Дела репрессированных московских адвокатов

Дело № Р-35440[50]

по обвинению Умнова[51] Павла Георгиевича и др.

Список лиц, привлеченных по архивно-следственному делу:

1. Богданов М.И.

2. Гринберг И.Н.

3. Никитин А.М.

4. Динесман И.Ю.

5. Коренев П.П.

6. Пинес И.Г.

7. Полетик М.П.

8. Патушинский Г.Б.

9. Розенблюм А.Б.

10. Ум<н>ов П.Г.

11. Филатьев Г.В.

л. д. 8—10

Протокол допроса

Филатьева Георгия Викторовича[52]

от 14 августа 1930 года

<…>

из дворян г. Рыбинска Нижне-Волжского края, русский

<…>

Состоял в партии народных социалистов[53] с 1917 по 1918 год. В других партиях не был. До войны 1914 года и до Февральской революции – присяжный поверенный.

Г.В. Филатьев. 1930

<…>

С Февральской революции до Октябрьской революции: товарищ Московского городского головы с августа м-ца до октября 1917 г. В Октябрьскую революцию: юрисконсульт в Земгоре[54]. С Октябрьской революции по настоящий день: то же до начала 1919 г. В 1919 г. работал в кооперации; в конце 19 в Электротресте зав. юридической частью. В марте 20 г. был арестован за участие в «Союзе Возрождения»[55]. До 1 января 1921 г. находился в концлагере. С янв. 21 по авг. 21 консультант Наркомзема, затем зав. юротделом Мозо[56] до средины 22 г. С марта-апреля 22 г. юриск. «Волголеса» до 15.01.28 г. В 25 г. вступил в коллегию защитников. С 10.02.30 г. в «Северолесе» юрисконсультом.

<…>

В марте 20 г. был арестован за участие в «Союзе Возрождения» и в августе 20 г. был осужден к заключению в конц. лагерь на все время гражд. войны, с последующим определением срока в 2 года. С февральской революции я принимал деятельное участие и вошел в состав Комитета общественных организаций, где был и заместителем председателя. Я состоял гласным Моск. Городск. Думы и в августе был избран Товар. Городск. Головы. В 1924 г., а может быть, и в 1925 г. я вступил в Московский Комитет Защитников[57] и состоял членом так назыв. общественной группы до роспуска группы. Группа имела целью перенести в коллегию лучшие традиции дореволюционной общественной адвокатуры. Она с самого начала приняла твердое решение заниматься исключительно адвокатскими вопросами и ни в коем случае не общеполитическими и быть строго лояльной. Это решение всегда проводилось, и я считаю, что ни разу не было нарушено. Я не припоминаю ни одного случая нарушения. Думаю, что если бы такой случай имел место, он вызвал бы протест.

После роспуска «общ. группы», т. е. после 1926 г., некоторые быв. члены «общ. группы» собирались для обсуждения чисто профессиональных вопросов. Насколько я помню, такие собрания происходили на квартире у Ордынского[58], Коренева, Долматовского; у последнего собрания бывали очень редко. Собирались мы по вопросам о перевыборах в президиум по поводу кандидатур. На этих собраниях обсуждались и поддерживались кандидатуры лиц, не входящих в «общественную группу». На таких собраниях обсуждались и вопросы коллективизации[59], чистки, а также некоторые дисциплинарные дела, по которым президиумом были вынесены приговоры.

Для обсуждения каких-либо политических вопросов такого рода собрания быв. «общественников» никогда не созывались. Вообще, я не помню ни одного случая, когда на таких собраниях затрагивались бы политические вопросы.

Записано с моих слов, мною прочитано —

Филатьев [подпись]

Допросил Белостоцкий [подпись]

л. д. 11-13

Протокол допроса

Филатьева Георгия Викторовича

от 19 августа 1930 года <…>

<…>

Сначала большинство из нас было против создания коллективов и стремились к сохранению частных кабинетов[60]. Это было в самом начале. Позже мы согласились с необходимостью создания коллективов, но выдвигали проект организации коллективов высококвалифицированных специалистов, имея в виду получить санкцию НКЮ[61] на организацию такого коллектива. Вопрос этот был затронут на одном из наших совещаний, но персональных списков мы на такого рода совещаниях не обсуждали.

Из числа лиц, присутствовавших на таких совещаниях в упомянутых выше квартирах, я помню следующих: Корнеева, Ордынского, Динесмана, Когана, Долматовского, Малянтовича, Постоловского[62], Икова[63], Богданова; бывали и другие, но я сейчас не помню остальных, кто еще бывал на таких совещаниях.

Об упомянутых выше совещаниях мы предварительно никогда не ставили в известность президиум Коллегии. Думаю, что Президиум знал о наших совещаниях. Даже не сомневаюсь в этом, так как мы никогда не скрывали, что собираемся для обсуждения разных вопросов.

Лично я никогда не считал такие собрания на частных квартирах нелегальными. Если бы это было так, то я никогда в таких собраниях участия не принимал бы.

Насколько я помню, на такого рода совещаниях никогда политические вопросы не затрагивались. Я не припоминаю ни одного случая, когда кто-либо из присутствовавших на такого рода совещаниях высказывал бы свое недовольство существующим строем и говорил бы о каких-либо политических стремлениях.

Записано с моих слов, мною прочитано – Филатьев [подпись]

Допросил Белостоцкий [подпись]

л. д. 21—23

Протокол допроса

Филатьева Георгия Викторовича

от 26 августа 1930 года

Я не нахожу, чтобы мы, собиравшиеся на упомянутых выше совещаниях, оказывали бы какое-либо противодействие мероприятиям партийной части президиума. Только по некоторым вопросам мы с ними не соглашались и когда собирались, то после обсуждения таких вопросов выносили свое особое мнение. По каким именно вопросам мы с ними не соглашались, я сейчас затрудняюсь сказать.

<…>

Записано с моих слов, мною прочитано —

Филатьев [подпись]

Допросил Белостоцкий [подпись]

л. д. 24—25

Протокол допроса

Филатьва Георгия Викторовича

от 26 августа 1930 года

Узнав о том, что меня хотят арестовать, от своих дочерей, я некоторое время скрывался или, вернее, провел весь день на квартире одного знакомого, фамилию которого указать отказываюсь, т. к. не хочу его выдавать или подводить.

Записано с моих слов, мною прочитано – Филатьев [подпись]

Во время производства у меня на квартире обыска меня на квартире не было, т. к. я был на даче. По окончании обыска мои дочери спросили у агента, производившего обыск, о том, могут ли они предупредить меня относительно моего ареста, на что последовал положительный ответ со стороны агента. Вернее, на вопрос дочерей агент не дал им никакого ответа. Утром я приехал с дачи на службу, причем предварительно хотел зайти на свою квартиру У дома, в котором я проживаю, меня встретили дочери и предупредили о том, что меня приходили арестовать агенты ОГПУ

Последнее обстоятельство указано мною неверно и я его поправляю. Дочери меня встретили не у дома, в котором мы живем, а на Б.-Бал. вокзале, куда они специально приехали с тем, чтобы предупредить об аресте.

Записано с моих слов, мною прочитано – Филатьев [подпись]

Свои показания изменяю, я скрывался в течение дня или провел этот день, когда узнал, что меня хотят арестовать, у Владимира Николаевича Малянтовича[64].

В этот день на квартире у Владимира Малянтовича его брата Павла Малянтовича не было. Владимир Малянтович пробыл со мною всего около получаса, оговариваюсь, вернее, около часа, а затем уехал в суд (Хамовнический). Куда он еще хотел заехать, мне об этом неизвестно, исключая лишь то, что он должен был из Хамовнического суда поехать на службу.

Когда я находился у Малянтовича Владимира, то ни я лично, ни Малянтович, ни мои дочери никому по телефону не звонили.

Записано с моих слов верно и мною прочитано.

Оговариваюсь, что мне со слов Малянтовича известно, что он в этот день должен был поехать в Хам. суд, затем на службу и оттуда на дачу. Куда же он ездил и к кому, кроме указанного, я не знаю.

л. д. 28—29

Протокол допроса Филатьева Георгия Викторовича

от 1 сентября 1930 года

<…>

Не помню точно с кем: Малянтовичем В. или кем-либо из членов моей семьи я говорил о возможных причинах моего ареста, причем высказав предположение, что меня хотят привлечь за прошлую к-р деятельность, за которую я был судим. При этом мы говорили о произведенных за последнее время арестах Громана, Чаянова, Кондратьева[65] и возможно других лиц. Других разговоров у меня с Малянтовичем В. не было. Когда он утром ушел от меня, то я его потом больше не видел. Никаких поручений Малянтовичу В. я не давал и с какими-либо просьбами не обращался. Единственное, о чем я мог его просить, это позаботиться о моей семье.

О том, что в ночь, когда я должен был быть арестован, арестованы еще какие-либо лица, я во время пребывания на квартире Малянтовича В. не знал.

На квартире Малянтовича я пробыл до вечера, затем пошел к себе домой, откуда отправился на Лубянку 2 и явился в ОГПУ. На улице я в тот день никого из своих знакомых не встретил.

<…>

Записано с моих слов, мною прочитано – Филатьев [подпись] Допросил Белостоцкий [подпись]

л. д. 38

Постановление о привлечении в качестве обвиняемого

13 ноября 1930 г.

<…>

…Опер. уп. 2 отд. 0 отд. ГПУ Зусков… нашел, что гр. Филатьев Георгий Викторович изобличается в достаточной степени в участии в к/р группировке, деятельность которой была направлена на свержение советской власти и восстановление народно-демократической республики.

<…>

л. д. 39-43

Дополнительные показания арестов. Филатьева

от 17.11.30 г.

<…>

Происходившие на квартирах собрания б. общественников были закрытые в том смысле, что состав их участников определялся предыдущим собранием. Вопросы для обсуждения намечались кем-либо из членов Президиума, затем могли ставиться каждым участником собрания.

Принцип отбора участников собраний: приглашались члены президиума данного состава и быв. члены президиума Коллегии из бывших общественников. Бывало не свыше 10 человек, из них: Коренев, Ордынский, Долматовский, я, Динесман, Коган, Богданов, последний раз был Духовской[66], который намечался в члены президиума Коллегии, Постоловский, Малянтович, – больше не припоминаю. Члены собрания оповещались при встречах и, думаю, точно не знаю, по телефону. Формы оповещения не помню.

Обычно оповещал Павел Павлович Коренев. Сроки созыва собраний намечались на каждом последнем собрании или членом президиума Коллегии – это реже.

Вопрос: Почему ваша группа считала, что на ваших собраниях, закрытых, не могли участвовать не состоявшие в группе общественников?

Ответ: Считалось правильным, что обсуждение текущих вопросов адвокатуры должно происходить между лиц, одинаково смотрящих на эти вопросы.

Вопрос. Почему не было в вашей группе ни одного партийца?

Ответ: Потому что партийцы обсуждали эти вопросы на фракционных собраниях и часто проектировали решения вопросов неправильно, не в соответствии с директивами партии и правительства. Молодая, советская адвокатура не приглашалась на собрание группы общественников потому, что этот вопрос вообще не ставился.

Вопрос: Каким образом вашей группой осуществлялось давление на выборы в Президиум?

Ответ: Давления, с моей точки зрения, не было, но группа бывших общественников выдвигала на выборах свой список кандидатов, намеченных на наших собраниях.

Вопрос: Кто проводил подготовку к выборам?

Ответ: Все участники наших собраний путем беседы при встречах с членами коллегии. Велись эти беседы по усмотрению каждого.

Вопрос: Кто из членов вашей группы особенно возмущался советским правом, называя его полицейским?

Ответ: Огульного суждения о советском праве со стороны какого-либо члена нашей группы я не помню. Говоря в протоколе от 23.08.30 г. о чрезмерной прямолинейности и непризнании значения человеческой личности советской системой, я имею в виду доминирование интересов государства над человеческой личностью, которую сов. государство иногда ставит ниже интересов государства, ибо я считаю, что личность является самоцелью, государство же является средством для достижения наилучшего существования человеческой личности.

Записано с моих слов, мною прочитано – Филатьев [подпись] Допросил Новицкий [подпись] 18.11.30 г.

л. д. 44—47

Дополнительные показания арестов. Филатьева

от 16.11.30 г.

<…>

Вопрос: Были ли на этих собраниях когда-либо члены ВКП(б)?

Ответ: Нет.

Вопрос: Почему?

Ответ: Потому что собирались члены Коллегии защитников, мнение которых по адвокатским делам были приблизительно тождественны.

Вопрос: Значит, существовала идеологическая спайка? Ответ: Да. По определенным вопросам – адвокатским. Вопрос: А по прошлому?

Ответ: Все были присяжными поверенными.

Вопрос: Какие мероприятия Сов. власти и события критиковались на ваших собраниях особенно резко?

Ответ: В этих собраниях – я не помню. Вообще в других местах я критику вел, но не резкую, а благожелательную.

Записано с моих слов, мною прочитано – Филатьев [подпись]

Допросил Новицкий [подпись]

л. д. 48—51

Дополнительные показания арестов. Филатьева

от 20.11.30 г.

В Московскую Городскую Думу я был избран в декабре 1916 года по доверенности Консерватории. В течение месяца выборы были кассированы. После свержения самодержавия кассация выборов была аннулирована и состав гласных приступил к работе в марте или апреле 1917 года. Я состоял гласным до избрания нового состава гласных на основ. закона о всеобщ. избир. праве Правительства Керенского[67]. В состав гласных последней Думы я был избран по списку народных социалистов и в августе м-це 1917 года был избран в состав Городской Управы в качестве тов. Городского Головы. Пробыл до роспуска.

Октябрьскую революцию я встретил отрицательно. Я полагал, что эта власть сохранится очень короткий срок, мне казалось, что она не соответствует желаниям народным. Я был сторонником учредительного собрания.

Если бы мне в первые дни Октябрьской Революции предложили подписку о согласии работать с большевиками, я бы отказался, т. к. в то время я был врагом Советской власти. Постепенно видя, что Сов. власть удовлетворяет желания народа и поэтому упрачивается, я постепенно пришел к выводу, что Советская власть имеет все основания для прочного существования, и свое отрицательное отношение к власти изменил на положительное.

<…>

Мои недовольства касались главным образом вопросов адвокатских, в частности, предполагаемого решения [лишения] Президиума К.З. прав дисциплинарного суда, принудительное введение коллективов сразу во все адвокатуры, а не постепенно и не добровольно, против нового проекта уголовного кодекса – проект т. Крыленко[68]. О других случаях не помню, хотя возможно и, вернее, были.

Кругом близких мне людей я называю, главным образом, членов б. обществ. группы, бывших на наших закрытых собраниях. Кроме указанного мною в предыдущих показаниях недовольства мною в отношении прав человеческой личности, во мне поражает [порождают] недовольство тяжелые жизненные условия, в частности предоставление служащим худших условий жизни по сравнению с рабочими.

В качестве одного из сомнений, пребывающих во мне в связи с последним положением в строительстве, могу указать на сомнение в возможности выполнения пятилетки. Твердого убеждения в этом у меня не было за отсутствием надлежащей подготовки.

Отношение Советской власти к интеллигенции считаю неправильным, т. к. трудовая интеллигенция является частью рабочего класса такой же, как и раб. физического труда.

Вопрос: Исключаете ли Вы возможность контрреволюционной критики Сов. власти со стороны отдельных членов вашей группы на происходивших закрытых собраниях?

Ответ: Насколько я их, т. е. членов нашего кружка, знаю, то этой возможности не допускаю, но если они окажутся иными, чем я их знаю, такая возможность не исключается.

Вопрос: Как ваша группа б. общ. относилась к молодежи?

Ответ: Положительно.

Вопрос: Почему из ее среды никогда никто не был приглашен на ваше собрание?

Ответ: Ответить точно на этот вопрос не могу, т. к. этот вопрос не ставился. Возможно, что по причине рутины в группе по вопросу о составе ее. Случая рассматривания на собрании группы вопроса о классовом суде и его злой критики – я не помню.

Писано с моих слов верно, мною прочитано,

в чем и расписываюсь. Филатьев [подпись]

Допросил: Новицкий [подпись]

л. д. 60—68

Протокол допроса Никитина Алексея Максимовича[69]

от 16 августа 1930 г.

<…>

Партийность и политические убеждения: в РСДРП с 1897 г. по 1917 г.

В февральскую революцию: Председ. Рев. Комитета и Моск. совета.

С февральской до Октябрьской революции: до июля месяца 1917 г. в Президиуме Моск. совета; с июля по октябрь состоял во Врем. правительстве министром почт и телеграфа[70], а впоследствии по внутр. дел. Был арестован, но освобожден[71].

А.М. Никитин. 1930

С Октябрьской революции: по январь 1918 г. числился юрисконсультом Центросоюза[72]; в январе 1918 г. уехал в Ростов[73], где состоял юрисконсультом Краевого союза потребительских обществ до декабря 1919 г… В декабре 1919 был избран председателем Кооперативного союза до 20 мая 1920 г. С 15 июля 1921 г. в Московском губернском союзе потребительских обществ.

В мае 1920 г. был арестован в Ростове н/Д[74] и направлен в Москву в ВЧК по делу старого правления Центросоюза[75]. Верховным трибуналом осужден 3 октября 20 г. к 15 г. концлагеря. 4 апреля 21 г. амнистирован.

В коллегию защитников я вступил в 1922 г. по образовании Коллегии, так как тогда признавалась общественная полезность работы в Коллегии и мной было получено указание на желательность вступления в коллегию защитников со стороны председателя Моск. Губ. Союза Потреб. О-в, где я занимал должность заведующего Юридическим отделом, т. к. это было необходимо для проведения дел в высших судебных органах и, кроме того, желательно было участвовать в оказании юридической помощи населению, каковая была возложена на новую адвокатуру В организационном периоде Коллегии Защитников я не участвовал, а вступил в состав ее уже после избрания президиума Коллегии защитников. При организации была открыто организована «общественная группа», единственной целью которой была помощь членам президиума от общественной группы при их работе в президиуме. Эта группа имела общие собрания в помещении президиума и имела нечто вроде бюро, заседания которого происходили на частных квартирах. Я помню, что эти собрания проходили чаще всего на квартире Ордынского и Коренева, раза два-три были у меня на квартире.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

В список входило большее число адвокатов, поскольку округ Московской судебной палаты включал в себя также территорию нынешних Владимирской, Вологодской, Калужской, Костромской, Липецкой, Нижегородской, Рязанской, Смоленской, Тверской, Тульской и Ярославской областей.

2

Цит. по: Барановский А. Упразднение традиционной российской адвокатуры Декретом о суде 1917 г. https://www.advgazeta.ru/mneniya/uprazdnenie-traditsionnoy-rossiyskoy-advokatury-dekretom-o-sude-1917-g/

3

Стюарт Дж. М. Александр Виленкин: поэт, гусар и подпольщик, которого не сломал Дзержинский // Русская служба Би-би-си. https://www.bbc.com/russian/fea-tures-45787642

4

История русской адвокатуры. Том первый. И.В. Гессен. Адвокатура, общество и государство. 1864 20/XI 1914. Издание Советов присяжных поверенных. М., 1914. С. 382–384.

5

Ходасевич, Михаил Фелицианович (1865–1925) – присяжный поверенный в Москве с 1897 г, брат поэта В. Ф. Ходасевича. Член МКЗ с 1922 г. Умер от брюшного тифа.

6

Мандельштам, Михаил Львович (1866–1939) – помощник присяжного поверенного (с 1893 г.) и присяжный поверенный (с 1899 г) в Казани; с 1903 г. присяжный поверенный в Москве. Член Партии народной свободы (кадетов) с момента образования, однако занимал крайне левые для нее позиции. Один из самых известных «политических защитников» – защищал Н.Э. Баумана, эсера-террориста И.П. Каляева (убившего великого князя Сергея Александровича) и многих других. В 1918 г уехал из Москвы и после долгих скитаний осел в 1921 г в Париже. К середине 1920-х сблизился с советским посольством, получил советское гражданство и в 1927 г. вернулся в Москву, став членом МКЗ. К моменту ареста 09.06.1938 был персональным пенсионером. Скончался в Бутырской тюрьме 05.02.1939, по официальной версии от порока сердца. Реабилитирован.

7

Земгор (Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов) – созданная в Российской империи в 1915 г на базе земств и городских дум общественная посредническая структура по распределению государственных оборонных заказов. Просуществовал до начала 1919 г

8

Всероссийский центральный союз потребительских обществ (существует до сих пор под названием Центросоюз Российской Федерации).

9

Жданов, Владимир Анатольевич (1869–1932) – в революционном движении со студенческих лет (1890-е), в 1895 в сослан в Вологду, где работал помощником присяжного поверенного, затем присяжным поверенным до 1905 г., в 1905–1907 гг – присяжным поверенным в Москве. Защищал Каляева, Савинкова, других эсеров, участников вооруженного восстания 1905 г. в Москве и др. После 1905 г примкнул к большевикам. В 1907 г сам осужден к 4 годам каторги; по отбытии срока жил на поселении в Чите. После Февральской революции член Чрезвычайной следственной комиссии (Муравьева), военный комиссар при главнокомандующем армиями Западного фронта. После октябрьского переворота выступил против большевиков. В 1918 г. был защитником А.М. Щастного (см.: Дело командующего Балтийским флотом Щастного. Под ред. В.Н. Буробина. М.: Белый город, 2013), в 1922 г. – одним из защитников на процессе «правых эсеров» (за «антисоветские выходки» выслан на 2 года в Рыбинск). В 1924–1930 гв член МКЗ (отчислен вместе с Н.К. Муравьевым). Умер своей смертью. Реабилитирован.

10

Оцеп, Матвей Александрович (Мордух Хононович, 1884–1958) – помощник присяжного поверенного в Москве с 1910 в, принадлежал к кругу «политических адвокатов» и участвовал в ряде важных процессов. Член МКЗ с 1925 в, участвовал в Шахтинском процессе (1928), процессе Промпартии (1928) и др. Был одним из самых востребованных (и избежавших репрессий) адвокатов в 1930-е гг.; пользовался огромным авторитетом в адвокатской среде после войны.

11

Тагер, Александр Семенович (1888–1939) – помощник присяжного поверенного (Н.К. Муравьева) с 1911 в, присяжный поверенный в Москве с 1917 в Член МКЗ с 1922 в Принадлежал к кругу «политических защитников» и участвовал в ряде громких дел в 1910-е гв. В 1917 в был юрисконсультом Чрезвычайной следственной комиссии Муравьева и членом комиссии по реформе законов о суде и адвокатуре при Министерстве юстиции Временного правительства. В 1922 г. участвовал в разработке УПК РСФСР. В том же году был одним из защитников на процессе «правых эсеров» и, как и Муравьев и Жданов, был ненадолго выслан из Москвы за «антисоветские выпады». Был ведущим специалистом по юридической психологии; много занимался архивными изысканиями (в том числе написал монографию о деле Бейлиса, вышедшую в 1933 г.). Арестован 09.06.1938. Приговорен кВМН 14.04.1939; расстрелян 15.04.1938. Реабилитирован.