Возвращение

– Для такой прекрасной гостьи я готов проявить щедрость.

– Да, вы очень щедры, эфенди. Я тронута вашим гостеприимством, но что я буду с ней делать?

– Что хотите, ханум. Она будет развлекать вас, выполнять ваши приказания, – он повернулся к «жене»: – Расскажи, Фатьма, что ты умеешь делать?

– Танцевать, петь, любить… – начала перечислять Фатьма.

– Я вас заверяю, ханум, она умеет абсолютно все, что необходимо уметь женщине. Собирайся, Фатьма!

– Я готова, мой повелитель, – покорно сказала женщина.

– А где ее вещи? – спросила Лилиан, решив, что теперь ей будет о чем поведать миру.

– Какие вещи? – удивился «турок». – Только то, что на ней.

– Хорошо, – согласилась Лилиан, – я куплю ей все, что нужно.

– Не печалься, Фатьма. На твое место я возьму другую жену, не хуже тебя, – «утешал» женщину Рубинчик.

– Большое спасибо за подарок, эфенди. Я увидела нравы турецкого гарема. Мой чичероне передаст вам конверт.

– Гарем – лучшее место для женщины, ханум, – расплылся он в улыбке.

– Благодарю вас, милые женщины, за угощение и танцы, – обратилась Лилиан к «женам».

Они заплакали, прощаясь с Фатьмой, подавая ей чадру и бубен. Горше всех рыдала жена Рубинчика.

– Пойдемте со мной, дорогая, – Лилиан обняла «турчанку» за плечи.

Назаров встретил их у ограды.

– Отдайте ему деньги, – прошипела Лилиан сквозь зубы.

Назаров передал Рубинчику конверт с гонораром и сказал, что навестит его, когда освободится.

Он догнал Лилиан и Фатьму, спросил, в чем дело.

Американка объяснила:

– В подарок от хозяина гарема я получила одну из его жен. Ее зовут Фатьма. Этот турок – мерзкий рабовладелец с замашками уголовника. Двух своих наложниц он прирезал, как ягнят.

Назаров молчал, сбитый с толку проделками Рубинчика. «Вот шут гороховый!» – мысленно ругал он своего шкодливого приятеля.

Возле моста сели в такси. В предчувствии сенсации Лилиан сияла. Ее ждал триумф и репутация знатока Востока, закрытого для европейцев.

Фатьма молчала, забившись в угол машины.

Приехав в гостиницу, они поднялись в номер Лилиан и заказали ужин. Она рассказала Назарову обо всем, что произошло в гареме.

– Огромное спасибо, мистер Джордж, вы превзошли самого себя. Благодаря вам у меня появилось столько новых впечатлений. Думаю, моя сенсация потрясет цивилизованный мир.

– К вашим услугам, мисс.

Юрий не представлял, как они выпутаются из авантюры, затеянной Рубинчиком, по-прежнему боясь, что Лилиан узнает о розыгрыше.

Он еще не лег, когда в дверь постучали. Не дождавшись отзыва, вошла все еще возбужденная Лилиан.

– Вы не спите, Джордж? Что мы будем делать с Фатьмой?

– Не знаю, мисс Лилиан. Получили подарок – пользуйтесь.

– Зачем мне этот подарок, я женщина. А хотите, я отдам ее вам?

– Благодарю вас, мисс, мне она не нужна.

– Вы не желаете осчастливить хорошенькую женщину?

– В обязанности секретаря это не входит.

Юрий впервые показал американке, что раздражен, но она не обиделась, находясь в состоянии эйфории.

– Понимаю, у вас есть возлюбленная? Где она? В России осталась?

– Слишком много вопросов, мисс.

– Когда у вас будет настроение, вы расскажете мне о своей девушке, мистер Джордж. Быть может, я смогу вам чем-либо помочь.

Лилиан покинула его номер, не понимая, почему он был не в духе. Впрочем, мрачность чичероне не испортила ей праздника.

Утром Назаров застал американку одну.

– Где Фатьма?

– О, мистер Джордж! Тут такое произошло!

– Сбежала?

– Если бы! Очень рано, когда мы еще спали, пришел какой-то турок, назвался агентом тайной полиции и потребовал выдать Фатьму. Я протестовала, но он пригрозил, что обратится за помощью к султану. Что было делать? Бежать к нашему послу?

– Что вы! Мог получиться международный скандал.

– Знаю. Агент надел на Фатьму наручники и увел. Она так плакала.

– Теперь она погибла, мисс Лилиан! Разве можно принимать такие подарки, вы же цивилизованная женщина!

– Но я сочла это восточной причудой. Мне казалось, что я помогу Фатьме стать свободной.

– Теперь ее обвинят в бегстве из гарема. По законам шариата ей грозит смерть. – Назаров не без удовольствия подливал масла в огонь. – Кто поверит, что вам ее подарили? Турок, вероятно, опомнился, пожалел о своей расточительности и заявил в полицию, мол, от него жена сбежала.

– Что я наделала! – сокрушалась журналистка.

– Да уж… Теперь ее зашьют в мешок и бросят в море. – Назаров явно перегибал, наказывая взбалмошную американку за самоуверенность.

– Боже, как я виновата! Умоляю, спасите ее во что бы то ни стало!

– Трудно что-либо обещать. Не хватало самому вляпаться в криминал.

– Дайте взятку, скупиться не надо, деньги я дам.

– Попробую уладить это дело, посмотрим, что получится.

– Мы с ней подружились, – оправдывалась Лилиан. – Фатьма рассказала мне печальную историю своей жизни. Отец продал девочку, когда ей было всего семь лет. Представляете, какие здесь нравы! Муж оказался настоящим тираном и развратником. Бил ее каждый день и приказывал другим женам бить. Когда она мне это рассказывала, я сама готова была задушить этого турка. Конечно, тут же, чтобы не забыть, я записывала ее рассказы. Получился великолепный материал, правда, пока без финала. Хорошо, что мне хоть немного удалось помочь бедняжке: я подарила ей два платья, кое-что из белья, дала денег. Теперь идите, мистер Джордж, и постарайтесь ее найти.

Назаров пошел в магазин, где застал весь «гарем» в сборе и прекрасном расположении духа. Рубинчик все еще был в ударе и разыграл Юрию в лицах, как вчера все происходило. Жена Рубинчика была под стать разбитному мужу.

– Вы убедились в моем лицедейском таланте? – спросил Рубинчик.

– Вы были великолепны. Однако своим подарком сильно запутали дело.

– Я же его и распутал.

– Тайным агентом тоже были вы?

– Кто ж еще! Я загримировался, и мадам меня не узнала. К тому же вчера в комнате был полумрак, вряд ли она меня разглядела. Видели бы вы, как ваша мамзель испугалась утром. Кстати, Фатьма осталась довольна ее гостеприимством и подарками.

– Что мне сказать американке?

– Скажите, что Фатьму бросили в Босфор. Впрочем, не годится, она потребует доказательств, еще заявит в полицию. А если сказать, что ее вернули в гарем? Хотя почему вернули, если уже подарили? Глупо… Вот что! – Рубинчик хлопнул себя по лбу. – В нее влюбился арестовавший ее агент полиции, ну и взял в свой гарем.

– Но как мы сообщим об этом Лилиан?

– Моя жена напишет ей письмо как бы от лица Фатьмы. Турчанка, конечно, неграмотна, что ж, за нее напишет полицейский.

С ошибками, по-английски нацарапает, что теперь у Фатьмы новый муж и что гарема у него нет. Слава аллаху за все милости, ну и вам спасибо за все, дорогая мисс.

Рубинчик продиктовал жене текст письма.

– Отправьте его по почте, – сказал Рубинчик, передавая Юрию исписанный лист, – завтра мадам получит утешение. Пусть еще сутки помучается. Будет ей наука.

– Вы гений, Рубинчик!

– Знаю.

Они выпили вина за успех дела, и Назаров вернулся в отель.

Лилиан ждала его и сразу же накинулась с вопросами:

– Ну как? Что вы узнали? Плохие новости?

– Пока ничего утешительного, мисс Лилиан. Никаких следов. Остается только молиться за душу несчастной девушки.

– Это ужасно! Что я наделала! – причитала она. – Вы правы, мистер Джордж, давайте помолимся за нее.

Несколько минут прошло в молчании. Лилиан сидела, закрыв глаза, губы ее шевелились. В эти минуты она показалась Назарову премиленькой. Ее лицо говорило о раскаянии и вере в доброту Бога, которому она молилась. И она действительно повеселела:

– Идемте обедать, мистер Джордж, я ужасно проголодалась.

Вечером она беспечно танцевала с Назаровым в европейском баре. Но во время танца все же сказала:

– Образ Фатьмы преследует меня, а больше всего терзает неизвестность.

– Может, это только любопытство, мисс Лилиан?

– Это больше, чем любопытство, мистер Джордж! Мне не безразлична судьба бедной девушки.

«Странная эта Лилиан, – думал Назаров, – трудно понять, добрая она или злая, умная или глупая. Одно очевидно: самоуверенная и наглая».

Утром Лилиан влетела в его номер без стука:

– Господь услышал мои молитвы и сжалился надо мной. Я получила письмо от Фатьмы. Она жива и, представьте, счастлива. Вот, посмотрите, – она сунула Назарову письмо.

Он прочел то, что уже слышал от Рубинчика.

– Не правда ли, какая чудесная и трогательная история? – сказала Лилиан, пряча письмо в ящик стола. – Теперь моя совесть спокойна.

«Неужели она действительно настолько наивна, – удивлялся Назаров, – ведь эта мелодрама так примитивно разыграна. Стоит лишь чуточку напрячь мозги, становятся видны все швы и узлы. Что это – глупость, тщеславие, погоня за сенсацией?..»

– Я иду дописывать рассказ, – сказала ему Лилиан. – Д умаю, что правдоподобней будет утопить Фатьму в Босфоре. Если я напишу, что в нее влюбился полисмен, меня упрекнут в плагиате, скажут, что я украла сюжет у Мериме.

– Как пожелаете, мисс, можете утопить, еще эффектней сбросить ее с лодки. Или нет, пусть лучше она вырвется от деспота-мужа, побежит вверх по скале, поскользнется, упадет в море, и ее поглотит пучина.

– А что, пожалуй. Чем банальней, тем правдоподобней. Вечером Лилиан прочитала Назарову новеллу «Фатьма».

Как он ни силился, все же не смог сдержать улыбку, и они едва не поссорились. Юрий оправдывался, мол, слишком уж все по-восточному «цвятасто».

– Зато правдиво! – отрезала она.

Журналистика пришлась Назарову по плечу. Лилиан почти не вмешивалась в его тексты, считая их вполне профессиональными. Только английская грамматика у него хромала. Иногда американка просила писать на французском или немецком, ему это было проще. Он со всеми заданиями справлялся, и капризной работодательнице не в чем было его упрекнуть.

В один из июльских дней она сообщила:

– Завтра мы идем на прием к генералу Врангелю. Я достала два пропуска.

– Вы желаете взять у него интервью? – у Юрия забилось сердце, как-никак легендарный Врангель, к тому же свой – русский.

– Я хочу изложить ему кое-какие соображения и узнать мнение генерала. Думаю, мой проект его заинтересует.

Утром катер доставил Лилиан и Юрия на яхту «Лукулл».

Матрос помог им подняться на палубу. Подошел очень красивый офицер, которому Лилиан вручила пропуск и визитную карточку. Офицер попросил их следовать за ним и привел в небольшой, со вкусом обставленный кабинет.

Генерал сидел за письменным столом в светлой черкеске, на груди – Георгиевский крест. Он привстал при появлении гостей, жестом пригласил их сесть.

– Мой журнал, – начала Лилиан по-французски, – поручил мне задать вам один вопрос. В некоторых кругах США бытует мнение, что после отказа союзных держав поддерживать вашу борьбу с большевиками американскому правительству следует взять на себя заботу о сохранении российских вооруженных сил, для того чтобы при удобном случае вы смогли возобновить борьбу. Но пока вам следует принять участие в войне греков против Кемаль-паши за восстановление Византии. После захвата Константинополя вы бы могли получить обеспечение для дальнейшей патриотической борьбы. Соединенные Штаты, в свою очередь, предоставили бы вам необходимую технику, вооружение и продовольствие.

Назаров слушал, с каким апломбом излагала Лилиан свои политические бредни, выдавая их за «общественное мнение американских кругов», и кипел от ярости. Такого нахальства он не ожидал даже от нее. Ему было неловко присутствовать при этом.

Врангель выслушал журналистку с невозмутимостью скалы. Он уже привык к глупости и наглости политических дилетантов.

– Благодарю вас за информацию, мисс, она, несомненно, интересна, но я не занимаюсь вопросами международной политики. Мои сухопутные и морские силы находятся в распоряжении наших союзников. Это все, что я могу сказать по данному вопросу. Честь имею.

Врангель встал, давая понять, что прием окончен. По его звонку явился тот же красавец-офицер и проводил их до трапа.

Лилиан была оскорблена и не скрывала этого, ругаясь вслух:

– Сноб, нахал, дикарь!

Зато Назаров аплодировал генералу.

В такси он сказал:

– Меня потряс ваш авантюризм, мисс Лилиан. Мало кто решился бы выдавать свои политические фантазии за общественное мнение большой державы. Вы сейчас сильно рисковали своей репутацией…

Лилиан резко оборвала его:

– Кажется, вы читаете мне мораль, мистер Назаров? Я – корреспондент известного политического журнала. У меня приличный стаж работы, и я нахожусь в Константинополе не для того, чтобы танцевать фокстроты. Мнение журналиста всегда является выражением мнения читателей. У нас массовый журнал, следовательно, мы сознательно прибегаем к эмоциональной аргументации, чтобы соответствовать уровню развития широких масс. Чтобы ошеломить и развлечь читателя, нужны скандальные известия, и ничего страшного, если ради сенсации мы иногда немного искажаем факты или произвольно их интерпретируем. Мы должны уметь делать политику. И деньги! Если босс требует сенсаций, а таковых нет, значит, мы их сфабрикуем. Журналистика – это бизнес, но вы в этих делах пока что большой бэби, мистер Джордж. Мы – американцы, деловой народ, если угодно, прагматики.

«А никто и не обольщается на ваш счет, пастухи коровьи! Здорово тебя Врангель отшил, самодовольная пигалица! Мнишь себя деловой, а на деле просто дура, набитая штампами и чужими цитатами», – мысленно торжествовал Назаров.

Последствия размолвки могли быть для него плачевны. Вполне логично, если американка уволит его за грубость. Только не все в этом мире подчиняется логике. Солнце было уже в зените, замутив полуденным жаром прозрачность летнего дня. Воздух выгорел добела и подрагивал, как парус на мелкой волне. От наступившего зноя даже логика плавилась, превращаясь в бесформенную субстанцию. Лилиан попросила принести ей лимонад со льдом.

Большая терраса фешенебельного отеля на берегу Босфора была украшена зелеными гирляндами, цветами, разноцветными фонариками, французскими и турецкими флажками. Общество франко-турецкой дружбы чествовало французского писателя Клода Фаррера.

Когда пришли Лилиан и Назаров, вечер был в разгаре, террасу заполнила нарядная публика. Преобладали европейцы, преимущественно офицеры союзных армий, журналисты, представители духовенства, предприниматели. Турок было мало. Инициатива торжества принадлежала европейцам.

Клод Фаррер сидел за столом для избранных гостей в окружении элегантных женщин. Он много выпил и теперь то и дело острил, осыпал комплиментами дам и клялся в любви к турецкому народу. Едва ли он был знаком с этим народом, разве что наблюдал за экзотикой турецкой жизни из окна отеля, но, выполняя патриотическую миссию, как мог, старался укрепить пошатнувшийся в глазах Турции престиж Франции.

Лилиан и Назаров с трудом нашли свободный столик на краю террасы и заказали ужин. По водной глади залива скользили украшенные разноцветными фонариками лодки, добавляя празднику помпезности.

– Это напоминает мне Венецию, ее каналы и песни гондольеров, – сказала Лилиан, потягивая вино. – Хотелось бы и по Босфору покататься на лодке, мистер Джордж.

Назаров накинул на голые плечи своей спутницы меховую горжетку. Спустившись к воде, они наняли шлюпку.

Лодочник медленно греб вдоль залива. Гудели плывущие мимо пароходы, из отеля доносилась музыка. Очевидно, выпитое вино ударило Юрию в голову, потому что отражения электрических фонарей на воде смешались с мокрыми звездами неба, и улыбка полумесяца была игрива, как у наложницы.

– Сядьте ближе, мне холодно, – приказала Лилиан.

Назаров придвинулся, и она облокотилась на его плечо.

– Вы умеете любить по-рыцарски красиво? – спросила Лилиан.

– Когда-то умел.

– А теперь?

– Теперь воздерживаюсь.

– Почему?

– Помню ваше условие, когда вы нанимали меня на работу.

– Какое условие?

– Наши отношения должны быть сугубо деловыми.

– А ведь женщинам не нравится, когда соблюдают их условия. Назаров промолчал. Лилиан сама его поцеловала.

Лодка причалила к террасе. Они снова поднялись к своему столику. Лакей принес коктейль.

– Теперь будем танцевать! – Лилиан встала. Назаров тоже встал и предложил ей руку.

Домой они вернулись под утро.

– Жаль, что восточная ночь закончилась, – сказал Юрий в вестибюле отеля, целуя ей руку.

– Вовсе не кончилась, Джордж, я жду вас у себя…

Утром, открывая окно, она сказала еще дремавшему Юрию:

– Только не думайте, что отныне я потеряла свою свободу.

– Я и не думал, мисс, но зачем вы все испортили? – тусклым голосом отозвался он.

Лилиан поняла, что совершила бестактность, но не извиняться же.

Танцы, рестораны, экскурсии, политические сводки, интервью, статьи, доклады – смесь работы и развлечений продолжала заполнять жизнь Назарова. Между тем к турецкой столице почти вплотную приблизились повстанцы Мустафы Кемаля. Султан вместе с гаремом бежал в Египет на французском корабле. Вслед за ним кто куда, как крысы с обреченного корабля, стали разбегаться пришельцы, прибывшие в Турцию за материальной или политической наживой. Местные армяне и греки быстрее других подались в бега, поскольку им угрожали погромами. Поспешно укладывали чемоданы и разъезжались по своим отечествам западные «просветители Востока». В Константинополе замерла торговля, потому что предприниматели не желали рисковать бизнесом. Город походил на больного перед приступом эпилепсии, когда уже началась лихорадка, участился пульс и в любую минуту можно ожидать припадка. В прежнем режиме продолжали функционировать только кабаки и притоны. Запад и Восток готовились схлестнуться в решительной схватке.

Примечания