Входную дверь Костя открыл не сразу. Вовику показалось, что тот внимательно, не меньше минуты, рассматривал его в глазок. Это и понятно: при таком денежном бизнесе лучше было лишний раз поберечься. Сразу вспомнился свой недавний непрошенный визит в чужую квартиру. Судя по длинному коридору, квартира была большая, но Серый сразу подтолкнул Селиванова к ближайшей комнате. Сразу стало ясно, что он здесь частый гость.
– Тебе какой сайз? – спросил хозяин.
– Я не знаю, я никогда не покупал…
– По виду, вроде 32-й, есть хороший «Levis», тёмно-синий. И батник есть гонконговский – на голубом поле шедевры китайской храмовой архитектуры разбросаны. Последний остался. Уже двое насчёт него звонили, но по Лёхиной просьбе я тебе придержал. Себе бы купил, да денег нету… – и они с Хроном дружно рассмеялись этой фарцовой дежурной шутке.
Вовик померил джинсы с батником и просто обалдел, увидев себя в зеркале.
– Сколько? – спросил он для проформы, заранее решив, что без этого он отсюда не уйдёт.
– 220 – штаны и 55 – батник, – сказал Костя.
– Убираю свою долю, – вмешался Лёша. – 195 – штаны и 45 – батник.
– Сбрось пятёрку с «левиса» и пятёрку с батника – беру сразу. Бабки завтра, – сказал Вовик, ни разу до этого ни с кем не торговавшийся, но вспомнив, как это делала бабушка на базаре.
– Со штанов сброшу – последние остались, а батники и так идут, как дети в школу, у меня на него людей полно. Не возьмёшь – мне же лучше, он за полтинник улетит, тут и к бабке ходить не надо…
– Договорились, завтра Лёше деньги принесу.
– А предки тебе столько денег за это шмотьё отгрузят?
– Да обещали… Отец премию большую получил за важную научную разработку, – вдохновенно врал Вовик. – Сказал, что даст на джинсы и батник.
– Ну смотри…
Теперь задача заключалась в том, чтобы убедить родителей, что всё это стоит не больше 45 рублей. Надежда была на то, что реальных цен они не знают.
– Тут моему однокласснику дядя из-за границы привёз фирменные брюки и рубашку, так ему по размеру не подходит – он выше и худее меня, – а мне как раз, и стоят недорого, 45 рублей за всё.
Мама с большим подозрением внимательно обсмотрела вещи и недоверчиво сказала:
– По виду они дороже стоят. Всё новенькое, импортное, красивое.
– Не-е, ма-ам, он по номиналу мне всё продаёт, в пересчёте на рубли: за 1 доллар – 62 копейки. Они не спекулянты, за что купили, за то и продают, – фантазировал Вовик, уже видя, что почти добился своей цели.
– Соня, дай ему из отпускных денег, раз так недорого, – сказал отец. – Может, халтуру какую возьму, потом вернём.
– Балуешь ты парня, Семён.
– Меня баловать некому было, так пусть хоть он в чём-то красивом походит. Как вспомню те обноски, которые в войну и после неё носить приходилось, да и тому рад был…
– Хороший мальчик твой одноклассник, – не сдавалась мама. – Эти брюки и рубашку в комиссионку отнеси – так намного больше дадут. Чем же ты заслужил такое его дружеское расположение? Ты же только недавно в этом классе учишься.
– А я ему помог работу по тексту написать, контрольную по математике, и с немецким я ему помогаю. Они в этой школе по-немецки – никак, я тут лучший ученик в классе, учительница просто обалдела, когда я с ней заговорил. Спрашивает: «Ты что, дополнительно языком занимаешься?» – «Нет, – говорю, – это я такой от природы способный». – «Тогда я тебе буду индивидуальные задания давать». – «Нет уж, спасибо, я лучше забуду всё, что знаю, и буду как все». Как я ей могу объяснить, что мы в той школе из любви и уважения к нашей классной немецкий основным предметом считали?.. Вот так, мама, всё вместе сложилось, и Серёжа мне эту одежду по дружбе уступает, ему дядя ещё привезёт.
– А если ты ему и по остальным предметам помогать будешь, может, он и нам с папой тоже что-нибудь привезёт за недорого?
– У него с остальными предметами всё хорошо, но я спрошу на всякий случай.
– Нет, Вова, неудобно, не спрашивай, я пошутила, конечно.
– Я, мама, тоже. Но всё равно спрошу, – и они рассмеялись все вместе.
– Ну всё, Володя, решено: всё покупаем. Носи на здоровье, только аккуратно, в ближайшее время ничего нового не жди.
Глава восьмая
Через день Вовик позвонил Гордеевой. За это время он успел попривыкнуть к своей новой одежде, несколько раз одевая её, прохаживаясь по квартире и с удовольствием посматривая на себя в зеркало. В школе и вокруг неё ничего не происходило. Охотники за Хроном не появлялись – наверное, не смогли отловить забухавшего Толяна или у них были дела поважнее…
Услышав в трубке голос Гордеевой, Вовик сглотнул подступивший к горлу ком и выдавил из себя:
– Лена, здравствуй…
– Привет, Володя!
– Давай сходим в бар «Весна».
– В «Весну»? Туда пойдёшь, даже если идти никуда не хочется. Кто же от такого откажется? Я согласна, а когда?
– Завтра можешь?
– Так завтра же суббота, кто нас туда пустит? Ты знаешь, что там по субботам творится?
– Я, если честно, там ни разу не был. Но я торжественно обещаю, что нас пустят…
Бар «Весна» был одним из самых популярных мест в городе. Он находился в центральной гостинице на главной городской площади, «центрее» уже некуда. Там варили отличный кофе, наливали хороший коньяк, делали приятные коктейли и подавали вкусные пирожные. Спиртное не разбавляли, а если и недоливали, то совсем немного. При желании можно было хорошо поесть – еду могли принести из ресторана, но далеко не каждому, и если хорошо попросить. Но главное – это была обстановка. Такая гулевая, бесшабашная атмосфера причастности к чему-то опасному, полукриминальному, противоправному, замешанному на дефиците, деловых связях, деньгах и умении их зарабатывать. Атмосфера некой избранности людей, ступающих по краю, легко спускающих приходящее, и при этом понимающих, что всё может закончиться в момент. Многие рассматривали это место как некое начало длинного субботнего развлекательного марафона, как некую точку разогрева, откуда начинался длинный путь по кабакам, гостиницам и квартирам, часто заканчивающийся только в начале следующей недели. Попасть туда было действительно сложно – швейцары сразу отсекали случайную и малоплатёжную публику по одним им известным приметам, почти никогда не ошибаясь. Но у Вовика этот вопрос решился просто: у одного из ребят с тренировки там работала официанткой сестра, и он попросил этого парня об одолжении…
Он ждал Гордееву в субботу вечером на остановке, как они и договаривались, ловя на себе взгляды проходящих мимо людей. «Вот это да! Стоило хорошо одеться, и сразу столько внимания», – подумал он. Подошла Лена и, откровенно обсмотрев его с ног до головы, сказала:
– Ого, ты прямо как у Высоцкого в песне: «Да это же просто другой человек, а он тот же самый». Красивый батничек, да и «левис» новенький. Хорошо у нас в стране ученики девятых классов одеваются, даже лучше, чем десятых.
– Да вот всё недорого купил, отцу премию большую дали на работе, так они мне денег выделили.
– Ну, насчёт «недорого» – это ты психиатру расскажешь. Недорого – это там, в странах западных, загнивающих, погибающих. А у нас «недорого» – это смотря для кого. Так мы в «Весну» идём папину премию отмечать?
– И папину премию, и мамино согласие, и бабушкино одобрение. И почему весной нам не сходить в «Весну», там не испить шампанского, не закусив пирожным, – вдруг неожиданно для себя продекламировал Вовик только что придуманную строчку.
– Вы, молодой человек, меня за последние полчаса уже второй раз удивляете – то своим внешним видом, то стихами о шампанском. Что у вас там ещё в запасе?
– А вот и такси уже подъехало, – сказал Вовик, махнув рукой проезжавшей мимо машине с зелёным огоньком. – И это всё только начало, – добавил он, повернувшись к Гордеевой.
– Даже не могу предугадать, что будет дальше, – сказала Лена. – Но огромное спасибо твоим папе с мамой, и бабушке тоже привет передашь…
У входа в бар безнадёжно топталась небольшая толпа человек в пятнадцать, с тоской поглядывая на массивные двери и внушительную фигуру швейцара, монументально и незыблемо стоявшего на защите интересов треста столовых и ресторанов со взглядом, устремлённым поверх голов страждущей публики куда-то в далёкое и светлое коммунистическое будущее или в такое же далёкое, но тёмное буржуазное прошлое. Селиванов пробрался через толпу и, вложив три рубля в ждущую ладонь, сказал взрослым голосом:
– Жанну позовите, пожалуйста.
Страж интересов общепита, кожей ощутив бархатистость трёхрублёвой купюры, очнувшись, враз подобрев, с достоинством кивнул головой и исчез за дверью. Он вернулся с одной из официанток, которая и была Жанна. Вовик объяснил ей, от кого он пришёл.
– Да, мне Сашка о тебе говорил. Ну, быстренько заходите, а то сейчас и вас, и меня затопчут. Кузьмич, держи двери…
И Кузьмич своей квадратной фигурой прикрыл образовавшийся проход, куда проскочили Вовик с Леной. Жанна посадила их за столик, где уже отдыхали парень с девушкой.
– Вот здесь можете час посидеть, а потом к стойке пойдёте. Ко мне люди к восьми подойдут. Что будете заказывать?
Они взяли по коктейлю, по пирожному и по чашке кофе. В баре стоял дымный полумрак, пронизываемый лучами и пробиваемый вспышками светомузыки. Пружина веселья только начинала раскручивать этот длинный субботний вечер, обещающий всем вместе и каждому по отдельности всё то, что только можно себе представить и осуществить в состоянии пьяной вольной отвязанности. Публика в баре была в основном в возрасте от 20 и до 40 лет. Все хорошо одеты, в фирменных шмотках, на девицах много косметики и золотых украшений, у мужчин на руках дорогие часы и массивные золотые перстни. Ребята с интересом смотрели по сторонам, попивая коктейли, заедая их пирожными и постепенно проникаясь особой атмосферой заведения.
– Мне к 22:00 надо дома быть, завтра рано вставать, надо заниматься, – сказала Лена.
– Даже в воскресенье не отдыхаешь?
– Я, Володя, сейчас «по уши в языке», и так до момента, пока моя фамилия в списках поступивших не нарисуется.
Вовик засмеялся такому ёмкому словосочетанию и сказал:
– Я слышал, что у тебя отец в универе работает, так чего ты боишься, что не поступишь? Тебе вообще чего бояться? Тебе в армию не идти, если что…
– В армию не идти, это точно. Но тяга к знаниям такая мощная, такая неотвратимая, что уже нет сил в школе учиться, хочется чего-то большего, углублённого, всепоглощающего, – страстно, с горящими глазами, как со сцены, продекламировала Гордеева и посмотрела на Вовика с искрящейся где-то в глубине глаз улыбкой.
Рассмеялись они одновременно, обратив на себя внимание окружающих.
– Нy, Лена, классно у тебя получилось, как в театре, и слова ты какие знаешь умные. Мы тоже их в десятом проходить будем?
– Будете, Вова, будете. И тебя не минует чаша сия… А если серьёзно, то с поступлением не всё так просто, как кажется. У папы отношения не сложились с инязом. Он меня предупредил, что в списках «блатных» меня не будет, хотя постарается что-то предпринять по возможности. Поэтому все душевные и физические силы уходят на подготовку, вот только на тебя и на мороженое отвлекаюсь.
Так, за разговорами, незаметно прошёл час, и возле их столика появилась Жанна с предложением рассчитаться. Их соседи по столу, уже прилично выпившие, с шуточками расплатились, дав ей щедрые чаевые. По той лёгкости, с которой парень расставался с деньгами, было видно, что у него с ними проблем не возникает. Парочка в обнимку и пошатываясь направилась к барной стойке. Вовик тоже собрался встать, чтобы последовать за ними, но тут почувствовал, как чья-то тяжёлая рука легла ему на плечо. Он резко оглянулся и увидел, что над ним нависла мощная фигура Мишани.
– Вовка, здоров, не ожидал тебя тут встретить…
– Миша, привет, я тоже не ожидал…
Рядом с ним стояли две красивые элегантные молодые женщины и мужчина примерно его же возраста и комплекции. Он представился Борисом.
– Жанночка, солнце, дай нам ещё два стула, пусть молодёжь с нами посидит.
Беседа шла так, как она обычно идёт поначалу между двумя компаниями людей разного возраста и разных интересов, только волею случая оказавшихся за одним столом. Многое из того, что говорили взрослые, ребятам было непонятно, но по мере своих сил они разговор поддерживали и отвечали на вопросы о жизни современной школы и школьников. В какой-то момент, когда Вовик рассказывал о недавних соревнованиях по боксу, он почувствовал, как Гордеева дёргает его за руку. Он повернулся к ней и услышал:
– Вова, смотри, смотри быстрее, что тот парень делает… Вовик повернулся туда, куда она показала, и увидел своих бывших соседей по столу, сидящих через проход от них возле барной стойки. Они были уже в очень сильном подпитии – парень почти что спал, облокотившись о поверхность, а девица пьяно похохатывала, разговаривая с молодым человеком в клетчатой рубашке. Тот что-то рассказывал ей на ушко, одной рукой приобнимая за плечи. Второй, свободной рукой, он шарил у неё в сумке, висевшей на спинке стула. Потом он взялся за парня, делая вид, что будит его и подымает, чтобы вывести, очень умело освободил его карманы от имеющейся там наличности. Вовик толкнул Мишаню и кивком головы указал направление, куда надо смотреть.
– Он только что у неё из сумки кошелёк украл и у него всё из карманов вытащил, – возмущённо сказала Лена.
– Сами виноваты – нажрались, как свиньи, – сказал Борис. – Но ты за него не переживай, он за день всё отобьёт, он в автосервисе работает, к нему всегда очередь…
– А этот шакал знает, где людей шмонать, он с одного такого «пассажира» возьмёт больше, чем с полного троллейбуса с инженерами и пролетариями, на работу едущими.
– Ну, долго он тут не погарцует, нарвётся на кого-то – на куски порвут. Люди приходят сюда отдохнуть от трудов праведных за карточными столами, мясными прилавками, барными стойками, на спортивных площадках, в меховых цехах и на мебельных базах, от сложных операций с иностранной валютой и «берёзовыми» чеками. Или такие, как мы с тобой, Вовка: я – простой таксист, получивший сегодня щедрые чаевые, а ты – простой ученик 9-го класса, которому мама с папой дали денег на дорогой прикид и на то, чтобы сводить в бар такую красивую и умную девушку, как Лена, – и он, и Боря, и женщины весело рассмеялись.
Вовик понял, что сидящие за столом или догадывались, или были посвящены, что Мишаня живёт не только на те деньги, которые зарабатывает, крутя баранку.
– Надо пойти этого козла Руслану показать, пусть запомнит его поганую рожу и больше сюда не пускает.
– А Руслан – это кто?
– Видел, такой здоровый бугай в сером пиджаке со значком КМС минут десять назад мимо проходил?
– Видел. А он кто?
– А он называется «администратор», а по простому – вышибала. Тут народ рисковый и гонористый собирается, работы у всех нервные, а ещё и алкоголь со дна души всякую муть подымает. Вот и начинают, как в мозгах стемнеет, непонравившиеся портреты под свой вкус перемалёвывать. И вместо кисточки – кулак, как инструмент созидательный, помогающий новый образ вылепить. Тут и Руслан сразу подваливает и всех на задницы рассаживает. Правда, в прошлом году тут такое месилово было, что и по его голове битой бутылкой прошлись…
Через какое-то время, занятое разговорами, шутками, анекдотами, питьём шампанского и поеданием пирожных, Мишаня спросил Вовика:
– Пройтись не хочешь?
– Да уж и нужно бы, часа два как сидим.
Они вышли в вестибюль, где тоже было полно народу, тусующегося и между собой общающегося. Мишаня открыл дверь в туалет и зашёл первым. Селиванов топал сзади и замешкался, придерживая тяжёлую дверь. А замешкался он по причине того, что, случайно посмотрев в сторону, увидел в дальнем конце коридора «клетчатого», разговаривающего с кем-то до боли знакомым. «Так это же Генка Копьё! – узнал Вовик. – Наверное, прав был Серый, когда про его воровские дела рассказывал. Тут всё наглядно – вор к вору…» В этот момент из туалета вывалился пьяный мужик и с криком: «Когда, с-сука, деньги отдашь?» – схватил Вовика пятернёй за лицо. Ощутив на лице потную и вонючую ладонь, Вовик среагировал мгновенно – правый апперкот и левый боковой в голову. Мужика крутонуло вокруг своей оси, и он, полетев на пол, увлёк за собой другого, пытавшего его удержать. Они с шумом грохнулись на паркет, и второй закричал, вытягивая вверх руку:
– Извините-извините-он-бухой- он-перепутал-не-бей те-его-не-бейте!
Тут послышался грубый окрик:
– А ты что это тут руками размахался? Тебя выбросить отсюда? – и Вовик увидел мощную фигуру в сером пиджаке со значком КМС, надвигающуюся прямо на него.
Он отскочил назад, на всякий случай разрывая дистанцию, и обескураженно сказал:
– Он первый на меня напал, я только дверь в туалет открыл, а он на меня бросился.
Руслан остановился, посмотрел на барахтающуюся на полу бухую пару, потом на Вовика, и на секунду задумался, прикидывая, как всё произошло. Тут из туалета вышел Мишаня и встал на пути Руслана, прикрывая спиной Вовика. Он широко улыбнулся, развёл руки в стороны и сказал:
– Руслан, давно не виделись, как дела?
– А-а, Мишаня, здорово. Этот с тобой, что ли?
– Да братишка мой двоюродный. Привёл парня ваш бар показать, а на него сразу нападают, с кем-то путают, долги требуют…
– Да он у тебя «не дурак» подраться, я смотрю. Эй, ты, слышь, у кого тренируешься?
– У Вячеслава Васильевича…
– А-а, повезло тебе, привет от меня передашь.
– Руслан, тут один пьяных шмонает, по сумкам и по карманам. Я его хотел тебе показать, чтобы ты был в курсе.
– Покажи.
– Вон он стоит в клетчатой рубашке возле лестницы, – сказал Вовик, кивнув головой в нужном направлении. Руслан почти минуту пристально разглядывал «клетчатого».
– Я его раньше здесь не видел. Хорошо, что показали. Запомнил.
– А вы второго не знаете? – спросил Вовик.
– Второго тоже не видел, а ты знаешь его?
– Да один раз столкнулся. Мой товарищ о нём знает. Он под стать этому «клетчатому».
– Что, из таких же?
– Так мне сказали…
– Тогда второго тоже запомним. Если какой базар начнётся, будем знать, кому предъяву делать. Ну всё, мужики, мне пора, работа не ждёт, – сказал Руслан и пошёл по направлению к компании, где, судя по громким голосам и крепким выражениям, обстановка уже накалилась до предела.
Мишаня отправился обратно за стол, а Вовик – в туалет. Выйдя через несколько минут, он нос к носу столкнулся с Генкой и «клетчатым». Генка сперва равнодушно мазнул по Вовику взглядом, слегка задержался на красивом батнике и новых джинсах, но потом, наверное, узнав, удивлённо поднял брови.
– Эй, кореш, здорово.
– Здорово, – сказал Вовик.
– Ну шо, вы с друганом того фарца, который Кудю порезал, не отловили для нас?
– Он, наверное, всё-таки не из нашей школы, у нас такого нет.
Генка стоял, как будто над чем-то думая и при этом ощупывая Селиванова с ног до головы своим пронзительным взглядом.
«Не зря у него кличка такая, смотрит так, будто проткнуть хочет», – подумал Вовик.
– Слушай, кореш, – вкрадчиво и тихо сказал Генка, – я смотрю, на тебе прикид богатенький, и в такие дорогие места ты ходишь, да небось и с тёлкой. А может, это ты Лёню порезал, а потом переоделся и подстригся быстренько, и нам втираешь, что ты школьник обычный, а сам капустой под горло зафарширован?
Вовик потерял дар речи от такой наглой клеветы и ошарашенно уставился на Генку, даже не зная, что сказать. Что он тут ни при чём, было настолько очевидно, что Вовик даже не искал слов в своё оправдание. «Это потому что мои шмотки дорогие, они думают, что у меня родители при бабках и внаглую будут пытаться на меня Лёнькину «руку» повесить. А ведь действительно, зачем им кого-то искать – ноги сбивать, глаза портить, – когда вот он я, перед ними стою. И Толян, если надо, подтвердит, что это я был, и Кудя прозреет и меня узнает, – и тут Вовик вспомнил, как хорошо приложил Генку кирпичом по голове, и как-то сразу спокойно подумалось: – Я тогда вас, гадов, сделал, ну и сейчас что-нибудь придумаю». И он обезоруживающе улыбнулся и сказал честным комсомольским голосом:
– Я эту одежду только вчера у товарища поносить взял, а предки мои инженерами работают и по сто рублей получают, и я не высокий и не блондин. И тот фарцовщик Кудю порезал, потому что подумал, что у него сейчас деньги забирать будут. А у меня денег нет, и защищать мне нечего, а здесь я потому, что брат двоюродный пригласил и меня угощает. Если вы хотите, чтобы мы с Серёгой помогли настоящего виновника найти, то мы будем и дальше помогать, а если что – я маме с папой всё расскажу, – закончил Вовик свою объяснительную тираду.
– Всё так складно ты, чувак, нам тут излагаешь, у тебя всё гладко выходит, и отмазки надёжные со всех сторон представлены. Ну, предположим, что всё так и есть, но сути это не меняет. В ментовке уже дело открыто по порезу Лёнькиной руки, и если он с Толяном на тебя покажут, то тебе совсем деваться некуда. Может, твои предки и вправду пустые, потому и даём вам с друганом неделю срока, чтобы этого фарца найти. А если нет, то я тебе нарисую цифру, которую «рука» стоит, и твой дружок школьный половину этой цифры пусть нам тоже принесёт. Это чтобы тебе не скучно было. Так ему всё и расскажи, а если он вякнет, что он вообще никаким местом к этому делу не прислонялся, то Лёнька с Толяном покажут, что видели, как он тебе нож передал. И будете на малолетке аттестат зрелости получать, а с восемнадцати – на взрослую потопаете. Дорога у вас впереди широкая, поколениями зеков протоптанная. А делов-то, для вашего же блага, всего ничего: пострадавшему немножко денег отгрузить на лечение, и разбежимся красиво. Так что маме с папой ты рассказать успеешь…
Тут к ним подошёл Руслан и очень вежливо сказал:
– Молодые люди, отойдите с прохода в сторонку, посетителям входить и выходить неудобно. А тебя брат там ждёт, иди лучше за стол садиться, – и он легонько подтолкнул Вовика к выходу из холла.
Вовик сразу же повернулся и пошёл в зал, по пути осмысливая вдруг свалившуюся на него проблему. «Вот так влип, – думал Селиванов. – Получается, что если хорошо и модно одеться, то и девочки смотрят, и такси сразу остановилось, и в бар без лишних разговоров пустили. А с другой стороны – урки тоже внимание обращают. И выходит, что если ты деньги засветил, то они за этими деньгами свои грязные жадные лапы тянут. И сегодня они меня ответственным за содеянное Хроном назначили, а внимание обратили из-за джинсов новеньких и батника. И Лёху тогда грабануть хотели, потому что наряд его фарцовый приметили. Да-а, воистину всяка палка о двух концах, или как там ещё про медаль? Надо Мишане всё рассказать, он во-он какие операции проворачивает, наверное, что-нибудь придумает – я вроде как его сотрудник теперь…»
Тут Селиванов был абсолютно прав, и не только по дню сегодняшнему, а в историческом контексте в целом. На засвеченное благосостояние всегда находились и находятся то бандиты с ворами, то рэкетиры с вымогателями, то государство с налогами, то революционеры всех мастей с лозунгом «отнять и поделить», выполняя в основном первую его часть, а то и целые недовольные народные массы. Так было, так есть и… очень хочется надеяться, что не будет. Но по малолетству Вовик не мыслил так исторически объём но и глубоко, а был озабочен сугубо своей личной судьбой в этой неразрывной временной цепочке последовательно повторяющихся разномасштабных событий…
Вовик присоединился к продолжающей веселиться компании, где Мишаня как раз собирался ответить на заданный Гордеевой вопрос:
– Миша, а почему здесь никто не танцует? Музыка очень приятная, и место для танцев имеется, а никто танцевать не выходит?
– Ну как бы тебе, Лена, это объяснить популярно и доходчиво? Ну, попробую. Тут народ в основном деловой и торговый. Ну не такой, конечно, очень уж денежный – те в кабаках по отдельным кабинетам сидят и в очень узком кругу общаются. А здесь так, среднее звено и ниже, кому с себе подобными пообщаться хочется и бабки спустить ежедневно выкручиваемые. По делам, словом, перекинуться: ты мне – то, я тебе – это, новые связи завести, девочек свежих снять, может, замутить что-то совместное, ну и так далее. Они ниже своего достоинства считают под музыку ногами перебирать, романтика медленного танца их уже не увлекает, а на быстрый у них уже желания нет после тяжёлого рабочего дня и лет, проведённых на футбольных полях, в плавательных бассейнах, на рингах и борцовских коврах.
– Тут что, все бывшие спортсмены собираются?
– Ну, не все, но много…
– А-а, тогда понятно, – разочарованно сказала Лена и только теперь заметила, что её молодой человек задумчив и чем-то расстроен. – Во-вик, – толкнула она его, – Вова, что-то случилось? Ты чего такой?
– Да нет, Лена, всё нормально. Вспомнил, что контрольная в понедельник, тоже надо садиться готовиться.