– Вторая шестерка, на исходный рубеж, бегом марш! – скомандовал руководивший стрельбами поручик Гусев.
Группа егерей в сопровождении капрала Васина побежала на дальний конец поля.
– Капрал, распределите людей по парам и командуйте! – крикнул вслед стрелкам Сергей.
– В одну шеренгу становись! – подал команду своим стрелкам Васин. – На первый, второй рассчитайся!
– Первый, второй; первый, второй; первый, второй, – послышалось от солдат. – Расчет окончен!
– Внимание, егеря, сейчас вы бяжите две сотни шагов по этому полю растянутой цепью, – инструктировал стрелков капрал. – Да не просто так вот несетесь со ртом нарасхлебянь, а с большой оглядкою и с полной готовностью к бою. Чтобы ежели вдруг перед собой какого неприятеля углядели, так сразу бы смогли в него начать стрелять, прямо вот сходу. Так что ружжо у вас или в правой руке должно быть накрепко зажато, или пусть даже и в обеих, но вот только чтоб ствол его всегда смотрел строго вперед, ну или же вверх, и никуды более. Хоть курок у него и не на боевом взводе, но ведь всякое же в жизни бывает, а вдруг вы подняли его в суматохе. Так что лучше вам в этом деле будет лишний раз поостеречься. Не дай боже на какой кочке у вас вдруг рука дрогнет, и этот курок с боевого взвода по огниву ударит, а неровен час, ствол фузеи в это время, вот как назло, на вашего товарища будет направлен. Греха потом ведь не оберешься, робята! Так что зарубите у себя на носу – ствол вашего ружжа всегда должон быть направлен только лишь вперед и туда, где нет наших солдат, ну или каких-нибудь других людей, окромя неприятеля! Все ли я вам понятно объяснил?
– Понятно, понятно, – закивали головами стрелки.
– Ну, коли вам понятно, тогда разбились все по парам. Первый номер будет за главного, а второй его прикрывает. Расстояние между парами – две сажени. Готовься! – капрал повысил голос и помахал рукой Гусеву.
– К первому огневому рубежу – марш! – скомандовал поручик, и три пары с оружием наизготовку побежали к первому огневому рубежу.
– Сторожко бяжим, по сторонам глядим! – поучал стрелков Васин, следуя от них сбоку. – Дышим глубоко грудью и не дергаемся! Стой! – скомандовал он у первого столбика. – Тут у нас стрельба сидя, вернее, если по-правильному, с колена. Первый номер бьет в свою мишень сразу, а второй в это время его оберегает и выбирает свою цель. В первую очередь вы отстреливаете тех, кто для вас опасен и целит в вас, потом выбиваете неприятельских командиров, ну а уже потом знаменосцев и канониров. Первый отстрелялся и заряжается, а второй, пока он ведет огонь, выжидает и присматривает за полем боя. Как только он услышит, что щелкнул курок взвода у напарника или что он крикнул вам, что уже зарядился, то «вторые» тоже могут начинать стрельбу. А потом их прикроют первые. Конечно, бой бывает разным, и не всегда так нужно действовать, но для начала вы осваивайте вот такой навык.
– Огонь! – донеслась команда от поручика.
– Целимся лучше, братцы, три сотни шагов – это большое расстояние, – поучал своих солдат капрал.
«Бах! Бах! Бах!» – грохнули три фузейных выстрела.
– Зарядка, зарядка, быстрее работаем, первые номера! Вас вторые уже заждались, у них, вон, пальцы на спусковой скобе занемели, – поторапливал Васин.
– Заряжено! Заряжено! Заряжено! – донеслось от цепи.
– Вторые бьют без команды, – напомнил капрал. – И у них сразу же потом зарядка «быстрой пулей»!
«Бах! Бах! Бах!» – ударили почти что залпом три ружья, и через несколько секунд послышался стук ударов шомполов о внутренние стенки стволов.
– Заряжено! Заряжено! Заряжено! – донеслось от стрелков.
– Ко второму огневому рубежу – марш! – скомандовал Гусев, и егеря, разобравшись в цепь, побежали к следующему столбику.
– Две сотни шагов до мишени, стрельба лежа, выравнивайте дыхание, братцы, а то точно мимо стрельнете! – поучал егерей Васин. – Стрельбу ведем так же, как и до этого: первый бьет, а второй его в это время бережет. Это ладно здесь вот, на учениях, мы тут делаем все по правилам, шаг за шагом повторяя все изо дня в день, но ежели на поле боя второй номер вдруг какую опасность увидел, то он тогда перезарядку «первого» не ждет, а бьет в ту опасную цель сразу же. В линию, все в одну линию легли, вот на солому пристраивайтесь, чтобы мундиры не запылить!
– Огонь! – донеслась команда руководителя стрельб. Коротким залпом хлопнули все три выстрела, а секунд через тридцать уже вразнобой ударили и еще три.
– К третьему огневому рубежу – марш! – скомандовал поручик.
– Третий рубеж, стоя, он самый трудный, хотя до мишени всего-то сто шагов! – напоминал егерям капрал. – Дыхание от бега и от быстрых перезарядок у вас уже сбито. Чтобы стоя и с твердостью держать тяжелое ружжо, на это ведь особая сноровка нужна. Так что вы не спешите и спусковой крючок резко не дергайте, иначе ваша пуля вниз уйдет.
Цепь встала у третьего столбика.
– Огонь! – донеслось сзади, и два раза, залпами по три выстрела в каждом, ударили егерские фузеи.
– На четвертый рубеж – марш! – раздалась команда руководителя стрельб, и цепь устремилась к последнему столбику, установленному неподалеку от мишеней.
– Все, самый последний, пистольный огневой рубеж вам остался, – запыхавшись, напоминал бегущий сбоку от цепи Васин. – Короткий ствол, братцы, вам тогда пригодится, когда у вас ружжо разряжено, а вражина уже совсем рядом. – У малого колышка вы сами, безо всякой команды вытаскиваете свой пистоль из кобуры и на бегу взводите на нем курок, а уже у самого большого столба встаете и стреляете каждый в свою мишень.
Егеря подбежали к четвертому огневому рубежу и разрядили свои пистолеты в близкие мишени.
– Пистоли в кобуру, ружья на ремень! – скомандовал капрал. – Ваше благородие, третья стрелковая смена свою стрельбу закончила. Готовы к осмотру мишеней.
– Давай-ка мы вместе с вами посмотрим? – Алексей кивнул Гусеву, и они побежали к деревянным щитам.
За ними же следом несся и командир конного дозорного плутонга, подпрапорщик Лужин.
– Первая мишень – два пробития, – поручик показывал на отверстия в белом полотне, обводя и заштриховывая их угольком. – Вот гляди, Филимон, третья пуля у тебя сильно вниз ушла. Смотри, вот она в двух вершках от ноги ударила, – и он вставил палец в отверстие. – Видать, ты спусковую скобу сильно дернул. О-о, а вот тут совсем плохо! – покачал он головой, оглядывая вторую мишень. Одна пуля хорошо прямо в центр фигуры вошла, вторая в дюйме от плеча ударила, а двух так и вообще даже не видно. Плохо, Федот, очень плохо! Третья стрельба подряд, и все вот с таким же результатом. Будешь и дальше так воевать, в интендантскую команду мы тебя спишем. Хотя и у них там стрелять тоже ведь нужно уметь. С тебя и там Степан Матвеевич тоже ведь не слезет!
Из всей шестерки только у одного егеря мишень была поражена всеми четырьмя выстрелами.
– Вот, берите пример с Лабзина Макара, – поручик похвалил невысокого, чернявого егеря. – У него все время мишени в дырках, редко когда пуля мимо пролетает. Всего год он у нас, а стреляет не хуже заслуженных ветеранов. Молодец, рядовой, будешь так же и дальше стрелять – штуцер получишь, а там, глядишь, и в команду отборных наших стрелков даже войдешь!
– Рад стараться, ваше благородие! – вытянувшись по швам, гаркнул егерь.
– Ладно, Сергей, вы тут продолжайте, – кивнул Гусеву Алексей. – Поехали мы, нужно успеть дотемна к южному лиману добраться. – Пошли, Федор! – позвал он стоявшего рядом с поручиком Цыгана. – Насмотрелся, как тут молодые стреляют? Небось, наперед для себя здесь людей приглядываешь?
– Да вон того, чернявенького, я бы, конечно, себе в дозорные взял, – согласился с командиром Лужин. – Стреляет он хорошо, сам шустрый и, главное, не робеет никогда. Егозистый такой паренек, – с одобрением в голосе протянул командир конной разведки.
– Егозистый, – хмыкнул Лешка, перепрыгивая через пересохшее русло ручья. – Себя, что ли, в нем вспомнил? Нужно, чтобы солдат и дисциплину, и порядок, и воинский устав знал.
– Не-е, вашвысокоблагородие, я ведь дисциплину завсегда шибко уважал, – важно пробасил Цыган. – Да как же без нее можно? Без нее и никакой службы не будет! Один лишь разор и шатание, а ведь это обернется большой кровью в бою. Однако и шустрость с разумной удалью тоже у разведчиков должны быть.
– Ладно, дисциплинированный ты наш, – усмехнулся майор. – Командуй своим подъем, да поехали, а то вон они под ракитами уже без задних ног, небось, дрыхнут.
– Дозор, по коням! – рявкнул подпрапорщик, и мигом вскочившие со своих мест егеря бросились к лошадям.
– Хм! – Алексей покачал головой.
Минуты не прошло, а все дозорные были уже в седлах.
– Поря-ядок!
К вечеру пройдя по кордонной линии на юг до самого крайнего форта, расположенного у хутора Лупарево, Алексей отдал команду дозору готовиться на ночлег.
– Как у вас тут, на этом дальнем посту, Евсей? – поинтересовался он у старшего дежурной смены.
– Все спокойно, ваше высокоблагородие, без замечаний, – доложился капрал. – Чужих за эти дни мы пока что не наблюдали. Три дня назад с морского залива пара судов в речное гирло зашли, но они ближе к тому берегу держались. Здесь ведь расстояние до османской стороны где-то около десяти верст будет, не больно чего и разглядеть отсель можно. Дале-еко очень! А так-то спокойно пока все. Рыбаков вот только из местных пару недель назад шальная галера шибко гоняла, так они к нам ближе подгребли, ну а мы из фальконета по ней пару раз бахнули. Турки развернулись и к себе сразу ушли. После этого мы их более уже не видели.
– Как станичники, не ерепенятся? – кивнул он на обступивших дозорных егерей казаков.
– Да не-ет, ваше высокоблагородие, – помотал головой капрал. – Хороший этот десяток. И приписной у них из первого донского что надо. В руках он свое воинство держит. Без всяких там заноз они все то, что нужно, делают. Мы попеременно с ним наших людей в общих командах мешаем и потом этот сборный дозор из казаков и егерей по всей линии отправляем. Вниз на верст пять-шесть они сообща ходят, а потом так же и вверх до самого соседнего поста. Вот только недавно с очередного объезда сюды вернулись. Поужинаем, и как только совсем стемнеет, то там уже новый ночной дозор вдоль самой реки пойдет.
– Всего ли у вас в достатке или вам еще чего здесь нужно, Евсей? – Алексей спустился с вала в ров и пошел вокруг укреплений.
– Да пушчонка у нас уж больно слабая, господин майор, – кивнул на выглядывающий в сторону реки ствол фальконета капрал. – Чего там, всего лишь три фунта в ем будет. Ядрышки с некрупное яблочко, за пять сотен шагов они ведь даже и борт у галеры не пробивают. Сами своими глазами видели, как они от него отскакивают. А если картечью из него бить, так всего с горсточку ее в ствол помещается. Нам бы хоть фунтов на шесть сюда единорог для усиления обороны? И вышку тоже сладить не помешало бы. Места тут, конечно, все открытые. Видно далеко вокруг, что в степь, что на лиман, вон, гляди. А была бы она тут высотой, ну, хоть сажени в три, так и вообще бы все хорошо оглядывалось из нее. А уж дым с такой вышки с соседнего поста сразу же стал бы виден. Не, ну так-то, конечно, и эта вот сигнальная чаша помогает, – кивнул он на полуторасаженную конструкцию, выстроенную из жердей и с закрепленной на самом ее верху большой жаровней. – Когда пару месяцев назад нас тут на прочность турки проверяли, хорошо мы из нее дыманули. Ребятки с соседней заставы быстро к нам прискочили, а через часа два сюда и конный плутонг с казаками подоспел. Турки постреляли было с судов, но так ведь и не решились на берег высаживаться. Эх, была бы у нас тут пушка хорошая, – вздохнул печально Колокольцев. – Точно бы мы какую-нибудь посудинку притопили бы у берега.
– Ваше высокоблагородие, я вам сена свежего настелил, может, пойдете опочивать? Поздно ведь уже! – Данила переменился с ноги на ногу за спиной у Егорова.
– Ты иди, отдыхай, замаялся сам, небось? А я пока еще здесь постою, – ответил ему Алексей. – Душно, ветра нет, вон от ствола, как от печки, теплом веет, – пошлепал он по нагретому стволу фальконета.
– Зато слышно в такую ночь далеко, – тихо проговорил казак, сидящий на самом верху укреплений. – В такую ночь даже шаги человека можно издали расслышать, а уж скрип уключин или стук оружия об борт судна так и вообще на реке аж на целую версту разносится. Вон, лошади вроде и далеко от нас пасутся, а как какая вдруг всхрапнет, так я поневоле за ружжо хватаюсь, – кивнул он на свой карабин. – О-о-о, кажись, кто-то со стороны лимана скачет. Должны бы наши.
Дежурная пятерка тем не менее насторожилась и взяла свои ружья наизготовку.
Издали послышался условный свист, и часовые расслабились.
– Точно, наши скачут по береговой тропке, – кивнул в южную сторону казак. – Скоро они мимо пройдут, а потом в сторону соседнего поста двинут.
И точно, минуты через две мимо форта вдоль берега промелькнули пять теней, и, перекинувшись парой фраз с часовыми, дозорные ускакали дальше.
– Ну все, спать.
Усталое тело требовало отдыха. Алексей прошел к укрытому парусиновым тентом центральному строению и протиснулся в свою клетушку. Данила постарался на славу и натащил большой ворох сена. Лешка расстегнул мундир и лег на душистую травяную перину. Спать…
Третью ночевку решили сделать у устья речки Сухой Еланец. Верстах в четырех к северу, у села Федоровское был самый крайний форт всей пограничной линии. Там конный дозор оставался целый день, и, чтобы лишний раз не стеснять гарнизон, на ночевку решили расположиться на природе.
– Вот тут, ваше высокоблагородие, будет самое хорошее место во всей этой стороне, – указал Лужин на большой холм у реки. – Там, наверху, посвежее, чем в низине. Хоть немного, а обдувать нас ветерком будет, да и комаров поменьше.
В камышах у Еланца егеря подстрелили пяток уток. Двух пустили на утиную похлебку, куда закинули прикупленных в селе овощей: мелко порезанную морковь, несколько луковиц, зелень – и сыпанули еще следом несколько полных горстей пшена.
– Для сытости, Ляксей Петрович, – объяснил Егорову Цыган. – Мясо оно мясой, а вот русскому человеку завсегда крупа нужна. Особливо если у него хлебного каравая с собой нет.
– Трех уток приготовили «по-рыбацки» в глине, так же как и запекают в ней на природе после ловли крупную рыбу. Птицу выпотрошили, внутри хорошо промыли и натерли солью. Каждую тушку, даже не общипывая, обмазали толстым слоем глины и положили на жаркие угли. Где-то через час Быков Егор расколол глиняные формы, и все перья от тушки отстали вместе с глиной. Мясо, запеченное «по-рыбацки», было сочным и очень нежным. Того довольно резкого запаха, который эта дикая птица давала в похлебке, здесь и в помине даже не было. Впрочем, егеря, похоже, этого запаха вообще не замечали. Все они наперегонки метали ложками из двух котлов вприкуску с сухарями.
– Ваше высокоблагородие, а это правда, что такие вот курганы, на которых мы сейчас сидим, в седую старину над павшими в битве вождями насыпали? – молоденький солдатик с любопытством смотрел на Алексея.
– Глебка, вот что ты за человек! Ты дашь господину майору хотя бы поесть спокойно? – проворчал Цыган. – У самого, вон, ложка, как у стрекозы крылья, мелькала. Брюхо свое набил, а теперь вот ему историй на ночь захотелось.
– Извиняйте, ваше высокоблагородие, – потупился в землю молодой солдат. – Кушайте, пожалуйста, а я пока пойду лошадей погляжу.
– Да я все уже, – Алексей обтер чистой тряпицей свою ложку. – Сейчас вот чайку маленько пошмыркаю травяного, и совсем уже тогда хорошо будет, – кивнул он на закипающий над костром котелок. – Сиди, Глебка, это хорошо, что у тебя интерес к историческим наукам имеется.
– Вот в этих самых степях, братцы, где мы сейчас поселились, испокон веков жили люди. Все они были хорошими воинами, в основном конными и кочевыми. Приходили сюда издалека, сражались за эту землю, выбивали с нее прежних хозяев, а потом и их выбивали другие. И так сменяли друг друга волна за волной всякие народы. Были тут киммерийцы, скифы и сарматы. Потом пришли с далекого севера готы, которых уже позже выбили гунны. Ну а потом в эти степи хлынули хазары, печенеги, половцы и татаро-монголы. Ну и наши предки, славяне, тоже боролись за эти земли. Кто тут только с мечом, с копьем и саблей не проходил за долгие годы! У некоторых народов, как, например, у царских скифов, действительно были обычаи насыпать над местом захоронения своих вождей или погибших в битвах воинов огромные курганы. В их основании к усопшим клали оружие, украшение, еду и питье в посудах. Даже лошадей, собак и людей умерщвляли и клали рядом. А все потому, что, по их верованиям, все это могло пригодиться умершему в его новой жизни, куда он переходил потом после своей смерти.
– Ой, так это что, так они под нами и сейчас вот эти самые скифы-мертвяки лежат? – поежился солдат. – А это ничего, что мы на их кургане сейчас сидим?
– Не боись, Глебка, – усмехнулся Лужин. – Я ведь уже всем давеча рассказывал ту историю, как их высокоблагородие, еще будучи прапорщиком, от таких же вот страхов нас в Валахии вылечил? Это когда мы там ихнего кровопийцу, графа Дракулу в ночном лесу забоялись. Помните, Ляксей Петрович? Ну вот, и еще раз сейчас повторюсь, что бояться только лишь живых людей нужно, да и не бояться даже, а так, скажем, осторожными с ними надобно быть. А от всей этой колдовщины и от всякого темного зла нас православный крест и святое причастие оберегают, потому как мы есть православное русское воинство и находимся под присягой нашей императрице Екатерине Алексеевне. Правда ведь, господин майор?
– Правда, Федор Евграфович, сущую истину ты говоришь, – улыбнулся Егоров. – Да скифы и сами были хорошими воинами, чать не обиделись бы они на вас, на доблестных русских солдат. И на то, что вы тут с таким аппетитом возле них ужинаете.
А вообще, эта окружающая земля очень богатая на всякие древности. Совсем недалеко от этого места, на правом берегу Буга, и как раз напротив нашего самого крайнего, южного линейного форта, там, где мы свою первую ночевку провели, две тысячи лет назад стоял огромный и богатый греческий город Ольвия. Его даже сам «отец истории» Геродот в свое время посетил.
В этом городе тогда проживало более пятнадцати тысяч человек, и он был обнесен высокими каменными стенами. В нем чеканили свою монету с изображением дельфина, а в его гавани умещалось более сотни больших судов. Представляете?
– Две тысячи лет назад и в этих местах был такой огромный город? Вот это да-а! – удивился Глеб. – Вот бы на эту самую Ольвию да хоть одним глазком взглянуть!
– Какая эта там тебе гречанская Ольфия, – подначил солдата Быков. – Ты хотя бы один рассейский город сам-то своими глазами видал?
– А как же, в уездном Павловске целых три раза на ярмарке с батюшкой и братьями бывал. А уж как в рекруты загремел, так целых полгода в губернском Воронеже на рекрутской станции в ратном обучении состоял, – с важностью ответил молодой солдат. – А еще мимо Белгорода с Харьковом маршевой командой проходил. Так что я города хорошо знаю!
– Тю-ю, – протянул капрал пренебрежительно, – так это все мы когда-то и где-то чего-то проходили. А вот когда ты крепость или же неприятельский город с войском приступом возьмешь, вот тогда и будешь хвалиться то, что всякие города видел. Солдат, брат, он только занятыми городами должон хвалиться. Правда ведь, братцы?
– Ну да, а чего нет-то, – протянули ветераны, прошедшие своими ногами всю Молдавию, Валахию и северную Румелию.
Глава 4. Старый солдат
Утром, на рассвете, наскоро перекусили вяленым мясом и сухарями, запив все это травяным чаем. Пока запрягали лошадей, Алексей сбежал вниз к реке и, стянув с себя доломан, облил тело прохладной водой. В шагах десяти от песчаного мелководья, там, где он мылся, кусты ракитника вдруг дрогнули, и Лешка даже и сам не понял, как он очутился на берегу с пистолем в руках.
– А ну, кто там есть, выходи с поднятыми руками, не то пальну!
– Не стреляй, старшой, выхожу я! – послышался глухой голос, и из зарослей на прогалину в кустах вышел седоусый, худой дед в рваном кафтане. Одна рука его была раскрыта, а вот другой, приподнятой вверх, он сжимал пехотную фузею. С холма стремглав скатился десяток егерей и взял деда со всеми этими кустами на прицел.
– Ого-о, какие у нас люди! – протянул удивленно Лужин. – Ваше высокоблагородие, вы не узнаете деда?
Лешка всмотрелся в стоявшего перед ним.
– Да это же наш проводник! Вспомните, я его еще как знающего реку с хутора для переправы через Буг привел, когда мы сюда два года назад с Валахии заходили. Он тогда еще от серебра отказался, а вот фузею с собой забрал.
– Теперь вспомнил, – кивнул Алексей. – Кто там еще есть в кустах? Быков, а ну гляньте-ка с ребятами, да только осторожно!
– Только не стреляйте, внук там мой! – хрипло произнес дед. – Мишаня, выходи из кустьев тихонько, только не дергайся! И мушкет свой в лодке оставь!
Из ракитника показался белобрысый паренек, которому на вид можно было дать лет четырнадцать.
– Лодка там, ваше высокоблагородие, старая и вся битая, – доложился вынырнувший из кустов Быков. – Вот в ней чего было, – и он протянул Алексею весьма потертый, облегченный мушкет с фитильным замком.
– Ого, вот это, я понимаю, старина! – удивился Лешка, осматривая весьма редкое оружие. – Неужто вот такой еще и стреляет?
– Заряжается медленно, – проскрипел дед. – Я руки-то опущу, старшой?
– Федор, ты покамест фузею забери у него и нож, – кивнул Егоров на выглядывающую из кожаных ножен на поясе костяную рукоятку.
– Как зовут-то тебя, дед, и от кого вы здесь прячетесь? Ваш же хутор вроде как на той стороне реки?
– Нет больше того хутора, – глухо ответил тот. – Спалили его окаянные намедни, вместе со всеми, кто там был, – и протянул свою фузею Цыгану.
– Как так? – удивился Алексей. – Столько лет на Очаковской стороне этот хутор стоял, и вдруг на тебе.
Дед стоял молча, понурив голову. И в этой фигуре с безвольно опущенными руками, уже безоружной, было столько искреннего горя и отчаянья, что беседующие между собой егеря, рассматривавшие старинный мушкет, все разом притихли.
– Деду Дорофеем кличут, – паренек вышел чуть вперед, словно прикрывая своей спиной старика. – Мы с ним одни остались, всех басурмане посекли, а мы в это время на ловле были. Как дым увидели с реки, так к себе подгребли, а там уже никого в живых нет. Вот только лишь ружья из тайника забрали и похоронили всех, – и он, не сдержавшись, всхлипнул. По чумазым щекам паренька сбегали вниз две дорожки от слез.
Алексею стало не по себе.
– Извиняйте, люди добрые, не знали мы про ваше горе. Пойдемте к нашему костру. Лужин, у нас там еще чего-нибудь на перекус осталось?
– А как же, найдем, вашвысокоблагородие, – отозвался Цыган. – Глебка, а ну-ка давай бегом на курган! Там Илья со Степаном оставались прибраться, так пусть они пока не спешат, мы еще здесь маненько задержимся. И съестного еще пусть из переметных сум достанут!
Молодой солдат понятливо кивнул и понесся в сторону кургана.
– Пойдемте, перекусите у нас тем, что Бог послал, – позвал беженцев Алексей. – И оружие им, братцы, верните. Верните, верните, – нахмурился он, видя, что Лужин не спешит с исполнением приказа. – Не видишь, что ли, сам по людям, Федя, что не по нам эти стволы будут стрелять.
Большого изобилия в еде уже не было, но на перекус ее двум людям вполне даже хватило.
– Господин офицер, дозвольте к вам обратиться? – дед Дорофей подошел к стоящему в стороне от всех Алексею.
– Обращайся, – Лешка внимательно посмотрел на пожилого человека.
– Внук у меня. Это последнее, что в этом мире мое осталось. Ради него только мне жить теперь надобно, – горько вздохнув, проговорил он. – Не было бы Мишани, к Очакову бы пошел с ружжом. Трех али четырех турок точно бы приземлил, а так, видать, повременить пока с этим придется. Я слышал, что вы в Николаевской сами стоите, рыбаки с левого берега вашу рать шибко хвалили. Говорят, не забижают местных людей и воины хорошие. Османам, дескать, не раз уже от вас доставалось. А сегодня вот я и сам в этом убедился. Видно же сразу, что воинство справное. Просьба у меня к вам будет, господин охфицер, возьмите нас к себе. В солдатчину-то чтобы пойти, мы с внуком не годимся, но вот полезными быть – это могем. Птицу, дичь с ним добывать будем, рыбалить опять же, ну и так, по хозяйству ежели где, тоже ведь вам пригодимся? Я, вон, за эту жизнь две свои хаты и еще две для детей вот этими самыми своими руками построил, – показал он мозолистые ладони. – Вы не смотрите, господин охфицер, что я весь седой и шибко высохший. Глаз-то у меня зоркий и рука еще пока твердая, – и он неожиданно ловко выхватил из-за спины фузею.
«Бах!» – грохнул ее выстрел, и шагах в ста от кургана на землю с неба упала сбитая ворона.