Властелин. Книга 1. Свобода, равенство и братство

Пролог

Он стоял на берегу залива. Февральский ветер раздувал полы расстегнутого черного плаща. Обе руки в черных перчатках опирались на золотую змеиную голову, венчающую трость. Казалось, он не ощущает ни колючего мелкого снега, припорошившего его белый парик, ни пронизывающего холода, от которого съежился стоящий поодаль слуга.

Его и на самом деле сейчас мало волновали внешние раздражители. Все его мысли были заняты одним: предотвратить сегодня убийство графа де Сен-Жермен, или не вмешиваться в развитие событий? К сожалению, граф стареет и все с большим трудом выполняет возложенную на него миссию. Сколько он протянет? Год? Два? Десять? В любом случае, это будут годы мучений от старческих болей. Он этого не заслужил. Пусть события идут своим чередом.

Глава 1. Придворный фактор.

Холодным декабрьским днем 1763 года дверь отделения банка Оппенхайма в Ганновере со скрипом отворилась. Клерк, сидящий за конторкой, поднял глаза и увидел невысокого коренастого мужчину, уверенно входящего в помещение. Судя по одежде, он мог быть и высокородным бароном, и богатым магнатом, которые с недавних пор стали подражать в одеянии наследной знати.

Встретившись взглядом с посетителем, клерк сделал непроизвольную попытку привстать, но ноги перестали его слушаться.

– Скажите, в вашем банке есть кто-то, кто разбирается в старинных монетах? – мягкий баритон вошедшего родил в голове клерка лишь набор приятных звуков, смысл которых от него ускользнул.

– Простите, мой господин? – виновато переспросил он.

– Я говорю, мне нужен специалист по старинным монетам. В этом банке есть такой?

– Вам лучше поговорить с господином Бауэром, мой господин. Я его позову.

Клерк постучал кулаком в закрытое деревянными ставнями окошко. Ставни распахнулись, и в окошке показалась голова молодого человека. Темные волосы не могли скрыть его высокий лоб. Узко посаженные карие глаза вопросительно уставились на клерка из-под прямых бровей.

– Вам бы надо выйти, поговорить, господин Бауэр, – скосив глаза в сторону посетителя, произнес клерк.

Молодой человек закрыл ставни и, спустя несколько мгновений, появился за конторкой.

– Я Майер Бауэр, младший партнер этого отделения. Чем могу служить?

– Взгляните на эту монету, господин Бауэр. Что вы о ней скажете?

Молодой человек взял в руки протянутую золотую монету, внимательно осмотрел ее со всех сторон и положил на прилавок.

– Это золотой нобль английского короля Эдуарда Третьего. Очень старая монета, но не очень редкая. Перед Столетней войной их было начеканено сотни тысяч фунтов.

– Я вижу, вы большой знаток, господин Бауэр. Меня интересует ее ценность на сегодня.

– Насколько я знаю, коллекционеры не гоняются за этой монетой, но думаю за десять талеров продать ее можно.

– Неужели? А мне в одной меняльной лавке сказали, что ей красная цена пять талеров.

– Пять талеров – это чистый грабеж, господин…

– Уэлдон.

– Господин Уэлдон, – закончил свою мысль Майер.

– Я вам очень обязан, господин Бауэр. Своей консультацией вы обогатили меня на пять талеров. Могу я, в знак благодарности пригласить вас на обед? Здесь неподалеку неплохой трактир.

«А почему нет? Сэкономлю на обеде несколько пфеннигов», – подумал молодой человек, а вслух сказал:

– Да мне как-то неудобно. Не такая уж большая услуга.

– Никаких неудобств, господин Бауэр. Не люблю быть должным.

– Ну, если вы настаиваете…Я только оденусь.

– Я подожду.

Через пару минут два господина покинули помещение банка и направились к трактиру. Дул пронизывающий ветер. К концу короткого пути Майер успел замерзнуть, чего нельзя было сказать по виду его спутника.

Из пяти столов в трактире, один, в дальнем углу, оказался свободным. Когда новые посетители уселись, трактирщик молча поставил на стол порцию бараньего рагу и глиняную кружку с пивом.

– Нам две порции, – забеспокоился Майер, боясь остаться без обеда.

– Не волнуйтесь, господин Бауэр. Это все вам.

– А вы разве не будете, господин Уэлдон?

– У меня строжайшая диета. Я ем по часам, и только то, что готовит мой повар. Так что не беспокойтесь и приступайте. А я пока задам вам несколько вопросов.

– Ну, хорошо, господин Уэлдон, – сказал Майер, а сам насторожился:

«Какие еще вопросы? Уж не конкурент ли это господина Оппенхайма?».

– Скажу сразу, господин Бауэр, меня не интересует банк вашего патрона. Меня интересуете вы. Вы удовлетворены своим сегодняшним положением?

– Мне еще только двадцать лет, а я уже партнер банка, – ответил Майер, не отрывая взгляда от своего блюда.

Он радовался возможности не смотреть в глаза собеседнику. Уж больно взгляд у него… Майер не мог подобрать слова, какой у него взгляд. Казалось, он проникает в твои мысли и читает там все, как в открытой книге.

– Младший партнер, господин Бауэр. Младший. И это ваш потолок. Выше вам не прыгнуть. У Оппенхайма есть свои сыновья. Они займут его место, а вы так и останетесь «младшим» до конца жизни.

– Что ж поделать? Господин Оппенхайм обучил меня всему, и я плачу ему своей преданностью.

– Это хорошо, что вы умеете быть благодарным. Но если вы хотите круто изменить свою жизнь, я буду ждать вас завтра вечером в сером особняке на Оберштрассе. А теперь мне пора. Спокойно обедайте. Можете заказать еще – за все уплачено.

Когда Майер остался один, у него словно гора с плеч упала. С первого взгляда на своего нового знакомого его не покидало чувство тревоги. Сейчас давление исчезло, а вместо него зародилось любопытство. Что же имел в виду странный посетитель, когда говорил «круто изменить свою жизнь»?

Покидая трактир, Майер смотрел на хозяина: не остановит ли? Не заставит ли расплатиться? Но все обошлось, и молодой человек благополучно вернулся на рабочее место.

И, как назло, здесь его поджидал владелец банка.

– И где ты был? – с упреком в голосе заворчал он, – или ты стал такой важный, что старый Якоб должен за тобой бегать?

– Простите, господин Оппенхайм, но я просто сходил пообедать.

– Пообедать он сходил. Говори, что ты разболтал Уэлдону?

– Ничего. Он меня ни о чем не спрашивал.

– «Не спрашивал». Он тебя за красивые глаза накормил? Майер посмотри мне в глаза.

Майер, не мигая, уставился на своего патрона. В душе он потешался над этой привычкой «дядюшки Оппенхайма». С чего старый банкир решил, что может прочесть ложь во взгляде? Сам Майер неоднократно его обманывал и научился «честно» смотреть в глаза. А в этот раз даже обманывать не нужно.

– Я говорю правду. Он ни о чем не спрашивал, относительно банка, а интересовался старинными монетами.

– Как же я забыл!? Ты же у нас самый главный нумизмат в городе. Сам Уэлдон приходит к тебе за консультацией.

– Простите, дядюшка Якоб, вы его знаете?

– «Дядюшка Якоб», – передразнил старик. – Нет никого на свете, кто бы мог сказать: я его знаю. Ты думаешь Уэлдон – его настоящая фамилия?

– Не знаю.

– «Не знаю». На английском это значит «благодетель». Понимаешь?

– Не совсем, дядюшка.

– Эх… Не побрезгуй советом старика, сынок, держись от него подальше.

– Хорошо, дядюшка.

– «Хорошо, дядюшка». Забыл, зачем ты мне был нужен…, а, вспомнил! Найди мне завтра к вечеру три тюка вот такого сукна.

Старый банкир вынул откуда-то из-под полы кусок ткани и вручил Майеру. Тот, взглянув на образец, убрал его в карман.

– Хорошо, господин Оппенхайм.

– И смотри, не переплати.

– Хорошо, господин Оппенхайм.

Весь следующий день Майер мотался по городу в поиске поставщика ткани. Казалось бы, чего проще: приди в любую лавку и сделай заказ. Любой купец руками и зубами ухватится за такое выгодное дело. Но беда в том, что все в городе знали, на кого работает молодой Бауэр, и хотели извлечь максимальный гешефт.

Поначалу, Майер легко боролся с жадностью купцов. Он приходил в первую попавшуюся лавку и узнавал цену. Ничего не обещая первому купцу, он шел к следующему и в разговоре «ненароком» упоминал о предыдущем предложении. Обойдя всех купцов, он добивался действительно минимальной цены. Однако вскоре его хитрость раскрылась, и торговцы договорились о пороге снижения.

Договориться-то они договорились, но «лакомый кусок» отдавать в чужие руки никому не хочется. Поэтому каждый купец завершал свой разговор с «уважаемым господином Бауэром» примерно одинаково:

«Дешевле вы не найдете, господин Бауэр. И учтите, только ради вас, я могу еще чуть-чуть скинуть».

По привычке, обходя купцов, Майер в пол-уха слушал их предложения, машинально отвечал, но все мысли его были заняты другим. Он решал, принять ему приглашение Уэлдона или забыть об этом странном человеке, как советовал дядюшка Якоб.

В конце концов, пока ты молод, у осторожности нет шансов победить любопытство. Двадцатилетний Майер не стал исключением. Уже затемно он заглянул в банк, доложил патрону о результатах и, не заходя домой, отправился искать серый особняк на Оберштрассе.

На этой небольшой улице особняк из серого тесаного камня был единственным среди краснокирпичных домов. Даже искать не пришлось. Молодой человек подошел к подъезду и постучал в тяжелую дубовую дверь прикрепленным к ней молоточком.

Дверь открыл слуга, держащий подсвечник в одной руке. Он молча отодвинулся вглубь, пропуская Майера внутрь дома. Три свечи в подсвечнике выхватывали из темноты небольшие освещенные куски окружающего пространства. Вот лестница, вот коридор, вот дверь справа, вот дверь слева, вот дверь спереди. Слуга распахнул эту дверь, и за ней оказалась светлая большая комната со столом, накрытым на две персоны.

– А, Майер! Рад, что ты принял мое приглашение, – хозяин дома встречал едва знакомого молодого человека, как давнишнего друга, однако его радушие не показалось Майеру напускным.

– Вы хотели о чем-то со мной поговорить, господин Уэлдон?

– Не спеши, пообедай. У тебя был трудный день. Ты ведь с утра ничего не ел?

– Откуда вы знаете?

– О, мальчик мой, я много чего знаю.

«Мальчик мой» – это уж слишком, подумал Майер, усаживаясь за стол, – так меня только отец называл».

– Может, тебя шокирует мое обращение, Майер? Ты только скажи.

– Что вы, господин Уэлдон! Вы можете меня называть, как вам будет угодно.

– Хорошо. Тогда советую тебе начать вот с этого бульона.

Пока Майер с аппетитом поглощал одно блюдо за другим, хозяин дома лишь едва притронулся к непонятной желеобразной массе в своей тарелке. При этом он беспрестанно рассказывал веселые анекдоты из жизни знакомых Майеру персонажей. Под разговор молодой человек не заметил, как оказался не в состоянии проглотить последний кусок. Только теперь он понял, что означает выражение «наесться до отвала».

– Надеюсь, ты перекусил? – заметив состояние гостя, осведомился хозяин.

– Не то слово, господин Уэлдон. Никогда в жизни не ел так вкусно и так много.

– Тогда давай перейдем в кабинет и поговорим.

Уэлдон поднялся первым. Одновременно с его движением слуга распахнул дверь в смежную комнату, и взору Майера открылся кабинет. Вернее, «открылся» только большой дубовый стол, покрытый зеленым сукном. Двух свечей, стоящих на столе, не хватало, чтобы осветить стены кабинета, но было достаточно, чтобы очертить контуры стула, стоящего перед столом.

Войдя в кабинет, Уэлдон уселся за стол, а Майеру жестом предложил занять стул. Какое-то время хозяин молча смотрел в глаза своего гостя. Майер почувствовал, как его покидает напряжение и просыпается необычайное доверие к этому необыкновенному человеку.

– Как ты думаешь, мальчик мой, Оппенхайм – богатый человек? – слова хозяина прервали благостные мысли и настроили на деловой лад.

– Да, очень.

– Почему ты так думаешь?

– Я не знаю ничего, чтобы он не мог купить. Я думаю, он самый богатый еврей в Саксонии. Ведь он ведет финансовые дела самого курфюрста Саксонского и пользуется его покровительством.

– А ты не хотел бы вести дела какого-нибудь владетельного князя?

– Что толку хотеть? Придворными евреями становятся редкие счастливчики.

– В этом мире нет ничего невозможного, мальчик мой. А стать придворным фактором, не такая уж сложная задача. Особенно, если я тебе в этом помогу.

– Простите меня, господин Уэлдон, но почему вы будете мне помогать? Я имею в виду, почему я? Вы ведь собираетесь помогать мне не просто так?

– Не скрою, у меня есть на твой счет определенные планы, но они не станут для тебя слишком обременительными. И первая твоя задача – стать придворным фактором Гессенского дома.

«Стать придворным фактором Гессенского дома», – эхом зазвучала эта фраза в голове Майера, – об этом мечтал каждый еврей его родного франкфуртского гетто. Йозеф Мозес, главный придворный еврей принца Гессена, графа Ганау Вильгельма считался кем-то вроде небожителя. Неужели и он, Майер Бауэр, может надеяться на такое счастье?

– Но как мне войти в Гессенский дом? – решился на вопрос молодой человек, еще боясь поверить в реальность недостижимой мечты.

Не отвечая на вопрос собеседника, Уэлдон выдвинул ящик стола, вынул золотую монету и выложил ее на стол. В сумрачном свете Майеру показалось, что он уже видел вчера такой же золотой нобль, но, приглядевшись, понял: монета другая. Майер перевернул монету. Никогда в жизни он такой не видел. Зато много о ней слышал. За этой монетой охотятся все коллекционеры мира. Золотой флорин Эдуарда Третьего. Ее еще называют «двойной леопард». По изображению леопардов Майер и догадался, что это за монета. Он поднял взгляд и, всем видом выражая вопрос, взглянул на хозяина дома.

– Да, да, мальчик мой. Это именно та монета. Я слышал, молодой граф Ганау,– заядлый коллекционер. Как ты думаешь, заинтересуется он «двойным леопардом»?

– Любой коллекционер душу дьяволу продаст, чтобы завладеть этой монетой.

– Души его дьяволу не надо, – с улыбкой произнес Уэлдон, – а вот получить его душевное расположение к тебе – будет в самый раз. Я тебе дам еще несколько редких монет. Перед таким «оружием» принц не устоит.

– Хорошо, стану я придворным евреем. Что потом? Что мне делать потом?

– Для начала, сделаешься ему полезен. Возьмешь у него несколько неликвидных векселей и привезешь их на биржу в Амстердам. Зарегистрируешься на бирже, и будешь ждать. К тебе подойдут мои помощники и все сделают.

– Вы сказали «сначала», значит, есть продолжение? Я ведь должен что-то делать еще? Я хочу сказать, должна же быть какая-то цель. Чего я должен стремиться достичь?

– Цель простая: богатей. Иногда к тебе будут приходить с просьбами мои посланцы. Считай, что это мои просьбы. Вот и все. Трать на себя и свою семью, сколько захочешь, но не забывай, чьи это деньги. Надеюсь, справишься?

Майер задумался. Уж слишком заманчивое предложение. Можно ведь воспользоваться монетами, стать придворным евреем, а про все остальное благополучно забыть. Никаких конкретных результатов от него не требуется, значит, и спросить не за что.

– А как я узнаю, что посланцы прибыли от вас?

– Тебе покажут вот такой знак.

Хозяин вынул запечатанный конверт из лежащей на столе книги и положил его перед гостем сургучной печатью наверх. На печати был изображен глаз, расположенный внутри кольца. Приглядевшись к кольцу, можно понять, что это змея, схватившая пастью себя за хвост.

– Я должен что-то подписать?

– Думаю, это лишнее. У меня достаточно способов наказать тех, кто собирается меня обмануть.

Произнося последние слова, хозяин посмотрел в глаза Майера. Жуткий страх начал окутывать сознание молодого человека. Он уже хотел от всего отказаться и бежать из серого особняка. Не нужно ему ничего. Лучше он останется на всю жизнь младшим партнером дядюшки Оппенхайма. Однако через несколько мгновений страх прошел, и нахлынула волна стыда за свою слабость. Майер почувствовал, как покрылся потом, и это его еще больше смутило.

– Я вас не подведу, мой господин, – только и смог вымолвить он. – Когда мне возвращаться во Франкфурт?

– Не торопись. Скоро дела у твоего «дядюшки» пойдут на спад, тогда он сам тебя рассчитает. Думаю, отступные тебе не помешают? А теперь можешь идти.

Майер встал и направился к выходу.

– Ты забыл монеты.

– А нельзя, чтобы они полежали у вас, пока господин Оппенхайм меня не рассчитает? – обернувшись на выходе, спросил молодой человек.

– Нет. Меня здесь вскоре не будет, а тебе пора привыкать к ответственности.

Майер вернулся к столу, забрал мешочек с монетами и двинулся к двери. Но оклик хозяина дома заставил его остановиться еще раз.

– Постой, Майер. Скажи, а что это за красная табличка висит над твоим домом во Франкфурте?

– Как вы узнали? – резко обернулся удивленный юноша.

– Скоро ты перестанешь удивляться, а пока ответь на вопрос.

– Я не знаю. Сколько себя помню, она всегда там висела. Почему вас это заинтересовало?

– Понимаешь, Бауэр – слишком распространенная еврейская фамилия. Когда о тебе заговорят, я должен точно знать, что это – о тебе, а не о другом Бауэре. Вот я и подумал: красная табличка – Ротшильд – свежо и оригинально.

– Ротшильд? – Майер пробовал новое слово в разных сочетаниях, – я не знаю, что сказать.

– Ты подумай. Я не настаиваю.

– Хорошо, я подумаю.

Как и предсказывал Благодетель, дела в банке Оппенхайма не заладились. Сначала пришла плохая новость из Вены. Давняя тяжба с императорским домом закончилась не в пользу Опенхаймов. Им не только не вернули долги, но и конфисковали остальное имущество.

Дурной пример заразителен. Один за другим немецкие владетельные бароны затягивали с выплатой своих долгов «придворному фактору». Доходило до того, что «дядюшке Оппенхайму» нечем было выплачивать жалование своим служащим.

Все чаще патрон намекал Майеру, что он слишком дорого обходится отделению банка. Младший партнер делал вид, что не понимает намеков и собирался дождаться весны. Но дела в банке шли все хуже и хуже. Майер начал сомневаться, что в таких условиях сможет получить хоть какие-то отступные, и он решился на разговор с «дядюшкой».

– Я понимаю, что становлюсь вам в тягость, господин Оппенхайм. Тяжелее этого для меня ничего нет, ведь вы так много для меня сделали. Если бы у вас нашлось для меня двадцать талеров отступных, я бы уже завтра отправился домой.

– Хорошо, что ты сам об этом заговорил. Я и не знал, как тебе сказать. Но, Майер, двадцать талеров – это же очень много!

– А сколько не очень много, господин Оппенхайм?

– Сколько? Ну, хотя бы десять…

«Десять талеров! Я и рассчитывать не мог, что «дядюшка» так расщедрится. Может, и не настолько плохи его дела?».

– Мне ведь ехать в такую даль, – решил доиграть свою роль Майер, – да и на новом месте нужно как-то устраиваться. Может, пятнадцать талеров будет в самый раз?

– «Устраиваться ему нужно». Ладно, договорились, – облегченно произнес банкир.

Уже через день Майер Бауэр трясся в почтовой карете, направляющейся во Франкфурт. В его маленькой походной сумке лежало целое состояние – пятьдесят талеров. К «дядюшкиным» пятнадцати талерам добавились еще тридцать пять, которые младший партнер сумел скопить за четыре года работы в банке. Но главное его богатство – коллекцию монет – Майер не стал укладывать вместе с остальными деньгами. Уж очень это рискованно – везти такую ценность в простой сумке. В дороге всякое может случиться.

Три месяца назад, после встречи с Благодетелем Майер вошел в свою съемную каморку в мансарде небольшого доходного дома и задумался, где спрятать монеты. Зашить в подушку или матрац? Но там будут искать в первую очередь, если решатся ограбить. Оторвать доску пола и спрятать под ней? А вдруг жильцы первого этажа затеют ремонт и начнут менять потолок? Нет, монеты нужно хранить при себе. Майер сшил себе специальный пояс. Каждая монета помещалась в отдельный кармашек, сам пояс застегивался на талии с помощью крючочков и петелек.

Сейчас этот пояс оказался как нельзя кстати.

Шесть дней в дороге прошли без особых приключений, если не считать бесконечную тряску и ночевки на почтовых станциях за приключение.

От троих остальных пассажиров кареты Майер держался подальше. Не то чтобы они ему не нравились. Вернее, не нравились, конечно, но только двое. Молодые знатные выскочки. Расфуфыренные франты. Индюки надутые. Ну почему такие нравятся женщинам?

В том, что они нравились третьей пассажирке кареты, Майер не сомневался. Она благосклонно принимала ухаживания обоих франтов, смеялась над их тупыми шутками. В первый день путешествия, когда фонтан шуток обоих выскочек иссяк, девушка посмотрела на Майера и спросила:

– А вы почему молчите, молодой человек?

Майер поздно понял, что вопрос обращен к нему. Он поднял взгляд на девушку. На него смотрело милое, улыбающееся личико и ждало ответа. Вместо того чтобы выдать какую-нибудь остроту, он залился краской и невнятно промямлил:

– Я ни… мне нечего сказать.

Улыбка с лица девушки исчезла. После этого он стал для нее и индюков пустым местом. Они для него – тоже. Ну, кроме девушки. Всю оставшуюся дорогу он надеялся, что она еще раз задаст вопрос. Он приготовил несколько острот и анекдотов на такой случай. Но случай не представился до самого Марбурга, где прекрасная незнакомка благополучно сошла.

Отсутствие девушки превратило остроумных расфуфыренных индюков в угрюмых сычей, которые ни слова не проронили до самого конца поездки. Украдкой наблюдая за молодыми франтами, Майер видел, как они страдают, и это его забавляло. Оказывается, он правильно себя вел! Оказывается, чтобы не страдать, не надо влюбляться.

Шесть долгих дней в дороге позади. Он на пороге родного дома. Пустого дома. Совсем пустого. Ничего, кроме стен. Выяснять, кто растащил мебель, Майер не стал. Наверняка, это его кузены. Не от хорошей жизни они опустошили его «гнездо». Пусть пользуются, а он не обеднеет, если истратит пару талеров на обустройство.

Весь первый день ушел на решение житейских вопросов. Закупить дрова, кое-какую мебель, постельное белье, письменные принадлежности. Зато к вечеру его дом снова превратился в жилой.

Закончив с обустройством, Майер обошел своих родственников и сообщил, что вернулся. Везде его встречали настороженно: каждый что-то утащил для себя из дома под красной вывеской. Только когда выяснялось, что претензий молодой Бауэр не предъявляет, радость родственников по поводу его возвращения становилась искренней.

На следующий день Майер приступил к исполнению своего плана, который созрел еще по дороге и состоял из двух пунктов. Первым пунктом он собирался написать письма всем известным ему нумизматам, кроме одного. Этот один должен был узнать о коллекции из слухов и заинтересоваться ей. Вот тогда вступит в действие пункт два.

Майер уселся за стол и принялся сочинять текст письма. Это было не сложно. За время работы в банке Оппенхайма он составил не менее сотни деловых писем.

Текст письма получился таким:

«Имею честь предложить Вам коллекцию редких монет в составе: (далее идет перечисление монет). Понимая, что эта коллекция бесценна, я не могу для Вас выставлять непомерную цену. Но и отдавать ниже цены, за которую я приобрел эту коллекцию, не вижу возможности. Сведя вместе обе причины, готов расстаться с уникальной коллекцией за 5 000 (Пять тысяч) талеров. С уважением…».

Осталось вписать обращение к адресату и поставить подпись. Первое же письмо он подписал: «Майер Ротшильд».

Майер не рассчитывал получить ответ хотя бы от одного респондента. Он надеялся на распространение слухов. Нигде, кроме, как в письмах, он даже не упоминал фамилии Ротшильд. Значит, если на улице зазвучит эта фамилия, первый пункт плана можно считать выполненным.

Выждав пару дней, Майер начал бродить по рынкам и площадям города. Выходил за город и слонялся по окрестностям Ганау – резиденции принца Гессенского. Он бродил и прислушивался, бродил и прислушивался.

Чтобы дом во время его отсутствия не оказался пустым, он нанял за малые деньги одного из своих племянников.

Неделя прошла без всякой реакции на письма. Наконец, вернувшись домой на исходе седьмого дня, Майер услышал долгожданный отчет племянника:

– Приходил какой-то генерал, дядя Майер.

– Генерал? Откуда ты знаешь, что он генерал?

– Он сам сказал, что он генерал Фи…, Фо… Не помню. Он записку написал.

Майер нашел записку на столе. Она не была многословной. Коротко, по-солдатски в ней значилось: