемер Шебаршин, геодезист Сената. Но почему же тогда математик уже в зрелом возрасте пишет о том, что является наследником «обер-офицера»? Снова розыгрыш? Но Николай Иванович давным-давно остепенился… В общем, еще одна загадка, ответа на которую нет. Землемер Шебаршин умер в 1797 году. Когда мать стала жить под его крышей, и что было до этого, одному только Богу известно.

Непонятно и для чего нужна была приписка в возрасте. После смерти Шебаршина мать Лобачевского с тремя детьми переезжает в Казань, где определяет мальчишек в гимназию за казенный счет. Чтобы поступить туда, по её словам, Николаю не хватало года. Его и добавили, выправив метрику.

Но тут вопрос на вопросе. Николаю на тот момент было с учётом приписки 9 лет, а младшему, Алексею, всего семь. Но он тоже стал гимназистом.

Дети индиго

В 1804 году старший класс Казанской гимназии №1 был преобразован в университет. Николай Лобачевский и его старший брат Александр стали студентами.

Оба были безумно талантливы. Особенно Александр. Ему прочили большое будущее, но он не оправдал надежд. Вмешался неумолимый рок: Саша Лобачевский утонул, купаясь в реке. Двух гениев с одной фамилией история, кажется, не знает.

А Николай после смерти брата учится как бы за двоих. Успешно осваивает естественные науки. А когда в университет пришел преподавать известный ученый Мартин Бартельс, друг и наставник выдающегося немецкого математика Карла Фридриха Гаусса, блестящие способности Лобачевского раскрылись именно в этой сфере познания. В 1811 году ему присваивают степень магистра по физике и математике и оставляют при университете. Спустя три года он становится адъюнктом, а затем профессором.

«Университет причиняет вред»

Лобачевский начинает читать лекции студентам, но недолго. Вскоре его избирают членом училищного комитета, который должен был по уставу управлять всеми делами, касающимися гимназий и училищ округа. Заниматься непосредственно наукой ему некогда. Преподаёт только астрономию, заменяя отправившегося в кругосветное путешествие Ивана Симонова.

Тем временем атмосфера в университете накаляется. Нужно было срочно искоренять «вольнодумие», которое, как считал царь, насаждали преподаватели. Член Главного правления училищ, сын автора знаменитого учебника арифметики Магницкого, Михаил Леонтьевич, докладывает Александру I: «Казанский университет причиняет общественный вред полуученостью образуемых им воспитанников», а посему «подлежит уничтожению в виде публичного его разрушения (Фортунатов Ф. Памятные записки вологжанина. Русский архив», 1867, №12).

Но учебное заведение не закрыли. Государь сделал финт ушами. Взял и назначил Магницкого на должность попечителя, который начал свою деятельность с увольнения девяти профессоров. Студенты были переведены на казарменное положение.

Лобачевский, избранный деканом физико-математического отделения, до поры, до времени молчит. Преподаёт математику вместо уехавшего в Дерпт Бартельса, физику, астрономию и геодезию, пишет два учебника для гимназий — «Геометрию» и «Алгебру». Но оба учебника так и не увидели свет. Первый раскритиковал академик Фусс, а второй не напечатали просто из-за отсутствия бумаги.

В это время конфликт Лобачевского и Магницкого из скрытого перешёл в активную фазу. Магницкий жалуется высокому начальству: Лобачевский нарушает инструкции, проявляет дерзость. Попечитель устанавливает скрытый надзор за непокорным деканом. Однако и в этих, унижающих человеческое достоинство условиях, Николай Иванович находит время для творчества. И его искания завершаются гениальным открытием.

Он всех достал

Деятельностью Магницкого были недовольны многие. Николай I лично занялся расследованием его войны с Казанским университетом. Обнаружилось, что он вдобавок ко всему растратил казённые деньги. И император его уволил. Более того, его имение было конфисковано.

Магницкого выслали в Ревель. Но он и там не успокоился. Настрочил необоснованный донос на Михаила Сперанского, а в 1859 году за донос на бессарабского и новороссийского генерал-губернатора Михаила Семёновича Воронцова был выслан вторично. На этот раз – из Одессы в Херсон.

Умер он в 1844 году, снова вернувшись в Одессу, когда Воронцов был назначен наместником на Кавказе.

Непризнанный гений

23 февраля 1826 года Лобачевский знакомит научную общественность со своей работой «Сжатое изложение начал геометрии со строгим доказательством теоремы о параллельных». Она произвела на ученых впечатление разорвавшегося порохового склада, поскольку камня на камня не оставляла от геометрии Евклида.

Математики не раз уже покушались на Евклидовскую геометрию. Это было идеальное учение, окаменевшее в своем совершенстве. Но оно требовало идеальных инструментов измерений и идеального пространства. Увы, такого пространства ни на Земле, ни в Космосе нет. Как показывает практика, сумма больших треугольников не достигает 180 градусов, а четырехугольника — 360. Такова действительность, и Лобачевский вернул геометрии её первозданный смысл, то есть обратился к системам реальных измерений.

Увы, исследования великого математика находились за пределами понимания современников. Одни игнорировали его, другие встречали насмешками. Работа Лобачевского «Сжатое изложение начал геометрии», переданная на отзыв казанским профессорам, так и не получила никакой оценки и спустя 8 лет была сдана в архив. А в 1834 году в журналах «Сын Отечества» и «Северный архив» появилась статья за подписью «С.С.», в которой говорилось: «Истинная цель, для которой г-н Лобачевский сочинил и издал свою „Геометрию“, есть просто шутка или лучше сатира на ученых-математиков, а может быть, вообще на ученых» (Н. В. Марков, Н. И. Лобачевский – великий русский ученый. Москва, издательство «Знание», 1956.

А дальше – тут уже чувствовался слог незабвенного Фаддея Булгарина – следовали намеки на то, что у Лобачевского с головой не всё нормально: «Как можно подумать, чтобы г-н Лобачевский, ординарный профессор математики, написал с какой-нибудь серьезной целью книгу, которая немного бы принесла чести и последнему школьному учителю! Если не ученость, то по крайней мере здравый смысл должен иметь каждый учитель, а в новой геометрии нередко недостает и сего последнего» (там же).

Выдвину гипотезу: за инициалами «С.С.», вероятно, скрывались Степан Бурачек и Семен Зелёный – ученики академика Михаила Остроградского. А тот, похоже, просто завидовал гениальности и проницательности Лобачевского.

Его Вселенная

Он умер непризнанным. Только спустя много лет учёные стали сравнивать Лобачевского с Колумбом. Дескать, оба открыли новые миры и не испугались их причудливых очертаний. Сравнивали с Коперником, который низверг Птолемея. А кто-то назвал геометрию Лобачевского звёздной. И это справедливо. Она подразумевает бесконечные расстояния, а где, как не в Космосе, можно вести о них речь?

Звёздная геометрия предвосхитила и теорию относительности Альберта Эйнштейна. За много лет до него Лобачевский писал, что в природе мы познаем лишь движение, а пространство вне него не существует. «Время есть движение, измеряющее другое движение»» – такова его формула, которая, собственно, и является стержнем теории относительности. (Лобачевский Н. И. Полное собрание сочинений в пяти томах. Москва, государственное издательство технико-теоретической литературы, 1946—1951).