Заманчивое предложение для Маргариты
Когда мама приходила не одна, она позволяла Вове погулять. Он бегал по двору, катался на качелях и играл в песочнице. Но только не тогда, когда двор оккупировали взрослые компании, устаивающие посиделки с пивом. Мальчик чувствовал, что они могут обидеть, потому что взрослые дети часто вели себя агрессивно, и иногда дрались между собой. Обычно он тихонько сидел за кустиком, игрался листочками или смотрел на звезды. Со двора не уходил, ждал, когда мама позовет, и всегда боялся, что она о нем забудет. С другими детьми Вове играть не доводилось, ведь все прогулки почему-то приходились на позднее время. В семь лет, в школу он не пошел. Знал, что такая есть из телепередач, но как-то не подумал, что и ему туда пора. В первый класс Володя отправился в восемь, когда мамы в живых уже не было.
Как-то в дверь позвонили соседи и предупредили, чтобы он не боялся, будут ломать замок. Мальчика отвели к тете Кате, живущей напротив. Все говорили, что его маму убили в пьяной драке. В тот же день приехала мамина сестра и увезла Вову в большую квартиру, где был горячий чай с пирожками, много мальчиков и девочек и это оранжевое одеяльце.
***
– Я не пойду туда!– решительно заявила Галина, бросая лопату на землю.
– Что это с тобой? – недовольно поинтересовался Владимир.
Небольшая группа женщин с лопатами и граблями во главе с молодым человеком в дорогом пальто, собралась перед вывеской салон «Фэн-шуй». Они уже вынесли и сложили на тротуаре садовый инвентарь, тщательно запакованные японские карликовые деревца, землю и декоративные элементы в огромной картонной коробке. Несмотря на воскресный день, три продавщицы, сами вызвались работать, так как прежде им никогда не доводилось устраивать настоящий сад Бонсай. Владимир же делал это, когда работал ландшафтным дизайнером в частной фирме. И Галина, полноватая женщина лет сорока, тоже вызвалась, а тут, на тебе – не пойду!
– Мне религия не позволяет, – стояла на своем работница.
– Вот только не надо выдумывать!– возразил он,– У тебя такая же религия, как у меня, к примеру. Я тоже православный христианин.
– Ну, тогда ваше личное дело, заходить к гадалкам или нет! Будьте здоровы!– закончила она, и развернулась на каблуках.
– Это просто восточная сувенирная лавка,– крикнул он вслед.
– Ошибаетесь!– обернулась она.
– Ну, иди, выдумщица, уговаривать не стану,– отпустил он, – только премии не жди!
– Как скажете, – обиженно пробормотала Галина, и довольно резво для ее комплекции побежала через дорогу на троллейбус.
Пару минут Владимир стоял перед салоном в раздумье, но тут вышла Маргарита. В этот раз она была одета не столь экзотично, в строгое и вместе с тем очаровательное платье темно-синего цвета. Перед ним стояла элегантная леди. Несколько вольно смотрелось только грива распущенных волос, прикрывающих верхнюю половину тела. Владимир замер в восхищении, и даже стал заикаться, когда она поздоровалась. Две оставшиеся работницы, зашушукались, за спиной он услышал сдержанные смешки. Они поняли, почему это хозяин так расстарался для этого необычного клиента.
– О! Я вижу, работы тут много,– протянула Маргарита,– вы справитесь до дождя?
Владимир взглянул в синее небо с редкими облачками. Признаков скорого дождя не наблюдалось.
– Думаю, дождя не будет, – уверенно ответил он.
Она лишь загадочно улыбнулась в ответ, и стала разглядывать, привезенные растения.
– Мы будем устраивать сад-бонсай,– пояснил цветочник.
– Но я думала, что вы просто принесете растения в кадках и камушки…
– Мы сделаем настоящий шедевр! Тем более, позволяет территория, и время года для посадки подходящее. Вот это место под навесом, где у вас стоит столик и стулья, подойдет идеально. Да! Это намного сложнее, чем комнатный бонсай, но если не бояться этих сложностей, то результат приятно удивит, ведь нет ничего приятнее, чем находиться в своем собственном японском саду.
– Здорово!– улыбнулась девушка, – а ухаживать за ним трудно?
– Важно предусмотреть выбор правильной формы, а также правильно подготовить само растение. Но это я возьму на себя. Год деревья будут расти в горшках. Почву трогать нельзя. Через год мы приедем и выкопаем деревья, обрежем корни, и только через два года, можно будет высадить их в землю. Так что наше с вами знакомство будет долгим!
– Понятно, а от нас что требуется?
– Не давайте земле пересыхать, защищайте от ветра, а на зиму обматывайте полиэтиленом. Ясно?
– Ясно!– весело ответила она, и тут полил ливень.
За разговором Владимир не заметил, как набежали тучи, и погода переменилась. Ничего сверхъестественного в этом не было. Но откуда она могла знать? Под руководством начальника, помощницы стали поспешно перемещать инвентарь под навес. А Маргарита стояла на ступеньках лавки, не сводя глаз с дороги. Как будто ждала кого-то. И дождалась. Цветочник приметил это по взволнованному взгляду, каким она встретила роскошный ягуар, подкативший вплотную к крыльцу. Женщины оторвались от работы, и залюбовались на машину. Из автомобиля вышел мужчина, лет сорока в черном костюме, белой рубашке с галстуком, черной шляпе и очках с затемненными стеклами.
Маргарита суетливо сбежала вниз, потом спохватившись, поднялась наверх, открыла двери и придерживала их, пока господин вошел. Было ясно, что она совершенно забыла о существовании цветочника. Не попрощавшись с Владимиром, девушка исчезла в глубине магазина.
– Видимо, это хозяин магазина – странный тип,– пояснил Володя, вопросительно взирающим на него работницам.
Пройдя мимо Зои, будто та являлась частью интерьера, хозяин магазина
«Фэн-шуй» поднялся в кабинет и уселся в кресло, до смешного напоминавшее трон. Маргарита привычно заняла место у его ног.
– Хочешь чего-нибудь, Ярис?– спросила она, поглаживая его белоснежную руку.
– Нет, сиди,– процедил он сквозь зубы, как будто ленясь разговаривать.
– Я скучала,– прошептала она.
– Что работы мало?– раздраженно поинтересовался он.
– Нет, ты не понимаешь! Ярис, почему ты так долго пропадал?
– У меня дела,– он устало откинулся на спинку кресла,– я надеюсь, ты не станешь закатывать сцен?
– Я все понимаю, – всхлипнула она,– но и ты меня пойми! Ты снял мне квартиру и бросил в ней одну! Я думала…
– Ты взрослая девочка,– перебил он,– другая была бы благодарна. Я плачу исправно.
– Ярис!– Маргарита придвинулась ближе, в ее глазах застыл страх,– они приходят ко мне ночью, и я не знаю, что делать. От заклинаний становится только хуже.
– Приходят домой?
– Днем все в норме, а ночью… Сегодня я внезапно проснулась, а над кроватью стоит человек в черном плаще. Сначала подумала, что это ты, но обратила внимание, что человек стоит между кроватью и стеной, там, где кровать придвинута вплотную. Я пыталась заглянуть в лицо, но лица не было. А потом он просто исчез.
– И это единичный случай?
– Говорю же, нет,– она нетерпеливо дернула плечом,– вчера под утро ко мне приставали голоса. Они смеялись и рассказывали, что, приворожив чужого мужа одной клиентке, я совершила преступление. Они не отстали, пока я не пообещала так больше не делать.
– Наверное, ты в тот момент верила, что больше так делать не будешь,– задумчиво пробормотал он,– их отпугнуло раскаяние, или даже нечто отдаленно похожее на него. Мелочь пузатая!
– Кстати, хотела спросить, может, если заниматься только белой магией, они отстанут?
Ярослав захохотал так, что с носа упали темные очки. При этом смех странным образом не изменил его лица, которое оставалось таким же бледным, как и в спокойном состоянии.
– Белая магия? Девочка моя, а что это такое?
– Ну, если колдовать только на добро…
– Ты дурочка, да? Так и не поняла, что белая магия лишь бренд для дураков-клиентов? Ее же не существует!
– Я знаю! Имею в виду, если я не буду делать уж явных пакостей. Стараться делать добро.
– Маргарита! – скривился он, – я что-то упустил в твоем образовании, ты не знаешь элементарных вещей!
– Например?– обиженно поинтересовалась она.
– Ты не знаешь, что такое добро!
– И что же это?
– Это то, дорогая, что не имеет к нам, и к нашей деятельности никакого отношения!
– Правда? – удивилась она.
– Это важно себе уяснить,– объяснял он, – потому что, подменяя понятия, ты можешь зайти в другую степь. Оставляя себе, хоть малейшее место для добра, ты не достигнешь ничего. Будешь топтаться на месте, смеша самых ничтожных духов, объясняя им, что ты вовсе не плохая.
– Я поняла! Ты говорил это раньше, но это так трудно. С другими людьми все просто, но с тобой?
– А что со мной? Я твой учитель. Ты меня должна уважать и бояться.
– Но я люблю тебя!
– Возьми себя в руки!– приказал он, брезгливо вытирая слезы, упавшие ему на руку, о платье Маргариты.
– Это невозможно контролировать!– возражала она,– Неужели ты не понимаешь? Неужели ты никогда не любил?
– Нет!– твердо ответил он.
– Даже в юности?– не поверила Маргарита.
– Иди, принеси мне кофе!
Глава 3
О своей юности хозяин магазина, и по совместительству гадального салона «Фэн-шуй» вспоминать не любил. Дело было в девяностые. Тогда не существовало еще влиятельного мага Яриса. Вместо него землю топтал больной юноша, ничего не знающий о своей силе. И этот юноша чувствовал себя глубоко несчастным.
Ярослав родился не слишком здоровым ребенком. А в десять лет заболел так тяжело, что пришлось проходить обучение на дому. Он получил на руки справку от врача, согласно которой учителя обязаны были приходить домой к мальчику и обучать его бесплатно. Начали работать с большой охотой, сочувственно улыбались, и качественно проводили уроки. В конце первого семестра поняли, что термин «бесплатно» родители мальчика воспринимают слишком буквально, и их самоотверженное стремление помочь несчастному ребенку несколько поутихло. Поэтому все школьные воспоминания Ярослава сводились к образам нескольких преподавателей с усталыми и недовольными лицами.
Никто, не врачи, не психологи, не учителя не могли объяснить родителям, что случилось с их ребенком. В раннем детстве он был резвым чернявым мальчишкой. Крепким, задиристым и любящим посмеяться. Он изменился в один день. Стал похож на приведение: побледнел, когда-то пухлые губы втянулись в рот, который больше не смеялся, а еще более почерневшие глаза, производили устрашающее впечатление, благодаря появившейся в их глубине недетской ярости.
Ярослав пугал своим видом не только сверстников, но и взрослых. Учителя перестали спрашивать его на уроках и проверять домашнее задание. Они просили родителей сводить мальчика к врачу. Они даже хотели жаловаться директору, что вынуждены учить явно психически нездорового ребенка. Родители возмущались, но мальчику пришлось покинуть стены общеобразовательной школы.
Жизнь мальчика, а потом и юноши, больного неизвестной болезнью, текла по собственным странным законам, которые установила мама. Например, он всегда ужинал в полдень. Обеденный сон являлся непреложным законом. И не потому, что родители поощряли его, так называемый, инфантилизм (многие врачи считали, что психика молодого человека осталась на уровне 10 лет). С 12.00 по 16.00 зимой, и с 11.00 по 18.00 летом наступало время суток, которое влияло на Ярослава не лучшим образом, как физически, так и психологически. Засыпал он в три ночи. Просыпался рано, в 7-8 часов утра, и мог выйти в ближайший парк на прогулку. В полдень уже спал, задернув все шторы. В дождливое время года он мог позволить себе большую свободу. График установил врач, выявив у ребенка светобоязнь и психическую экзему. Если говорить проще, света он боялся не зря. Полуденное солнце жгло кожу, даже зимой доходило до огромных болезненных волдырей. Солнце влияло и на сетчатку глаза мальчика, минутное пребывание порождало часовую слепоту, к счастью временную. Врач-окулист предупреждал, что игнорирование некоторых правил, например, нахождение на солнце более часа, может привести к выжиганию сетчатки и необратимой слепоте. Нужно сказать, что обычные врачи уже давно отказались от этого сложного случая, Ярославом занимались академики. И дело не в деньгах родителей, у них денег как раз было и не много. Чаще всего ученые сами напрашивались «заняться» мальчиком. За любую символическую плату. Ради научного интереса. Многие начинали писать на его материале диссертации.
Периодически родители мечтали о больших деньгах, чтобы получить возможность отвести сына в Швейцарию, где по слухам, делают самые блестящие операции на мозге. Сын вырос очень похожим на мать, высокую черноволосую красавицу с экзотическим именем Сандра. И совсем не походил на отца, рыжеватого парня, со светлым открытым лицом. Звали его Антон, а Ярослава соответственно Ярослав Антонович.
В юности, красоту Ярослава было трудно заметить. Да и никто не стремился. Зачем нужна красота больному мальчику? Многие врачи занимались Ярославом, и никто не смог поставить ему однозначный диагноз. Гроши по инвалидности он все же получал, и в документах значилась – эпилепсия.
День, который полностью изменил жизнь Ярослава, начался, как тысячи других.
Он проснулся от нежного прикосновения маминой ладони ко лбу. Нехотя открыл глаза.
– Вставай соня! А лекарство – то забыл! Что ж ты, как маленький?
Мама зажгла крошечный светильник над кроватью, в виде свечи и протянула сыну таблетки и стакан гранатового сока. Он послушно выпил и, отмахиваясь от рук, пытающихся, пригладить его взлохмаченные волосы, стал надевать тапки.
Ярослав поплелся через комнату к выключателю, свет зажегся и, воспользовавшись моментом, мама принялась сгребать вещи, разбросанные по всем возможным поверхностям. Юноша нажал на кнопку выключателя исключительно для мамы. Он не любил свет, ни в каких проявлениях и, к счастью, в нем не нуждался, хотя люстру для своей комнаты выбирал сам, как и все остальные предметы обстановки. Эта комната была его крепостью, его любимым местом, и Ярослав очень трепетно относился к вещам, принадлежащим «его миру». Свет железной люстры, окрашенной под бронзу со светильниками в виде свечей, осветил довольно странную для обывателя обстановку. Эта комната могла принадлежать немного тронутой старушке, вообразившей себя сказочной принцессой или ханской наложницей, но никак не молодому мужчине. Поражало обилие разнообразных оттенков красного. Кровать, с подобранным вверх бордовым бархатным пологом, застелена алым шелковым бельем. Тщательно занавешенное окно, поверх темно-красного сукна декорировано, вишневой парчовой аркой и «золотым» шнуром, пол покрывал пушистый «персидский» ковер с тривиальным узором на вишневом фоне. Мебель «под красное дерево», шкафы, этажерки, статуэтки, все это богатство беспорядочно толпилось в самых неожиданных местах. Вся «роскошь» обстановки была настолько явно поддельной, что внушала жалость. Мебель пришлось скупать по старушкам, текстиль мать шила своими руками из заполонивших рынок в девяностые сирийских тканей. Пришлось напрячься, чтобы угодить вкусам сына. Но родители послушно внимали советам (выглядевшим, как приказ) по обустройству его комнаты. А почему бы и нет, ведь туда, кроме них, и привычного ко всему психолога, никто не ходит. Мама переживала из-за большого количества мебели, о которую сынок в своей любимой темноте, может оступиться и расшибить лоб. Но вскоре переживать перестала, – сынок не расшибался. Она не знала, что Ярослав и читает в темноте.
Со временем Ярослав научился скрывать от родителей, свои, постоянно открывающиеся новые особенности. Ведь слово «особенность» для них, как и для его, ставшего за эти годы почти родственником, врача, были почему-то синонимами слова «болезнь». Ярослав считал, что нет ничего странного в том, что он прекрасно видит в темноте, ведь он буквально слепнет на настоящем солнечном свету. Логика была такой: если слепые обретают прекрасный тонкий слух, то его тонкое зрение совершенно естественно. Он не считал себя больным, но, наученный горьким опытом неприятного мозгового штурма на сеансе у психолога, молчал.
Возможно, Ярослав так бы и дожил до старости в таком жалком состоянии, если бы тем утром, на прогулке по парку не заснул под раскидистым деревом. Разбудила его вспышка фотоаппарата. Какой-то шутник решил, что поза, в которой заснул странный бледный юноша «прикольная». Ярослав невольно открыл глаза и был ослеплен повторной вспышкой. Боль была настолько не выносима, что он потерял сознание.
***
Ярослав лежал в просторной одиночной палате, изнемогая от боли. Боли не физического или морального характера (хотя причин для этого было достаточно). Это была боль, похожая на ломку. Такую, он чувствовал и раньше, особенно в периоды полной луны. Но сейчас она становилась невыносимой.
«Где же мама? Она давно должна была принести мне лекарство! Где же ее носит? Я же умру здесь!»– думал Ярослав, извиваясь на узкой койке.
Уже четыре часа он занимался тем, что представлял себе мамины руки, протягивающие таблетку, и прохладный стакан гранатового сока. От этого воспоминания текли слюнки. Что же это за таблетка? Мама говорила, что успокаивающее, но здесь в больнице его уже накололи большим количеством этой дряни. Сначала обезболивающие, чтобы не беспокоили ожоги, покрывающие лицо и тело, потом транквилизаторы, чтобы успокоить его не на шутку, расшалившуюся нервную систему. Не помогло! Он был настолько не в себе, что врачи приняли решение привязать юношу к кровати.
Его оставили одного, рычать от боли и ярости.
Когда боль достигла предела, в голове как будто переключилось реле. И все стало по-другому. Из чувств осталось одно – ненависть.
Ярослав затих и глубоко задумался. Он ненавидел свою мать, которая оставила его здесь одного без поддержки, ненавидел отца, за то, что он здоровый и веселый произвел на свет потомка, обреченного на мучения. Ненавидел людей. В особенности толстяка в майке, решившего щелкнуть его на прогулке фотоаппаратом со вспышкой, и заботливых девчушек, которые его, практически ослепшего, вздумали вытянуть из тени, и протащить по безжалостному солнцу к парковому медпункту. Да уж! Хороша прогулочка! Он так этого не оставит! Он отомстит всем им! Это решение принесло кратковременный покой. Ярослав даже залюбовался видом красивой светлой ночи, открывающимся из больничного окна. Полная тяжелая луна завораживала.
Ярослав вновь вспомнил своих резвых сверстников. Кажется, они жалели его. Жалели и не знали, что на самом деле, ничтожества – они. Жалкие и немощные. Они еще не знают, на что способен Ярослав Абашин!
Ярослав еще раз взглянул на луну, будто черпая в ней силы. Он чувствовал небывалую бодрость. Прежде всего, нажал на кнопку вызова медсестры и стал терпеливо ждать. Минут через пять дверь в палату отворилась и вошла приземистая полноватая девушка. Она подозрительно посмотрела на больного и буркнула:
– Чего надо?
– Вытри мне пот с лица, пожалуйста,– попросил он.
– Тебе уже легче?– спросила медсестра.
Она взяла кусок стерильной марли и подошла к койке.
Ярослав поймал ее взгляд и прошептал:
– Развяжи меня!
Марля выпала из рук девушки, и, не отрывая взгляда от черных глаз Ярослава, вслепую, она стала отстегивать ремни, стягивающие его руки и ноги. Освободившись, юноша встал, и попятился к окну. Медсестра заворожено глядела ему в глаза, пока он пытался справиться со щеколдой. Наконец, это удалось, и в палату ворвался свежий ветер.
Он пробирался осторожно, прячась в тени домов. Одет был скудно – только пижама да носки. Не смотря на это, осенняя свежесть не производила на Ярослава никакого впечатления. За время путешествия он встретил только одного прохожего,– женщину, возвращающуюся домой после неудачного свидания. Столкнувшись с юношей в темном переулке, она истошно завопила. В слабом свете уличного фонаря, женщина увидела белое, как стена вытянутое лицо в красных пятнах ожогов с огромными черными газами. Это были необычные глаза: на черной радужке выделялись красные зрачки, суженные, как у кошки на ярком свету. Дополняли картину черные волосы, шевелящиеся сами по себе, как живое существо.
Ярослав не стал задерживаться, но когда он свернул в переулок, женщина все еще кричала.
Абашин бежал по улицам, томимый жаждой, и уже не понимал, кто он и куда бежит. Наконец, выбившись из сил, юноша упал рядом с мусорным баком. В куче мусора блеснули красные глазки. Как кот, парень набросился на крысу, и раздробил ее голову о ближайший камень. Глядя на алую кровь, вытекающую из раны, он совершенно обезумел, и стал жадно пить ее.
Через час юноша очнулся от наваждения, и обнаружил, что лежит на заднем дворе ресторана, грязный, босой, в залитой кровью пижаме. Парень с ужасом осознал, что все произошедшее ему не приснилось. К счастью, он уже настолько пришел в себя, что мог отправиться домой.
В тот день новоявленный вампир потребовал от матери объяснений. И ей пришлось признаться. Она знала, что во всем, что происходит с сыном, виновата одна роковая ошибка молодости.
Юная Сандра любила вечеринки. Особенно запрещенные. И особенно те, где тасовалась «золотая молодежь», сыновья и дочки партийных боссов. Одна из таких вечеринок, оказалась совершенно особенной. Праздновали Хелуин (в то время в СССР мало кто подозревал о существовании этого праздника). Водка и мартини, лились рекой. На столах было абсолютно все: шампанские реки, икорные берега. Сначала девушка чувствовала себя не в своей тарелке в компании развязных богачей. Но вскоре все ее перестало волновать. Это произошло после бокала, поднесенного неизвестным парнем. В полночь музыка смолкла, и гости образовали кольцо вокруг центра зала. Там готовилось нечто таинственное. Только много позже, посмотрев первый в своей жизни фильм ужасов, Сандра поняла, что участвовала в сатанинском обряде. А тогда, она понятия не имела, к чему ведут загадочные приготовления.
Молодые люди быстро соорудили алтарь, положили на него незнакомую девушку, пребывающую без сознания. Молодую, почти ребенка. Некто в рогатой маске убил ее, перерезав горло. Кровью наполнили кубок. Пили все. Сандра запомнила, что кровь была теплая. Потом началась оргия. Это было у нее в первый раз, с тем парнем, что угостил ее каким-то наркотическим напитком.
С тех пор Сандра старалась держаться как можно дальше от «крутых». Когда родился Слава, соврала матери, что отец ребенка – иностранный студент, сразу после знакомства, удравший на родину. А потом все стало налаживаться, Она встретила неплохого мужчину, которого Слава всю жизнь считал отцом.
Мать понимала, что болезнь мальчика – это наказание за ту вечеринку, но последнее происшествие ошеломило, ей трудно было осознать то, насколько сильно он наказан.
– Мама, а что за лекарство ты мне давала?– поинтересовался Ярослав, выслушав рассказ.
– И вино, и гранатовый сок – это бычья кровь с ароматизаторами – призналась она,– только кровь в свежем виде способна нормализовать твой гемоглобин. А таблетки – обычные успокоительные.
Теперь, когда Ярослав знал, кто виноват в его болезни, он быстро стал отдаляться от родителей. Мать испортила ему жизнь, а отец и вовсе оказался чужаком. При первой возможности, молодой человек оставил родной дом, и переехал в другой город, подальше от горьких воспоминаний и позорного прошлого, в котором его, великого Мага принимали за психически больного человека.
Глава 4
Маргарита хорошо понимала, что Ярис пришел не ради лирики, поэтому не решилась больше испытывать его терпение. Она подошла к старинному шкафу красного дерева. Спешила все подготовить к ритуалу, ведь дождь мог скоро закончиться.
Пока девушка накрывала стол красной скатертью, стелила клеенку и расставляла особые свечи (продавец утверждал, что они изготовлены из человеческого сала), Ярис позвал Зою и приказал ей принести из машины клетку с птицей. Скоро ассистентка втащила в кабинет железную тюрьму с обеспокоенным петухом и прикрыла штору, заменяющую дверь.
Когда Маргарита натянула перчатки, Ярис устроился на троне. Неизменное высокомерное выражение его лица приобрело некоторую мягкость. Он предвкушал удовольствие.
Готовилась не обычная кровавая трапеза, а важный ритуал, регулярно проводимый им многие годы. Жертвоприношение богу дождя.
Маргарита вынула из шкафа черный балахон и шапочку, расписанную иероглифами. Надела балахон поверх платья, скинула туфли, и приблизилась к трону, бормоча заклинания. Она опустилась перед мэтром на колено и протянула ему шапочку. Он принял, ободряюще улыбнулся девушке и торжественно водрузил головной убор на свои блестящие кудри. Действо началось. Маргарита стала бродить кругами вокруг стола и кресла, с сидящим в нем хозяином. С каждым кругом, скорость увеличивалась, и вскоре, она уже носилась в безумном вихре, бормоча и выкрикивая загадочные слова. Глаза Яриса горели холодным огнем. Парочка выглядела совершенно обезумевшей. Только девушка казалась буйно помешанной, а мужчина – тихо. В какой-то момент Маргарита рухнула как подкошенная на колени, издала резкий звук, и замолкла. Близился апофеоз жертвоприношения. Ярис встал, взял со стола приготовленный нож с украшенной камнями рукоятью и протянул его Маргарите. Она приняла оружие и встала у стола рядом с ним. Почуяв неладное, петух забился в клетке. Колдунья вынула птицу, положила ее на клеенку, и одним ударом отрубила голову. Затем схватила трепещущую и вырывающуюся обезглавленную тушку двумя руками и держала над чашей, протянутой Ярисом. Держала долго, пока тельце петуха не обмякло в ее руках.