Мутное время. Записки советского офицера
Собровцы в долгу не остаются. У них оружия никак не меньше. И они тоже за стволы схватились. Рассредоточиваются. Позиции занимают. Они, кстати, давно проработали тактику действий на такой случай – были уверены, что рано или поздно противостояние случится. Уже появляются в их руках ручные противотанковые гранатомёты и автоматический гранатомёт АГС-17, ингушские БТРы берутся на прицел. В общем, впереди хорошая войнушка.
Между тем выясняется, из-за чего весь кипиш. Оперативники ФСБ проводили спецоперацию на рынке в Карабулаке – он на одной улице с нами. Задерживали террориста. Тот был слишком шустрым, оказал вооружённое сопротивление. В перестрелке его уложили.
И тут налетели ингушские омоновцы – мол, наших убивают. Потом оправдывались, что посчитали чекистов за боевиков. Взяли на мушку оперативников. Оттащили в местный райотдел. А основного решили сами на части порвать и притащили в расположение.
Между тем стороны на позициях. И я понимаю, что один шальной выстрел – и тут будет кровавое месиво. Думаю, наши собровцы их в итоге всех положили бы – выучка и боевая злость своё дело сделали бы. Но чего это будет стоить!
Надо что-то предпринимать. У меня прямая связь с Ханкалой – с командующим группировкой войск на Северном Кавказе. Я до него сразу дозваниваюсь и сообщаю:
– Ингушский ОМОН взбунтовался.
А его это не удивило вообще. Видимо, в душе ждал именно такого развития событий. Он меня спрашивает:
– Полчаса продержитесь?
– Продержимся.
– Ждите подкрепления.
Через полчаса гул моторов. И на территорию входит бронетехника армейского разведывательного батальона. Машины выстраиваются в ряд, башни с пулемётами на ингушей смотрят. На асфальт спрыгивает здоровенный такой легендарный комбат–осетин, что для ингуша уже оскорбление. И кричит:
– А ну ка быстро в расположение, макаки! У меня приказ командующего при неповиновении подавить вас огнём. И я это сделаю!
Тут уж противопоставить бунтовщикам и нечего. Разделает их разведбат в труху и даже не вспотеет. Да ещё и собровцы подсобят. В общем, поорали «революционеры» что-то гордое и независимое и двинули по своим казармам.
А я беру пару бронетранспортёров и еду в местный райотдел – оперативников ФСБ вызволять.
Захожу к начальнику райотдела. Отношения у нас с ним нормальные сложились, до этого дня я считал его человеком разумным. Но сейчас он взведённый, агрессивный.
– Чекисты у тебя? – спрашиваю.
– У меня.
– Отпускай!
– Не отпущу! – срывается он на крик. – Они на рынке при скоплении народа стрельбу устроили! Человека убили! Я их арестовал!
– А ты знаешь, кто в отношении них мероприятия проводит и следствие ведёт? Не тебе их арестовывать!
– Не отпущу!
– А, ну тогда в окошечко посмотри, – указываю я на стоящие около райотдела бронетранспортёры. – Стволы в твою сторону смотрят. Не гарантирую, что через пару минут, если будешь упрямиться, они не разнесут твою халабуду на запчасти.
Ярость и реальная оценка ситуации ещё поборолись в его голове. Потом он махнул рукой:
– Забирай.
А их действительно надо было забирать. Ребята страшно избиты и изувечены – потом двоих комиссовали. Эти тварюги – местные менты – им пальцы на косяк клали и дверью прихлопывали, дробили кости.
В общем, утихомирили ингушский ОМОН. Потом они ко мне посольство присылали – мол, все это была фатальная ошибка. Мы хорошие. Да, где-то виноваты. Давайте жить дружно, по-братски.
Уголовное дело по их подвигам возбуждать не стали. Чекисты сказали:
– Не станем эту тягомотину уголовно-процессуальную устраивать. Мы с ними своими методами посчитаемся.
Посчитались или нет – уже не знаю. У нас как раз срок командировки заканчивался».
По совокупности подвигов Юрке тогда написали представление на госнаграду. Командующий, отлично знавший, как качественно отработал эти шесть месяцев моботряд, говорил:
– Просите, что хотите.
Только награда так и не нашла героя – затерялась в заколдованных лабиринтах кадрового управления МВД. А потом её таким же колдовским финтом получил совсем другой человек – на Северном Кавказе он, правда, не бывал, да и раскрытием преступлений себя как-то не отягощал. Но парень то свой, надёжный, кого ещё наградить, как не его… Но это всё так, внешние атрибуты. А есть ещё внутренний стержень и смелость, которые толкнули Юрку навстречу взбунтовавшейся толпе и благодаря которым он задавил грозящий большой бедой бессмысленный и беспощадный ингушский бунт…
Глава 7
Шарагина контора
МВД Ингушетии работает по особому графику, предельно приближённому к национальной специфике региона. То есть, почти не работает, или работает, по большему счёту, на себя.
Сотрудники появляются на службе утром – с озабоченными лицами и решимостью свернуть горы, обеспечить на вверенной территории законность и порядок. Хватает их на оперативное совещание и ещё час блуждания по коридорам и кабинетам. Потом они отбывают. У них намаз, сиеста, встречи и прочее, прочее, прочее. На службе они появляются вечером – послоняться по кабинетам и взглянуть – а чего, правда, дела накопились? И сделать попытку сбагрить их кому-нибудь, правда, тщетную – ведь остальные такие же.
Мы к такому режиму были несколько непривычны. И бесило то, что никогда не найдёшь нужного человека. А если и найдёшь, он тебе ни шиша не сделает. Весь месяц пытались получить детализацию входящих и исходящих телефонных соединений по делу о каком-то расстреле. Так и не получили. Не то, чтобы им жалко было распечаток. Ну просто не получалось как-то. Ну, сложно всё это.
Нет, конечно, работа в республике идёт. Что-то делается. Дела расследуются. Патрули ходят. Но жарко ведь, лениво, муторно… И страшно…
Разговорился с оперативником в райотделе. Он мне сказал:
– Понимаешь, в Ингушетии жизнь сотрудника не стоит ничего. Тебя в любой момент могут убить. И, скорее всего, преступление не раскроют. Поэтому большинство наших обычно сидит тихо. Так, решаем какие-то вопросы…
И все же работа в МВД считается делом уважаемым. Власть всё же, и поближе к деньгам. К деньгам немаленьким.
Когда были там, нам местные сотрудники нашёптывали клеветнические слухи – мол, министр заплатил за свою должность полтора миллиона долларов. Бардак в конторе он развёл невиданный, и все показатели были на нуле, поэтому его постоянно хотели с должности снять, на что он отвечал:
– Пока полтора миллиона не верну – не уйду!
И не уходил. Правда, через некоторое время всё же его подвинули. В Кресло министра оккупировал бывший начальник МРЭО – это такая контора в ГАИ, которая ставит на учёт автотранспорт. Наши главковские опера из автомобильного отдела утверждали, что основная часть краденых тачек легализуется в Ингушетии. Прибыльное это дело – ставить тачки на учёт. Первое, что сделал новый министр-гаишник – грохнул автомобильное подразделение в уголовном розыске с пафосным обоснованием:
– Нет у нас такой проблемы! Пускай оперативники более важными делами занимаются!
Ну, лично у него может проблемы и не было…
Попасть на работу в милицию – это уже само по себе означает стать важным человеком.
Помню, едем на мероприятие. Какой-то баран на «жигулях» подрезает нашу машину, начинает орать нецензурно. Естественно, на светофоре вытаскиваем его из салона и защёлкиваем наручники. Мы ещё тогда нервные были – расстрелы на дорогах, взрывы. И тут подваливает к нам такой важный гаишник и возмущённо восклицает:
– Э-э, отпусти его!
– Мы его задерживаем!
– Какой задерживаешь! Это мой родственник. Отпусти! Вообще, ты кто такой? – смотрит он на начальника розыска моботряда.
– Подполковник милиции, МВД России.
Тут лейтенант гордо расправляет плечи, надувается весь важно, как выхухоль болотный, и роняет презрительно:
– А я лейтенант милиции!
В его сознании лейтенант в Ингушетии куда круче, чем какой-то там подполковник из Москвы.
Правда, сознание его прояснилось, когда ему понятными словами объяснили, кто он есть по жизни и как его сейчас будут бить. По-моему, пара затрещин ему даже перепало. Надулся он ещё сильнее, но уже настороженно, и отвалил в сторону.
Ингушская ГАИ тогда была, наверное, самым слабым звеном. Это те самые, которые пропускали беспрепятственно машины с боевиками. Это на них при общем терроре в отношении представителей власти на трассах практически не было нападений. Говорили, что у них имелась договорённость с боевиками – никто никому не мешает. И я считаю, из-за них мы так долго не могли найти ту проклятую «белую «девятку» с бандитами.
Кстати, патрульно-постовая служба тоже порой вовсе не спешила проявлять чудеса героизма.
Помню, был в Сунженском районе один совершенно отмороженный молоденький террорист. Начал он свою боевую карьеру с того, что вместе с подельником заложил бомбу в машину замглавы Сунженского района Галины Губиной – единственной русской на такой должности. Та выжила. Душегубов повязали и отправили на суд присяжных.
Суд присяжных на Кавказе – это вообще анекдот. Там вопросы решаются по понятиям и законам гор, а не по какому-то уголовному кодексу. Тот, кто придумал там суды присяжных, был, по-моему, слабоумным или знакомым с Кавказом только по политической карте мира. Но было время, когда такие суды там функционировали, слава те Господи, теперь дела по терроризму они не рассматривают.
Ну и по понятиям присяжные объявили:
– Мальчонка молоденький. Ещё поумнеет. Невиновен.
У нас была кое-какая информация – намекнули нам, что бандподполье собрало двадцать пять тысяч долларов на подкуп присяжных. Потому мальчик и вышел невиновным.
А сам «невиновный» на судебном заседании открыто орал в лицо потерпевшей:
– Я тебя всё равно убью!
Ну и слова его с делом не разошлись. Оказавшись на свободе, отдохнул немного. Потом взял автомат. И на улице расстрелял несчастную женщину.
Самое интересное, расстрел произошёл метрах в ста от расположения ингушского полка патрульно-постовой службы. Оперативники потом рассказывали:
– Эти бездельники как зайцы через забор прыгали, прятались. Перепугались. Хоть бы один попытался задержать убийц, открыть огонь. Трусы настоящие!
Ну да, можно и так сказать. Только опять вспоминаются слова: «жизнь мента не стоит ничего». Застрелишь при задержании такого мальчонку с автоматом, а за него весь ваххабитский джаамат и родственники предъяву кинут – и завтра хлопнут уже тебя. Выросшие в своём узком мирке, местные просто не понимают, что можно жить по другим законам.
Кстати, у их соседей и братьев по крови чеченцев картина противоположная. Там наблюдается гиперактивность силовых ведомств.
Этот малолетний террорист, разделавшись с Губиной, двинул хорониться у своих родных в Сунженском районе Чечни. И при проверке документов там засветился. Когда местные милиционеры попытались задержать его, он открыл по ним огонь и умудрился скрыться.
Звоним в Сунженский РОВД. Просим прислать копии материалов, постановление о возбуждении дела. А главное – протокол осмотра места происшествия, срочно проверить изъятые гильзы по пулегильзотеке – не было ли ещё преступлений с использованием этого же оружия.
В ответ какое-то искреннее недоумение со стороны руководства отдела:
– Какие осмотры? Какое место происшествия? Какое уголовное дело? Зачем мы всякой ерундой будем заниматься? Не беспокойтесь, найдём мы вашего шакала. И убьём!
Вот так всё просто и рационально – найдём и убьём. И самое главное – единственно по-настоящему наглядная и эффективная мера по борьбе с терроризмом в тех диковатых горных местах…
– Я видеозапись видел, – говорит один из руководителей угрозыска Ингушетии. – Слушай, чего они творят!
В одном из поселков Ингушетии гвардейцы Кадырова загнали преследуемых бандитов в частный дом. Оттуда бандюки открыли огонь. Последовал штурм. Кадыровцы захватили пленных, разложили их на земле – прям на улице, и каждому всадили по пуле… Такие вот слухи, сплетни, наговоры. Верить или нет? Ну, каждый решает сам.
Что тут сказать? В Чечне ваххабитам и террористам официально объявили непримиримую войну. И там постоянно проводятся какие-то мероприятия, уничтожения боевиков, задержаний, люди неделями сидят в засадах. В Ингушетии тогда порой предпочитали договариваться или прятать голову в песок. Чечены за это ингушей сильно презирают.
Помню, начальника ГУУР Искандера Галимова – это человек суровый, жёсткий руководитель, бывший профессиональный борец, крепкий, грузный, все горячие точки прошёл, переборол разгул бандитизма в Татарстане. Во время очередного террористического обострения летал в Ингушетию и на совещании отчитывал сотрудников угрозыска:
– Вы трусы! Боитесь бандитов!
С одной стороны где-то эти слова, может, были справедливыми. Но угрозыск на них сильно обиделся. Война делит всех на трусов, равнодушных и бойцов. В розыске бойцов всегда было много. И, кстати, именно оперативники угрозыска – одни из немногих, кто был настроен на непримиримую борьбу с террором и бандитизмом. И многие клали свои жизни.
До сих пор, хотя и сильно потрёпанные, живы традиции уголовного розыска, главная из которых – опора на боевых товарищей, ощущение единого дела и непримиримость к криминалу.
Кстати, только угрозыск не принял участие в той истории, когда, фактически, были взяты в заложники представители инспекторской комиссии центрального аппарата МВД России. Как раз в республике работала плановая инспекторская проверка, когда в Москве был задержан за какие-то злоупотребления тогдашний министр внутренних дел Ингушетии. Его доблестные подчинённые не придумали ничего лучше, как фактически взять в заложники инспекцию МВД и начать торг. Сделали, конечно, это по дури, ибо их могли раздолбать тогда так, что полетели бы клочки по закоулочкам. С другой стороны, может, они просчитали, что тогда на Кавказе было очень неспокойно, шла война, и Москва не будет ввязываться ещё в одно силовое противостояние, не станет демонстрировать, что её же подчинённые готовы на бунт и неповиновение.
Единственно, кто не участвовал в этой безумной авантюре, были сотрудники уголовного розыска. Приехали с утра к проверяющим:
– Тут такие дела нехорошие творятся. Поехали за город – отдохнём, шашлык поедим. Пока тут все не уляжется.
Так и сделали. Потому что опера в розыске – это как кровные братья. Даже невзирая на то, кто где служит…
Глава 8
Род и племя
Командира Ингушского ОМОНа подполковника Нальгиева расстреляли в машине незадолго до нашего приезда прямо рядом с его домом в Карабулаке. Вместе с ним погибли трое его детей, брат и водитель. Пытались и мы работать по этому преступлению, проводили какие-то мероприятия.
Было множество версий. Самая главная, конечно – теракт. Обкурившиеся ваххабиты устроили бойню – не в первый и не в последний раз. Но возникла ещё одна версия, казавшаяся даже более предпочтительной – межклановая борьба и кровная месть.
Была информация, что сцепились два влиятельных рода, между ними пролегла кровь. В этой бойне был убит важный представитель конкурирующего рода – заместитель министра внутренних дел Ингушетии. Возможно, оба этих факта – результат именно межплеменной разборки. Обычно в них первыми выбивают самых влиятельных мужчин семей.
Во всяком случае, я этому не удивлюсь. Чтобы понять силу рода, достаточно поглядеть на ингушскую свадьбу. За длинными столами собрались все родичи. Рядом сидит и прокурор, и находящийся в розыске полевой командир, и банкир из Санкт-Петербурга. Обнимаются, славословят. Потом идут палить в воздух из огнестрельного оружия на радость молодым.
Да, формально они на разных сторонах – прокурор и террорист, которого все ищут. Но их объединяет одно – они из одного рода, а это куда важнее. И они всегда и во всём прежде всего поддержат друг друга, а потом уже будут печься о всякой ерунде, типа интересов какого-то там Российского государства.
Часто проводимые центром мероприятия по наведению порядка наталкивались именно на эти родоплеменные, соседские, земляческие связи.
Со мной работал мой товарищ – Алексей Б. – человек сурового и необузданного нрава. Любимым его занятием было ездить командовать мобильным отрядом в Ингушетии. Он там прямо прижился и нашёл себя.
Из последней командировки привёз пяток возбуждённых в отношении него уголовных дел. Как ни зачистка, так Прокуратура Ингушетии возбуждает дело по превышению власти. Естественно, по повесткам на допросы он не ходил. И однажды руководство прокуратуры припёрлось само – чуть ли не арестовывать.
У КПП выходит навстречу визитёрам дежурный по отряду, выслушивает, что тут командира отряда, оказывается, какие-то мутные типажи пришли допрашивать и чуть ли руки ему закручивать.
– Так, – объявляет дежурный. – Здесь федеральный объект МВД России. И здесь вам делать нечего. При пересечении вот этой линии будет открыт огонь на поражение. Доходчиво объяснил?
Доходчиво. Больше Лёху в прокуратуру на допросы не звали и задерживать не пытались. Зато уголовные дела продолжали возбуждать и копить. Куда они потом делись, эти самые папочки, благодаря которым хотели закопать выполнявшего честно свой долг русского полковника – неизвестно. Больше этот вопрос потом нигде не возникал. Слава Богу, со временем прокурорами республики стали назначать русских, из регионов России.
Мой друг Юрка вспоминает прокурора времён его царствования в мобильном отряде. Хороший был мужик, честный и отважный. Правда, из кабинета не любил выходить – пережил покушение и после этого законно опасался за свою жизнь. Ваххабиты его приговорили. Ежедневно на его охрану выделяли собровцев из моботряда – местным не сильно доверяли.
– Из России? – на первой встрече спросил Юрка.
– Да, – кивнул прокурор.
– Залетели там где-то?
– А как вы догадались? – потупив глаза, произнёс прокурорский чин…
Родоплеменной менталитет что в Закавказских республиках, что в Средней Азии не удалось придушить за долгие годы Советской власти. А тогда со всякими врагами мировой революции не цацкались. И этот самый менталитет адаптировался даже под советскую идеологию интернационализма и классовой борьбы. А сейчас, когда вообще нет никаких идеологий, пришло его время.
О чём это говорит? О том, что от российского правового поля в таких вот экстремальных национальных республиках максимум что имеется, так это узкая полоска, да и та бурьяном заросла. О поле, поле, кто тебя усеял мёртвыми костями?.. И что со всем этим делать?
Листаю журнал «Вестник полиции» за 1904 год. В самом начале небольшая заметка по поводу того, что делать с абреками – то есть нынешними ваххабитами и террористами – на Северном Кавказе. И печальный вывод – по одному их всех не переловишь. Единственная реальная мера, которой они боятся, как огня – выселять из родных мест их семьи.
Ничего не напоминает? Сто лет прошло ведь, а воз и ныне там. И предложение выселять семьями актуальности не утратило. Если они живут родоплеменной структурой, то род и должен отвечать за то, что наворотили его самые социально-активные представители.
Помню, взорвалась очередная шахидка. Берут интервью у её отца вездесущие корреспонденты – мол, полон ли он горя от утраты и от того, что его любимая дочурка унесла жизни нескольких человек. А у того лицо злое и на нём заметная тень тёмного торжества. Заметно, что он не об утрате переживает, а наоборот, горд, что дочурка подалась в шахидки и унесла с собой несколько неверных свиней на тот свет. Вот что с таким делать? Может всё же ввести семейную ответственность. Гнать из республики к чёртовой матери, лучше в холодные края.
Что, противоречит российским законам и принципам права? Так и законы там должны быть другие. И писанные, и неписанные. Кто придумал либеральные принципы права обращать на общество с явными первобытно-общинными и феодальными пережитками?
Тот же Кадыров всё это отлично понимает. Поэтому его предложения, а также и действия, сносить дома родственников боевиков, выселять их за пределы республики идут не от авантюризма и недопонимания сути российского государственного устройства и законов, а, наоборот, от слишком хорошего понимания своих соплеменников.
И ещё один момент. Коли мы хотим в национальных республиках порядок, то нужно исповедовать принцип: «нацкадры решают не все». И вообще лучше, чтобы решали они как можно меньше. Ибо нацкадр печётся об интересах своего рода, а на остальное ему, по большому счёту, глубоко фиолетово.
Руководители республики и правоохранительные органы должны быть из других регионов России. Нет, не то, чтобы обязательно русские по национальности – да хоть чукчи и евреи. Но только не из местной среды. И у силового блока основа должна быть те же самые представители других регионов.
Было же такое. Помню, временные отделы в Чечне в 2000 году. Отлично тогда перемололи вал насилия и терроризма. И управляли районами тогда военные коменданты – это тоже сыграло свою роль в стабилизации обстановки.
Конечно, нормальную жизнь можно обустроить только с опорой на местное население, в том числе в органах власти. Поэтому в руководстве и среди сотрудников без местных кадров тоже никуда. Но они должны быть, прежде всего, заинтересованы в лояльности к Метрополии – к Москве. Тогда, может, толк и будет.
Есть ещё один вариант – дать всё на откуп какому-то мощному местному клану, заручившись его безоговорочной клятвой верности. И пусть они по своим обычаям наводят порядок. Такой подход уже обкатан в Чечне, и, надо сказать, довольно эффективно – республика перестала быть вечно ноющей раной, и преступность там ныне меньше общероссийской чуть ли не в разы. Вот только путь тоже чреват. Рассказывают, что при поездке в Чечню сегодня можно услышать:
– О, у вас хороший президент – Путин. Наш президент Кадыров тоже хорош.
То есть осознание властной вертикали там очень условное, и больше эта вертикаль там держится не на законах Федерации, а на договорённостях и клятвах…
Ну а в идеале национальных республик вообще быть не должно – только губернии, как предлагал Жириновский. И вот тут с ним нельзя не согласиться.
Можно все обустроить, есть варианты. Только для этого нужна жёсткая, идейно сплочённая, сцементированная и прагматичная московская власть. Есть она сейчас? Трудно сказать – во всяком случае, нынешние руководители страны сделали очень много для наведения порядка в потрёпанной девяностыми годами кровоточащей стране. Но все равно остаётся ощущение, что мы идём по тонкому канату над пропастью и все ещё можем рухнуть в хаос и террор. Будет ли такая власть? Ну, это только время может показать…
Глава 9
Белая «девятка»
Расстрелы на дорогах продолжались. Работали по раскрытию активно все службы, но толку все не было.
Шалили бандиты на двух машинах. На пресловутой белой «девятке». И ещё на серебряном ВАЗ-21011 – из такой как раз расстреляли подполковника Нальгиева с семьёй.
Нам всё названивал из Москвы-матушки начальник ОРБ ДепУР – бывший военный, человек достаточно грубый, взбалмошный и сильно необъективный, из тех, которые с шашкой на танки, а потом мужественно отступают. И орал в по телефону:
– Республика с плевок размером! И вы две машины найти не можете!
Не могли. Перекопали все картотеки, проверяли сотни машин. И ничего. Да и местные ГАИ подспорьем нам не являлось. А наши силы были слишком малы, чтобы перекрыть республику. И оперативной информации никакой не было, хоть убейся – ни у нас, ни у ФСБ.
В один прекрасный день нам прислали подкрепление – федеральные силы из Чечни – омоновцы, гаишники и патрульные. Они заняли все свободное место на территории моботряда и ОМОНа Ингушетии, разбили палатки и каждое утро выдвигались к местам несения службы – перекрывали дороги, ключевые узлы, проводили масштабные мероприятия.
– Слушайте, как вы тут живёте? – спросил один из прибывших. – Постоянно стрельба. То ли дело в Чечне – тишина и покой. А тут – только границу пересекли, по нам из зелёнки пальнули – вон, в борту машины пуля застряла…
В дальнейшей суете я участия не принимал. Отбыл в Москву с грузом «200» – то есть свинцовым гробом, в котором лежало тело убитого врача из Нижегородского ГУВД Сергея Коногова, того самого, расстрелянного в злосчастной «таблетке».
Помню опустошённого, где-то даже надломленного прапорщика, выдававшего нам тело. Он несколько лет отвечал за доставку этих «двухсотых», и на лице его читалась гнетущая обречённость. Он нервно крестился и говорил:
– Жалко ребят. Дай-то Бог, чтобы наши родные не получили такой посылки.
Покидали мы Ингушетию на нескольких машинах. Собровец, помню, инструктировал нас:
– Начинается стрельба – сразу падаете на пол! И не мешаете нам работать! Понятно?
– Понятно! – кивнул я.
И вот граница Ингушетии. Будто с каким-то треском лопнувшего мыльного пузыря пересекаешь невидимую линию, разделяющую два мира. Потом Минводы, аэропорт, гражданский самолёт, а багажное отделение которого загрузили груз «двести».