Черные пятна на белом халате. Дневник стоматолога
Так вот, как только я включил мотор и бор в наконечнике начал свой быстрый ход, в это же время ребенок, сидевший в кресле, тут же вскочил – даже не вскочил, а скатился вниз по креслу, будто с горки на детской площадке, и с криком выбежал из кабинета, оставив там сидевшую в кресле маму, которая не успела даже пальцем пошевелить, и меня, с крутившимся в руке прибором. Тогда мать посмотрела на меня удивленными глазами, которые постепенно сменились на уныние, и сказала: «Ну давайте тогда мне полечим зубы, чтоб талон просто так не пропадал».
Иногда не столько удивляют дети, сколько их родители. Многодетные матеря – это бойкие женщины, им все нипочем. В каком-то суетливом гуле, в кабинет, ногой, швырнули ребенка, который выпячиваясь телом вперед, не успевая перебирать своими тощими, маленькими ножками, и, вздернув обе руки вверх, рухнул наземь. Приподнявшись, стоя на коленках, он оцепенел от шока. Выдержал паузу. Затем мимика его лица резко изменилась в противоположную сторону, широко открытые от удивления глаза сомкнулись с такой силой, что набухли верхние и нижние веки, затем, будто выжимая губку, они выдавили слезы. Горизонтальная линия улыбки превратилась в крутую дугу, с глубоко опущенными вниз уголками рта, до самого подбородка. Следом зашла виновница всего этого действа, крупная мамаша с грудным ребенком на руках и близнецами по обе стороны от нее. Обиженный ребенок стараниями матери уселся на кресло, которая, как надзиратель проводит узника на казнь, ногой подпинывала ребенка.
В этой сцене я был палачом, эта роль мне не очень нравилась, но деваться было некуда вердикт вынесен:
«Пульпит 7.5 зуба!»
Наказание:
«Отсечение пульпы!»
На площади, у гильотины, собрались все обитатели деревни: медицинская сестра, санитарка, другие палачи – стоматологи, узники, ожидающие своей участи, и главное лицо – Королева, с грудным, капризным наследником в руках, а также с двумя личными рыцарями при дворе, которые, оцепеневшие, не сомкнув глаз, наблюдали за происходящем. Все было готово к казни, но плач наследника в руках королевы не утихал.
«Молока! Молока! Я не буду смотреть на это своего напитка»
Все на площади ждали.
Королева пошла на поводу у своего ребенка, и, не стесняясь всех присутствующих, в пылу суеты и запаха смерти, достала грудь и дала заветного молока. Наследник жадно вцепился, и, не отрывая глаз, наблюдал за происходящим.
Королева дала команду:
«Начинай!»
Лезвие упало. Короткий крик. Пульпа отсечена. Все разошлись. Конец сцены.
В этот день детского приема один взрослый пациент немного разбавил работу – у него было удаление однокорневого зуба. Все бы ничего, если бы этот зуб ранее не был лечен резорцин-формалиновой пастой около пятнадцати лет назад – такие зубы очень тяжело выходят, они словно срастаются с костью. Я провозился с ним больше часа, пробуя так и эдак, даже использовал молот и долото, нанося удары, чтобы обеспечить доступ к корешку; удары становились сильнее и чаще, страх и тревога в глазах пациента просто кричали, пот стекал по его лицу, смешиваясь со слезами, – трудно представить, что испытывает человек, который получает удары молотом по рту, но об этом я не думал – я думал, как же удалить все-таки этот проклятый зуб. Силы у меня уже окончательно иссякли, мышцы рук просто больше не функционировали – было ощущение, что они вот-вот лопнут, настолько они были напряжены. Я сдался и решил позвать своего коллегу на помощь, на что он мне лишь дал совет, как правильно нужно делать и что у меня все получится, если я буду делать так, как он сказал. Честно признаться, не такой помощи я от него ожидал, но все же я, немного отдохнув, продолжил изнурять себя и пациента. Прошло еще полчаса – зуб все еще находился в уже растерзанной лунке, будто здесь произошел взрыв. Бисан несколько раз, держа руки за спиной, словно заключенный на прогулке, прошелся по кабинету. Я снова обратился к нему за помощью, сказав, что все делаю по его совету, но ничего не выходит, – он посмотрел на меня пристальным взглядом, потом перевел взгляд в сторону и тяжело выдохнул, будто на него свалили обузу. Еле-еле он приподнялся с кресла и медленно прошел к пациенту, голыми руками взял инструменты, элегантно приподняв при этом свои мизинцы, начал профессорским взглядом изучать поле битвы, пару минут покопался, не прилагая особых усилий, и выдал заключение: значит, удаление сложное, тут нужен специальный инструментарий, оборудование, так просто его не удалить, нужно отправить пациента в окружную больницу в городе, там есть у меня хороший знакомый хирург – я думаю, он справится, а ты за такие сложные удаления даже не берись в следующий раз, а сейчас дай человеку направление, пускай в ближайшее же время поедет туда. Я сделал все, как он сказал, а про себя подумал: как можно так отправлять человека в другой город, не доведя до конца хирургическую манипуляцию, – вдруг что-нибудь случится, и вообще, может, у него свои дела есть и нет возможности уехать. Мне кажется, если бы на месте моего пациента бедолаги сидел какой-нибудь, условно, полицейский, человек из администрации, врач больницы, то Бисан не отправлял бы его подальше от себя, а приложил бы все усилия, чтоб удалить этот зуб.
Последний на сегодня пациент, тоже ребенок шести лет, пришел на прием вместе с мамой. Та кивает своему сыну и говорит: «Слушай врача, сынок, больно не будет». Эти слова не очень успокаивали ребенка, в голове у него бились противоречия: раз мама и врач говорят, что не будет больно, – значит, не будет, но в то же время опыт прошлых посещений говорит о том, что, возможно, все-таки будет больно и мама и врач специально так говорят, чтоб успокоить и быстро вылечить зуб, – эти мысли не давали ему покоя и заставляли его крутиться в кресле в поиске удобной позиции и задавать кучу вопросов от волнения, типа: «А что это? А для чего это? А как это делать?» Глаза его быстро бегали во все стороны, благо человеческий угол зрительного обзора ограничен, иначе бы он просто изнурил свое глазное яблоко. И как только он услышал жужжащий звук мотора и увидел приближавшийся к его рту инструмент, глаза его тут же перестали бегать и зафиксировали один объект; зрачки все больше увеличивались в диаметре, руки сжали подлокотники кресла, и только я коснулся его зуба, как он тут же резко дернулся, откинув с моей руки инструмент и закрыв руками уши; одновременно он зажмурил сильно глаза и сжал челюсти с моим пальцем во рту с такой нагрузкой, что я почувствовал, будто меня сильно ударили тупым ножом по фаланге. Перчатка порвалась, кровь струей хлынула из пальца. В итоге в хирургическом отделении мне наложили несколько швов.
Я вернулся на рабочее место с измотанным пальцем и продолжил заполнять медицинские карты, накопившиеся за сегодня.
Опять я последний ухожу из поликлиники, закрываю ее и направляюсь домой по истоптанной, хрустящей снежной тропе – зима по календарю еще не наступила, а с неба падают, кружась в легком танце, огромные хлопья пушистого снега.
Опять после изнурительного дня я возвращаюсь домой с тяжелой головой – тяжелая она оттого, что в ней куча мыслей и эмоции, которые пожирают изнутри; уставшие от детских криков и писков барабанные перепонки, больная от неправильного по отношению к пациенту положения спина; пустой желудок, мычащий от голода; постоянные метания от того, надо ли мне все это, правильно ли я поступаю.
Зайти я не успеваю домой, как на меня тут же обрушивается гора претензий:
– Почему ты не убрал снег? Ты видел, сколько навалило? Или ты хочешь, чтобы я сама после всей готовки, стирки, глажки еще и снег убирала? Ты совсем не уважаешь родительский труд, а я столько в тебя вложила.
– Так я только пришел.
– Утром, вместо того чтобы валяться на кровати, мог встать пораньше и прибраться.
Я развернулся, хлопнул дверью и вышел из дома, зашел в гараж, завел машину и уехал прочь от этих претензий и криков. На работу я ходил пешком, так как она была неподалеку от дома, а машину использовал обычно в таких случаях, чтоб уехать куда-нибудь подальше.
Я выехал за поселок – было там одно местечко, куда ездил и где проводил время наедине со своими мыслями. Я остановился на обочине – вокруг был глухой темный лес, слышны были свистящие порывы ветра, которые слегка качали деревья. Я сидел и просто наблюдал за всем этим, находил в этом какое-то утешение, и так день сменялся ночью, света становилось все меньше, видно было его только вдали за горизонтом – этот свет носил в себе разные оттенки: бело-голубая палитра смешивалась с желто-оранжевой гаммой. В боковом зеркале автомобиля, прислонившись головой к стеклу машины, я наблюдал, как в конце длинного темного коридора высоких деревьев ярко горела круглая оранжевая луна, продолжая свой медленный ход, и мой взор тут же пал на нее: она приковала к себе все мое внимание и манила, нашептывая слова успокоения, – все плохие мысли в тот же миг покинули меня, луна, будто дементор, высосала все негативные эмоции, остались только звук свистящего дуновения ветра и соблазнительная оранжевая точка в конце коридора, и все. Умиротворение. Вскоре она скрылась, унеся с собой мои переживания.
B20
Я взял больничный, так как работать с поврежденным пальцем стоматологу весьма проблематично. Все это время я проводил дома, переживая о том, как там мои пациенты, лечение которых должно было продолжиться у меня на приеме. Правильно ли я провел лечение? Вдруг из-за моего отсутствия у кого-то возникнут осложнения? Эти мысли сильно беспокоили меня. Боль других становилась моей. Но тем не менее работа без функционировании одного пальца могла бы не то что лечить, а нанести еще больше вреда – эта мысль немного меня успокаивала.
Больничный я проводил дома, периодически выходя на улицу убрать снег со двора – это ежедневное занятие каждого владельца частного дома на севере. Если в других местах утро начинается с кофе, то здесь утро начинается с уборки снега. Меня, честно говоря, такая традиция не очень радовала, но в вечернее время, когда сестренка уже была дома после учебы, мы с ней часто выходили во двор убирать снег: она брала свою маленькую лопатку и пыталась помогать мне, но на самом деле от ее работы ничего не менялось – она подбрасывала лопатой снег, а тот от ветра возвращался обратно, засыпая прочищенный участок, и она, словно Сизиф, выполняла эту нескончаемую работу. А в перерыве от уборки мы с ней сооружали снежные кресла на горе скопившегося снега. Садились туда отдыхать и глядели на звезды, которые всегда были отчетливо видны на небесном склоне. Она в своем видении собирала различные фигуры из звезд и всегда спрашивала меня: вижу ли я их? Я всегда отвечал, что вижу, хотя и не замечал никаких фигур. Ей очень нравилось проводить так время, поэтому у нас были долгие паузы и мы мерзли на холоде, не убрав достаточного количества снега.
Когда же сестренка ложилась спать, я в интернете заходил на сайт букмекерской конторы и начинал собирать события на различные матчи, которые шли онлайн, – там я мог проводить много времени, до раннего утра, пока не закончатся все топовые матчи. Азартное желание выиграть как можно больше денег не давало уснуть. Уже даже количество денег, высвечивавшееся в графе «баланс», воспринималось мной не как настоящие деньги, а как какие-то цифровые значения, которых хотелось иметь все больше. Почти всегда меня преследовал один и тот же сценарий: вначале я выигрывал небольшую сумму, затем начинал ее постепенно увеличивать на тех матчах, в исходе которых я был более уверен, исходя из анализа встреч, предыдущих игр команд, состава, набранной формы команды, а также отдельных их игроков, – в общем, я изучал команды, и ставки на такие матчи меня редко подводили, но, как только я выигрывал определенную сумму на таких событиях, когда запах азарта только входил во вкус, меня подстегивала мысль о том, что эти деньги и так все равно выигранные, почему бы их все не поставить на определенное событие и не удвоить, а то и утроить сумму. В результате этого мало того что выигранная сумма, но и та, которую я вложил вначале, были проиграны конторе. После таких положений дел чувствуешь себя слабовольным и обеспокоенным.
В одну из таких ночей, когда я еще находился на больничном и лежал на кровати не смыкая глаз от того, что опять проиграл часть зарплаты из-за своей жадности, чувствуя себя паршиво, мне поступил звонок на мобильный телефон, когда на часах было уже 02:18. На экране смартфона высвечивался номер скорой помощи, я поднял телефон:
– Алло.
– Здравствуйте, тут с острой болью подошли, просят стоматолога.
– Здравствуйте, но я сейчас еще пока на больничном, разве вам не сообщили? Должны были поменять дежурного.
– Нет, написан только ваш номер и ваша фамилия.
Я подумал: кому они из врачей сейчас смогут дозвониться, ночью в субботу.
– Ладно, скоро буду.
– Скорую отправлю тогда к вам сейчас.
– Хорошо.
Думаю: если там действительно удаление, то при удалении можно попробовать обойтись без одного функционирующего пальца, да и все уже и так заживает – в понедельник собирался уже выходить на работу.
Спустя десять минут приехала скорая, слепя своими яркими фарами всю проезжую часть, и припарковалась возле наших ворот. Я оделся, вышел на улицу; легкая вьюга метала крупные снежинки в разные стороны, крыльцо и весь двор, недавно убранный от снега, вновь замело сугробами. Ночную тишину улицы прерывал громкий мотор машины скорой помощи. Я сел в машину на пассажирское сиденье, а в данном случае на сиденье фельдшера, поздоровался с водителем – тот был мой бывший пациент.
– Ну что, даже в выходной отдохнуть не дают, дергают?
– Да ничего, я и так не спал.
– Да уж, тяжелая у вас работа, в любую минуту могут сорвать с места.
– Ну мы сами знали, куда шли.
Наступило молчание. Наша поездка быстро закончилась, я жил недалеко от работы.
– Ну давай, удачи.
– Давай, счастливо.
В фойе сидел мужчина, болтая о чем-то с медицинскими сестрами. Я взял на вахте ключи от соседнего крыла поликлиники, которое обычно закрывалось на ночь.
– Вы вызывали стоматолога?
– Да, я, – отозвался мужчина.
– Пойдемте за мной.
– Идем.
По дороге в соседнее крыло я расспрашивал о жалобах пациента, он рассказывал все в ярких подробностях, сравнивая каждую боль с каким-либо ощущением. Мы пришли в стоматологический кабинет, я подготовил все необходимое, усадил пациента в кресло, и вдруг он мне говорит:
– Слушай, я тебя сразу предупрежу: у меня B20.
– Что это значит? – с непониманием спросил я.
– Ну как, ты разве не знаешь? Это код, обозначающий то, что у меня ВИЧ, так что, дружище, ты еще молодой – давай надевай вторую пару перчаток, маску и аккуратно удали мне зуб.
Я стоял немного ошеломленным – первый раз мне пациент сам признался в этом, еще и проявил обеспокоенность за меня, да и про код я даже не знал, никто мне про это не говорил.
– Слушай, у меня зуб очень сильно болит уже давно, и никто из стоматологов не хочет принимать меня, потому что все знают про мой статус, – они гоняют меня подальше от себя. Я тебя прошу: хотя бы ты мне окажи нормальную помощь – я заплачу, если что, в долгу не останусь.
Я стоял молча и слушал его – сказанное им насторожило меня, тем более у меня все еще была рана на пальце и я находился на больничном, – и думал: зачем вообще я поднял трубку и приехал сюда, еще и в поздний час, – так во мне взыграла тревожная человеческая сущность, но, когда я немного остыл, ко мне пришла врачебная деонтология, и спустя небольшую паузу я ответил:
– Конечно, я вам окажу помощь – это моя работа. Спасибо вам, что сообщили об этом, и платить ничего не надо – вы, так же как и все, имеете право на бесплатную помощь.
Последовав совету пациента, я надел дополнительную пару перчаток, маску, экран и принялся за работу. Беспокоил его подвижный, воспаленный 37 зуб. Подобрав необходимые щипцы, предварительно обезболив, я очень аккуратно извлек зуб из лунки и с облегчением выдохнул, благо зуб был подвижный и это не составило большого труда.
Глаза пациента налились слезами; он вылил на меня ведро благодарности и извинений за беспокойство, твердя о том, что будет отныне лечиться только у меня, – эта информация не сказать чтобы обрадовала меня, но тем не менее пациент был весьма доволен, а если пациент здоров и доволен оказанной помощью, то и врач доволен.
Я собирался домой; скорая была на вызовах, и неизвестно, когда она приехала бы, – дом находится недалеко от больницы, и я решил не дожидаться и пойти пешком. На улице все так же ветер указывал направление падавшим снежинкам, а на крыльце стоял пациент, которому я только что удалил зуб, и курил сигарету.
– Ты домой? – обратился он ко мне.
– Да, домой, ты бы тоже уже пошел, час поздний.
– Я и собираюсь, а ты в какую сторону идешь?
– В сторону магазина «Незабудка».
– О, мне как раз туда же. Ты не против будешь, если я с тобой пойду?
– Пойдем. – Честно признаться, я хотел бы один пойти, но я не смог ему отказать, мне было его немного жаль.
Он докурил сигарету, бросил ее в урну, и мы пошли.
– Слушай, еще раз тебе спасибо – ты меня очень выручил, я так долго ходил с этим противным зубом. Наконец-то он меня уже не будет мучать.
– На здоровье.
– Тяжело жить с диагнозом ВИЧ, а когда все вокруг еще про это знают, то еще тяжелей. Относятся к тебе, как к заразе, думают: если дотронутся до тебя, то тут же заразятся, но на самом деле это же не так – не было случаев заражения через рукопожатие, даже через поцелуй маловероятно. Но люди все равно сторонятся, даже зная про все это.
– Давно ты живешь с таким диагнозом?
– Года четыре уже как. Здесь много в поселке людей с ВИЧ-статусом, с гепатитом, только вот никто этого не говорит. Как я слышал, у нас здесь, в поселке, хотят ВИЧ-диспансер соорудить и всех прокаженных с округа сюда отправлять, – а че, у нас дороги тут нету, ни железной, ни автомобильной; поселок как остров какой-то, окружен рекой, ни приехать, ни уехать. Самое место, думают, для таких – всех в одну кучу закинуть, и чтоб все жили здесь и здесь же померли. И потом только по справке будут разрешать выезд за поселок.
– Звучит жутко. Думаешь, и вправду так будет?
– Думаю, да, а ты сам посмотри: зараженных меньше не становится, еще все отсюда уезжают, дома вон пустые стоят, молодежь не хочет здесь оставаться, да и более взрослые тоже уже.
Мы уже доходили до поворота, куда мне надо было сворачивать домой. На улице совершенно никого не было. Было темно, фонарные столбы через один еле освещали дорогу. Все это время его утопический рассказ сопровождала холодная вьюга. Я остановился у перекрестка, где лампа фонарного столба ярко освещала осыпавшийся снегом перекресток, и сказал, что мне пора домой. Он снова начал благодарить меня, еще пуще прежнего, встал на колени, чем заставил меня смутиться, и чуть ли не в слезах хвалил меня. Я поднял его на ноги, он неожиданно обнял меня, потом протянул замерзшую руку и просил его за все извинить. Я, немного замешкавшись, пожал ее и сказал, что если будет необходимость, то он может обращаться за лечением.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги