Сенсор. Перерождение

© Юлия Ушань, 2023

ISBN 978-5-0056-5857-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Последний день жизни

– Мама, мамочка, – послышался звонкий голос ребенка, вбегающего в палату. – Я принесла тебе клубнику, как ты и хотела!

Ко мне подбежала моя маленькая девочка, моя дочка. Она крепко обняла меня за шею. Каждый день она ждала, что я встану с постели и уйду домой вместе с ней. Но как мне сказать ей, что я уже не вернусь? Как объяснить малышке, что болезнь, пожирающая изнутри, уже доела меня, и нет в мире лекарств, которые смогут спасти.

– Спасибо, моя хорошая, садись рядом, давай есть вместе. Боже как она пахнет! Ты сама собирала ее на грядках?

– Даа, бабушка сказала, что нужно собирать только очень красную, тогда она принесет тебе много пользы. Но… Я не только собирала для тебя спелую клубнику, – снизив голос до шепота, сказала Алина, – каждую ягодку я просила быть волшебной, чтобы они вылечили тебя, и ты пошла со мной.

Глаза ребенка стали влажными, но Алина быстро взяла себя в руки. Она не хотела, чтобы ее мама тратила силы на переживания за нее, поэтому плакала только ночью и только в подушку, чтобы бабушка тоже не слышала и не рассказала маме.

– А я построила на даче шалаш, – воскликнула Алина. – Я сделала там две комнаты. В одной будем жить я и ты, а в другой бабушка. Нам же не будет тесно с тобой в одной комнате, мамочка?

– Нам с тобой нигде и никогда не будет тесно, милая, – я ласково погладила дочь по ее пухлой щечке, и та прижалась ко мне еще сильнее.

Как же я любила свою дочь. Ее папа бросил нас спустя год после рождения девочки, и мы были всегда только вдвоем. Мне было тяжело, но я справлялась.

По профессии я ландшафтный дизайнер, окончив университет, сразу вышла замуж за одногруппника. Про нашу любовь в универе сочиняли песни и слагали легенды. Мы действительно были красивой парой.

Вскоре родилась Алина. Большой живот и раздавшиеся бока красоты не придавали, а суета и однообразный быт, уставшая за день жена и бессонные ночи не приносили радости мужу. Он хотел жить, жить на полную катушку, а не слышать вечный плач младенца, не видеть жены в поношенных шортах и с запахом жареного лука в волосах.

Он ушел, когда Алине было одиннадцать месяцев. Сказал, что так жить не мечтал, что обязательно будет помогать, чем сможет и присылать деньги на карту. Но он исчез и больше не появился в нашей жизни. Я как-то быстро приняла этот факт и не ждала помощи. Да и некогда было хандрить, уходить в депрессию, нужно было поднимать на ноги Алину, да и о себе не забывать.

Так мы и прожили с дочкой пять лет, деля на двоих все наши радости и заботы, пока в один прекрасный день я не узнала о своей болезни. Это было неожиданно и выбило почву из-под ног. В тот день я потеряла сознание. Слава богу, это случилось на фирме, и дочка этого не видела. Мне вызвали скорую, и понеслось: анализы, снимки, МРТ, опять анализы снова, снова и снова. Диагноз был неутешительный – опухоль головного мозга.

Я плакала, забилась в самый дальний угол своей квартиры и плакала. Внутри образовалась пустота и эта пустота, как сосуд наполняла отчаянием и дикой, почти физически ощутимой болью. Не за себя, а за свою маленькую, еще совсем неокрепшую девочку, которая останется одна. Как мне ей объяснить, что ухожу из ее жизни? Как сказать, что не поведу ее в первый класс и не дам совет по поводу первой любви? Как признаться, что не буду больше петь ей на ночь и ласково гладить по носику, пока она не заснет?

– Мамочка, у тебя самые нежные и теплые ручки, – хохочет Алина, когда я в порыве нежности накидываюсь на нее с поцелуями и объятиями

Как мне сказать моей девочке, что мои теплые ручки больше не будут ее щекотать, когда она грустит или вытирать ей слезы, когда очередной мальчишка в садике осыплет ее песком и дернет за волосы? Как сказать что не один врач, а была я у многих, не дал мне шанс на выздоровление?

– Слишком поздно, вам нужно было обратить на себя внимание раньше и начать лечение, – говорил очередной онколог, смотря на снимки моего мозга.

Я давно перестала жить ради себя. С того самого дня, как на свет появилась моя дочь, я никогда никому не жаловалась. Даже маме, которая жила в соседнем городе. Ни тогда, когда бросил муж, ни сейчас.

Выплакав всю свою жалкую боль в одиночестве, я взяла себя в руки и начала подготовку их жизни без меня. У меня было не так много времени: полгода, не больше – сказал мой врач. Нужно успеть сделать все свои дела и не оставить Алину с мамой на произвол судьбы.

Последние полтора года я зарабатывала неплохо и успела накопить некоторую сумму. Все свои средства я перевела на специальные счета Алины: на один я положила деньги на обучение в ВУЗе, а на второй – на текущие расходы для опекуна, то есть для моей мамы. Это все, что я могла для них сделать.

А еще я написала для Алины несколько писем, на конвертах которых указала день их открытия: Первое сентября, когда она пойдет в первый класс, шестнадцать лет и день ее свадьбы. Письма я положила в маленькую деревянную шкатулочку, на крышке которой красивыми курсивными буквами было выжжено «Не рядом быть – не значит не любить».

Алина продолжала что-то щебетать о проведенном на даче дне, но я почти не слышала ее. Я пыталась насмотреться на свою жизнерадостную девочку с длинными темными волосами и большими зелеными глазами.

Я хотела каждую оставшуюся минуту ощущать счастье оттого, что это ангельское создание – моя дочь, что эти маленькие ручки обнимают меня, потому что любят, любят безгранично и вопреки, просто потому что ты есть, потому что ты мама.

Испытывать радость от этих озорных и таких живых глаз, в которых отражена ее маленькая вселенная. Хочу еще чуть-чуть насладиться молочным запахом ее кожи и клубничным от волос. Я не пыталась запомнить, нет смысла, но я хотела видеть и чувствовать здесь и сейчас, потому что это то, что делало меня счастливой.

«Алина, ты не одна, помни это. Я всегда буду в твоем сердце, всегда буду внутри тебя. Ты будешь слышать мои мысли. Я буду подсказывать тебе, как правильно поступать, чтобы по-честному и по справедливости. Я буду указывать тебе дорогу, чтобы путь был ровнее и без обрывов. Я буду твоими глазами, твоим дыханием, твоим сердцем, потому что всегда и навечно ты это я, а я это ты. Мы так жили раньше, так ты и продолжишь жить. Потому что не видеть, не значит, что этого нет».

Мама. Она сидит тихонечко на больничном стуле и грустно улыбается, глядя на Алину. Глаза сухие, слез больше нет. Они излучают пустоту, что разверзлась в ее душе. Боль не унять, я это понимаю, но лишь тремор рук, которые она прячет, выдает состояние – страх неизбежного, потеря части своей души.

И я благодарна судьбе, что у нее останется Алина – это именно тот лучик света, который сможет удержать мою маму в этой жизни. Любовь к внучке и забота о ней смогут помочь держаться и не сойти с ума от отчаяния. Они смогут поддержать друг друга. По крайней мере, я на это надеюсь.

В какой-то момент я попыталась вынырнуть из своих мыслей, чтобы расслышать, что пытается сказать дочь. Она смотрит мне в глаза и что-то говорит. Алина хмурит брови, и только по губам я понимаю, что она все время произносит слово «мама».

И до меня дошло – я не слышу. Стало страшно. Меня колотила мелкая дрожь. Что происходит? Я пытаюсь улыбнуться, чтобы не пугать Алину, пытаюсь дотянуться до нее, чтобы успокоить, но не могу: руки стали свинцовыми, у меня не осталось сил ни на что. Я шепчу своей девочке, что все хорошо, что со мной все в порядке, но, кажется, мои губы не шевелятся.

По щеке Алины скатилась слеза понимания. Она пыталась не разрыдаться, так страшно ей стало, лишь шептала одними губами: «Люблю тебя, люблю, люблю». Такая маленькая и такая взрослая.

Я лежала и не могла успокоить дочку, не могла прижать к своей груди и сказать, что еще не конец. Потому что мы обе понимали – это конец. Внутри потихоньку, словно вязкий мазут, растекалась пустота. Она совсем не мучила, она успокаивала, умиротворяла, хотелось расслабиться, закрыть глаза и предаться этому покою.

Ко мне подошла мама. Ее лицо было таким белым, а глаза такие огромные, что захотелось закричать во весь голос: «Мамочка, со мной все хорошо, я не умираю». Но я умирала. Сейчас.

Мама нажала кнопку вызова медсестры и потянула Алину на выход из палаты. Я смотрела, как дочь плачет и тянет ко мне руки, но бабушка взяла внучку на руки и выбежала прочь. Не нужно девочке видеть мою смерть, пусть она запомнит меня смеющейся, с открытыми и живыми глазами. Но, кажется, Алина все поняла, она просто хотела обнять меня на прощание.

Как часто мы делаем выбор за других, не спросив? А как часто он является правильным? Можем ли мы решать за пятилетнего ребенка или за пожилого человека, думая, что действуем во благо? Наверное, это слишком философский вопрос, и я не хочу сейчас думать над ответом. Я устала.

Мое тело трясет сильнее, конечности скручивают судороги. Становится страшно. В голове нарастает гул и давит в виски. Моя голова, как воздушный шар, вот-вот лопнет. Вокруг бегают врачи, что-то колют в меня, чем-то светят, но мне все равно, совершенно безразлично все происходящее. Лишь тяжесть в груди за мою девочку, которая испытает первое в жизни чувство одиночества, боль утраты и бессилие.

Меня тянет магнитом куда-то вверх, я чувствую эту тягу, словно пытаюсь взлететь, а привязана веревками. Невесомость. Все вокруг в замедленной съемке. Я не чувствую своего тела. Перестаю слышать, как сердце делает ленивые удары, глаза слипаются. Я не против их закрыть. Боли нет. Рывок вверх. Наступает темнота.

Сумерки. Все вокруг кажется серым: небо, дома, деревья. Черно-серый мир. Я бегу по дороге вдоль улицы. Справа и слева мелькают одноэтажные жилые дома частного сектора, а впереди бесконечная дорога до горизонта. Куда я бегу? Зачем? Я не знаю. Впереди, между домами, показалась широкая бетонная лестница, уходящая вниз, а рядом стояла маленькая, пожилая женщина с морщинистым лицом.

Я останавливаюсь. Это единственный живой человек, которого я встретила на своем пути. Сдерживая волнение, направляюсь к ней.

– Бабушка? – удивляюсь я, подойдя ближе и вглядываясь в лицо. – Бабушка, это ты?

Пожилая женщина улыбнулась. Это действительно была моя покойная бабушка. Она умерла много лет назад, но я не забыла ее.

Продолжая улыбаться, бабушка указала рукой вниз по лестнице, показывая мне путь.

– Бабушка, это конец? – с замиранием спросила я.

– Нет, это только начало, – сказала она и подмигнула.

Взрыв

Было тепло и уютно. Я повыше натянула мягкое одеяло и улыбнулась солнышку, которое светило мне на лицо. Так хорошо я себя давно не чувствовала. Я сладко потянулась и нехотя открыла глаза.

Мой сонный взгляд уперся в окно. Резко сев и дав себе секунды, чтобы привыкнуть к свету, я оглянулась. Это была не палата. Я нахожусь в уютной комнате.

Широкая двуспальная кровать, на которой я лежала, стояла у стены напротив большого окна. С одной стороны от нее тумбочка с ночником, а с другой – комод с музыкальным центром. Рядом с окном журнальный столик, а по бокам мягкие неглубокие кресла. Подоконник достаточно широкий, но пустой. Видимо, хозяин не любил комнатные растения. Справа от меня две двери: одна, похоже, вела в ванную комнату, что за второй догадаться сложно. Слева вижу еще дверь. Судя по всему, это выход.

Где я? Ничего не пойму. Я потерла лицо руками, пытаясь привести себя в чувства. Я задумалась о том, что последнее помню. Когда я откинула одеяло и опустила ноги, я увидела, что одета только в нижнее белье. Что происходит? Помню, как лежала в палате, как дочь с бабушкой выходили из нее, как врачи бегали вокруг меня. Я думала, это был конец, и я умерла. Нет? Но где все и что это за место?

Я встала с кровати и пошла к двери, за которой, по моему мнению, была ванна. Там действительно оказалась она. На крюке висел халат. Я надела его и подошла к зеркалу. На меня смотрела здоровая, с широко открытыми серыми глазами девушка. Синяки под глазами исчезли, волосы блестящие и гладкие цвета молочного шоколада. Они больше не торчали клоками, как после химиотерапии. Цвет лица – отдохнувший и сияющий. Впалые щеки пропали, как и торчащие ребра. Я всегда была стройной для своего среднего роста, но болезнь превратила меня в скелет, обтянутый кожей.

Я умыла лицо и пошла искать одежду. Заглянув в соседнюю дверь, я обнаружила гардеробную. На полупустых полках лежала одежда и стояла обувь, рядом отсек с полотенцами, а на вешалке висела верхняя одежда. Я не стала сильно рассматривать и рыться в вещах. Взяла первые попавшиеся черные джинсы и такого же цвета футболку, на ноги надела кеды. Надеюсь, хозяин комнаты меня простит. Я поправила постель и направилась к выходу.

Я вышла за дверь и оказалась на просторном балконе, который пролегал по кругу второго этажа. Вдоль стен расположились комнаты с дверьми, как и моя. Посмотрев вниз, я увидела… Что?! Тренажерный зал?

– Где я нахожусь, черт возьми? – произнесла я вслух, начиная потихоньку закипать, хотя повода для злости не было.

По всем параметрам я должна быть мертва. У меня был рак, он съел меня. Я четко помню, как закончились мои последние минуты и даже если меня каким-то чудом спасли доктора, я не могу чувствовать себя такой здоровой и полной сил. Но эмоции мои скачут: от мгновенной злости до желания разрыдаться прошло не больше двух минут.

Боковым взглядом я заметила движение и, повернув голову, увидела девушку, которая с удивленными глазами смотрела на меня. На миг я обрадовалась, что смогу узнать про это за место. Как только я открыла рот, девушка развернулась и побежала к примыкающему коридору, который вел в другой такое же холл второго этажа. Я пошла за ней, надеясь встретить какого-то более разговорчивого и не такого испуганного.

Выйдя в соседнее помещение, я увидела ту же девушку, но в окружении трех мужчин и молодой женщины. Они стояли на противоположном конце рядом с кабинетом, стены которого были прозрачные. Такой себе аквариум. Группа смотрела в мою сторону. Я пошла к ним. Мне нужны были ответы, и я начала терять терпение.

– Здравствуйте, могу я узнать, что это за место? – первой подала я голос.

– Доброе утро, Вероника, мы ждали твоего пробуждения. Проходи, пожалуйста, в кабинет, там и поговорим, – сказал самый старший из мужчин с седыми, как снег волосами и такой же бородой.

Осмотрев присутствующих и не уловив опасности, я прошла в кабинет.

Во мне сидело ощущение, что все происходит не со мной, я смотрю сон или кино. Но выбора не было. Похоже, этот пожилой мужчина знает больше меня.

Я расположилась в кресле напротив хозяина кабинета, который сел за единственный стоящий здесь письменный стол. Кабинет действительно был похож на аквариум, так как две стены, выходящие на этаж, были полностью стеклянными, а две других нет. Кабинет был ничем не примечателен, поэтому я в нетерпении уставилась на мужчину.

– Зови меня Михаил, – представился он. – Ты в Мире душ, Ника. Я глава Института энергетических потоков. Это место, – он описал рукой вокруг нас, – все называют просто Институт, а город, в котором он находится – Сенсор. В нашей части мира Института два, как и города. Ты со временем во всем разберешься и поймешь. В Институтах живут и служат души на благо нашего мира, а в городах обитают все остальные, те, кто попадает к нам.

Несколько секунд я смотрела на мужчину в недоумении. Я понимала, что взрослый мужчина не будет со мной шутить подобным образом. Но о чем он говорит?

– Какой Институт? Какое пространство? Я не понимаю вас. Я была в больнице. То, что я помню, не вяжется с этим местом, – как можно сдержаннее высказала я свои мысли, перебив Михаила. – Ощущение, – что я начинаю сходить с ума.

– Нет, Вероника, с тобой все в порядке, я понимаю твое состояние и количество вопросов, через это проходят все. Следующую стадию мы называем «стадия принятия», там все обстоит сложнее.

– Все? Кто все? – я сжала пульсирующие виски. Внутри нарастала буря неуместных эмоций, мешающих здраво мыслить.

– Я поясню. Ты действительно умерла в той больнице. Рак уничтожил твой мозг в Физмире, но ты особенная энергетическая душа. В тебе хранится мощное ядро, которое привело тебя к нам.

Мужчина, видя мое непонимание, коротко вздыхает:

– Все тела в Физмире являются сосудами для энергии, благодаря которой человек и живет. Так устроена вселенная, природа человека, если хочешь. В тебе хранится на редкость мощное энергетическое ядро, поэтому после смерти физического тела, ты, как большинство душ, не потухла, а трансформировалась в наш мир. Повторюсь, последнее время, это большая редкость, поэтому мы крайне рады новым душам в нашем Институте и сделаем все, чтобы вторая стадия принятия прошла как можно комфортнее для тебя.

На этом месте я взорвалась. От бесконечного потока бредовой информации я начала закипать изнутри. Раньше я отличалась достаточной сдержанностью, и мне легко было контролировать свои эмоции. Сейчас же со мной что-то происходит: от гнева на бурную фантазию седовласого старца у меня потемнело в глазах, сотни желтых мух замельтешили перед глазами, ощущение, что раздулась голова, и мои перепонки вот-вот лопнут, выпуская пар кипящих мыслей.

– Хватит! – заорала я и вскочила с кресла. – Что вы несете? – мои глаза забегали по комнате в поисках выхода.

Найдя дверь, такую же прозрачную, как и стены, я выбежала в коридор. Рядом с кабинетом все еще стояли люди. Они отшатнулись от меня, пропуская вперед.

Я не знала куда бежать. Хотелось оказаться подальше от этого кабинета, а еще лучше найти выход на улицу. Мне нужен свежий воздух. Видимо, сейчас действительно раннее утро, в коридорах никого нет, поэтому спросить, где выход из здания не у кого.

Сообразив, что нахожусь на втором этаже, я нашла лестницу и спустилась вниз. Это была столовая: по всему периметру этажа расставлены деревянные столы со стульями, на противоположной стене от меня находилось раздаточное окно.

Я пошла вдоль стен к еще одному проходу в следующий холл. Аллилуйя! Коридор вывел в помещение с массивной резной дверью. Это и правда, выход.

Выбежав на улицу, я поразилась парку, раскинутому у стен Института. То, что я увидела, меня впечатлило: перед входом стоял фонтан, повсюду аккуратно подстриженные зеленные кусты и кипарисы разных форм, между ними вьются дорожки из камня, а кусты разноцветных роз разбавляют краски.

Я побежала по ближайшей дорожке. Хотелось уйти подальше от здания. Необходимо скрыться от посторонних глаз, спрятаться и принять то, что услышала.

Ощущаю, что со мной что-то не так. Кажется, изо рта идет горячий воздух. Я не могу взять себя в руки. Бегу еще быстрее, совершенно не понимая, куда и зачем. Голова гудит, словно кипящий бойлер, который вот-вот взорвется. Падаю на колени на газон. В глазах все больше мелькают желтые мухи, руки словно печка, от них исходит жар, дыхание обжигает.

Что со мной? Тело напряжено, будто налито свинцом. Стоя на четвереньках, пытаюсь поднять голову. Вижу вокруг себя свечение, словно нахожусь под огромным фонарем. Руки жжет, смотрю на ладони и понимаю, что свет идет из них и распространяется куполом в радиусе двух метров.

Мне страшно, слезы наполняют глаза, застилая взор. Это все просто ужасный сон. Такого не бывает. Из рук не струится свет как из фонарика и люди не дышат жаром.

Сквозь пелену слез я заметила, что ко мне кто-то бежит. Это парень. Подбежав на расстоянии трех метров, он перешел на шаг и спокойно подошел к границе моего купола. Парень поднял руку, осторожно, одним пальцем, потрогал тонкую светящуюся материю вокруг меня. По моему телу прошла дрожь. Видимо решив, что стенка опасна, медленно сделал шаг назад и сел передо мной на корточки.

– Тихо, Ника, тихо, – почти шепотом сказал мужчина, не сводя с меня взгляда. Он смотрел прямо в глаза, проникая в самую душу или разум, не знаю, но ощущение, что он где-то внутри и без спроса там хозяйничает.

– Ника, – позвал меня мужчина низким голосом, – меня зовут Егор. Тебе не нужно защищаться. Я чувствую весь спектр твоих эмоций, тебе необходимо успокоиться, иначе ты поджаришь нас обоих.

– Что? – я в панике хриплю и чувствую, как поток энергии снова вытекает из рук, расширяя границы купола.

– Так, это была лишняя информация, – словно сам себе произнес мужчина, чем разозлил еще сильнее.

– Ника, не злись, я не хотел тебя пугать. Ты растеряна и тебе страшно. Ты совсем не понимаешь, что происходит и, где находишься. Не знаешь, чему верить и кому доверять. Все это, – он показал на парк, – за пределами твоего понимания и это нормально. В Физмире не знают, что происходит после смерти, поэтому не воспринимают увиденное как продолжение жизни. Дай себе время все понять, а нам возможность показать тебе новый мир. Ты даже сможешь увидеть, как живет твоя дочь.

Мягкий голос Егора успокаивал, а последние слова увели мои мысли от происходящего. Дочь, моя девочка, как она там? Слезы тоски покатились из глаз.

Егор нахмурился. Он ни разу не отвел своих глаз от моих. Его взгляд был теплым и спокойным, хотелось утонуть в их глубине. Мужчина был приятной внешности с синими глазами и темными короткими волосами. Я бы сказала, он красив. Мое тело расслаблялось.

Стало очевидным, что никто не собирался надо мной издеваться, сажать в клетку и морить голодом. Почему я вообще решила, что здесь мне грозит опасность? Ведь и правда никто не сказал грубого слова и не проявил враждебность.

Стало стыдно и понятно, что агрессивно веду себя именно я, не дав никому возможность объяснить происходящее.

Чувствую, как теплым потоком светящийся шар медленно возвращается в ладони, шум в ушах стихает, в глазах появляется резкость. Вижу, как Егор расслабляет напряженное лицо и совсем немного улыбается уголком рта. Я прихожу в себя.

Но неожиданно рядом со мной раздается пронзительный крик. От испуга по всем органам прокатывает волна тока, судорогой скручивает каждую мышцу, и из груди вырывается продолжительный стон.

В одно мгновение мои ладони превращаются в вулкан. Красная энергия моментально окрашивает купол и расширяет его границы.

Егор вскинул голову и проследил за быстрорастущим куполом. От понимания, что сейчас произойдет, его глаза потемнели до ночного неба. Мужчина вскочил на ноги и побежал в сторону, где кричал человек.

В этот момент что-то взорвалось в моей голове на сотни кусочков. Грохот в ушах дезориентировал, вспышка ослепила, и взрывной волной воздуха меня откинуло на землю. Боль в затылке отозвалась искрами в глазах. Я застонала и погрузилась во тьму.

***

– Почему ты не взял под контроль ее эмоции, зачем допустил взрыв нестабильной внутренней энергии? – спросила красивая молодая женщина, стоя в стеклянном кабинете Михаила.

– Потому что, моя милая девочка, энергии нужно полное восприятие информации на всех уровнях. Если ее сдержать, а потом отпустить, то она как натянутая резинка выстрелит в сознание девушки в полную силу. В этом случае взрыв мог бы повредить не только часть парка, но и ее саму. А она очень ценна для нас. Ника научится управлять своими эмоциями и брать под контроль энергию. А мы ей поможем.

Побег

«Страх. К сожалению, Алина, в жизни ты встретишь и это чувство. Оно туманит разум, обезоруживает и тянет камнем в пропасть поражения. Не бойся его. Ты сильная девочка. Испытав это чувство однажды, ты будешь знать его. А зная врага – его можно победить. Бояться не стыдно, бояться – это не слабость. Но не путай инстинкт самосохранения и страх перед неизведанным. Первый поможет выжить и сохранить себя. Слушай его, не будь безрассудной. Не подвергай себя опасности впустую. Второй гони от себя. Не бойся познавать новое, менять себя, менять свою жизнь. На пути к цели препятствие? Не бойся, иди вперед. Только шагая прямо, ты растопчешь трудности, и они не вернутся, потому что ты станешь сильнее. На пути к вершине трудный выбор? Не отступай, рискуй, экспериментируй. Назад вернуться можно всегда, но только поборов страх, ты придешь к цели и удержишь ее».

Не открывая глаз, я поняла, что нахожусь в своей комнате на кровати. То, что это комната моя, теперь не осталось сомнений. Тело слегка ломило, ладони пекли. Я посмотрела на руки – кожа покраснела, но на нее нанесли мазь. Я сморщила лицо, вспомнив все, что произошло: побег, парк, синие глаза, взрыв. Я потеряла сознание, а значит, кто-то меня сюда принес.

Моя жизнь изменилась, и это нужно признать. Страха и паники больше нет, и я могу все спокойно обдумать.

Я пролежала еще минут сорок, вспоминая все сказанное Михаилом. Он прав, мне нужно принять тот факт, что я умерла. С этой мыслью возникла другая – я жива, после смерти я все еще дышу. Я во всем разберусь, главное, что я не превратилась в пыль. И на лице расползлась улыбка.