Неуловимый корсар

Глава 5. Праздник в сиднейских доках

Хозяин «Сентенниал-Парк-Отеля» оказался далеко не таким философом, как его постояльцы. Взбешенный, он бродил по улицам города в поисках офицеров правопорядка. Все полицейские бюро уже были закрыты, и его попытки подать личную жалобу остались безуспешны. Одних он не заставал дома, другие отказывались его принять. А между тем в его глазах дело было нешуточное, – оно касалось доброго имени его заведения. В самом деле, что это за отель, где постояльцы получают анонимные письма, написанные, очевидно, каким-нибудь негодяем, не решающимся действовать открыто.

– Никуда не годится эта полиция! – ворчал он. – Извольте радоваться! Богатый коммерсант должен терпеть проделки какого-то прощелыги, у которого нет ни гроша в кармане.

Последнее обстоятельство, то есть пустота кармана обидчика, представлялось мистеру Литлтингу неоспоримым. Он не мог допустить, чтобы богатый, обеспеченный человек смог бы позволить себе такую выходку.

Но вдруг он оборвал свой монолог, заметив впереди себя трех человек, фигуры которых показались ему знакомыми. Посередине шел высокий, плечистый господин, справа от него другой, поменьше ростом и слегка сутуловатый, слева – юноша.

– Или мне мерещится, или это и есть сам сэр Оллсмайн со своим секретарем Джеймсом Паком и дурачком Силли. Дурак же я буду, если не воспользуюсь случаем, сейчас же подать свою жалобу.

Ускорив шаг, он обогнал шедших впереди и, взглянув искоса на них, убедился, что это действительно были Оллсмайн, Пак и Силли. Они шли на праздник в доках, в надежде схватить там неуловимого корсара.

Не снимая шляпы, так как англичане не менее равнодушны к внешним выражениям почтения, Литлтинг остановился перед Оллсмайном, загородив ему дорогу.

– Здравствуйте, сэр Тоби Оллсмайн!

Начальник полиции с удивлением посмотрел на Литлтинга, обошедшегося с ним так бесцеремонно, но, узнав того, вежливо ответил на его приветствие.

– Мне нужно сказать вам два слова.

– Сегодня вечером я занят. Приходите завтра.

– Завтра меня задержат дела. Я буду говорить сегодня. Это займет немного времени.

Такая настойчивость даже удивила сэра Оллсмайна. Он молча посмотрел на своего собеседника.

– Сегодня вечером, – продолжал Литлтинг, принимая его молчание за согласие, – сегодня вечером кто-то позволил себе подкинуть в комнату одного из моих постояльцев вот это письмо.

И он подал Оллсмайну бумагу, которая так заинтересовала Лавареда. При свете электрического фонаря начальник полиции пробежал письмо глазами.

– Лаваред, – сказал он вполголоса. – Я почему-то помню это имя.

Пак и Силли слегка вздрогнули и обменялись быстрыми взглядами.

– Лаваред, – равнодушным тоном сказал Пак, – этим именем назывался человек, захваченный в Южной, нет, в Западной Австралии… Вы помните… он был замешан в египетском вопросе.

– А, помню, помню! Ну, наверно, другой. Тот сюда не вернется! Однако завтра разберемся.

Такая задержка совсем не нравилась Литлтингу.

– А тем временем разнесется слух о скандале в моем отеле.

– Ах, оставьте меня в покое, – сказал Оллсмайн, начиная терять терпение. – Ведь вам сказано, что сегодня я занят. Скажите вашему постояльцу, чтобы он не беспокоился. Конечно, я и не подумаю отправиться на это дурацкое свидание. А завтра вы расскажете мне о своих подозрениях.

– Я это сделаю сегодня. Мою прислугу я не подозреваю. Прислуга у меня отборная, с наилучшими рекомендациями. Но в помещение господина Лавареда входили трое посторонних: два носильщика и вот этот мальчик.

– Силли?

– Да.

– Ну уж Силли-то тут ни при чем, – живо возразил Джеймс Пак. – Но я позволю себе, господин директор, посоветовать вам не говорить господину Лавареду, чтобы он не ходил на свидание. Может быть, какие-то злоумышленники хотят его ограбить или причинить ему какой-нибудь другой вред. Пусть он отправится в парк, а мы отрядим туда несколько полисменов, чтобы они могли защитить его и в то же время арестовать злоумышленников.

Сэр Оллсмайн склонил голову в знак согласия. Секретарь без церемоний отстранил Литлтинга, и тот остался один, проклиная бездеятельность полиции вообще и сэра Оллсмайна в частности. Но те были уже далеко и не слышали его возмущений.

Праздник в доках становился все оживленнее. Значительная часть набережной была ярко иллюминирована. Гирлянды венецианских фонарей и стеклянных шариков причудливыми арабесками выделялись на темном фоне неба, все архитектурные линии складов сияли электрическими огнями. В промежутках между зданиями были построены балаганы, у которых толпился народ. Гром медных труб, паровых органов и других музыкальных инструментов смешивался в невообразимую какофонию, которая еще больше будоражила веселье толпы, теснившейся у балаганов и лотков разносчиков.

Праздник доков в Сиднее – почти национальный праздник. Поэтому здесь встречаются все классы общества, и почтенная (все «почтенно» в стране, где говорят по-английски) корпорация карманных воров также не забывает почтить этот праздник своим присутствием и любезно облегчает карманы свих сограждан от кошельков, бумажников и ценных предметов, которые те имеют неосторожность брать с собой на праздник.

Оллсмайн и его спутники уже подходили к месту празднества.

– Не отходи от меня, Силли, – сказал начальник полиции. – Если ты увидишь человека, который утром давал тебе афиши, то укажешь его мне.

Силли склонил голову в знак согласия. Все трое замешались в толпу, но в это время перед ними точно из-под земли вырос полицейский агент.

– Ваше превосходительство, – сказал он. – Я сейчас стоял на посту возле цирка Манки, и ко мне подошел какой-то человек, который указал на мужчину, входившего в балаган: «Это корсар Триплекс, – сказал он, – тот самый, кто написал сегодня сообщение сэру Тоби Оллсмайну».

– Где же этот человек?

– Он затерялся в толпе прежде, чем я успел в него всмотреться.

– Какая досада! – с нетерпеливым жестом сказал Оллсмайн.

– Я думаю, ваше превосходительство, что если мы найдем Триплекса, то нам нет никакого дела до этого человека.

– Тем более, – подтвердил Джеймс Пак, – что господин этот не замедлит явиться за получением премии, назначенной за выдачу корсара.

Это замечание, видимо, несколько успокоило начальника полиции.

– Пожалуй, вы и правы, – сказал он. – Ну что же, вы арестовали этого бандита? – прибавил он, обращаясь к полицейскому.

– Нет, я не хотел мешать представлению. Я поставил пока у цирка четырех дюжих молодцов с кастетами и на всякий случай с кандалами. Как бы ни был силен этот Триплекс, ему от них не вырваться.

– Значит, на вид он очень силен?

– Да, он высокого роста и силен, как атлет. У него голубые глаза и большая белокурая борода.

– Наконец-то у нас есть его приметы, – радостно потирая руки, сказал сэр Оллсмайн. – Ну, господа, не станем терять времени, идем к цирку.

Они пошли настолько быстро, насколько им позволяла толпа, и скоро подошли к цирку.

Площадка перед цирком была пуста, а изнутри слышались громкие крики «браво» и аплодисменты. Очевидно, представление было в самом разгаре. У подножия деревянной лестницы, служившей для входа в цирк, неподвижно, как статуи, стояли четыре человека.

– Мои люди, – сказал агент.

– Хорошо, хорошо! Но, вероятно, представление через несколько минут закончится. Не могли бы вы показать мне этого корсара?

– Можно, ваше превосходительство. Я провертел дырочку со стороны, противоположной входу. Угодно вам пожаловать за мной?

Начальник полиции пошел за агентом, и вскоре тот подвел его к небольшому отверстию, вырезанному в полотне балагана.

– Взгляните туда, ваше превосходительство, он сидит в первом ряду, как раз напротив вас.

Оллсмайн взглянул в дырочку и действительно увидел в первом ряду человека с большой белокурой бородой. Начальник полиции даже вздрогнул от радости. Бородач, видимо, наслаждался зрелищем: он оперся локтями на барьер и с улыбкой смотрел на головоломные упражнения клоуна.

– Он и не думает, что его ожидает при выходе, – прошептал Оллсмайн на ухо секретарю.

– По всей вероятности. Откуда же он может знать, что его уже выдали?

Сэр Оллсмайн снова погрузился в свои наблюдения, он испытывал особое чувство удовлетворения. Теперь он видел того врага, который приводил его почти в ужас чудовищной быстротой своих движений и дел.

– Ну, довольно теперь веселиться! – ворчал он сквозь зубы. – Кончились твои шуточки над нами. Виселица скоро избавит нас от них.

Вдруг он замолчал. На арену вышел сам мистер Манки, хозяин цирка, и, поблагодарив «достопочтенных зрителей», объявил, что представление закончилось.

– Скорее к выходу! – приказал Оллсмайн.

Они почти бегом кинулись к выходной лестнице, полицейские были на местах. Джеймс Пак и Силли с любопытством остановились внизу лестницы. Оллсмайн поместился рядом с ними, не замечая загадочной усмешки, которая виднелась на губах у того и другого.

Поднялась холщовая занавеска цирка, и толпа высыпала на верхнюю площадку и стала спускаться по лестнице. Движение было настолько медленно, что начальник полиции мог рассмотреть каждого в лицо. К тому же узнать того, которого они ждали, было особенно легко благодаря его большой бороде.

Толпа начинала уже редеть, а его все не было. Наконец прошли и последние зрители, занавес снова опустился. Цирк был пуст, а корсар Триплекс из него все еще не выходил. От удивления сэр Оллсмайн и его помощники не могли сдвинуться с места. Наконец из груди начальника полиции вырвалось бешеное восклицание, и он бросился вверх по лестнице. За ним взбежали и все остальные. Мистер Манки в своем черном фраке стоял посреди арены, давая указания сторожам, разравнивавшим арену граблями. Он готовился дать последнее представление, пока еще не погасили иллюминацию.

– Позвольте, позвольте, господа! – воскликнул он. – Сейчас будет еще представление, дайте только убрать.

– Дело не в представлении, – проворчал директор. – Нам нужно арестовать негодяя.

– Среди моих артистов нет негодяев.

– А кто вам это говорит? Он был в числе зрителей и должен был выйти отсюда.

– Через дверь! – перебил его с видом оскорбленного достоинства Манки. – По окончании представления я стоял вместе с моими сторожами у двери. Публика полностью вся разошлась.

– Однако мы осмотрели всех, и никто не подходил к его приметам.

– К каким приметам?

– Он высокого роста, с большой белокурой бородой.

– До сих пор? – показывая себе на грудь, пропищал один из клоунов. – Я его видел и подумал еще: «Слишком хороша борода, чтобы быть настоящей!»

– Что?! – вскричали все присутствующие.

– Ну да, борода была фальшивая.

– Фальшивая! – проревел Оллсмайн так, что все даже вздрогнули. – Фальшивая?

– Самая что ни на есть фальшивая. Я обратил внимание на этого джентльмена перед его уходом из цирка. Вдруг он – крик-крак! – сорвал свою бороду и сунул ее в карман.

Начальник полиции даже запыхтел от злости.

– Вы уверены в том, что говорите? – спросил он сдавленным голосом.

– Вполне уверен.

И, подойдя к тому месту, на котором Оллсмайн видел своего неуловимого противника, он проговорил:

– Он сидел вот здесь.

Для большей убедительности клоун ударил ладонью по бархату барьера и вдруг отдернул руку.

– Ай! – вскричал он. – Я чем-то укололся!

Все быстро нагнулись и увидели приколотую к барьеру визитную карточку.

Оллсмайн быстро схватил ее, взглянул и нечеловеческим голосом закричал от охватившего его гнева.

На карточке стояло:

«Корсар Триплекс дает благой совет сэру Оллсмайну:

Нечего пытаться схватить того, кто ВЕЗДЕСУЩ!»

Триплекс не только ускользнул, он еще и посмеялся над своими преследователями.

В это время в цирк вбежал, запыхавшись, полицейский агент и сообщил Оллсмайну, что корсар Триплекс находится в игорном доме Джонса Закома, то есть на другом конце набережной.

Бешенство Оллсмайна достигло крайних пределов. Он обрушился на ничего не понимающего агента градом самых грубых ругательств. Наконец, придя немного в себя и успокоившись, он спросил:

– Как вы его узнали?

– По приметам, разосланным на все полицейские посты агентом Барли, который сейчас находится с вами.

– Каким приметам?

– Высокий рост, голубые глаза, длинная белокурая борода.

Несмотря на бешеные взгляды Оллсмайна, все цирковые служители громко расхохотались. Действительно, это преследование корсара, терявшего и вновь находившего свою бороду, становилось забавным. К тому же в Австралии, как и везде, народ, отдавая справедливость деятельности полиции, тем не менее испытывает тайную нежность к тем, кто ее надувает.

– Хорошо, – сказал Джеймс Пак, предупреждая град новых ругательств из уст своего начальника. – Мне кажется, что теперь мы должны отправиться в этот игорный дом, может быть, если мы поспешим…

Эти слова успокоили сэра Тоби, подарив ему луч надежды. Он покинул цирк и, изо всех сил работая локтями, кинулся вдоль набережной. Все последовали за ним. Вскоре они прибыли к дому с ярко освещенными окнами, где у входа их встретил полицейский, протянувший начальнику полиции письмо.

– Что это такое?

– Не знаю, ваше превосходительство. Какой-то молодой человек дал мне это письмо для передачи вам.

Джеймс Пак снова обменялся с Силли легкой усмешкой.

Оллсмайн лихорадочными движениями разорвал конверт и вытащил оттуда карточку, на которой стояло назойливое имя

«Корсар Триплекс».

А внизу было приписано карандашом:

«Очень сожалею, что не мог подождать вас, сэр Оллсмайн.

Наша встреча должна произойти не у Джонса».

На этот раз начальник полиции даже не ругался. Его даже охватила какая-то боязнь перед этим человеком, который осмеливается шутить со всей сиднейской полицией, поставленной на ноги для его ареста. Сперва он не верил в возможность появления корсара сразу в нескольких местах, теперь ему приходилось убеждаться в этом на опыте. Это граничило с чудом и начинало казаться опасным. Не зная, что предпринять, Оллсмайн замер на месте, пытаясь собраться с мыслями.

В это время к нему подошел человек небольшого роста в одежде рабочего. Из-под старой фуражки с облезлым козырьком выбивались непослушные пряди черных волос. Он бесцеремонно положил руку на рукав Оллсмайна и проговорил:

– Так премия в четыре тысячи фунтов все-таки будет выплачена тому, кто выдаст корсара Триплекса? Это я вам писал сегодня утром, – прибавил он тише.

Глава 6. Зеленые маски

Шеф полиции вместо ответа разразился бранью:

– Вы издеваетесь? Снова хотите сделать из меня посмешище?! Вы ведь знаете, что корсар смеется над нами! Без сомнения, это он вас послал!.. Ну да, конечно… вот возьму сейчас вас и арестую!

Рабочий спокойно переждал этот поток слов. И когда Оллсмайн остановился, чтобы перевести дыхание, он медленно проговорил:

– Если вы мне не верите, то велите одеть мне на руку кандалы и идите за мной. Я проведу вас в тот дом, где сэр Триплекс сидел весь вечер и что-то писал.

При этом предложении гнев Оллсмайна сам собою утих. Предложение рабочего победило его недоверие.

– Вы уверены, что мы его захватим? – спросил он более мягким тоном.

– Да, если мы не станем терять времени. Вы меня понимаете?

– Значит, нам нужно сейчас идти?

– Вот именно.

– Ну, ведите.

Начальник полиции хотел было уже позвать Пака, Силли и своих агентов, но незнакомец удержал его за руку:

– Вы слишком торопитесь. Прикажите мне сначала надеть наручники.

– Вам угодно шутить?

– Нисколько, но все нужно предвидеть. Я не хочу, чтобы в случае неуспеха вы сомневались в моей искренности.

Видя, что Оллсмайн еще колеблется, он добавил:

– Пожалуйста, поскорее, время не терпит.

Действительно, мешкать было некогда. На незнакомца надели колодки. Он с довольным видом взглянул на это украшение, которое всем внушает такой ужас.

– Ну, я готов, – сказал он веселым тоном.

– Идем!

Незнакомец, тяжело ступая, двинулся вперед, остальные последовали за ним. Джеймс и Силли замыкали шествие. Мальчуган положил свою руку на рукав Пака. Его рука заметно дрожала.

– Не бойтесь, Силли, – тепло шепнул тот. – Ведь вы верили в искренность моих слов. Час, о котором я вам говорил, наконец настал.

Мальчик, охваченный каким-то непонятным волнением, поднял на него глаза, полные слез.

– Успокойтесь, на нас могут обратить внимание.

– Да, Джеймс, вы правы, я буду тверд.

– Вы должны быть тверды, Силли. Можете вы идти?

– Да, кажется.

– Подойдем к Оллсмайну. Надобно, чтобы он все время нас видел.

Они пошли быстрее и вскоре нагнали начальника полиции. Место праздника, сиявшее огнями, осталось позади, перед ними лежали темные улицы, в домах все спали. Их шаги громко раздавались в тишине ночи. Иногда им встречался запоздалый путешественник и с боязнью и любопытством всматривался в группу полицейских. Иногда им встречался полицейский патруль, и, когда полисмены узнавали директора, слышались тихие замечания:

– Начальство само принялось за работу. Видимо, что-то серьезное!

Они прошли мимо почтамта – огромного здания в итальянском стиле, с величественной гранитной колоннадой, миновали высокую башню ратуши, а рабочий все шел да шел.

Когда они очутились в предместье, проводник вдруг остановился перед узким и темным переулком.

– Мы у цели, – прошептал он.

Оллсмайн измерил взглядом глубину улицы.

– Здесь?

– Да, метров двадцать отсюда, в маленьком домике. За домом сад и несколько проходов. Надо бы сперва оцепить его.

– Чтобы наша дичь не убежала? Вы правы.

Оллсмайн отдал приказ, и полицейские группами по два-три человека исчезли в соседних улицах. Около начальника остались: один из агентов, Джеймс Пак и маленький Силли. Последний был бледен как смерть и весь дрожал.

– Мы вчетвером встанем возле двери, – сказал Оллсмайн. – У меня есть револьвер. А у вас, мистер Пак?

– И у меня тоже.

– Так идем.

Рабочий вошел в переулок, шел он на цыпочках, стараясь не шуметь. Остальные последовали его примеру.

Пройдя шагов тридцать, проводник остановился перед небольшим домиком с закрытыми ставнями и тяжелой дубовой дверью, около которой был подвешен медный молоток. Между щелями ставен виднелся свет. Рабочий указал на этот свет пальцем. Все поняли значение этого жеста.

Корсар Триплекс был здесь!

Чувство полицейского перед арестом важного преступника похоже на чувство охотника. Все тело Оллсмайна трепетало нервной дрожью. Казалось, он видел своего врага сквозь ставни, пишущим при свете. Он представлял себе его ужас, когда он увидит, что выхода для него нет. В эту минуту Оллсмайн был счастлив. Арест этого человека избавлял его от того крайнего напряжения, в котором он находился все время и который открывал ему путь к новым почестям. Теперь он мог надеяться на все. В его ушах уже звучал титул лорда, титул, который он в своем наивном тщеславии считал как нельзя более подходящим для своей фамилии.

В тишине раздался свисток. Это означало, что дом был оцеплен. Порывистым жестом Оллсмайн выхватил револьвер, а левой рукой схватил молоток, три раза стукнул в дверь и проговорил стереотипную фразу:

– Именем королевы, отворите!

Но даже еще не договорил, как дверь быстро отворилась.

Начальник полиции остолбенел. Он не привык, чтобы преступники с такой готовностью повиновались требованиям полиции. Какие-то тени появились в проеме двери, Оллсмайн, Джеймс Пак, Силли и агент были схвачены чьими-то сильными руками, обезоружены, втащены в дом, и тяжелая дверь со стуком захлопнулась за ними. Оллсмайн не успел прийти в себя, как ему обернули голову куском материи, заглушившим его крики, оттащили его от спутников и понесли по лестнице. Его несли по каким-то залам, коридорам, потом он почувствовал, что его вынесли на воздух. Здесь его поставили на ноги.

– Садитесь! – проговорил чей-то грубый голос.

Он почувствовал, что его втолкнули в карету, которая тут же быстро покатилась. Оллсмайн поднял было руку, чтобы снять с головы материю, но ему не позволили это сделать.

– Не любопытничай! У нас это запрещено.

Тон, которым это было сказано, не предвещал ему ничего хорошего. Из весьма понятной осторожности Оллсмайн притих. Тем не менее он не был лишен возможности слышать и по слуху угадал, что карета выехала за город: под колесами раздавался хруст щебня шоссе, тогда как в городе все улицы были вымощены деревом. Это наблюдение было вовсе не утешительно для пленника. Очевидно, он теперь был в полной власти корсара, а тот своим поведением обнаруживал далеко не нежные чувства по отношению к сэру Оллсмайну. Вместе с тем начальник полиции прекрасно знал, что в Австралии лишь небольшая часть прибрежной полосы пользуется благами цивилизации, а на внутренность материка полиция не имеет никакого влияния, и в этой пустыне, площадью равной Европе и населенной всего тремя с половиной миллионами жителей, действует лишь одно право – право сильного. Очень легко отделаться от врага вне очагов цивилизации. Пустыня не выдает преступников, и в ней нельзя найти свидетелей преступления.

В этих размышлениях было мало веселого. Неудивительно, что по телу Оллсмайна струился холодный пот. В таких обстоятельствах даже храбрейший из храбрых не сохранил бы хладнокровия. Нет ничего ужаснее, как быть во власти врага и знать, что он может убить вас, не боясь ответственности.