Наши корабли

Родителей матери уже не было в живых, хотя она сама была из этих же мест. Родители матери в голодные годы умерли и их осталось пятеро девочек- сирот. Старшая, восемнадцати лет, оправилась добывать продовольствие на юг, среди других мешочников, но погибла, сорвавшись со сцепки переполненного поезда. И остались девочки одни, а старшей из них, моей матери было в ту пору четырнадцать лет. Она стала матерью для остальных, сумела всех вырастить и поставить на ноги, а потом вышла замуж и уехала на Дальний Восток. И вот война.

В Днепропетровске отцу разрешили остаться на пару дней. Уже начались бомбёжки. Ах, эти горькие минуты прощания. Бабушку и дедушку мы больше не увидели. Оккупацию и войну им не удалось пережить.

Мы возвращались через всю страну. На запад шли военные эшелоны, и пропуская их, наш поезд замирал на запасном пути. Пассажиры разбредались по окрестностям и, давая предупредительный гудок, машинист собирал всех. Остановки были самые неожиданные: среди поля, в лесу, на берегу Байкала. Я как бы поневоле практически познавал географию страны.

В школу я пошёл в Новосибирске, потому что семьи военнослужащих по возможности эвакуировали с Дальнего Востока. Опасались вступления Японии в войну, и захвата ею Дальнего Востока. Весь регион Приморья был бы разом отсечён от страны стоило пересечь живительную ниточку железной дороги, проходившую вдоль пограничной реки Амур.

Впрочем, как говорится, хороший удар не пропадает. Боевые действия на территории МНР с дебютом комкора Г. К. Жукова на реке Халхин-Гол оказались стойким иммунитетом для японской военщины, вступившей в мировую войну разгромом американского флота в «жемчужной» гавани Перл-Харбор.

Первая зима войны выдалась очень жестокой. В первом классе в морозы мы сидели в классе в пальто, потому что стёкол в окнах класса не было и была ограниченная возможности исправить всё разом. Лозунг «Всё для фронта» стал очевиден всем.

Учебный табель 1941-42гг. на обёрточной бумаге.

Другой бумаги тогда для школьного табеля не было.

Япония – союзница фашистской Германии так и не решилась напасть на Советский Союз. Через полгода мы вернулись во Владивосток.

Единственным информационным источником тогда было радио. Сообщения информбюро о ходе войны перемежались паузами с песнями Утёсова. В мае 1945-го потоки трассирующих очередей с соседних сопок возвестили об окончании войны.

При всех предварительных оценках дороже всего был собственный опыт. Поражение в конфликте у реки Халхин-Гол удержало Страну восходящего солнца от нападения на СССР на стороне Германии, а неудачи СССР в войне с Финляндией наоборот убедили Гитлера в слабости советских вооружённых сил.

В городе было неспокойно. Участились стычки солдат с матросами. На улицах города появилась отчаянная вооружённая братва – «рокоссовцы». Так называли появившихся на улицах города солдат, хотя командовал дальневосточной операцией маршал Мерецков. В городе ходили слухи, что перед посадкой на корабль им давался полный боевой комплект и литр спирта. На короткое время их отпускали в город. Рассказывались ужасные истории. Мол, рокоссовцы постучали в дверь и попросили попить, а затем закатали в ковёр молодую девушку-домработницу одного местного бонзы и пронесли её с собой на десантный корабль. Десантники считались смертниками и им многое прощалось. Торпедные катера отправлялись с десантом в корейские порты Расин и Юки.

В воде залива я впервые увидел отражённый праздничный салют в честь Победы в Великой отечественной войне. Смеркалось, небо над сопками и воды залива внезапно разом расцветились гирляндами трассирующих очередей. Очереди с Орлиной, центральной сопки города. Вспышки в воде залива. Мне двенадцать лет. Мы одни с моим малолетним братом. Он спит. Пробую разбудить его. Пытаясь сделать его очевидцем этого исторического события. Обливаю его холодной водой.

В кинотеатрах демонстрировались документальные фильмы. И генерал-лейтенант Кузьма Деревянко от советской стороны подписывал акт о капитуляции Японии на борту линкора «Миссури». Ему предлагали для этого ручки, но генерал вынул свою, и это запомнилось актом самостоятельности. Красивые тогда были импортные ручки, разноцветные, перламутровые. Возвращающиеся из Кореи привозили твёрдые зимние груши и разноцветные конфетки с химическим привкусом.

На центральной улице Ленинской открылся диковинный магазин «Особторг», в котором демонстрировались необыкновенные вещи. «Смотрите детки, – говорили о нём, – что ели наши предки». За десять рублей в нём можно было купить пирожное. На Первой речке возник перевалочный пункт-базар, где продавались трофейные вещи, которые выглядели роскошью вроде шёлковых покрывал. На ноябрьские праздники в городе состоялся военный парад. Парад для подростка (мне было двенадцать лет) был событием не простым, и я написал о нём свои первые неумелые стихи, начинавшиеся словами: «Я был сегодня очень рад, ходил я с братом на парад».

Конец войне и опять напряжёнка. Хиросима. На слуху были слова, сказанные министром иностранных дел Вячеславом Молотовым: «Будет у нас и атомная бомба и многое другое», это таинственное «другое» интриговало. Обещание таинственного другого внушало надежду, что всё для страны закончится в целом хорошо.