Врагов выбирай сам
Артур хмыкнул. Но слушал внимательно.
– И однажды приехал хайдук Зако к некоей цитадели, что воплощением ужаса и скорби высилась на мрачной равнине, бесприютной, безжизненной и безнадежной.
И был в цитадели некто, ненавидящий все живое, кто начал говорить с Зако. И соблазнил он доблестное сердце льстивыми речами, помрачил чистую душу хитросплетением лжи и недомолвок, не лгал говоривший, но не сказал и правды. Звал он Зако на бой во имя Света, против Тьмы и всех порождений ее, обещал силу и власть, и возможность использовать их на благое дело. И Зако согласился.
Но стоило лишь доблестному хайдуку дать свое согласие на великий бой с великим Злом, как страшно содрогнулась цитадель, и громко расхохотался говоривший с ним:
– Отныне, о доблестный хайдук, твое тело станет принадлежать мне! А ты, безгласный, бездыханный, бессильный, будешь во веки веков охранять цитадель.
И стало так.
С тех пор душа хайдука, заключенная в камень, пребывает в цитадели, бессильная изменить свою жалкую участь.
Но Некто не знал, что, когда отбирал он тело у Золотого Витязя, возмущение мира стало столь велико, что умершие восстали из могил… Во всяком случае, один восстал, – добавил рассказчик, запнувшись. – Ваш покорный слуга.
– Так ты еще и мертвый? – без особого удивления уточнил Артур.
– Ну… да. Я умер, а потом вот… вот так.
– Ясненько.
Юноша выбил трубку о камень. Встал. Поднял топор. И аккуратно приложил собеседника обухом по темени.
Тот упал, не издав ни звука.
Артур крепко связал тело добытой все из тех же сумок веревкой. Взвалил на плечо. Отволок к своему опустевшему гробу. Сбросил гостя туда – благо тому хрустальный саркофаг оказался совсем не тесен. А потом задвинул на место прозрачную тяжелую крышку.
– Отдохни, покойничек. – Рыцарь поднял, было руку: осенить усыпальницу крестом, но, подумав, не стал. Еще подохнет тот, внутри. А он, может статься, Ольжеху нужный.
Потом Артур сидел на краю обрыва, свесив ноги в туманную бездну, курил уже третью по счету трубку и ожидал. Все маги, которых он знал, были весьма и весьма неторопливы. Только Альберт, младший братишка, не успел еще набраться этой высокомерной неспешности. Но и он сладко спал в своем гробу, совершенно не думая о том, что время-то идет.
Впрочем, до появления Ольжеха спешить действительно было некуда.
Артур очень надеялся, что разбудили их с Альбертом не для того, чтобы сообщить об очередной пропасти, в которую якобы катится Единая Земля. Попросту говоря, Долина. Надоело уже до судорог! Спаси этих. Чтобы спасти, убей тех. Чтобы убить, вступи в сговор с такими тварями, каких порядочный храмовник должен изничтожать быстрее, чем вспомнит первые слова «Отче наш». Хватит. Наспасались. Больше всего хотелось вернуться домой… Ну, не домой, конечно, дом давно разрушен. Вернуться бы в Шопрон. Пред светлые очи командора. И жить спокойно. Присматривать за братишкой, который, увы, вновь возьмется за гнусное свое колдовство. Может статься, за несколько месяцев мирной жизни Артур сумеет убедить брата в том, что тот избрал гибельный путь.
Ну и Катерина, конечно, заждалась уже. А Галя с Марийкой! Ирина, поди, все глаза выплакала. И кто скрашивает трудную жизнь с нелюбимым мужем Алесе и Лане?
На этом благочестивые размышления были прерваны. Появился Ольжех с бутылкой в руках и сразу начал орать:
– Почему светло? Откуда солнце? Где твой братец?
– Спит, – отрезал Артур.
Ольжех, как курица крыльями, взмахнул рукавами и побежал в дом. Через минуту вернулся и снова вызверился:
– Ты что здесь устроил, мальчишка?! Где ты взял солнце?
– Я? – удивился Артур.
– Взаимостояние, – застонал Ольжех, – пробой в Теневую Лакуну. Тридцать четыре самоцвета, сто лет работы, километры формул, а этот… Ты хоть понимаешь, что натворил? Солнце сдвинулось… Солнце! Ты привязал Теневую Лакуну к Прохладному миру.
– И что? Будет у вас погреб.
Ольжех каркнул и сел, прижимая к себе бутылку. Артуру стало жаль старика. Он выдавил ободряющую улыбку и добавил:
– Там темно. Холодно. Овощи хранить можно…
– Тебе… – маг задохнулся, откашлялся, – тебе было сказано: сидеть и не двигаться.
– Я что, дурак…
– Да!
– …делать все, что вы говорите? – без заминки продолжил Артур. – Тут к вам прилетел какой-то. Я его в гроб уложил. Самое место.
– Что?.. – Ольжех вскочил, выронил бутылку, подхватил ее на лету. – Куда уложил? Кто прилетел? Что еще ты тут наделал?
– Да живой он, – поморщился юноша, – я его легонько. Но он все равно мертвый. Так что лучше пусть там и остается, где есть.
– Что?.. – безнадежно переспросил Ольжех. – Зачем только я тебя разбудил?
– Это я у вас спросить хотел. – Не дожидаясь ответа, Артур встал и ушел в дом. Вернулся он оттуда с двумя кубками. Один протянул магу: – Не пейте из горла – дурной тон.
– Рассказывай, – приказал Ольжех, безропотно отдав вино.
– Нет уж, – хмыкнул Артур, – пускай сам рассказывает.
– Так он живой?
– Мертвый.
– Но…
– Вернее, не-мертвый. Я его оглушил только. А покойником он еще раньше был.
– Свалились вы на мою голову, – пробормотал старый маг и, окончательно смирившись, отхлебнул из своего кубка, – герои… Что ты, что братец твой…
– Альберта не троньте, – набычился Артур.
– Да не трогаю я никого. – Ольжех вздохнул. – Толку-то. Ладно, куда ты его девал?
– К себе в гроб.
– Ох-хо! – Маг поднялся и снова побрел в дом.
Артур остался сидеть на обрыве, прихлебывая из кубка и любуясь радугами в тумане. Вино было вполне даже ничего.
Ольжех и Безымянный явились рука об руку. Маг был мрачен. Певец моргал на солнышко, а изумление, раньше стывшее только в глазах, сейчас явственно читалось во всем его облике. Приближаться к Артуру он опасался: сел на травку чуть поодаль, так, чтобы, в случае чего, можно было одним движением нырнуть в открытую дверь.
– Ну, рассказывай, – повторил Ольжех.
– Что рассказывать?
– Все рассказывай. С начала и по порядку.
– А-а, понял. – Менестрель выпрямился, откинул с лица длинные волосы и начал: – Когда-то был доблестный хайдук Зако…
Рыцарь обернулся, и Безымянный закашлялся на полуслове.
– Продолжай, продолжай, – подбодрил его маг.
И певец продолжил. Слово в слово. Длинную, глупую историю, которую Артур уже имел счастье выслушать.
Дойдя до оживших мертвецов, музыкант вновь споткнулся. Бросил на Артура настороженный взгляд.
Ольжех покивал каким-то своим мыслям, а потом каркнул:
– Тебя что, дурак, не предупреждали, с кем ты говорить будешь? Нашел о чем болтать! Ладно, все понятно. – Он разом ополовинил свой кубок. Глянул на Артура…
В дверях, одной рукой протирая глаза, а другой придерживаясь за стену, появился Альберт.
– Уже пьете, – заметил он. И зевнул. – А мне?
– А умыться? – без особой надежды спросил храмовник.
– Потом. – Альберт махнул рукой. – Пожрать есть что-нибудь?
Ольжех опять поднялся и побрел в дом, бурча привычную уже песню о свалившихся на его голову героях, идеальном взаимостоянии, дикарях и еще каких-то невнятных своих горестях.
Потом Альберт ел, пил и вслушивался в себя. Взгляд его в конце концов стал настолько рассеянным, что Артур не выдержал:
– Ты о чем думаешь?
– Я чего-то не помню, – неуверенно пробормотал маг, – но не помню, чего.
– Меня помнишь?
– Тебя забудешь, как же.
– Значит, все в порядке. Этого старого… господина, – рыцарь кивнул на Ольжеха, – помнишь?
– Ну да. Ученик профессора.
– Ага, и профессора, значит, помнишь?
– Помню.
– Слушай, братик, – синие глаза заблестели, – а заклинания ты свои помнишь?
Красивые брови Альберта сошлись на переносице.
– Нет, – он медленно покачал головой, – заклинания не помню.
Артур улыбнулся гадко, но так радостно и искренне, что улыбка показалась приятной:
– Вот и славно. Вот и хорошо.
– Да я вспомню, – отмахнулся юный маг.
– Ты сколько лет их учил?
– Ну когда ты поймешь? – Альберт закатил глаза. – Я не учу заклинания. Заучиваются лишь базовые законы взаимодействия материй и стихий, на основании которых настоящий ученый конструирует…
Улыбка Артура погасла.
– Да один хрен, колдовство это и ересь! – Он помотал головой. – Не умничай.
– А ты не придуривайся. Все ведь понимаешь.
– Я?! Да я…
– Опять вы за свое! – Ольжех неприкрыто зевнул. – Вот что, певец, пока они всерьез не схлестнулись, расскажи-ка этому красавцу свою историю.
– Когда-то был доблестный хайдук Зако, – размеренно начал Безымянный.
И дальше покатилось по осточертевшей Артуру колее. Рыцарь зевнул вслед за старым магом и вытянулся на траве, созерцая безоблачное небо.
– Ну и что? – спросил Альберт, когда менестрель замолчал. – Очень интересно, конечно, но… братец, – он кинул на Артура тревожный взгляд, – нас заставляют ввязаться в это дело?
– Вас никто не заставляет. – Ольжех затряс головой.
– Нас и раньше никто не заставлял, – взъярился Альберт, – а били все, кто не ленивый. Нет уж, теперь сами справляйтесь.
– Как скажете. – Старик развел руками. – И все-таки я попрошу вас. Вот тебя, рыцарь, особенно попрошу.
Артур под перекрестными взглядами брата и Ольжеха сел. Передернул плечами. Покосился на Альберта:
– Мы же с тобой ничего не потеряем, – неуверенно пробормотал он.
– Да. Если нас раньше не убили, так теперь наверстают.
– Ну… – Юный рыцарь задумался. – Сколько раз нас могли прикончить за то время, пока мы тут… в безопасности. Кстати, – обернулся он к Ольжеху, – а сколько времени прошло?
– Сто лет, – небрежным тоном ответил старик.
– Сколько?! – хором спросили оба брата.
– Сто лет. Пробой в Теневую Лакуну возможен лишь во время идеального взаимостояния… был возможен… до сегодняшнего дня… А взаимостояние…
– Вот оно что! – нехорошим голосом произнес Альберт. – Артур, ну их к черту. Пойдем отсюда, пусть сами разбираются.
– Сто лет, – ошарашенно бормотал Безымянный певец, что-то лихорадочно высчитывая на пальцах. – Сто. Колдун и храмовник… Так это что… Это про вас?
– Да пошел ты! – сердито буркнул черноглазый маг.
– Вообще, это я должен говорить, – нейтральным тоном заметил Артур, – тебе подобает выражаться более изысканно.
– Про них, про них, – думая о чем-то своем, кивнул старик, – и песни про них. И сказки про них. Все про них. Вы, мальчики, вообще, знаете, что героями стали? Гм… посмертно, конечно. Так что спокойной жизни можете не ждать.
– Разберемся как-нибудь, – проворчал Альберт.
– Подожди! – Артур глубоко задумался. – Он прав, нас ведь в покое не оставят. Нас и разбудили-то, чтобы запрячь.
– Черта лысого!
– Не сбивай меня, пожалуйста, – попросил рыцарь, – знаешь ведь, мне думать трудно. Значит, слушай внимательно. Этот Зако, он герой. Настоящий, хоть и хайдук. Не то что мы с тобой. С Некромантом, говорят, дрался. Кто такой Некромант, кстати? Некрофилов знаю…
– Маг, работающий с некротической и некробиотической энергиями. – Альберт поджал губы. – И что с того?
– Да как «что»? Мы вернем парню его тело, и пускай дальше он подвиги совершает. А нас с тобой это касаться больше не будет. Ты колдовством своим займешься.
– А ты спасением моей души? Артур, ты в самом деле в это веришь?
– Почему нет? Просят люди, как отказать?
– Маги, между прочим, просят, – прищурился Альберт, – по-твоему, так и вовсе колдуны.
– Отмолю, – махнул рукой Артур. – И себя, и тебя. Не переживай.
После завтрака младшего из братьев последовала пауза, в течение которой рыцарь и Ольжех курили, не-мертвый менестрель нервно постукивал пальцами по колену, а Альберт проверял свои вещи ничуть не менее придирчиво, чем Артур незадолго до этого оружие и латы.
– А жемчужина? – поинтересовался он у Ольжеха. – У меня здесь жемчужина была. Такая, – он показал старику сжатый кулак, посмотрел сам и кивнул на брата, – вот как его кулачина.
– Жемчужина? – неискренне удивился Ольжех. Альберт выразительно промолчал.
– Мы решили, что тебе она ни к чему, – вздохнул старик, – и изъяли.
– Украли, – уточнил молодой маг.
– Изъяли, – настойчиво повторил Ольжех.
– A попросту говоря, сперли, – хмыкнул Артур. – Это мы словно бы при детях и стариках выражаемся.
Альберт глянул с надеждой, но старший брат, вопреки обыкновению, младшего не поддержал:
– Правильно сделали, что сперли. – Он ухмыльнулся. – Онa, кажется, силы твои колдовские увеличивала, да?
– Вот именно!
– Вот именно, – кивнул Артур. – Так зачем тебе такая дрянная вещь?
– Но… но ведь украли! А воровать нечестно! Ты сам всегда говорил…
– Так не я же украл! – Рыцарь поднял брови. – Колдуны сперли. А они, за редким исключением, все ворье и разбойники. Чего ж ты возмущаешься, если своей волей с сволочью связался?
Менестрель хлопал глазами, переводя взгляд с Артура на Ольжеха, с Ольжеха на Альберта, с Альберта опять на Артура. Юный маг кипел от негодования, а старый с видом глубоко философским попыхивал трубочкой. И на лице у него было написано, что подобные разговоры он слышал сто лет назад, слышит сейчас, полагает, что услышит в будущем, и ровным счетом ничего оные разговоры ни для него, ни для всех прочих магов, или «колдунов», не меняют.
– Ладно! – Альберт завязал свой мешок и встал. – Сочтемся. Ну что, мы идем?
– Сейчас.
Артур расстегнул вторую седельную сумку, вытащил из нее два небольших, но очень тяжелых мешочка.
– Переложу, для равновесия, – объяснил, расстегивая вторую сумку, – на себе ведь переть придется.
– А Крылан твой где?
– Уморили Крылана. М-маги. Такой зверь был! Здоровый как бык.
– У вас там что? – спросил у Альберта Безымянный.
– Золото, – пожал плечами юноша. – Двадцать тысяч в монетах Большого мира. На деньги Долины – сорок тысяч больших львов получается.
– Сколько?! – задохнулся певец.
– Сорок. Ну там плюс-минус. Нам же надо на что-то жить.
– Герои! – насмешливо каркнул Ольжех, когда менестрель, не решаясь поверить, обернулся к нему. – Им, знаешь ли, много не бывает. Все собрали? – он критически оглядел братьев. – Тогда слушайте внимательно. Я отправлю вас в «Звездец»… тьфу, чтоб ему! в «Звездень».
– В «Звездец», в «Звездец», – ухмыльнулся Артур. – Он что, сто лет простоял?
– И еще сто лет простоит. Любимое место отдохновения всяких… героев. Чего б ему сделалось? Сообразите там, что да как. Поосмотритесь. Кстати, храмовников из Шопрона в Сегед поперли.
– Чего так? – нахмурился рыцарь.
– Да уж было за что. Тебе ли не знать? Ну а дальше сами решайте, что делать. Вот и все, собственно, – Старик выбил трубку. – Надеюсь, я вас долго теперь не увижу.
– Взаимно. – Артур забросил сумки на плечо. Ольжех пошевелил пальцами, бормотнул что-то, и вся троица исчезла. Просто растворилась в воздухе.
День Гнева
… А вообще-то он был в отпуске. Их всех отправили отдохнуть, всю группу. Сразу после короткой, но вымотавшей до предела работы в аэропорту Шарль де Голль. Тогда думалось, что Провозвестники утихнут надолго. После такого удара они не должны были скоро оправиться.
Должны – не должны, психам законы не писаны. Психи в своем ритме живут, еще и нормальных заставляют под себя подстраиваться.
Мир сходит с ума – постепенно, но процесс идет, неспешный и неотвратимый.
Дерьмо!
… Группа из четырех человек за очередным поворотом. Этих нужно брать тихо. А вот дальше можно будет не стесняться.
Третья группа из пяти. Загадывать рано, но, кажется, он успевает…
Этого храмовника в «Звездеце»… то есть в «Звездне», конечно, но непристойное название, прижившись в незапамятные времена, само выворачивалось, что на языке, что в мысли… одним словом, не видал Милрад раньше этого храмовника.
«Не иначе издалека пожаловали, может, из самой Добы», – размышлял он, и сам, не доверяя служанкам, поспешил из кухни к отдельно стоящему столу, за которым пировали двое путешественников и певец, как бишь его… не важно. Не он платит.
В том, что двое мальчишек были путешественниками, Милрад не сомневался. Такую парочку, обитай она в городе, приметил бы давно. Один – очень высокий, с волосами цвета светлого золота храмовник в орденских одеждах. Другой – жгучий красавец, чернявый, что твоя головешка, нарядившийся в вызывающие, черно-багровые тона, которые, надо отдать парню должное, были ему очень к лицу. Ну и музыкантик в обычной своей радужной рубахе и ярко-зеленых штанах.
Милрад предположил поначалу, что чернявый красавец – отпрыск какого-нибудь богатого, а может, и знатного рода, заявившийся в стольный город Шопрон поглазеть на людей и показать себя. А храмовник, известное дело, в сопровождающих. Они, храмовники-то, работой не брезгуют. Абы кого охранять, конечно, не возьмутся: не хайдуки все-таки, рыцари благородные, но если какого достойного господина или вот сопляка богатого, которому блажь стукнула без свиты в поход отправиться, так это пожалуйста.
С храмовниками, ясное дело, куда угодно без опаски можно. Они ведь любую нечисть одной только молитвой… а если уж совсем туго, то и промеж ушей приложат. У этого вон топор какой, всем топорам топор.
Хорошо богатому: захотел – поехал. А тут сиди жди, пока из Средеца караван с вином прибудет. Караваны, они в свой срок ходят, и хоть озолоти купец рыцарей, те до времени с места не двинутся.
Хотя деньги примут с благодарностью.
А может, чернявый от пятой жены десятый сын? Тогда ясно, почему без свиты. Дома ему искать нечего, если и перепадет от наследства кусочек, так когда еще, а жизнь-то проходит. Вот и приехал в столицу. Мечтает конечно же не о гвардейских рядах Недремлющих – куда ему, недомерку? – но в дозволенные маги или, в крайнем случае, в чиновники метит наверняка. И чтоб выслужиться перед герцогом, удачно жениться… Хотя в его-то годы… Нет, мечтает он не выслужиться, а подвиг совершить, и лучше не один. А еще о любви, чтобы как в сказках.
Хе-хе, а у герцога дочка подрастает.
Вообще говоря, Милрад Брюхотряс, потомственный хозяин «Звездня», повидал в своем трактире всяких и давно уже не удивлялся ни богатым постояльцам, ни даже знатным – всякие захаживают, знаете ли. Да. Просто парочка и менестрель не в счет, – войдя в зал, без раздумий направилась к столу, за который без разрешения Милрада не садились даже храмовники. Над столом этим, с виду ничем не примечательным, дабы не возникало у людей несведущих желания отнестись к нему без должного почтения, висела резная табличка с четкой и разборчивой надписью. И рыцарь, увидав ее, легонько тронул чернявого красавчика за плечо. Молча. Так же молча указал на надпись.
Чернявый прочел. Что-то сказал негромко, и заржали оба так, что на них стали оборачиваться, это при том, что в «Звездне» вечерами шум стоит изрядный.
Вот тут-то Милрад гостями и заинтересовался. Потому как обиделся. Не всякий трактир может похвастаться тем, что Миротворец со своим названым братом-ангелом предпочитали его всем другим в столице. Да и в дальних землях не было ничего подобного. Милрад знал это от отца, а тот – от деда. «Звездень» – единственный.
Очень хотелось поговорить с менестрелем – уж этот-то рассказал бы, что за нахалы пожаловали в стольный Шопрон. Но Брюхотряс никак не мог вспомнить имени музыканта, а окликать его простым «эй ты!» не годилось. Не абы какой певун подзаборный: он, если слухам верить, для самого герцога петь мог бы, с господского стола кормиться и бед не знать.
Слухам Брюхотряс верил. Не всем, конечно, правдивым только, но уж отличать их от брехни давно умел безошибочно.
И с чего бы этому… как же его звать-то, а? С чего бы ему сейчас при двух пацанах сшиваться? Да еще без гитары. Когда это было, чтоб этот и без инструмента? Народу-то в зал понабилось – сесть некуда, стоят, стены плечами отирают, ждут, чем их музыкант сегодня потешит. А он знай сказки сказывает, о песнях и не вспоминает. Спрашивают – смеется только: голос, мол, сорвал, палец вывихнул, живот крутит. Не до песен.
Тут было над чем подумать. Но пока что на размышления времени не находилось.
Трое служанок и забредшая на огонек шлюшка Любава, позабыв про дела, окружили троих гостей. Смеялись заливисто, ели, пили и закусывали, радуясь нежданной щедрости.
– А я слышала, из храмовника даже под пыткой монетки не выдавишь, – мурлыкнула Любава, заглядывая в ярко-синие глаза рыцаря.
– Под пыткой не выдавишь, – кивнул тот, подливая ей в кубок сладкого вина, – хотя смотря как пытать.
– Я попробую… – чуть охрипшим голосом проворковала шлюха.
– Позже, – согласился синеглазый.
Уже стемнело за окнами и закоптили подвешенные на цепях масляные светильники, когда храмовник подозвал Милрада к столу.
– Сколько? – спросил коротко.
Боясь спугнуть удачу, трактирщик брякнул:
– Тридцать леев.
– О! – сказал рыцарь и укоризненно глянул на музыканта. – А ты: «В два раза, в два раза». Людям верить надо. На четыре белых, – это ж, считай, не обжулил, а так, побаловался.
Милрад похолодел. Проклятый храмовник, коему полагалось бы уже лыка не вязать, считал… да как храмовник считал! Дернул же бес накинуть эти проклятые четыре лея! И что теперь? Заплатит? Или, осерчав, милостиво в зубы сунет?
Рыцарь между тем выложил на стол две серебристые монеты по десять леев. И шесть матовых, белых.
– А это за честность, – он выудил из кошеля ма-ахо-нькую денежку.
«Ну зато не в зубы», – облегченно вздохнул Милрад.
Компания поднялась и вместе с девицами отправилась наверх, в жилые комнаты.
Брюхотряс ссыпал деньги в кошель. Еще раз помянул тамплиера недобрым словом, вертя в пальцах последнюю монетку. Одна бани. Тьфу! Даже в самые плохие дни бани сверху нельзя было считать приварком, а уж с заказа стоимостью почти в тридцать серебряных…
Правду говорят, проще выжать воду из камня, чем деньги из тамплиера.
Ладно, завтра он потребует свою долю еще и с девок. Быть не может, чтобы им не заплатили! Уж Любава-то дело знает.
«Завтра» дало себя знать громовым стуком в дверь Милрадовой комнаты. Трактирщик ошалело глянул в окно – небо только-только начинало светлеть, – поднялся, кряхтя, и побрел открывать.
За дверью стоял давешний храмовник. Одет он был в тонкую нательную рубашку и хлопковые штаны. В руках держал свой страшенный топор.
– а…э-э… – сказал Брюхотряс и застыл, не отводя глаз от оружия.
– Вставай, дармоед, – дружелюбно произнес рыцарь, – мне нужна вода.
– Кувшин – десять баней, – машинально сообщил Милрад.
– И давно у тебя водопровода нет?
– Почему это нет? – обиделся Милрад, – как раз есть. «Звезде…» кхм… «Звездень», может, и не лучший в столице…
– Понял-понял. – Парень досадливо поморщился. – Водопровод есть, но у постояльцев твоих денег столько не бывает. Иди, распорядись там. Да пошевеливайся.
– Как скажете, благородный сэр, – Брюхотряс окончательно проснулся, – оденусь только, и все будет в…
– Выполняй.
Рыцарь закрыл дверь, а Милрад – рот.
Водопровод в «Звездне» действительно был. И Милрад Брюхотряс, равно как и отец его, Йожеф Брюхотряс, и дед, Стоян, и прадед, Будай, тоже, разумеется, Брюхотрясы – спасибо далекому предку Николае за благозвучное прозвище, – словом, все поколения трактирщиков, начиная с Будая, наличием водопровода в своем среднего пошиба заведении гордились необычайно. Даже не потому, что вода не из цистерны, а, как в богатых домах, – прямо из Ноева озера, да еще и особым образом очищенная, а потому что подводили ее к «Звездню» на деньги самого Альберта Северного, названого брата Миротворца, говорят, что самого настоящего ангела. Ей-ей, с крыльями и прочим всем, что там ангелам полагается.
Вот только пользы, кроме гордости, от водопровода особой не было. Ну на кухне ясное дело, а так… Прав храмовник, не часто бывают здесь постояльцы, готовые покупать воду не кувшинами, да чтоб каждый стакан сосчитан, а сразу и много. Заходить заходят, на стол посмотреть, прочитать, что так, мол, и так, сам Миротворец с братом своим за этим столом сиживали. Ну, пьют-едят, это понятно. А чего ж не есть, когда кухня хорошая? О винах и говорить не приходится, местных хоть залейся, да еще издалека привозят. Вот со дня на день из Средеца караван придет. Но чтобы остаться, чтоб хоть ночку да переночевать, на это у богатых другие гостиницы есть. Тоже, понятно, с водопроводами.
Впрочем, бывало всякое. Поэтому трубы в дорогих комнатах прочищались дважды в месяц, чтоб, если вдруг случится надобность, Милраду достаточно было просто подать воду. Но как же он, дурак, вчера-то не сообразил все сделать? Ведь весь вечер на молодого господина таращился, думал, как хорошо богатым быть, а то, что богатые моются чуть ли не каждый день, напрочь из головы вылетело.
Вчерашняя обида на скупого рыцаря испарилась вместе с остатками сонливости. Милрад постоял немного возле труб, любуясь блестящими вентилями и подсчитывая будущие денежки, и побрел на задний двор: раз уж разбудили до солнышка, надо убедиться, что и прислуга не спит уже.
Вы ознакомились с фрагментом книги.