Сон про электронный плен
В зале, одна из стен которого была гигантским экраном дисплея, я сидел в глубоком мягком кресле с клавиатурой на коленях и программировал на суперкомпьютере. Облачённый в халат средневекового звездочёта, я решал проблему создания искусственного интеллекта.
Всё было готово к полному моделированию внутреннего мира человека. На лазерных дисках были записаны потоки повседневных ощущений – всё, что приносит человеку его зрение и слух, его память и самочувствие. Можно было включить в работу десятки чувств и сотни эмоций, представленных цифровыми сигналами, но воспринимаемых центральной программой так же, как человек воспринимает свои переживания. Специальный блок под названием «РАЗУМ» был готов производить главную продукцию: искусственную мысль, которую нельзя было бы отличить от естественной. Великий космический путешественник Йон Тихий незамедлительно признал бы во мне последователя Коркорана – создателя человеческих душ в электронных ящиках.
Я нажал кнопку очистки экрана, но, вспомнив рассказ о Коркоране, задумался. А что если мой эксперимент уже осуществлён? Что если моё собственное сознание – всего лишь результат действия электронных блоков под управлением искусно составленных программ? Ведь я прекрасно знаю, как можно закодировать и вид зала с экраном суперкомпьютера, и ощущение удобства от мягкого кресла, и даже то самое сомнение, которое сейчас овладело мною…
Я вскочил, потрясённый. Боже мой, да есть ли вообще способ распознать природу собственного сознания? Ведь какой бы аргумент я ни придумал, он точно так же может оказаться результатом действия специального блока под названием «РАЗУМ», созданного достаточно квалифицированным программистом!.. Есть ли выход из этой ловушки, кроме сумасшествия (означающего, в свою очередь, всего лишь сбой программы или специально предусмотренное её завершение)? Даже если всё это сон, если я ущипну себя и проснусь, – что мне делать наяву с этой навязчивой идеей?
И тут я вспомнил… Я выключил компьютер, сбросил средневековый халат прямо на клавиатуру, снова сел в кресло и закрыл глаза. Были в моей жизни мгновения, которые невозможно закодировать. И в них, прежде всего в них, таилась расшифровка всех остальных иероглифов сознания… Теперь я готов был проснуться.
Сон про два компаса
Корабль, на котором я находился, плыл сам по себе. Не было матросов, не гудел двигатель, а паруса были надуты как бы сами по себе, в нужную сторону, куда бы ни дул ветер. Корабль был послушен малейшему моему желанию. Стоило подумать «направо» – и он, кренясь от напряжения, сворачивал под прямым углом к прежнему курсу. Приходилось думать осторожно: «чуточку направо» или «немного побыстрее».
Куда плыть, мне показывал Большой Компас. Большой светящийся компас с мерцающей зелёной стрелкой-лучиком. Зелёный лучик вспыхивал и трепетал, словно вырываясь из круглого корпуса, и торопил меня к чему-то самому главному, скрытому пока за горизонтом.
Но вот впереди показалась ледяная стена торосов. Корабль застыл, уткнувшись в кромку льда, но паруса не опали, и зелёный лучик сверкал, указывая не путь – пути не было, – а цель, добраться до которой надо было во что бы то ни стало.
Я бродил по кораблю из каюты в каюту, рылся в морских лоциях, составленных на непонятном языке, вертел в руках навигационные инструменты, которыми не умел пользоваться, – пока не натолкнулся на прозрачный шарик в деревянной рамке. В шарике виднелись ледяные торосы, и маленькая копия моего корабля упорно старалась свернуть влево.
– Налево, вдоль льда, – скомандовал я, выбежав на палубу.
И оба корабля, настоящий мой корабль и корабль-стрелка, поплыли к далекому проходу в ледяном поле, который виднелся на маленьком компасе. Зелёная стрелка большого компаса вспыхнула ещё ярче, но курс корабля уже не совпадал с её призывом.
Поглядывая на прозрачный шарик, я уверенно вёл корабль по изломанному лабиринту расходящихся в разные стороны трещин. Но вот снова впереди открытое море. Стрелка-кораблик в маленьком компасе заколебалась в нерешительности. Но я уже глядел на зелёный лучик Большого Компаса и вёл свой корабль по главному направлению.
Сон про ночную школу
Ученики в классе оживлённо шумели. Среди них были бородатые, седоватые и просто седые люди, были молодые ребята, были женщины, девушки и девочки, были дети, не было только ни одного человека с тусклым взглядом. Я сидел за партой, как на родительском собрании, но знал, что все мы здесь ученики. За окнами было темно.
В класс вошёл учитель, прозрачный и зыбкий, как привидение. Все быстро расселись по своим местам, сложив перед собой руки и уткнувшись в них головой. Учитель взмахнул ладонями, и я почувствовал, что засыпаю…
Подняв голову, я увидел, что класс преобразился. Все мы, ученики, стали прозрачными и зыбкими. Только учитель был живой и реальной фигурой. В светло-жёлтой свободной одежде, молодой и весёлый, он двигался, как артист пантомимы, – каждым жестом посылая нам свою мысль, свое переживание мира.
Перед ним не было классной доски. Не было и стены, на которой обычно висит доска. Классная комната открывалась в пространство, в чёрный космос, полный звёзд и планет. Я перевёл взгляд на окна. В них лился мягкий дневной свет, виднелись верхушки деревьев, растущих возле школьного здания.
Урок был посвящен жизни на других планетах. Вслед за жестом учителя мы летели всем классом в глубину звёздной туманности. Мимо нас проплывали неведомые светила, и мы узнавали их названия, хотя не в силах были произнести их на земном языке. Мы видели народы и расы, страны и цивилизации, всюду узнавая своих по живому приветливому взгляду.
На следующем уроке мы решали задачи. Учитель, массивный и длиннобородый, сидел неподвижно у окна, но взгляд его царил в классе, разжигая готовность каждого найти свое решение. Перед нами разворачивались сцены из истории мира. Многих действующих лиц мы узнавали, некоторых нам ласково напоминал учитель. Но в каждой из сцен предстояло участвовать одному из нас, приняв соответствующее случаю обличье. Кто решал, предупредить ли Цезаря о покушении Брута. Кто сам, будучи полководцем, выбирал между необходимостью защититься от вражеского войска и желанием сберечь жизнь своих солдат. Одному из нас предстояло открыть людям великое свое изобретение – или утаить его, потому что оно могло быть направлено и на пользу, и во вред человечеству. Другой искал способ выражения той истины, в которой нуждался каждый и которую не мог пока понять никто…
Урок за уроком дарила нам эта ночь. Мы говорили на неведомых нам доселе языках, слушали музыку, уносящую нас к сердцу мироздания, писали картины без кистей и мольберта, ваяли скульптуры из любого материала, в котором нуждалось наше воображение.
Прощаясь, каждый учитель говорил нам: до встречи. И мы повторили эти слова друг другу.
Сон про планету Эм
Прилетел я сюда на чём-то золотисто-эфемерном. На таком не летают, а если и летают, то всего лишь раз. Не успел я оглянуться, как моё транспортное средство растаяло в воздухе.
Я стоял посреди бескрайней равнины – пустой и однообразной. Плотная почва неопределённого цвета напоминала асфальтовое покрытие. Нигде не было признаков жизни. Любопытно.
Вдруг у меня за спиной послышался шорох. Это было существо, сидевшее поблизости на задних лапах. Оно было похоже на зайца, с почти человеческой физиономией, с круглыми глазами и высоко поднятыми бровями. Уши у него были большие, но не длинные, а полукруглые. Попрыгав вокруг меня, существо унеслось вдаль.
Мне стало радостно – я не один. Небо на глазах поголубело, потом порозовело, и из-за горизонта выкатились сразу три солнышка, похожих на радужные мыльные пузыри. Планета была весёлой. Я чувствовал, что просто влюбляюсь в неё.
Изменилась и сама равнина. Пробивалась трава, кое-где вспыхнули яркие цветы, а поодаль обнаружились (раньше я их не замечал) зелёные рощи. Солнышки переливались самыми разными красками.
И началось!.. Подлетали бархатистые бабочки, каждую из которых я мог назвать по имени. В небе кружились птицы. Ни одна из них не была похожа на другую, и я переживал полёт вместе с каждой из них. До меня доносились запах и рокот моря, зовущего в плавание. В дальнем далеке вырисовывались очертания холмов и высоких гор. Это была моя планета. Всё, что появлялось, находило отзвук в моей душе.
Но всё-таки – не слишком ли я увлёкся этими миражами? Сколько сил и внимания потребует от меня бесконечная пестрота этого мира! Не пора ли мне к своим земным делам и обыденным заботам?.. И словно в ответ на эту мысль – на небе возникли серые облака. Трава пожухла. Цветы закрылись. Долина опустела. Далёкие рощи и горы заволокло непроницаемой дымкой. Рядом со мной возникла золотисто-эфемерная космическая ладья и унесла меня из моего сна, с моей планеты.
Сон про восхищение
Пологая горная долина была обрамлена уходящими вверх склонами. Тут и там среди камней прорастали травы и кустики, покрытые крупными или мелкими цветами. Серебрились сухие лишайники. Среди отпечатков древних хвощей и трилобитов ползали важные иссиня-черные жуки. По нагретым плоским валунам изредка проносились ящерицы, внезапно замирая и столь же внезапно устремляясь дальше. Я сидел на таком же валуне и держал в руке гладкий овальный камень красновато-коричневого цвета.
Камень был опоясан тонкой трещиной, и я без труда разнял его, сняв тонкую верхнюю оболочку, – словно открыл обложку книги. Мне открылась картинка, вытравленная временем за столетия или за тысячелетия. Красноватыми, жёлтыми, коричневыми красками на снятой с камня обложке была изображена долина, в которой я находился. Склоны гор, плоские валуны, на одном из которых виднелась человеческая фигура. Причудливая игра белых и чёрных кристалликов создавала впечатление цветущей и шмыгающей жизни.
Я почувствовал, что не осталось никакой разделяющей границы между моей душой и миром, меня окружавшим. Словно меня похитили, восхитили из привычного существования, чтобы я узнал наконец нечто важное и достоверное. Этот сон был неизмеримо реальнее обычного бодрствования, и я знал, что уже никогда не смогу ни забыть про него, ни предпочесть ему кажущуюся убедительной повседневность.
С моего валуна были видны вершины гор, возвышающихся над долиной. На одной я разглядел развалины древнего храма, другая поросла высокой золотой травой… И вместе с тем мне был виден древний храм во всём его величии и тот океан, который покрывал некогда здешние горы. Можно было снимать слой за слоем с того камня, который я держал в руке, перелистывать страницу за страницей, читая собственную судьбу, но не было смысла это делать. Здесь и сейчас я понимал, что жизнь надо жить, а не перелистывать в любопытстве.
Бережно закрыл я камень его красновато-коричневой обложкой и положил рядом с валуном. Время снова возобновило свой бег – время сна или бодрствования?.. Похитившая, восхитившая меня сила оставила меня в покое. В покое – и в обычном земном восхищении той горной долиной, где я сидел на плоском сером валуне и любовался невообразимым, неисчерпаемым миром, окружавшим меня.
Сон про яблоко
Кудесники сидели на лужайке и перебрасывали друг другу яблоко. Одеты они были кто как. Одни в полосатых халатах, другие в обычных костюмах, элегантных или затрапезных. Кто был в смокинге, кто в лохмотьях, кто в ткани, обмотанной вокруг тела так или этак. От каждого из них исходило обаяние возможного чуда.
Вот яблоко перелетело в ладонь очередного кудесника и превратилось в облачко аромата, разлетевшееся по лужайке и дотянушееся до дерева поодаль, возле которого стоял я. Яблочный запах заполнил вселенную и до основания всколыхнул мою память. Вспомнилось детство, пенки яблочного варенья, гигантские полупрозрачные от спелости плоды штрифеля с деревенской яблони, собранные родителями. Вспомнилось… Вспомнилось… Вспомнилось…
Снова яблоко полетело, сверкая глянцевыми боками, над лужайкой. И лужайка подёрнулась туманом, а впереди засиял уголок райского сада с Древом посредине. Яблоко в руке женщины, яблоко в руке мужчины, начало трагедии познания… А чуть в стороне – Парис, протягивающий яблоко богине любви… А там, подальше, – Ньютон провожает взглядом плод, который падает, ударяясь о ветки…
А теперь яблоко просто лежит на ладони кудесника, и невозможно отвести от него взгляд. Оно словно впитывает падающий на него свет, сгущает его, обращая в свою округлую форму, насыщая им свой жёлто-зелёный цвет с красноватым отливом на боку. Обычное яблоко, упрямо сосредоточенное в себе самом и вместе с тем соединённое со всей жизнью вокруг, со всем настоящим, свободным, созревшим и созревающим…
И вдруг яблоко, пойманное кудесником в берете и чёрной вельветовой куртке, теряет свой привычный облик. Это уже многогранник с яркими гранями – жёлтыми, зелёными, красными. Но – угловатое, пёстрое, нахальное – оно всё же остаётся яблоком. Это яблоко-клоун, с вызовом демонстрирующее, на что ещё способна яблочная природа. Оно не позволит задумчиво сжевать себя. Не зря оно участвует в маскараде, у него есть свой экстравагантный шанс стать победителем…
Новый перелёт. Всё затихло, только нежная мелодия поплыла над лужайкой. Яблоко звучало, светилось и росло. Вот оно уже возвышается посреди лужайки, и кудесники, как крохотные пёстрые кузнечики, удивлённо смотрят на него. Яблоко стало прозрачным, видны все удивительные его клетки, налитые искрящимся соком. Видна сердцевина, лежащие на атласных ложах коричневые каплевидные семена. Взгляд может войти в каждое из них, и там открывается новый мир: разрастается зародыш будущей яблони, она зеленеет и цветёт, на ней вызревают новые яблоки, каждое из которых становится новой вселенной, каждое светится и звучит…
Я не заметил, как произошло новое превращение. Яблоко снова мелькнуло в воздухе, упало на землю – и подкатилось ко мне. Я взял его в руки. Обычное яблоко. Разве могу я, не кудесник, что-то с ним сделать?..
…Могу! Могу не забыть всё, что видел!.. Даже когда проснусь.
Сон про агентство путешествий
– Сэ-э-эр, – пропел с одесским акцентом весёлый парень, поднимаясь мне навстречу. – Мы рады вас видеть. Какой способ передвижения предпочитаете? Да-да, понимаю, просто хотите попробовать. Вам сюда.
Он распахнул дверь, впустил меня и исчез, вернулся обратно в приёмную.
Я стоял в пустом зале. На сцене расположился, поблескивая инструментами, целый оркестр, и при моём появлении дирижёр поднял палочку, хотя в зале я был один. Не было людей и не было кресел. Но я бы и не успел присесть.
Всплеснулась музыка, и мягкая сила подняла меня в воздух. Стены зала растворились в пространстве, оркестр уплыл куда-то за горизонт, но музыка звучала и несла меня над землёй.
Внизу тянулись дороги, и каждая имела свой смысл и свою цель, даже самая крошечная лесная тропинка. Даже заброшенная узкоколейка с заржавленными рельсами вела не просто к разрушенным баракам, а к памяти и боли.
Пульсировали трудной, мятущейся жизнью города. Земля откликалась – радостно или негодующе – на возрастающую силу человека. Ум и глупость, человеческие чувства и поступки – всё вплеталось в ритм и мелодию, в тревожные и торжественные звуки, энергия которых влекла меня вперёд.
Но вот музыка постепенно затихла. Я стоял перед огромным холстом, который словно был затянут лёгким туманом. Чем пристальнее вглядывался я в изображение, тем глубже уходил в него, не двигаясь с места. Неясные очертания проявлялись, я узнавал здания, возникавшие передо мной, нет, окружавшие меня.
Рядом с этой церковью, без креста и купола, я прожил почти двадцать лет, но узнавал я её по-новому. Полная конторских столов и ненужных бумаг, бывшая церковь продолжала петь и молиться каждым своим камнем, каждым своим очертанием, устремлённым от земли к небу. Несколько человек стояли рядом, и по их лицам, по их взглядам можно было изучать пережитое всей страной. И мой взгляд входил в их взгляды, и путь вглубь был бесконечен.
И снова я оказался в пустом зале. Пуста была и сцена. Было темно и тихо. Только посреди зала стоял пюпитр, освещённый зелёной домашней лампой. На нём лежала книга, и я открыл её, не взглянув на заголовок. Вокруг стало светло и шумно. Гудела городская площадь, люди в старинных одеяниях спешили по старинным своим заботам, цокали по булыжнику копыта, а среди площади, мешая прохожим, стоял на коленях юноша и лихорадочно бормотал невнятные слова про убийство и раскаяние. Нет, не он, а я сам стоял на коленях, и мысль моя металась от отчаяния к надежде, от тьмы к свету, и выход ей был только в невнятных, нелепых моих словах, обращённых ни к кому и ко всем сразу.
– Месье, – тихим понимающим тоном встретил меня молодой агент в приемной, – вы сейчас полны впечатлений и вряд ли готовы к обсуждению перспектив дальнейших путешествий. Приходите снова. Мы всегда с вами.
Он проводил меня до выхода и, прощаясь, сунул мне в ладонь визитную карточку. Плутая по узким переулкам и постепенно приходя в себя, я, наконец, взглянул на неё и прочёл:
«АГЕНТСТВО ПУТЕШЕСТВИЙ ВГЛУБЬ. Мы всегда с вами».
На карточке не было ни адреса, ни телефона.
Сон про приступ ярости
На огромном письменном столе, за которым я сидел, стоял макет длинного здания с белыми тонкими колоннами по всему периметру. Макет был сделан очень тщательно. Он должен был помочь ориентироваться в правилах городского движения. Стол мог ездить, и я с трудом подавлял искушение нажать на педали и двинуться вперёд по пустой комнате, чтобы попрактиковаться в езде.
В руках у меня была общая тетрадь в серой картонной обложке: я то ли вписывал в неё сведения о правилах езды, то ли вычитывал их, заучивая наизусть. У меня была редкая возможность за пару дней или даже за пару часов получить водительские права в обход долгой и нудной обычной процедуры.
Ещё на столе лежал большой полосатый арбуз. Однако я был поглощён изучением правил и знакомство с арбузом отодвигал на потом.
Вид арбуза возбуждал двух моих товарищей, которые бродили по комнате, косясь на стол, и подзадоривали меня бросить занятия и подкрепиться. Но я с головой ушёл в конспект, а когда через некоторое время огляделся – арбуза не было. Не осталось ни кусочка, не было видно даже корок. Мои товарищи посмеивались и разводили руками: мол, сам виноват. Облик одного из них был смутен, зато другого я знал прекрасно. Знал, что он может быть озорным и циничным, но ведь не настолько! И я пришёл в ярость.
Вскочив из-за стола, я произнёс гневную крикливую речь, поминая какую-то сцену накануне, доказывая, что без куска арбуза мне никак не сдать экзамен на права, обвиняя во всех смертных грехах моего товарища-зачинщика. Тот молчал. Тогда я, клокоча от гнева, запустил в него тетрадью с конспектом. Тетрадь полетела неожиданно сильно и ударила его жёстким картонным углом в кадык или в подбородок. Товарищ мой упал как подкошенный. В ужасе я бросился к нему, стал трясти за плечи и никак не мог понять, смеётся ли он, забавляясь розыгрышем, или стиснул зубы от боли…
Тут я проснулся, но всё же остался во сне – в другом, более поверхностном. Здесь я мог уже удивиться нелепости первого сна и ощутить его смысл. При этом действие продолжалось. Без удивления я получил известие о том, что должен возместить ущерб несколькими метрами материи, обязательно свернув её в виде кокона. Но действие (совсем призрачное) шло своим путём, а мысль своим. Мне стало понятно, что сон этот относится к главе об этическом чувстве, над которой я работаю. И тут же, в наружном сне, я стал подыскивать слова для описания сна внутреннего.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги